ДЕЖУРСТВО 2 страница

От таких неожиданно нахлынувших новых мыслей, пробирающих до глубины души, Ребров даже вздрогнул. Он слегка встряхнул головой. В эту ночь с ним действительно творилось не­что необыкновенное, чего ни разу не случа­лось. Его сознание привыкло отвечать на во­просы логичными, исчерпывающими рассуждениями. А здесь он задавал сам себе такие вроде бы простые на первый взгляд, но в то же время невероятно сложные вопро­сы, затрагивающие что-то глубоко личное, что разум с его привычной логикой опера про­сто зашкаливало от такого перенапряжения в поисках ответов. Ребров снова слегка встряхнул головой, наивно полагая таким способом избавиться от этих мыслей. Но они не только не пропали, а усилили свою атаку, схлестываясь наперебой с привычными мрач­ными мыслями о бытии насущном. При этом тело продолжало непрерывно сигналить бо­лью о серьезных неполадках. В таком жутком состоянии и застал майора очередной теле­фонный звонок в три часа ночи. Ребров под­нял трубку и уставшим голосом автоматичес­ки ответил:

— Дежурный пятнадцатого отделения милиции, майор Ребров...

В трубке затараторил женский голос. Обычное явление — пьяный дебош. Чей-то очередной затянувшийся день рождения из-за непомерной дозы спиртного превратил квартиру в боксерский ринг. И начались вы­яснения отношений до крови... Ребров соеди­нился по внутренней связи с дежурной опер­группой. Через некоторое время в дежур­ку вошел капитан Онищенко с заспанным лицом.

— Ну, и кто там с похмелья да с голоду про­ломил буйну голову в три часа ночи? — спросил он, потирая глаза.

— Да вон, — кивнул Ребров.
Капитан бегло прочитал запись.

— Ничего себе, аж на другой конец района переться! Эх, дела наши тяжкие...

Онищенко глянул на дремавшего под газет­кой Чмиля, улыбнулся и тихо подкрался к нему поближе.

— Рота, подъем! Старший лейтенант Чмиль, два наряда вне очереди! — громко ско­мандовал он.

Сонный Чмиль инстинктивно вскочил по стойке «смирно», грохнув об пол уцелевший стул и случайно смахнув с тумбочки пепельницу, полную окурков. Но тут же при­шел в себя. Вместе с ним вскочил с перепугу и сержант Костюшкин.

— Тьфу ты, Онищенко! Ты меня когда-ни­будь бездетным сделаешь, — недовольно про­бурчал Чмиль.

— А почему бездетным? — удивился, смеясь, капитан.

— Почему, почему... — передразнил его Чмиль. — По кочану... Знаешь как на психику влияет...

— А-а-а.., — протянул Онищенко и доба­вил: — Ну, так «власть без злоупотребления те­ряет свою привлекательность». Не твои ли это слова?

— Ну да, это называется «без понукалки и сказочник дремлет».

Дежурная часть несколько оживилась. Пока Онищенко говорил с Чмилем, подошли еще двое оперов и водитель.

— Все, мы покатили, — произнес капитан, выходя из дежурки.

— Удачи, — ответил Ребров.

После ухода опергруппы Чмиль пошатался по помещению, как разбуженный медведь в зимнюю спячку. Пиная обломки стула, он ворчал себе под нос:

— Вот Онищенко... «сам не гам и другому не дам». На таком месте сон перебил, гад...

— Сядь за пульт, я пока кофе заварю, — ска­зал Ребров, глядя на старлея.

Чмиль бросил свое «занятие» и грузно уселся за стол, посматривая по сторонам, на ком бы сорваться. Ребров явно не подхо­дил для этих целей. Он был старший по зва­нию, да и мужик неплохой, всегда поступал с ним по-человечески, не то что этот Они­щенко. Чмиль окинул взглядом помеще­ние. «В “обезьянник”, что ли, заглянуть?» — подумал он, остановив взгляд на камере. Но тут в дежурку вошел Костюшкин, отлу­чавшийся в туалет. И Чмиль выбрал себе идеальную цель для выпуска «пара». Он состроил грозный вид и, пользуясь тем, что Ребров ушел в другую комнату, властно про­изнес:

— Сержант Костюшкин, почему мусор на рабочем месте? — он указал пальцем на валявшиеся на полу окурки и приказал: — Быстро взял в руки веник и убрал терри­торию!

