Абсолютное «Я»

На втором плане проблемы соотношения сознания и самосознания остается центральная исходная категория Я. Нужно обратить внимание на то, что и в традиционном понимании сознания как феномена, благодаря которому становится возможным отличать себя от окружающего мира, и в представлении о самосознании как об осознании собственного Я присутствует неустранимая исходная категория Я. В определении самосознания она выражена непосредственно как неотъемлемый базис самосознания, а в случае с сознанием содержится неявно, как то, в отношении к чему познаваемая реальность становится окружающим миром. Опыты самонаблюдения, возможность получения образа своего собственного Я предполагают разъединенность нашего Я на две ипостаси, две подструктуры, из которых одна, будучи субъектом, соотнесена с другой как с неким объектом (Сержантов, 1990). Естественная бидоминантная природа самосознания (Черносвитов, 1985) не раз обсуждалась в философской и психологической традиции интроспекционизма. Присутствие в самосознании двух различных Я отмечалось А.Бергсоном (1992), который писал, что "одно Я является как бы внешней проекцией другого, его пространственным и, скажем так, социальным представлением. Мы достигаем первого из них в углубленном размышлении, представляющем наши внутренние состояния как живые, непрерывно возникающие существа, как взаимопроникающие состояния, не поддающиеся никакому измерению". Второе Я, называемое А.Бергсоном "феноменальным Я", воспринимается нашим разумом, но на самом деле, как писал Р.Ассаджиоли (1965), является лишь "тенью" истинного Я или его проекцией.

В здоровой рефлексии (в обращении субъекта на самого себя) выявляется то, что имеет качество познаваемого содержания, с которым отождествляется наше Я. Познание своего Я происходит через конкретно-чувственное, образное, концептуальное познание, в тех или иных предметных самоидентификациях. Между тем, внутреннее Я всегда неуловимо. Будучи опредмеченным, оно становится "феноменальным Я", т.е. теряет свою имманентную определяющую характеристику непознаваемости. Мы остаемся вполне удовлетворены косвенным знанием о себе, находя себя в "феноменальном Я", производя то, что К. Ясперс называл "персонализацией", или "самоотображением".

Таким образом, фиксируя в сознании представление о своем Я, мы опускаем то, что осталось неопредмеченным и неосознанным, догадываемся о наличии "истинного Я", но в качестве своего Я представляем более доступные восприятию внешние проявления, оформленные во взаимодействии с другими людьми. С учетом его социальной природы "феноменальное Я" может быть названо также и моим "другим Я" - "другой -для - меня", по М.М.Бахтину. "Относясь к самому себе, - писал А.Кронфельд (1934, с.149), -Я в этом отношении к себе относится и к другому". Многообразие феноменальных репрезентаций "истинного Я" составляет целый набор "других Я", определенную одномоментную группировку меняющихся в динамике жизни ощущений - то, что, видимо, и должно называться индивидуальностью, формируемой в зависимости от конкретного социального окружения. Когда мы заводим речь о самосознании какого-либо человека, мы уже предполагаем некое имманентное Я - необходимую предпосылку всякого различения. Между тем, само различение -это уже свершенное событие, и здесь мы имеем противопоставление феноменального "другого Я" "не-Я". "He-Я" является здесь тем, что человек отчуждает, что задает устойчивые внешние границы самосознающего сознания. Распространенный вариант персонализации Я в "другом Я" есть личность - выявление себя в социальных характеристиках. Выделяя себя в социальном окружении, мы полагаемся на осознание противопоставления своего феноменального социального "другого Я" "не-Я" окружающего социума. Возможны и другие самоидентификации и, соответственно, другие оппозиции. Отождествляясь с собственными психическими функциями, в том числе с образом собственного тела, мы воспринимаем свое живое тело как объект познания ("схему тела") и наряду с другими объектами относим его к категории "не-Я". Отождествляясь с телом, мы противопоставляем собственное витальное Я отчуждаемым способностям рассуждать, вспоминать, схеме собственного тела как производному мышления, социальным ролям, социуму и всему чувственно воспринимаемому внешнему миру. При смене витальных идентификаций на более глубинные тело вновь становится объектом наблюдения.

