Анизейкония

Восприятие объектов

Мы неоднократно видели, что попытки оценить в лабораторных условиях роль отдельных признаков удаленности наталкиваются на трудности, связанные с необходимостью фиксировать другие признаки. Если нужно выделить влияние одного признака, то лучше всего исключить из ситуации все остальные признаки. Можно, к примеру, устранить конвергенцию, двигательный параллакс и бинокулярную диспаратность, предложив испытуемому смотреть через отверстие; если испытуемый смотрит неподвижно одним глазом, то в данный момент названные признаки для него не существуют. Но исключение признаков требует часто большой изобретательности. Весьма примечательными в этом отношении являются работы Эймса и его сотрудников.

Эймс уже в 1925 году интересовался вопросом изображения глубины, но лишь после того, как ему удалось наблюдать в Дармутской клинике глазных болезней одну редкую аномалию зрения, он взялся за систематическую разработку'этой проблемы. Аномалией была анизейкония, что означает неодинаковые образы. Если предмет кажется одному глазу больше, чем другому, то это чрезвычайно меняет диспаратность изображений, что приводит к неправильному восприятию удаленности. Такая аномалия может быть устранена с помощью линз, меняющих размеры. На рис. 7 показано действие такой линзы на нормальный глаз: анизейконический глаз, для которого предназначена эта линза, дал бы противоположный эффект.

Удивительно, что люди, страдающие анизейко-нией, воспринимают тем не менее окружающий мир

нормально. Дома и стены видятся прямыми, несмотря на то, что они должны искажаться в соответствии с законами оптики. Так, человек, рассматривающий комнату через линзу, изображенную на рис. 7, должен видеть правый дальний угол более удаленным, а левый — более близким, несмотря на то, что реальные расстояния до них одинаковы (как это показано на рис. 8). Однако это не всегда так! Если стены комнаты оштукатурены или выложены кирпичом, что для человека нашей культуры обычно связано с прямоугольными формами, то описанный эффект не возникает. Но если стены прямоугольной комнаты разрисованы листьями — знаменитая "лиственная комната", — то углы ведут себя так, как им диктуют законы оптики. Это становится вполне понятным, если учесть, что у наблюдателя нет никаких оснований полагать, что стены "лиственной комнаты" имеют непременно прямоугольную форму. Поэтому он может видеть их в соответствии с правилами бинокулярной диспаратности. Таким образом, описанные расстройства восприятия просто маскируются опытом контакта со специальными предметами, а не коренным образом исправляются путем перестройки восприятия пространства. Это позволяет думать, что механизмы, лежащие в основе корреспондирующих точек, являются скорее врожденными, чем приобретенными. Если нормальный испытуемый носит описанные линзы в течение недели, то естественная среда перестает казаться ему искаженной, но контрольные ситуации типа "лиственной комнаты" показывают очень незначительные изменения в анизейконии (Бьюрайен, 1943; Огл., 1950).

Когда нормальный испытуемый только надевает такие линзы, он воспринимает искаженной не только "лиственную комнату", но и другие ситуации. Последнее зависит от ряда факторов, таких, как характер среды и устойчивость предметного восприятия испытуемого (Эймс, 1946; Бартли, 1950). Таким образом, как нормальные, так и страдающие анизей-конией испытуемые должны исследоваться во многих различных ситуациях. Чрезвычайно удобным для этих целей является пространственный эйконометр (Огл., 1946). В основе он представляет собой набор натянутых шнуров, образующих плоскость, которая полностью подчиняется законам искажения пространства при описанных выше аномалиях зрения. Рассмотрение таких ситуаций, а также анализ признаков глубины, которые могли бы в них содержаться, побудили Эймса создать ряд демонстраций. Каждая из них выделяет какой-нибудь один признак удаленности; устраняя другие, противоречащие признаки, Эймс сумел вызвать удивительные иллюзии. Эти иллюзии тем более впечатляют, что восприятие часто расходится с реальными характеристиками объектов. Эти иллюзии были описаны в популярных журналах, технической литературе, а также составили основу отдельного недорогого выпуска, организованного и широко распространенного научной службой (1952). Пожалуй, самое полное описание этих иллюзий содержится в руководстве Ительсона (1952).