— А чего я? Я, что ли, их кидал? — в та­ком же претензионном тоне ответил ему Кос­тюшкин.

Чмиль аж оторопел от удивления.

— Во молодежь пошла! Ты как разговарива­ешь, твою мать, со старшим по званию?!

— Да ладно тебе, Чмиль! Чего ты на меня наезжаешь? Сам уронил, сам и подметай.

— Чего, чего?

Старший лейтенант стал медленно вста­вать из-за стола. Глядя на его внушительную фигуру, Костюшкин даже как-то съе­жился, поскольку сам не отличался особой мускулатурой. Так что когда Чмиль угрожа­юще привстал в свой неполный дюжий рост, сержант не стал дальше испытывать судьбу и, выпрямившись по стойке «смирно», ко­зырнул.

— Есть взять в руки веник и убрать терри­торию!

И тут же побежал с глаз долой за необходи­мым «очистительным» инструментом. Чмиль довольно причмокнул языком и, усевшись об­ратно, пробурчал:

— То-то же...

Когда Ребров принес кофе всем троим, стар­ший лейтенант поучительно читал лекцию Ко-стюшкину о том, как надо выполнять приказы, работая в милиции. Костюшкин тем временем уже подметал последние окурки, недовольно косясь на Чмиля.

— А, вы тут уборкой занялись? Молод­цы! — похвалил Ребров. — Ладно, давайте перекусим.

Майор вытащил большой бутерброд, забот­ливо приготовленный женой, и разрезал его на три части.

— Вот, угощайтесь.

Попивая горячий кофе, Чмиль смягчил свой агрессивный тон.

— Да уж, кофе, — он посмотрел на ча­сы, — в двадцать минут четвертого — это райское наслаждение! Костюшкин, цени мгновенья юности своей! Где бы ты еще по­пил так кофе в три часа ночи, поблизости вон от тех экзотических индивидов, — Чмиль кивнул на «обезьянник», — с таки­ми специфическими примесями разных ароматов?

Ребров еле заметно улыбнулся, уже предви­дя, к чему клонит Чмиль. А тот продолжал сгу­щать краски:

— Представляешь, ты сидишь и пьешь чер­ный кофе в такую мрачную ночь (жаль, что не пятница и не тринадцатое), под светом полной луны в черных-черных облаках, когда вурдала­ки и оборотни будоражат город своим протяж­ным воем...

В этот момент где-то поблизости действи­тельно завыла собака. Костюшкин чуть чашку не уронил. Однако вслух произнёс:

— Ага, сейчас ты порасскажешь про вурда­лаков... Забыл из дома захватить кепку с ко­зырьками на два уха, чтобы ты лапши на уши поменьше вешал.

— Я?! Лапши?! Да никогда! Вон Ребров не даст соврать, — и зловещим голосом продолжил: — Два месяца назад здесь недалеко, в со­седнем поселке, один вурдалак умер при очень странных обстоятельствах. Люкой звали. Ты бы побывал в его доме, а особенно в сарайчи­ке... Точно бы со страху помер! Даже опытные оперативники и те после этих сцен две недели спать не могли, все им этот Люка ме­рещился. Представь, большой разделочный стол, кровь, кишки, вонь, десять трупов обод­ранных висят...

Костюшкин, будучи уже под впечатлени­ем рассказа, поперхнулся кофе. Он закашлялся и выскочил в туалет.

— Э-э-э, — махнул рукой Чмиль. — Слабак!

— Ну, с десятью трупами ты явно переста­рался, — заметил Ребров. — Там и одного было достаточно для впечатлений.

— То я так, для щекотания нервов, — отшу­тился Чмиль.

В это время раздался резкий, оглушитель­ный звонок телефона. Чмиль и Ребров одно­временно вздрогнули.

— Да, брат, нервы у всех у нас уже ни к чер­ту! — усмехнувшись такой реакции, промолвил Ребров и взял трубку.

— Дежурный пятнадцатого отделения ми­лиции, майор Ребров.