При единственно возможном "феноменальном Я" человек был бы конечен, смертен уже при жизни. Но поскольку субъект обладает активностью, "истинное Я" проявляет себя в различных самоидентификациях, в различных "других Я". Очевидно, что между "феноменальными Я" и тем, что воспринимается как "не-Я", отсутствует раз навсегда заданная граница. Человек открыт к развитию, к установлению внутри своего самосознания новых динамически меняющихся противопоставлений. Наряду с этим привязанность к повседневным самоидентификациям, к отождествлению Я с привычным содержанием, устойчивое во времени переживание дихотомии "другое Я" - "не-Я", в частности, относительное постоянство признаков личности позволяют говорить об устойчивых уровнях или состояниях самосознания (сознания). Таким образом, структурируются сознание и самосознание, каждый уровень которых связан с особыми переживаниями и самоидентифицирующими признаками. Они вариабельны феноменологически и ценностно, распространяются от узкого "защитительного" (Н.Бердяев) эгоцентризма до отождествления себя с характеристиками сверхиндивидуального качества.

Каждому такому уровню соответствуют не только определенные самоидентификации (когнитивные составляющие самосознания - самосознание в аспекте самопознания), но и определенные эмоциональные реакции (самосознание в аспекте саморегуляции), оформляющие эффективность. Другими словами, уровни, о которых мы говорим, прослеживаются как относительно устойчивые комплексы идеаторных и эмоциональных составляющих самосознания (определенным эмоциям соответствует определенная идентификация Я с каким-либо содержанием, тот или иной вариант "другого Я"). Аффективность же в данном контексте есть внеличностный феномен, связанный с внутренним Я.

В предшествующей части мы остановились на том, что субъект (потенциальное Я) находится в двойственном противопоставлении. Как писали философы, человек - "дитя двух миров" (И.Кант), "место пересечения жизни и духа" (М.Шелер). То же имел в виду С.Н.Булгаков, говоря об "изначальном двойстве природ в человеке", а Н.А.Бердяев - о "пересечении в человеке двух миров". Принадлежность к чувственно воспринимаемому миру делает человека игрушкой внешней причинности, здесь он подчинен посторонним силам - законам природы и установлениям общества. Но как член ноуменального мира "вещей самих по себе" (И.Кант) он наделен свободой. Эти два мира - не антимиры, они взаимодействуют друг с другом.

Существовавшее длительное время в европейской науке предвзятое отношение к Измененного состояния сознания (ИСС) связано с игнорированием глубинных измерений субъективной реальности, которые в совокупности с проявленными составляют все потенциально возможное пространство самосознания. Наряду с дихотомией Я - "не-Я", отражающей упрощенное понимание сознания в объективной психологии, представим схему, в соответствии с которой проблемы ИСС доступны изучению во всей глубине субъективной реальности:
"не-Я" - "потенциальное Я" - "не-Я".

Два "не-Я" этой схемы выражают собой данность воспринимаемого органами чувств внешнего мира и данность чувственно не воспринимаемого внутреннего мира. Две области потенциально осознаваемого пространства бытия сопоставимы эпистемологически, взаимопроецируемы в культурно-историческом плане и равны экзистенциально. Субъект противопоставлен своим сознанием "не-Я", "находится в мучительной дисгармонии между "я" и "не-я" (Бердяев, 1997, с.289). По мере развития, развертывая свою субъективность и обретая устойчивость, человек стремится к преодолению базовой дисгармонии, постепенно включая все, что мыслилось как не-Я (глубинные измерения субъективности и чувственно воспринимаемый окружающий мир), в параметры своей личности.

Отношение "потенциального Я" к "не-Я" окружающего мира требует объектных самоидентификаций в "другом Я", что схематически может быть представлено как
"потенциальное Я" - "другое Я" - "не-Я".

"Другое Я" выражает собой жизненное пространство, где встречаются два субъекта; любой другой, воспринимаемый как "не-Я", может стать моим "другим Я", и в этом заключено условие социальной природы сознания и самосознания. Как говорил К. Маркс, "лишь относясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку" (Маркс, Энгельс. Собр. соч., т. 23, с.62). В паре "потенциальное Я" - "другое Я" заключена возможность перевода интра- в интерсубъективное, внутреннего диалога - в межличностное общение. Таким образом, хотя рассматриваемая пара и включена в субъективную реальность, в ней в то же время выражено стремление субъекта к внешней активности и наличному бытию.