Искаженная комната

В большинстве демонстраций Эймса исключаются возможные признаки глубины, связанные с конвергенцией, диспаратностыо и двигательным параллаксом, путем введения отверстия, через которое должен смотреть испытуемый. Так, в одной из демонстраций испытуемый смотрит через глазок на комнату, которая имеет 3 м вдцирмну, 1,8 м в длину и 1,5 м в высоту. Он видит два обыкновенных окна, расположенных на противоположной стене. Затем ему предлагается через другое отверстие с помощью длинной указки дотронуться до дальнего правого угла потолка. К своему огромному удивлению испытуемый чувствует, что рука его очень коротка и что он не может даже дотянуться до угла. Затем ему предлагается таким же образом дотронуться до дальнего левого угла. На сей раз он буквально таранит угол указкой: на самом деле угол оказывается куда более близким, чем это казалось испытуемому. Наконец, ему разрешают рассмотреть комнату двумя глазами, поворачивая голову: она кажется ему явно перекошенной. Все сказанное можно хорошо понять, рассмотрев рис. 8, изображающий планы пола и дальней стены такой комнаты; боковые стены и потолок искажены соответственно этим проекциям. На самом деле правый угол (М) в три раза более удален от наблюдателя, чем левый (L). Однако наблюдатель лишен прямых физиологических признаков глубины, так как смотрит одним глазом, не имея возможности им двигать; аккомодация же на таких расстояниях является неэффективной. При таком дефиците признаков D испытуемый должен решать уравнение а = A/D, пользуясь заданным а (сетчаточный образ) и предполагаемым А (обычные размеры знакомого предмета). Рассмотрим окна Xw У. Оба они дают одно и то же значение а и, кроме того, предполагаются одинакового размера (А) как два окна, расположенные рядом. Поэтому они кажутся удаленными на одинаковое расстояние. То же рассуждение можно применить к вертикальным сторонам одного

окна или двух углов комнаты, L и М. Короче говоря, целое семейство уравнений решается на основе знакомой прямоугольной схемы комнаты. Наблюдатель соответственно воспринимает комнату прямоугольной, как это показано на плане пола пунктирной линией. На рисунке изображена только одна из целой группы нормальных и искаженных комнат, которые дают один и тот же сетчаточный образ, или один и тот же фотографический снимок; наблюдатель же видит наиболее приемлемый вариант. В этом смысле восприятие есть вероятностная оценка данной части окружающего мира, а не ее точная копия. Эта мораль демонстраций Эймса чрезвычайно важна для тех, кто интересуется влиянием социальных норм на восприятие человека (Кэнтрил, 1947, 1950). Она может рассматриваться как отправной пункт нового подхода к науке вообще (Кэнтрил, Эймс, Хасторф, и Ительсон, 1949). С другой стороны, такой взгляд на восприятие не кажется очень новым экспериментальному психологу, поскольку он известен со времен Гельмгольца (1866). Действительно, интересным для нас в демонстрациях Эймса является то, что ему удалось исключительно изящно показать роль некоторых известных признаков удаленности, сняв с них маскирующее влияние других признаков. Рассмотрим поэтому еще несколько других демонстраций Эймса.

Другие демонстрации Эймса

1. Ложное перекрытие. Возьмем две обычные игральные карты: "короля" и "даму" и прикрепим "короля" к концу стержня длиной 1,5 м, а "даму" - к концу стержня длиной 3 м, расположив их так, чтобы угол "короля" закрывал часть "дамы". Будем рассматривать карты монокулярно через отверстие. "Ко-. роль" обязательно покажется менее удаленным, чем "дама". Теперь осторожно отрежем часть "дамы", которая была закрыта "королем", и поменяем карты местами. Расположим их так, чтобы угол "короля" заполнял вырезанную часть "дамы", и предложим испытуемому опять смотреть через отверстие. Он увидит маленького короля впереди "дамы", вместо того чтобы видеть нормального по размерам "короля" позади "дамы" с вырезанным углом. Это попросту означает, что наблюдатель воспринимает наиболее вероятную ситуацию, а не ту необычную, которая была тщательно организована нами. Это не значит, что наблюдатель все детально продумывает: восприятие происходит мгновенно, но оно настолько приспособлено к нормальному окружению, как если бы было тщательно продумано. Испытуемый может рассказать лишь что, но не как он воспринимает.

2. Трапециевидное окно. Наблюдатель помещается на расстоянии 6 м от объекта, имеющего вид оконной рамы и помещенного на вертикальной оси. Если медленно вращать ось, то будет казаться, что рама колеблется из стороны в сторону с амплитудой порядка 90°. Все дело в трапециевидной форме рамы, которая точно воспроизводит форму окна на задней стене комнаты, изображенной на рис. 8. Рама вырезана из картона, но раскрашена таким образом, чтобы напоминать реальную оконную раму. Иными словами, трапециевидная рама создает эффект перс-

пективы. Нетрудно сообразить, что окно будет казаться наклонным по отношению к линии взора, даже когда оно находится во фронтальной плоскости, а при вращении будет казаться, что оно меняет направление этого наклона на противоположное. Конечно, демонстрация должна делаться на достаточно большом расстоянии, чтобы устранить противоречащие иллюзии признаки удаленности от аккомодации, конвергенции и других источников. Однако, в общем, эта иллюзия удивительно сильная.

Можно еще усилить впечатление от иллюзии, если прикрепить к "окну" предмет вроде карты, мячика или трубки. Будет правильно казаться, что эти предметы делают полный оборот. Это, в свою очередь, создаст впечатление, что они проходят "сквозь" колеблющуюся раму. Подробно эта демонстрация описана Эймсом (1951) и Ительсоном (1952). В общем, она напоминает иллюзию ветряной мельницы — пример обращающейся перспективы, известный уже в течение двух столетий (Боринг, 1942. С. 270, 305; Майлс, 1931).