— Приезжайте быстрей, — раздался в трубке дрожащий голос какой-то старушки. — Там... там... выстрелы.., что-то происходит, ребенок плачет...

— Минуточку. Назовите свою фамилию, имя, отчество, адрес...

Старушка стала сбивчиво говорить, вол­нуясь и все время повторяя, что за стенкой что-то случилось, ребенок плачет, и нужно срочно приехать. Это тревожное состоя­ние пожилой женщины на каком-то неве­домом уровне передалось и Реброву. Внут­ри что-то сжалось. Но майор старался дер­жаться спокойно, выясняя все подробности ситуации. Так было положено по инструк­ции. Хотя он прекрасно понимал, насколь­ко дурацкими и нелепыми казались его во­просы на том конце провода. Человек в шо­ковом состоянии, а у него спрашивают имя и отчество. Но, с другой стороны, кто-то должен сохранять спокойствие, дабы рас­суждать трезво и ясно, как бы ни была на­калена ситуация. Ведь любая паника всегда лишь усугубляет и без того напряженное по­ложение.

Минуты через две майор, наконец, выяснил суть дела. Звонили соседи из частного дома на двух хозяев. Старик со старухой проснулись оттого, что услышали звуки, похожие на выст­релы. Потом за стенкой начался шум, какая-то возня, крик ребенка. Они позвонили в РОВД.

Ребров напряг память. Названный адрес показался ему знакомым. И тут он вспом­нил... Ну, конечно, когда Ребров был еще оперативником, его пути-дорожки пересека­лись с хозяином этого дома. Неплохой му­жик, в те времена дружинник, он помог опе­рам задержать матерого уголовника. Сейчас стал частным предпринимателем. Прожива­ет с женой, сыном лет десяти и пожилой ма­терью. Торгует вместе с женой на вещевом рынке. Живут ни бедно, ни богато. Зарабатывают свою копейку. Мужик не пьет, не курит. Что-то со здоровьем у него, язва, что ли... Нет, если бы и были пьяные разборки, то только не в этом доме.

Ребров насторожился. Смутное, необъяс­нимое чувство беспокойства нарастало, словно снежный ком. «Нет, что-то здесь не так, что-то там случилось действительно се­рьезное. Надо срочно вызвать опергруппу. Стоп...» Опергруппа уехала на другой конец района. Ребров прикинул — пока он им со­общит, пока они приедут, может быть слиш­ком поздно. Слишком!!! Ребров и сам не знал, почему был так уверен в том, что опе­ративники не успеют. Он чувствовал на каком-то подсознательном уровне, что необходимо дейст­вовать сейчас и быстро. Майор вскочил с места и бросился в соседнюю комнату за курткой.

— Кого еще нелегкая... — Чмиль не успел договорить, его перебил Ребров, остановив­шийся на полпути.

— Так, Чмиль, срочно сообщи опергруппе записанный адрес. Пусть немедленно выез­жают как только смогут!

Ощутив всю серьезность ситуации, Чмиль спросил:

— Да что случилось?

— Бабка слышала выстрелы. За стенкой, похоже, борьба... Этот дом в двух кварталах отсюда... Не желаешь освежиться пробеж­кой? — попытался более-менее спокойно про­изнести Ребров, но это ему плохо удавалось.

— Да всегда пожалуйста, — сказал расте­рянно Чмиль, пожимая плечами. — А РОВД?

В это время в дежурную часть вошел сер­жант.

— Ну и хороши у вас шутки по ночам! — произнес, смеясь, Костюшкин, приняв всю эту сцену за розыгрыш.

— Так, Костюшкин, остаешься на телефоне. Чмиль, звони операм!

Ребров поспешил за одеждой. Чмиль стал связываться с дежурной опергруппой.

— А что случилось? — всполошился Кос­тюшкин.

— В милиции же не всегда спят по ночам, иногда там еще и работают, — съязвил стар­лей. — Чё уставился? Выполняй приказ!

Он связался с опергруппой и объяснил ситу­ацию.

— Я что, один здесь останусь?! — наконец-то дошло до Костюшкина, и глаза его округли­лись. — Это не положено!