Учитывая изоморфность и взаимопроецируемость внутренних и внешних аспектов бытия, нужно предположить, что неявная субъективность, целиком относимая к интрасубъективной области, структурно имеет аналогичный вид. Таким образом, говоря обо всем пространстве бытия человека (внутреннем и внешнем), мы уже должны иметь в виду следующую схему:
"не-Я" - "другое Я" - "потенциальное Я" - "другое Я" - "не-Я".

"Другое Я" левой половины схемы по аналогии мы можем назвать местом встречи "потенциального Я" с предельными измерениями своей собственной субъективности. И если "другое Я" правой части схемы есть познавательный образ, лежащий, по замечанию Ф.Е.Василюка (1984), в основе классической психологии, то "другое Я" слева есть нечто за гранью психологии - метапсихологическая категория, раскрываемая в культурологии и напоминающая о себе в измененных состояниях сознания.

Вопрос о количестве категорий в предложенной схеме и способе их соединения решается в антропологическом плане. Человеческий субъект ("потенциальное Я") занимает в схеме срединное положение. Это отражает антропоцентрический принцип наших построений. Движение "потенциального Я" в левую часть нашей схемы известно как трансцендирование, в правую - определено как экзистирование. И в том и в другом случае мы имеем варианты децентрации субъекта. Второй вариант есть смещение и нахождение своего центра в "другой" субъективной реальности, что согласуется с требованиями социальной жизни, но потенциально влечет за собой внутренний конфликт с собственной субъективностью, лишение самоконтроля неуверенности. Как пишет А.Бергсон (1992, с.151): "Большей частью мы существуем как бы вне самих себя. Мы замечаем только обесцвеченный призрак нашего Я, лишь тень его... мы живем больше для внешнего мира, чем для себя; больше говорим, чем мыслим; больше подвергаемся действиям, чем действуем сами"). По Н.Бердяеву (1997), экстериоризация человеческой природы является источником рабства. Полная зависимость от окружающих и внешних требований никаким образом не согласуется с реализацией свободы и развитием ответственности. Как пишет Р.Г.Апресян (1986), личность деперсонализируется, "освобождается" от бремени личной ответственности, ее моральная позиция подвергается насильственной институционализации: общество посредством своих учреждений и организаций принимает на себя функции Я, внутренний диалог оказывается внешним. Вместе с этим гипертрофия в самосознании "другого Я" заставляет видеть в окружении лишь свои отчужденные качества, пространство человеческих взаимоотношений становится полем проекций. Окружающий мир, включая людей, деперсонифицируется и воспринимается как набор механистически взаимоувязанных объектов, живые человеческие связи с которыми меняются на манипуляции.

В обратном случае радикального трансцендирования субъект полностью перемещается в глубину своей субъективности, что со времен Е.Блейлера называется аутизацией. В этом присутствует потенциальная возможность самопознания и творчества, возможность формирования эмпатической установки к окружающим, но также и вероятность конфликта с требованиями актуального социума, полной оторванности от объективной реальности и повседневной жизни, лишения каких-либо социальных связей. Современный американский философ Дж.Фюрстейн (1996, с.170), изучая характеристики мистиков прошлого и настоящего, пишет, что при однонаправленной духовной ориентации составляющие их обыденной личности воспринимаются как нечто подлежащее скорее трансценденции, чем трансформации, поэтому и многие мистики и их адепты "проявляют сильную эксцентричность... а их личность социально слабо интегрирована". Юнгианский аналитик Дж.Хиллман (1998), заведомо преувеличивая, пишет, что концентрация на своем частном и личном, от-деленность от окружения (idios - свое собственное, отдельно от) порождает идиотизм. М.М.Бахтин [19] (1995, с.68) по этому поводу писал, что "изнутри меня самого души как данного, уже наличного во мне ценностного целого нет... мой саморефлекс [самоанализ], поскольку он мой, не может породить души, но лишь дурную и разрозненную субъективность... моя протекающая во времени внутренняя жизнь не может для меня самого уплотниться в нечто ценное, дорогое, долженствующее быть убереженным. В духе я могу и должен только терять свою душу, убережена она может быть не моими силами". Ф.Ницше - один из самых ярких иллюстраторов этих слов - в последней своей крупной автобиографической работе (1990) взывает не смешивать его с другими. В этом добровольном отступничестве, жертвовании дружбой, отношениями, связями - его самоубийственное одиночество, пребывание вне времени и пространства. Лишенное социализирующего другого, его самосознание воспринимается как результат мужественного, но отталкивающего препарирования интимных глубин субъективности в бессмысленном одиночестве.

