Звери дивные

На втором обруче из того же клада изображены драконы, грифон и лев. Растения, птицы и звери, похожие на барсов или волков, украшают браслет клада, обнаруженного в 1970 г. Судя по сходству декоративного оформления, обручи женской «кузни многоценной» выполнены в одной мастерской. Ювелиры, работавшие по заказам рязанской аристократии и имевшие доступ к книгохранилищам, усваивали мотивы рукописной орнаментики. В клеймах браслета появляется сложный узел плетенки и подражание заглавной букве-инициалу. Стремясь к обогащению орнаментального убранства, серебряники черпали вдохновение из разных источников, в том числе и книжной миниатюры. По витиеватости легкого, гравированного рисунка в стиле рукописной заставки или инициала не имеет равных колт, где на черневом фоне представлен дракон в извивах ленточной плетенки. У чудовища маленькая головка на вытянутой шее, крылья и пара коротких лап.

В XII—XIII вв. в искусстве Руси звериные мотивы получили огромное распространение. Причина их популярности коренилась в мировоззрении средневековья, когда символизм, особенно «зоологический», был душой искусства, а научного естествознания еще не существовало. «Зверинец» древнерусского искусства являл собой неисчерпаемую сокровищницу символов. Множественность смысловых оттенков сопровождалась причудливым разнообразием образов экзотических и фантастических существ. Как мы видели на примере обруча со скоморохами, к раскрытию смысла звериных мотивов следует подходить конкретно, связывая их с соседними сюжетами.

Велика тяга человека тех времен к необычному, чудесному. Средневековая география, не знавшая четких граней между выдумкой и истиной, полна фантастических измышлений о баснословной фауне сказочного Востока. Свою страсть к «звериному» декору, где местных животных вытеснили полуптицы-полудевы, львы, грифоны, кентавры, драконы, слоны и другие как бы вышедшие из глубин Азии диковинные создания, не скрывали и древнерусские скульпторы, украшавшие белокаменными рельефами фасады храмов, и создатели женской «гривной утвари», и искусные ткачи. Многоцветные узоры «звериного» стиля покрывают страницы книг.

Как мог возникнуть на русской почве этот странный «зверинец», как проникли на далекий север мифологичес-{185}кие существа, восходящие к образотворчеству древних рабовладельческих цивилизаций Месопотамии и Ирана? Современная наука проникла в тайну «миграции» чужеземных декоративных мотивов. Как доказывает сравнительное изучение произведений искусства, мастера воспроизводили узоры драгоценных шелковых тканей, ларцов из слоновой кости, золотой и серебряной утвари, привезенных на Русь из Византии и стран мусульманского Востока. Разумеется, иноземные образцы перерабатывались и переосмыслялись в местной культурной среде. Мастер выступал не пассивным копиистом, но творцом.

Понимание звериных образов не было однозначным у людей церкви и «людей меча». Для первых они служили символами христианских догматов и нравственных качеств, зеркалом человеческих страстей, добродетелей и пороков. В духовной литературе, проповеди, в изобразительном искусстве образы животных использовали с дидактической целью. Лев, царь зверей, — символ Христа и евангелиста Марка, но вместе с драконом он означал и сатану. Подобно бодрствующему Христу, лев спит с открытыми глазами: изваяния чутких этих стражей охраняют окна церкви Покрова на Нерли под Владимиром.

Идеалам воинского сословия отвечали избранные образы свирепых хищников, которые постепенно становились геральдическими эмблемами. Они служили средством гиперболизации сверхчеловеческой силы, ловкости, выносливости бойцов. «Зоологические» сравнения по отношению к сильным мира сего обычны в древнерусской литературе. По словам летописца, князь Роман Галицкий «устремил бо ся бяше на поганыя, яко и лев, сердит же бысть, яко и рысь, и губяше, яко и крокодил, и прехожаше землю их, яко и орел, храбор бо бе, яко и тур». Сказания о Святославе Игоревиче уподобляют его «пардусу», то есть охотничьему гепарду — самому быстрому хищнику семейства кошачьих. Дрессированные гепарды попадали на Русь через посредство кочевнического мира, где широко применялись для охоты. Сравнение князей и героев с ловчими соколами — излюбленный прием автора «Слова о полку Игореве». Хищная птица с распростертыми крыльями, крупным клювом и когтистими лапами — образ воинской мощи и быстроты, изображена и на перстне из Рязани. Но в религиозной литературе высота и легкость полета орла сравнивается с возвышенностью устремлений истинного христианина, отрешенного от низменных земных {186} забот. Изображения львов, барсов, грифонов, драконов, хищных птиц на рязанских украшениях связаны с идеями могущества, сильной власти: «Орел птица царь надо всеми птицами... а лев над зверми, а ты, княже, над переславцы. Лев рыкнет, кто не устрашится, а ты, княже, речеши, кто не убоится! Яко же бо змий страшен свистанием своим, тако и ты, княже наш, грозен множеством вой» («Моление Даниила Заточника», XIII в.). Литературные «зоологические» сравнения и метафоры отвечают «звериному» стилю, излюбленному в искусстве светских владык.