— Ну почему же один? Вон сколько у тебя собеседников! — зло кивнул Чмиль на «обезь­янник», накидывая куртку. — Один другого лучше.

— Это по уставу не положено! — пытал­ся в истерике прикрыть свой страх Костюшкин.

— Слушай, ты, хлюпик! — Чмиль схватил сержанта за грудки и хорошенько встрях­нул. — Заладил: «Не положено, не положено». Считай, чрезвычайная ситуация. Ты понял?! Мы с Ребровым сейчас вернемся. Посидишь, ничего с тобой не случится. Ты что боишься как баба?!

Последняя фраза подействовала на Кос­тюшкина отрезвляюще. В это время появился одетый Ребров.

— Так, пошли, — скомандовал он, проверяя на ходу табельное оружие. — Костюшкин, за­крой за нами.

— Может мне начальству позвонить, если чрезвычайная ситуация? — в растерянности пробормотал сержант.

— Я тебе позвоню! — пригрозил Чмиль. — Чего людей зря беспокоить в пол­четвертого утра? Может там все в порядке, люди ослышались... Мы глянем и вернемся. Все ясно?!

— Все, — обреченно пробормотал Кос­тюшкин.

— Не слышу?

— Так точно, — отрапортовал тот.

— Во, другое дело, — удовлетворенно за­явил Чмиль.

— Да брось ты ерундой заниматься! Пошли быстрей, — поторопил старшего лейтенанта Ребров.

* * *

На улице было довольно холодно. Дул ко­лючий северный ветер. Землю слегка примо­розило. Вокруг ни души. Ребров и Чмиль бе­жали по спящему кварталу серых девятиэта­жек. Их топот гулко расходился по округе, однако вряд ли кто его слышал. В окнах дав­но уже был погашен свет, и население мирно дремало в предрассветный час в теплых по­стелях, наслаждаясь картинкой сладких сно­видений.

Чмиль мчался впереди и еще умудрялся вес­ти беседу с майором.

— Да не переживай ты так! Может, бабке этой послышалось. Или молодежь гуляет, пе­тарды запустили. Я ж сам молодой был, через это прошел.

— Угу.., тоже мне... «старик» нашелся, — с одышкой произнес майор.

Ребров несколько поотстал. Он старался бе­жать быстро, насколько это было возможным. Тело развалива­лось на части от жуткой боли, и каждая встряс­ка отдавала обжигающей резью в печени. Ноги казались ватными. В ушах стоял гул. В голо­ве — какой-то туман. И все же Ребров продол­жал этот трудный для себя бег как будто преодолевал не два квартала, а дистанцию, равную его жизни.

Чмиль оглянулся. Глядя на Реброва, сколько усилий прилагал этот человек, чтобы преодолеть данную дистанцию, сердце его сжалось. Стар­лей сбавил ход и побежал рядом с майором.

— Слушай, чего мы летим как на пожар?! Давай пешком пройдемся. Там, может, баб­ке кошмар приснился, а мы, как идиоты, в полчетвертого утра к ней на свидание не­семся! — и шутливым тоном добавил: — Чё мы с тобой, геронтофилы какие-нибудь, что ли? Я, лично, традиционной сексуальной ориентации.

— Вперед!.. — прохрипел Ребров.

— Вперед так вперед... Я ж не возражаю, — и не без иронии в голосе Чмиль продолжал: — Эх, так уж и быть! Говорят же, в жизни все надо попробовать... Слушай, а может, я один к этой бабке сбегаю? Разузнаю чё да как. А ты в райотделе подождешь, пока мы с ней отношения выясним...

— Не все ж... коту... масленица... — попытался так же шуткой ответить Ребров, задыхаясь от быстрого бега.

Наконец, квартал девятиэтажек остался по­зади. Начались запутанные лабиринты частно­го сектора.

— Ты куда, Чмиль? — окликнул старлея Ре­бров.

— Так улица в той стороне! — кивнул тот.

— Нет... туда, — махнул майор и побежал первым, показывая дорогу.