В итоге мы видим две возможные перспективы развития самосознания, каждая из которых, доведенная до крайности, грозит утратой человеческого - во всеобщем слиянии или в оторванном от мира сверх- или дочеловеческом индивидуализме. Ж.П.Сартр писал, что проблема состоит не в том, что человек всегда децентрирован, "не то, что сделали из человека, а то, что он делает из того, что сделали из него" (1966, цит. по: Тузова, 1989). Принятие достоверности "потенциального Я" открывает возможность для свободного самоопределения, гармоничного раскрытия субъекта, расширения параметров личности в пространство собственной субъективности и в направление к внешнему миру. Определяющую роль в этом играют изменения сознания. Схема же, приведенная нами, дает представление о пространстве, в котором по мере развития субъекта изменяется сознание.

На схеме отражено, что "потенциальное Я" является преддверием к лежащему за ним пространству неявной субъективности. Структура неявной субъективности, предшествующая нашему привычному самосознанию ("другое Я" правой части схемы), состоит, по крайней мере, из трех компонентов - категорий "не-Я", "другое Я'', расположенных слева, и "потенциального Я". Таково содержание неявной субъективности в религии, философии и науке. Среди указанных категорий "потенциальное Я" уже получило некоторую определенность в предшествующем изложении. Между тем, мы не назвали наиболее известные и распространенные в культуре эквиваленты этого понятия в виде "души", "праны", "психе", "анимы", "нефсе".

Будучи далеки от онтологизаций "потенциального "Я" и двух других категорий неявной субъективности, мы рассматриваем их в качестве обозначений для совокупности идей, мыслей, возникающих в силу их полезности. Как писал К. Юнг (19966, с.98), "человеку со всей определенностью необходимы общие убеждения и идеи, которые придают смысл его жизни и помогают ему отыскивать свое место во Вселенной". К разряду таких общечеловеческих идей помимо представления о душе относятся идеи Абсолюта и Абсолютного Я, оформленные в категориях сферы неявной субъективности "не-Я" и "другое Я". Присутствуя в виде идеи, они составляют неотъемлемую реальность субъективности, эмпиричную в силу своего действенного влияния на всю жизнь человека.

Рассмотрение Абсолюта в метасубъективном ракурсе (в объективированном в культуре виде) приводит к выражению общечеловеческого духовного атрибута бытия - квинтэссенции духовности. Статусу Абсолюта присущи качества вечности, безначальности, безусловности, пустотности, непознаваемости, недвойственности и небытия. Мысль о существовании некоторого абсолютного содержания находит свое выражение уже в идее о том, что все образовано из единого "первоначала". В учении Анакси-мандра об апейроне (бесконечном) утверждается беспредельность, неограниченность этого "первоначала" как абсолютной универсальной основы бытия. В европейской философии Абсолют известен как "действующая причина" (Аристотель), "безличное трансцендентное начало" (неоплатоники), "совпадение противоположенностей" (Николай Кузанский), "предустановленная гармония" (Г.Лейбниц), "Ничто" (М.Хайдеггер), "Абсолютный Дух" (Г.Гегель), "последняя тайна жизни" (В.Дильтей), "бесконечное целое" (М.К.Мамардашвили) и т.д. В восточных религиозно-философских концепциях Абсолют определяется как Единый (древнеиндийские Упанишады), Дао (древнекитайская философия). В мировых религиях Абсолют имеет онтологический статус Бога-Отца (христианство), Будды (индуизм). Аллаха (ислам). В пространстве гуманитарных исследований Абсолют равноценен универсальной идее Разума, превосходящего разум отдельного индивида. В естественнонаучных воззрениях идея Абсолюта выражена в представлении о материалистической основе мироздания, соответствует принципу единого основания Природы - единой энергии, силы, неорганической материи, предшествующих множеству.

Идея Абсолюта, по-разному выраженная, но одинаково присутствующая во все времена и во всех культурах, служит основанием для утверждения духовного предназначения человека. В этом качестве одинаково равны религиозные откровения, философский анализ и научные поиски, принимающие Абсолют как первоначальный, исходный тезис, как неотъемлемую предпосылку теорий и положений. Согласно религиозным воззрениям, духовность реализуется на пути к Всевышнему, как единственное оправдание человеческой жизни, сопоставляемой с Божественным. В десакрализованных взглядах современного гуманизма Абсолют проявляется в искании идеала, мирового порядка, в стремлении к транскультурным общечеловеческим ценностям. В нашем контексте, где Абсолютом обозначено предельное измерение субъективности, его достижение, сопутствующее полноценной жизни в социуме, есть внешнее раскрытие субъективности - воплощение духовности во всем многообразии состояний сознания.