Вместе с тем изучение «звериного» стиля помогает воссоздавать верования и вкусы широких слоев городского населения. Народные мастера переосмысляли сказочные образы зверей и птиц в духе древних языческих поверий, заклинаний, любовных лирических песен. В поэтической фольклорной традиции даже хищники выступают чудесными помощниками человека. Их изображения играли роль амулетов-оберегов, предохранявших владельцев от всевозможных бед. Еще в прошлом веке в Архангельской губернии заморского зверя-льва поминали в народных заговорах. Чтобы предохранить скот от медведя, следовало с львиным когтем, за который выдавали клюв гагары, обойти вокруг стада, произнося заговор. Две птицы на колтах из старорязанского клада 1887 г. — символ благополучия и семейного согласия. Представление о женихе-невесте, молодце-девушке, муже-жене, как о голубе с голубкой, обычно в народной любовной лирике, свадебных песнях:

На дубчике два голубчика

Целуются, милуются...

В древнерусской письменности и фольклоре экзотические существа, могучие и жестокие хищники зачастую не имели специальных названий. Писали вообще о «дивием звере», «лютом звере» или просто «звере», под которыми могли подразумевать и льва, и медведя, и волка. К языческим поверьям восходят драконы на колтах, связанные с культом солнца и водной стихией. Их опутывают замысловатые плетения, как бы лишая чудовищ злой разрушительной силы и заставляя служить людям.

Древнерусский «звериный» стиль отличается стремлением к декоративности, к орнаментальному преображению живых существ. Как и в литературе, особенно в «Слове о полку Игореве», органический мир предстает единым целым: животные и птицы чередуются со стилизованными деревьями, размещаются на ветвях или укрываются {187} под развесистой кроной, хвосты и крылья переходят в пальметты и пышные растения. Иногда стебли вырастают из пастей животных. Деревья образуют ось композиции из симметричных фигур зверей. Иносказательным языком орнамента здесь выражено чувство неразрывного единства средневекового человека с землей и небом, животными, деревьями и травами. В творчестве древнерусских златокузнецов своеобразно отражено созвучное язычеству мировосприятие, которое отождествляло бога с природой, с универсальной и гармоничной вселенной. Все ее части одухотворены, тесно взаимосвязаны и призваны служить человеку — венцу творения. Это отношение к природе общенародно, что объясняет близость светского искусства домонгольской Руси духу устной народной поэзии, мифа, волшебной сказки. В этом мире возможны любые, самые разительные метаморфозы. Примером служит обруч со скоморохами: на другой его створке они превращены в чудовищ, сохранивших только человеческие головы в колпаках. В архаических верованиях песни сказителя-гусляра-вещуна связывали с практикой волхования, оборотничества. Их приравнивали к действам языческого мага, шаманской обрядности. О таинственной науке перевоплощений любит повествовать народный эпос: богатырь Волх Всеславьевич с детства учился оборачиваться ясным соколом, серым волком и гнедым туром — золотые рога. В белорусском Полесье верили, что пастухи и дудари своими наигрышами могут обращать людей в волков. Белорусские крестьяне рассказывали, что охотники находили под снятой с волка шкурой остатки одежды либо скрипку со смычком — в волка превратился кудесник-скоморох. В существах с личинами «глумотворцев» на рязанском браслете подчеркнуты змеиные черты, а оборотень-змей, принимающий облик человека, обычен в славянском фольклоре.

Напоминающие цветы лилии, пальметты среди вьющихся побегов широко распространены в рязанском узорочье. Древние славяне приписывали белой водяной лилии чудодейственные и целебные свойства, говоря о ней: «Мать сыра земля с живой водой тот цветок породила, оттого равна у него сила на водяницу (нечисть в водах.— В. Д.) и на поляницу (нечистую силу в поле и вообще на земле. — В. Д.)». Одолень-трава, как славяне называли кувшинку, якобы одолевала любые болезни и несчастья, обладала способностью привораживать, помогала путешественникам: «Где ни пойдет, много добра обрящет». Для лечебных {188} целей цветки белой лилии срывали, произнося ласковые слова и крепко заткнув уши. Запрещалось срезать их ножом, так как при этом растение «истекает кровью». Считали, что особой волшебной силой обладали цветки не с четырьмя, а пятью зелеными чашелистиками. Кому посчастливилось хоть раз увидеть такой цветок, тот всю жизнь будет пребывать в радости и веселье. В древнерусском орнаменте обычны пятилепестковые лилии-крины.

Подобно лилиям, благопожелательными знаками-оберегами на женских украшениях служили фигуры, образованные витиеватой плетенкой. В магических ритуалах плетение, завязывание и развязывание узлов (древнерусские «наузы»), сопровождаемое заклинаниями, применяли, чтобы «связать» нечистых духов, отвести злые чары колдунов и ведьм, «скрутить» болезни.

Дата добавления: 2015-06-27