Разбуженные от топота ног собаки подня­ли неугомонный лай по всей округе. Вот уже и нужная улица, необходимый последний уг­ловой дом, расположенный на перекрестке дорог. Ребров подбежал к калитке и, остано­вившись, почти повис на ней, пытаясь отды­шаться. Чмиль тоже сложился пополам, опи­раясь руками в колени и восстанавливая ды­хание.

— За тобой... прямо не угнаться, — произнес он, тяжело дыша.

Чмиль поднял глаза на подозрительно за­тихшего майора. Ребров стоял как вкопан­ный, затаив дыхание и уставившись куда-то во двор. И если бы он не поднял руку, по­казывая жестом «Внимание!», Чмиль бы по­думал, что тот умер. В боковом и переднем окнах дома, очевидно одной и той же ком­наты горел свет. За шторкой мелькали чьи-то тени.

Ребров тихо открыл калитку и вместе с Чмилем вошел во двор. Недалеко лежала мертвая собака в небольшой темной лужице. Чмиль присел на корточки и попробовал пальцем липкую жидкость. «Кровь», — утвердительно кивнул он.

— Зайди слева, — шепнул майор, указывая на боковое окно.

Чмиль вновь кивнул. Пригибаясь, коротки­ми перебежками вдоль хозпристроек, он в два счета достиг заборчика, отделявшего двор от небольшого цветника возле дома, куда выхо­дило боковое окно. Несмотря на свою внуши­тельную фигуру, старший лейтенант почти бесшумно сиганул через забор и скрылся в темноте.

Ребров вытер пот со лба. Достал из кобу­ры пистолет, снял с предохранителя и подо­шел к двери. Сердце стучало в груди, гулко отзываясь во всем теле. Дыхание было уча­щенным. Руки дрожали от быстрого бега и сильного перенапряжения. В горле пере­сохло. Он взялся за ручку двери и слегка по­тянул ее на себя. Та легко поддалась — дверь оказалась незапертой. Ребров как можно ак­куратнее приоткрыл ее и тихо вошел в дом. Продвигаясь в темноте практически на ощупь, он наткнулся на что-то мягкое и ос­торожно присел. В слабом луче света, про­бивающегося из-под двери следующей ком­наты, он разглядел руку пожилой женщины. Прощупал пульс. Он отсутствовал, однако тело было еще теплым. «Очевидно, женщи­на приняла первый удар на себя, — про­мелькнуло в голове Реброва. — Причем совсем недавно...» Майор переступил через труп, крепче сжимая рукоять пистолета, и стал бесшумно продвигаться в сторону по­лоски света.

Дойдя до следующей двери, он снова мед­ленно приоткрыл ее на себя. Эта комната была проходной. Слева, в соседнем помеще­нии, горел свет. Именно оттуда доносился детский плач. Мужские голоса грубо требо­вали деньги. Слышались приглушенные уда­ры и стон. Ребров присел у дверного проема и осторожно выглянул. Двое вооруженных бандитов в черных масках избивали связан­ного, лежащего на полу хозяина дома, тре­буя указать место, где лежат деньги. У одно­го из них висел через плечо автомат, другой сжимал в руке пистолет. Третий налетчик стоял слева с топором и наблюдал за дейст­виями своих подельников. За ним находил­ся мальчик, привязанный к батарее сбоку от окна. Он жалобно плакал, зажмурив от стра­ха глаза. Справа на диване лежала женщи­на, связанная бельевой веревкой, с кляпом во рту.

Ребров лихорадочно пытался сообразить, как действовать дальше. Но тут один из налет­чиков, что был с автоматом, схватил хозяина за волосы и, тыча пальцем в ребенка, крикнул: «Ну, сука, смотри!» Он кивнул своему подель­нику. И тот замахнулся топором над хрупким тельцем ребёнка. Мальчик оглушительно заверещал...

Реброва точно разрядило. Не раздумывая, он рванул с места, выкрикивая какие-то стандартные фразы и не слыша даже собст­венного голоса. Единственная мысль, кото­рая неистово пульсировала в его голове, — любой ценой спасти ребенка. В это мгнове­ние он почувствовал, словно какой-то яр­кий, обжигающий луч пронзил его сзади в области затылка. Он точно взорвался в его теле, порождая множество мурашек, как после мощного разряда электрического то­ка. С этого момента для Реброва из­менилась вся картина восприятия. Мысли исчезли. Наступила ясность и абсо­лютный покой. Время точно замедли­ло ход.