В соответствии с предложенной схемой спектр всех состояний сознания должен быть отображен не в дихотомии Я - "не-Я", где "не-Я" есть объективный мир, а в двойной оппозиции:
Абсолют ("не-Я") - "потенциальное Я" -объективация Абсолюта ("не-Я").

Объективация Абсолюта понимается здесь как объективная реальность, наполненная субъективным отношением индивида. За этой категорией стоит то, что К. Юнг называл мировой душой (anima mundi), или попросту одушевленный мир, отличный от шумового фона и нагромождения декораций тем, что вбирает в себя как среда обитания часть самого обитателя. В анимистической культуре ("анимизм" - одушевление) данная часть психики составляла неотъемлемый индивидуальный и коллективный опыт. В европейском индустриальном обществе, требующем отчетливых границ индивидуальности, этот опыт вытеснен и окружение чаще воспринимается как "не-Я".

Оставляя в стороне вероисповедальные и онтологические смыслы Абсолюта, отметим его психологическое, т.е. проявленное значение. Идея Абсолюта, реализуемая в жизни, "это имманентная цель становления личности, и в то же время это сила, которая влечет человека к достижению его интегрированной индивидуальности" (Адлер, 1996). Более общее экзистенциально-антропологическое значение Абсолюта в жизни обусловлено тем, что, выражая собой недостижимый идеал целостности, гармонии и высокой самореализации, он всегда противопоставлен существованию индивидуального Я. Наличием в неявной субъективности образа Абсолюта задается разрыв между потенциальными и реализованными параметрами личности, вносится напряжение и стимулируется динамика развития.

Возвращаясь к категории "другое Я", мы должны вспомнить, что она выполняет протекторную функцию. И если "другое Я", известное как обыденное самосознание, обеспечивает вхождение в социум и связь с Абсолютом в его проявленной форме, то "другое Я" левой части схемы соотносит "потенциальное Я" с Абсолютом неявной субъективности.

Культурологические и философские экскурсы выявляют комплекс хорошо оформленных идей, позволяющих сохранять психологическую стабильность человеческого Я в противопоставлении Абсолюту. Уже в ранних традиционных обществах сформировался компенсаторный идеологический институт, известный как "пантеон первопредков". В тотемизме это мифологические образы из животного и растительного мира, осуществляющие посредничество между людьми и духами окружающего мира. В более поздние времена образ первопредка очеловечивался и вбирал в себя признаки реально существовавших личностей (царей, вождей, сакральных деятелей), человеческая природа которых преувеличивалась в мифологическом повествовании. Посредник между богом и людьми присутствует во всех монотеистических религиях. В иудаизме - это пророк Моисей, в исламе - главный пророк Мухаммед. Возникновение христианской культуры ознаменовалось появлением богочеловеческой личности Христа, мотив рождения которого имеет не буквальный исторический смысл, а сообщает нам о великом таинстве, о рождении Христа, происходящем у нас внутри в результате воссоединения божественной силы с человеческой душой (Джонсон, 1996).

Из всех мировых религий именно в христианской религиозно-мистической концепции мотив богочеловечества получает центральную роль. Конечный смысл индивидуального и всечеловеческого бытия наполнился идеей спасения через внутреннее принятие "духовного человека" (B.C.Соловьев), историософским прототипом которого стал Христос, воплотивший единство Абсолютного и человеческого. Религиозное понятие "спасение" приобретает вполне определенное психологическое содержание. Согласно П.А.Флоренскому (1990), спасение, в психологическом смысле слова, есть равновесие душевной жизни. "Образы Бога и Христа, - писал К.Юнг (1997, с.76), - проецируемые религиозной фантазией человека, не могут не быть антропоморфными... посему их можно прояснить психологически, подобно любым другим символам".

В философских учениях, созданных на внеконфессиональной основе, идеи надындивидуальных и гиперсоциальных оснований человеческого в сверхприродном мире оформлялись в статусе Трансцендентального Я, Высшего существа (О.Конт), Сверхчеловека (Ф.Ницше), Космического человека (А.Шопенгауэр). В психологическом смысле подразумевается оформление в субъективной реальности мифа о некоем богочеловеке, противопоставимом Абсолюту. Используя соположенность этого харизматического аспекта субъективной реальности Абсолюту, обозначим его "Абсолютным Я".