3. Воздушные шары. Есть ряд других интересных демонстраций, но мы остановимся еще только на одной. Два неполностью надутых освещенных воздушных шара находятся в темной комнате. Наблюдатель бинокулярно рассматривает их с расстояния 6 м. Простые сдвоенные мехи одновременно увеличивают один шар и уменьшают другой. Если в течение двух секунд размеры шаров меняются приблизительно на 50%, кажется, что один из них быстро приближается, а второй удаляется. Этот частный случай отношения величины сетчаточного образа и реальной величины объекта: увеличение сетчаточного образа обычно связано с приближением объекта и наоборот. Признак увеличения сетчаточного размера оказывается более сильным, чем признак диспаратности, особенно в условиях слабой освещенности и плохо различимых контуров, характерных для этой ситуации.

Можно вызывать также впечатление изменения относительного расстояния до шаров, увеличивая освещенность одного из них и уменьшая освещенность другого. Почему именно увеличение освещенности предмета создает иллюзию его приближения, не вполне ясно с функциональной или с какой-либо другой точки зрения. Для уточнения условий появления этого эффекта необходимы специальные опыты.

Эксперимент с биллиардным шаром

Один из наиболее впечатляющих экспериментов, навеянных описанными выше демонстрациями, был поставлен Хасторфом (1950). В этом эксперименте наблюдатель устанавливал размер светового пятна так, чтобы оно на заданном специальной отметкой расстоянии походило на шарик для настольного тенниса. Во второй серии наблюдатель должен был выполнять аналогичную задачу, приравнивая пятно к биллиардному шару. В обеих сериях размеры пятна оказались точно соответствующими размерам сетча-точных проекций обоих шаров. В конце второй серии экспериментатор устанавливал пятно в положение, соответствующее среднему из всех значений, полученных в первой серии (когда испытуемый приравнивал пятно к размерам мяча для настольного тенниса), и предлагал наблюдателю оценить удаленность

пятна относительно отметки. Наблюдатель отмечал что пятно находится позади отметки. Другая групп; начинала с "биллиардного шара", а еще две группь устанавливали световые пятна прямоугольной формы, которые должны были изображать визитнук карточку или конверт. Для всех групп были получены хорошо согласующиеся результаты.

Рассмотрим теперь эти результаты с точки зрения уже известного нам уравнения.

В первой серии испытуемым Хасторфа были известны А (размер шарика для настольного тенниса) и D (расстояние до специальной отметки) и необходимо было найти а (размер сетчаточного образа). Независимо от того, какую субъективную задачу они решали, единственной переменной, доступной регулированию, был размер светового пятна, в результате чего изменялся размер сетчаточного образа. Аналогичным образом в первой части второй серии испытуемым давалось другое значение А (биллиардный шар), и они придавали большее значение а. Затем без изменения инструкции относительно А им предлагалось меньшее значение а. Единственный способ сохранить отношения, заданные нашим уравнением, было увидеть большее D, что и обнаруживалось в отчетах испытуемых. В эксперименте Хасторфа один из факторов, а именно а (размер сетчаточного образа), однозначно определялся стимулом. Второй фактор D (удаленность воспринимаемого объекта) мог оцениваться лишь косвенным образом на основе сопоставления с удаленностью другого объекта, который, в свою очередь, локализовался на основе системы признаков, как при обычном восприятии удаленности. Третий фактор А (размеры воспринимаемого объекта) определялся путем словесного отнесения к объекту известных размеров. Пожалуй, самым удивительным во всем эксперименте является то, что испытуемый оказывался в состоянии выполнять свою задачу в столь сложной ситуации. Ключ к объяснению этого обстоятельства лежит в том, что люди воспринимают предметы локализованными в пространстве, а не "свободно взвешенными" в воздухе. Короче говоря, по мере возможности они решают наше уравнение. Если характеры стимула и (или) экспериментальной ситуации таковы, что значения двух переменных А и D заданы однозначно, наблюдатель может довольно легко "найти" значение третьей переменной а. Если же он не имеет возможности точно определить значение А и D, он хватается за любые доступные средства, как, например, инструкции или установки. Иначе говоря, именно отсутствие более сильных признаков подчеркивает влияние словесных инструкций. Фактически многие демонстрации Эймса могут быть лучше поняты, если учесть, что они содержат относительно двусмысленные ситуации, которые позволяют желаемому фактору проявиться в полную силу (Эймс, 1925). Описанные выше исследования приводят к важному обобщению: чем в меньшей степени процесс восприятия детерминируется стимулами, тем менее стабильным он является и тем в большей мере испытывает влияние со стороны факторов, связанных с наблюдателем. Именно это лежит в основе таких фактов, как влияние бедности на оценку размеров монеты (Брунер, Гудмен, 1947; Пастер, 1949) и клинических данных, относящихся к наиболее неопределенным из всех перцептивных стимулов - пятнам Роршаха.

Дата добавления: 2015-06-27