Он увидел направленное на себя дуло писто­лета, но страх отсутствовал. Была лишь ясность и холодный расчет. Зрение необычно сконцентрировалось и отчетливо зафиксиро­вало, как пуля вылетела из ствола бандита. Ребров машинально отклонил голову, увернув­шись от траектории полета пули. И только по­том увидел огонь, вылетающий из черного круглого отверстия.

Взгляд упал на правое плечо противника. Странно, но Ребров не видел ни одежды, ни даже кожи, а лишь разрывающийся от пули, плечевой сустав. Он машинально нажал на курок. И в следующее мгновение пуля пронзила противника точно в заданную глазами цель. Действуя почти автоматичес­ки, Ребров подлетел в невероятном для его возраста прыжке к бандиту с топором и вре­зал ему в грудь левой ногой так, словно всю жизнь только и занимался восточными еди­ноборствами. Тот с силой ударился об стену. Потом, как мячик отскочил от нее, рухнув на пол и выронив из рук топор.

Ребров слегка повернул голову вправо. Тре­тий налетчик, выпустив волосы мужчины, уже приподнимался, направляя на майора ствол автомата. Ребров действовал быстро, легко и слаженно, как будто годами нараба­тывал до автоматизма эти движения. Правой ногой он отбил в сторону и вниз оружие, при­жав его ногой к полу. Продолжая движение, полуприсев, с разворота нанес всем корпусом мощный удар левым локтем за ухо бандиту. Тот свалился без чувств, упав прямо на хозяина. Ребров переложил пистолет в ле­вую руку, а правой стал поднимать автомат. В это мгновение он зафиксировал боковым зрением нечто странное.

Майор повернул голову. В глубине проходной комнаты возле дверного проема, где еще се­кунду назад стоял сам, он увидел прозрачный сияющий силуэт. Его черты становились все четче и яснее, и, наконец, проявился облик прекрасного лица. Его взор беспрепятственно проникал в душу, озаряя своим светом самые потаенные ее глубины. Ребров чувствовал, что не сможет выдержать силу этого взгляда, но и оторваться от его восхитительно приятно­го и доброго притяжения, радующего сердце, было невозможно.

Однако через секунду, к несказанному изумлению Реброва, его периферийное зрение сработало так, словно он смотрел в упор на происходящие сбоку события. Ребров раз­глядел в мельчайших подробностях, как раз­летается на множество осколков стекло, как в комнату влетает кусок бревна, выбивая ра­му, а следом вламывается мощная фигура старшего лейтенанта Чмиля. Удивившись та­кому необычному свойству зрения, майор с трудом оторвал взгляд от сияющего лика и посмотрел на окно, которое, как ни стран­но, оказалось целым. Но в ту же секунду стекло вдребезги разбилось, и картинка, за­печатленная мозгом Реброва, точь-в-точь повторилась наяву. Чмиль влетел в комнату как ураган. Но, увидев живого и невредимо­го майора, а также лежащих вокруг него пре­ступников, он остановился, слегка опешив. Быстро выйдя из своего оцепенения, стар­ший лейтенант принялся связывать руки бандитам.

Ребров сохранял все то же состояние абсо­лютного спокойствия. Он вновь глянул в сто­рону проходной комнаты, которая больше все­го привлекала его взор. Но комната была уже пуста, зияя своей поглощающей тьмой. Лишь легкий рассеивающий свет плавно удалялся, отсвечи­вая из коридора. Ребров, не раздумывая, дви­нулся за ним.

С каждым шагом мир все сильнее менял свои очертания. Чем дальше удалялся от яр­кого света Ребров, тем больше фокусирова­лось и сжималось пространство вокруг него. Войдя во тьму коридора, он точно погрузился в медленно вращающийся тоннель. Круглые «стены» и «пол» находились в каком-то аморфном состоянии. Вернее, «стены» и «пол» были понятиями из прошлого Реброва. Сей­час он видел нечто вроде различных по кон­фигурации и тусклому свету скоплений ато­мов и молекул, которые словно живые изме­няли свою форму, повторяя отпечаток его шага. Рука Реброва свободно проникала в «стенки» этой массы. Хотя и рука стала во­все не рукой, а каким-то струившимся пото­ком разноцветных энергий, заключенных в оболочку таких же мельчайших частиц, как у «стены» и у «пола».