Приведенные добавления позволяют представить нашу схему в следующем виде:
Абсолют - "абсолютное Я" - "потенциальное Я" - "другое Я" -предметные аспекты Абсолюта

Промежуточное положение "абсолютного Я'' в структуре неявной субъективности объяснимо его посреднической функцией и экзистенциальным значением. В пространство субъективной реальности, обозначенное "абсолютным Я", проецируются идеи, позволяющие соотнести "потенциальное Я" с Абсолютом.

Идея богочеловека (богочеловечества, в философии всеединства) рождается на стыке переживания тревоги, инициируемой внутренним сопоставлением индивидуального Я с Абсолютом, и человеческим стремлением преодолеть этот разрыв путем умопостигаемых переходов между вечным, ничем не предзаданным, и конечным индивидуальным. Такие переходы заключены в идентификациях "потенциального Я" с трансперсональными и транскультурными оппозициями (добро - зло, день - ночь, мужское - женское, старик - младенец и пр.). Данные идентификации, объединенные единым понятием "абсолютное Я", и есть компенсация аффективной напряженности "потенциального Я", находящегося в оппозиции к Абсолюту. Разум преобразует энергию взаимоотношений "потенциального Я" с Абсолютом и оформляет ее в надличных образах.

Когнитивный аспект самосознания или, иначе, весь возможный спектр трансперсональных самоидентификаций может быть представлен в соответствии с подходом аналитической психологии. Ее автору - К.Юнгу, как известно, для оформления своих догадок потребовалась новая объяснительная гипотеза о коллективном бессознательном с введением понятия "архетип".

Архетипы как воплощенные в культуре идеи о содержании субъективной реальности составляют различные вариации "абсолютного Я", раскрываемые творческой силой разума. Являясь трансцендентными самоотождествлениями "потенциального Я", они представимы лишь в культурно-историческом выражении. Другими словами, архетип напоминает "окуляр", приспосабливающий человеческое зрение для восприятия неявной самому человеку субъективности. Благодаря распространенным в культуре архетипам известная индивиду и группе надличностная фигура Абсолюта становится доступной для взаимодействия. На фоне архетипических связей с "Абсолютом" наличное бытие уже не определяется неведомыми разрушительными силами. Знакомство с содержанием "Абсолютного Я", связующего с Абсолютом, обеспечивает внутреннюю защищенность человека.

Пользуясь предложенным сравнением нужно сказать, что культура есть сложный прибор, состоящий более чем из двух линз. Многообразие сменных линз предлагает нам широкий представленческий фильтр, обусловленный не только количеством известных из аналитической психологии архетипов, но и многозначностью каждого из них. Таким образом, может существовать значительное количество средств умопостигаемого сближения с Абсолютом и описаний взаимодействий с ним. Архетипические образы есть средоточие всяких религиозных представлений. Их набором, или, пользуясь языком религиоведов и этнологов, мифологическим пантеоном, определяется двуликость всевышнего каждой отдельной религии. Амбивалентность, присущая каждому архетипу, а также многообразие сакральных образов разных религий, включая атеистические, где религия профанируется в идеологию, определяют противоречивость внутренней жизни и диаметрально противоположенные чувства, проявляемые вовне. Таким образом, формообразующая деятельность архетипов не только задает многообразие фиксированных в культуре способов общения человека с Абсолютом его религии (духовная детерминанта архетипов), но и определяет способы межличностного взаимодействия (архетипическая детерминация социума). Вместе с этим трансцендентные самоотождествления, зафиксированные в культуре, задают матрицу всех потенциально возможных идентификаций индивида в объектном мире.

Напряженность соотношения "потенциального Я" и Абсолюта и снимающие ее архетипические идентификации с "абсолютным Я" могут служить прообразом аффективных и когнитивных составляющих индивидуального самосознания. Это дает повод высказать гипотезу о наличии в субъективной реальности каждого индивида так называемого сверхличного самосознания. Оно как факт неявной субъективности имеет обоснование и подтверждение своей реальности в культурологических данных. Сравнительная история мифологий, источники по духовной культуре традиционных обществ свидетельствуют, что индивидуальное самосознание первоначально зародилось в среде служителей культа, чья социальная роль определялась общением с миром трансцендентного, или сверхъестественного, если принимать мифологизированный контекст. В связи с наличием изоморфного индивидуальному самосознанию структурного прообраза в сфере неявной субъективности наша схема может быть представлена в следующем виде:
Абсолют - сверхличное самосознание - "потенциальное Я" -обыденное самосознание - объективация Абсолюта.

Подобная интерпретация привлекательна тем, что функция сверхличного самосознания, заключающаяся в установлении связи с Абсолютом, равноценна посреднической функции индивидуального самосознания. Так мы получаем еще один аргумент в пользу того, что сущностная характеристика нашего обыденного самосознания экзистенциальна и заключается не в том, что оно, как принято в материалистической психологии, является эпифеноменом сознания, а в том, что оно есть посредник во взаимодействии "потенциального Я" с предметным и социальным миром, способом его осуществления в объективной реальности.

Этот тезис, по существу, не нов. Он, как было представлено ранее, содержится даже 6 материалистической психологии, где "потенциальное Я" отсутствует, а вся духовная сущность заключена в социализованной личности. Здесь же мы хотим обратить внимание на очевидную универсальность посреднической роли самосознания во взаимодействии человека с миром и высказаться относительно истоков этой роли. Ее причины мы видим не только в социализирующей функции обыденного самосознания, но и в трансперсональной природе его оснований, в предзаданности обыденного самосознания матричным внеличностным самосознанием, чья реальность обусловлена универсальной экзистенциальной ситуацией противопоставления Абсолюту.

Констатируя в рамках нашей схемы сверхличностное самосознание, мы делаем некоторые допущения, как и при любой схематизации, но эта схема более содержательна по сравнению со схемой Я - "не-Я", принятой для определения самосознания в объективной психологии и клинической психиатрии. Эвристическая ценность предложенной схемы - в способности адекватно представить двойственность человеческого существования, отразить внутреннюю полярность самосознания и составляющие потенциально присутствующего интрасубъективного конфликта. Эта же схема позволяет наметить векторы развития "потенциального Я" - все потенциально возможное пространство самоидентификаций - и рассматривать все уровни патологии как выражение нарушенного развития личности в культурфилософском контексте.

В отличие от традиционно принятых европейских стандартов развития индивидуального самосознания (сознания), в отличие от сопутствующих им социального редукционизма индивидуального бытия, упрощенного понимания духовности и рационалистских парадигм европейской науки, предложенная схема предполагает наличие сферы неявной субъективности и духовную полноту бытия. Индивидуальное развитие, согласно этой схеме, осуществляется не только вовне путем социальных интериоризаций и эгоцентрических самоотождествлений, но также и в глубь cвоей субъективности, в соответствии с интрасубъективными запросами. Стало быть, индивидуальное развитие не прекращается с достижением социально зрелого возраста, а продолжается на протяжении всей жизни, причем интенсивность и насыщенность этого развития вполне может быть сравнима с таковой в детском и юношеском возрасте. На этом пути, как и во взрослении, существуют свои переломные периоды, свои "кризисы идентичности". Есть все основания говорить не только об онтогенетических кризисах, но и о периодах психической дезинтеграции и новых поисках самоидентичности в более зрелой жизни.

Возвращение к рассмотренной ранее иерархической структуре самосознания позволяет утверждать, что кроме кризисов личностной самоидентификации существуют кризисы экзистенциального и трансперсонального характера, переживание которых способствует расширению ощущения самотождественности. Экзистенциальные и трансперсональные кризисы столь же естественны и в той же степени способствуют развитию зрелой личности, как и в период становления эго-психики. Скорее, их отсутствие должно расцениваться как проявление нарушений в закономерном поиске более широких оснований самотождественности на пост-эго-этапах развития, как признак остановки в достижении полноты и осмысленности жизни.

В периоды подобных кризисов, когда рушится рациональный образ мира, а привычные эгоцентрические самоидентификации приводят к неразрешимым конфликтам, человек может становиться сам для себя проблемой, и тогда он нуждается в понимании собственной субъективности, в осознании собственной полноты и потенциальной целостности. Данные периоды соотносятся с седьмой стадией становления личности по Э.Эриксону (Зейгарник, 1982). Итогом этой стадии может стать достижение неповторимости личности, в противном случае она обречена на безысходность.

Дата добавления: 2015-06-27