Впереди он увидел необычно сгруппиро­ванные атомы и молекулы вперемешку с рас­сеивающим светом угасающих энергий. «Ста­рушка», — мелькнуло у него в голове. Легкое свечение окру­жало тело. В области головы, в самом центре, пульсировала золотисто-красноватым светом маленькая студенистая масса. Над телом завис небольшой ослепительно яркий сгусток. Ка­ким-то образом Ребров понимал, что этот сгу­сток энергий и пульсирующий студенистый комок — одно целое, составляющее суть чело­века, пребывающего в телесной оболочке. Ему показалось, что столь маленькое сияю­щее Нечто — самое что ни на есть живое, из­вечное существо. Он почувствовал на себе его невидимый взгляд, напряжение и какую-то щемящую душу тоску. И он понял его, понял без слов. «Живы все, живы», — мыс­ленно произнес майор. Существо точно восприняло его мысли. Оно засияло мягкими, невероятно теплыми переливами, дублируя эти оттенки на студенистом комочке и оставляя в душе Реброва аналогичное успокаивающе-умиротворяющее ощущение. И тут Реброва озарило. Он ясно понял — смерти, как таковой, не су­ществует!

Это открытие поразило его, распахнув двери в неведомый доселе более чем реальный мир, мир вечности, наполняя жизнь совер­шенно новым смыслом существования. Очутившись на ули­це, Ребров попал вроде бы в знакомый, но в то же время совершенно другой мир. Потоки за­ряженных частиц омывали его тело порывом вполне ощутимой живой силы под человечес­ким названием «ветер». Эти частицы прони­кали в телесную оболочку и насыщали другие частицы своей энергией, которые по цепоч­ке передавали свою силу остальным, порож­дая ощущение бодрости и свежести во всем организме.

Мир был отнюдь не в темных тонах. Он иг­рал причудливым светом жизни, которого Реб­ров раньше абсолютно не замечал. Все вокруг сияло разноцветными красками. И не было здесь разделения на живые и неживые объек­ты. Все по-своему было живое: перемещалось, соединялось, получая неповторимую гамму пе­реливов, разъединялось на отдельные пульси­рующие оттенки, необычно преобразовывало свои состояния...

Потрясенный увиденным, Ребров присел на краешек крыльца. И только сейчас заметил, что видеть стал каким-то необычным способом, точно хамелеон. Его зрительный кругозор значительно расширился. Он созер­цал, не поворачивая головы, практически все, что находилось вверху, внизу, сзади, с бо­ков. Лишь небольшая полоска сзади внизу оставалась невидимой. Для обозрения этого участка пространства необходимо было слег­ка повернуть голову. Ребров не мог понять, что случилось с его зрением. Он закрыл гла­за, прикрыв их рукой. Однако, несмотря на то что веки оставались сомкнутыми, Ребров, как ни странно, видел собственную руку, свои пальцы, наложенные на веки. Более то­го, он видел все, что происходило вокруг него, словно и не было вовсе никакой пре­грады.

Ребров в шоке отнял руку от лица и посмо­трел на нее. Но тут он открыл другие удиви­тельные способности своего зрения. Чем сильнее сосредоточивал внимание на кончике пальца, тем глубже проникал его взор, увеличивая видимый объем во много раз, как под увеличительным стеклом. Хотя в это же время Ребров чувствовал, что удер­живает руку на том же расстоянии от глаз. Он увидел до мельчайших подробностей узорчатый рисунок своих пальцев в виде причудливых лабиринтов. Они напоминали петляющую местность, изрезанную неров­ными канавами и плоскими холмами. Под этим загадочным рельефом скрывался другой невидимый мир. Розовая масса окутывала разветвленные устья гибких синева­тых трубок. Они интенсивно пульсировали, толкая по своим замысловатым ходам под огромным внутренним давлением бурные потоки красной жидкости. Но и в этом, не­вероятно живом мире существовал еще более утонченный мир. От такого углубленного со­средоточения Реброва даже немного затош­нило. Он машинально оторвал свой взгляд от пальца, и зрение вновь стало расфокуси­рованным, возвращая его палец в пределы привычных форм.

Пытаясь прийти немного в себя, Ребров сместил свое внимание на звуки. Но и здесь столкнулся с уникальным явлением. Он не слышал звуки как обычно, а реально ощущал их всем телом. С нескрываемым любопытст­вом майор стал исследовать новые возможно­сти своего организма. Сначала он почувство­вал лай собак. Эти волны были точно живой, самостоятельной силой, с собственным запа­сом энергии. Рождаясь и проходя очень ко­роткий жизненный путь, они своими колеба­ниями изменяли окружающее пространство. Ребров ощущал, как упругие волны ударяют­ся о его тело, будто накатившиеся одна за другой волны морского простора, как они омывают его, словно стремительное течение подводный камень. Он почувствовал другие, более тонкие шумы и жизненную силу этих энергий.

Ребров с увлечением стал сосредоточивать­ся на разных ощущениях. И здесь ему открылась совершенно потрясающая картина ми­роздания. Все эти красочные оттенки окру­жающего пространства оказались не чем иным, как различными энергиями разнооб­разных волн. Более того, все живые и нежи­вые объекты представляли собой именно энергетические частицы, порождающие спе­цифические волны. Впечатляло их многооб­разие и взаимодействие. Волны были носите­лями разной силы и энергии, двигались со своими индивидуальными скоростями, усили­вали друг друга, встречаясь в пространстве, отражались, поглощались, превращаясь в дру­гую энергию. Наблюдая за всем этим велико­лепием, Ребров неожиданно сделал для себя еще одно потрясающее открытие: эта жизнь не прекращалась! В ней не существовало по­нятия «смерти». Энергии, которые и состав­ляли суть жизни, лишь переходили из одного состояния в другое, меняя формы. Они суще­ствовали вечно!

От таких открытий у Реброва захватило дух. Бурным потоком нахлынула небывалая ра­дость, безграничная любовь ко всему сущему. Хотелось обнять душой весь мир и целиком раствориться в его поразительной гармонии. От охватившего его вдохновения Ребров восхищенно посмотрел на огромное пространство ночного неба, сверкавшего осле­пительными звездами. Он ощутил доносивши­еся оттуда шумы, которых раньше никогда не слышал. Вернее, это были даже не шумы, а ка­кая-то симфония, которая то складывала все звуки в прелестную мелодию, то услаждала слух отдельным звучанием великолепного со­ло. Эта музыка зачаровывала своими нежными переливами, своей необычной внутренней красотой.

Ребров наслаждался гармоничным звуча­нием Космоса. Он явно ощущал какую-то вну­треннюю неразрывную связь между собой и всем этим изумительным мирозданием. Было такое чувство, что он точно знал, где и что находится: где раскаленная звезда, где планета, где про­сто свет от давно видоизмененной энергии угасшей формы. А в некоторых темных мес­тах Космоса явно ощутил существова­ние невидимых глазу галактик и их планет с вполне реальным, схожим прототипом жизни. Ребров почувствовал не просто еди­нение с Космосом, а какую-то необъясни­мую связь каждого атома его тела с каждым электроном небесных тел. На неведомом уровне своего сознания он понимал, что ес­ли еще немного побудет в этом потрясаю­щем состоянии глубинного проникновения в тайны мироздания, то ему откроется нечто запредельное. Но в это мгновение ему стало по-настоящему дурно. Казалось — еще чуть-чуть и он потеряет созна­ние. Ребров опустил взгляд на землю, пыта­ясь прийти в себя.

Подъехала опергруппа. В дверях стали сно­вать туда-сюда люди. В ноздри Реброва остро ударил запах крови, пороха, бензина, смеси мужских парфюмов с едким запахом дежурной части и еще дюжина каких-то специфиче­ских запахов здешнего дома. Подъехали ма­шины из прокуратуры, ОБОПа, «скорой по­мощи». Во дворе началось интенсивное дви­жение.

Дата добавления: 2015-06-28