Майк Кэри 14 страница

К счастью, особой слаженности действий у придурков не наблюдалось. Трое, вооруженные импровизированными ломами и дубинками, бросились на нас, весьма кстати загородив от своего приятеля. Желая встретить их первой, Джулиет прибавила шагу и обезвредила двоих ударами, которые я бы с удовольствием назвал хирургическими, потому как любое хирургическое вмешательство лишает мобильности и хотя бы одной части тела.

Третьему я поставил подножку, но в данной ситуации он мог считаться счастливчиком. Мы вместе полетели на пол, но сверху оказался я, и одержимый придурок замахнулся зазубренным металлическим прутом, который использовал вместо ножа. Чтобы сбить прицел, пришлось двинуть ему локтем по лицу и ударить головой о пол. Тем не менее сопротивление продолжалось, и я заехал придурку коленом между ног – вот вам экспресс‑метод регулирования рождаемости: болезненный, но весьма эффективный. Парень скрючился на полу, а я поднялся на ноги в тот самый момент, когда грянул выстрел.

Стреляли, конечно, не в меня. Те ребята, вероятно, свихнулись, однако нужно быть безнадежно свихнутым, чтобы целиться в кого‑то еще, когда к тебе с угрожающим видом подходит Джулиет. Пуля пробила шелковое платье на уровне нижнего ребра, и налицо мне брызнула тоненькая кровавая струйка.

Винтовка действительно оказалась полуавтоматическая, потому что второй залп грянул, когда Джулиет выпихнула стрелка в разбитое окно. Тот полетел вниз с воплями, которые звучали скорее разъяренно, чем испуганно. Похоже, вопли стали последними в его жизни: через секунду тело с глухим «бум!» ударилось об асфальт.

– Джулиет! – закричал я. – Мать твою, они же одержимы! В них кто‑то вселился!

Но суккуб не слышала. Она немного ссутулилась и начала медленно, слишком медленно поворачиваться в тот самый момент, когда два парня, еще недавно сторожившие заложников, напали на нее с фланга.

Один полоснул Джулиет ножом, другой двинул по лицу бейсбольной битой. Покачнувшись от удара, суккуб выбросила вперед левую руку, так что ее большой и указательный пальцы проткнули глаза крепышу с битой.

Таким образом, оставался придурок с ножом. Он как раз замахнулся для второго удара, когда я с запозданием, но все‑таки заставил себя сдвинуться с места. Схватив его правую руку, я отчаянно дернул на себя. Громила выронил нож, а Джулиет глянула через плечо, будто впервые заметив нападавшего.

Молниеносный апперкот – и голова громилы едва не слетела с плеч. Лишившись чувств, он рухнул на холодные плиты пола.

– Ты в порядке? – спросил я суккуба. Грудь судорожно вздымалась и от попыток привести в норму дыхание, и от тошноты: бурлящий адреналин постепенно сворачивался в нечто кислое и неприятное.

– В порядке. – Голос Джулиет превратился в хриплое бульканье, испугавшее меня до полусмерти. Наклонившись вперед, она осматривала кровавое пятно, жутким цветком распустившееся на лифе платья, и переступала с ноги на ногу, словно ей было непросто сохранять равновесие.

Вывод напрашивался сам собой. Целое поколение предпринимателей нажило свой первый капитал на страхе людей перед воскресшими – посеребренные боеприпасы лишь один из товаров, популярность которых они ловко раздули.

– Джулиет, тот патрон оказался…

– Да, посеребренным, – чуть слышно прошелестела она. – Но он прошел сквозь легкие. Думаю, я… справлюсь…

Джулиет осеклась, но на ногах устоять сумела. Ее внимание сосредоточилось на ране, и я почувствовал, что на некоторое время она перестала воспринимать происходящее вокруг. С улицы послышались обрывки приказов и вой одинокой сирены. Ясно, полиция не хочет медлить со штурмом, только не сейчас, когда из окон полетели тела.

Я повернулся к заложникам. Сьюзен Бук уже направлялась ко мне, остальные же по‑прежнему жались к стене, дети ныли и всхлипывали, но пошевелиться не решался никто. Только собрался объявить что‑нибудь в духе «Теперь вы свободны», как рука алтарницы метнулась вперед. Я машинально поставил блок, и с ее пальцев закапала кровь. Замах левой руки Сьюзен я даже не видел – острые ногти буквально вспороли мне щеку. Онемев от удивления, я сделал шаг назад, но Сьюзен не унималась. Яростно молотя кулаками и царапаясь, она поливала меня непристойностями. Точно такими же, что я слышал от приговоренного к повешению у эскалатора. В основном они касались моих сексуальных отношений с родителями и орального секса, которым придется заниматься в аду. Неужели у них какой‑то вирус?

Используя преимущество в росте, я как мог отбивался от бешеных атак Сьюзен. Причинять боль не хотелось, поэтому я пятился назад и громко звал ее по имени, надеясь вывести из непонятного транса. А потом спина ударилась о шкаф, и пришлось остановиться. Алтарница приблизилась, и я, оказавшись в тупике, сначала отмахнулся от ее цепких рук, а затем изо всех сил ударил по подбородку. Сьюзен полетела назад, а когда ударилась головой о пол, раздался треск, не предвещавший ничего хорошего.

За треском послышалось взрывное бабах! – и еще одно окно разбилось вдребезги через секунду после того, как в него по дуге влетел тяжелый металлический предмет, оставляя за собой след белесого дыма. Приземлившись, он покатился по полу, и в то же мгновение разорвалось другое окно. Крики заложников заглушили все остальные звуки, даже шипение гранат со слезоточивым газом, выпускающих свое зловещее содержимое.

Я шагнул к Джулиет и едва не поскользнулся, наступив на что‑то жесткое и гладкое. Это же мой «Викторинокс», швейцарский нож с многофункциональными приспособлениями! Вот чем орудовала Сьюзен – еще немного и насмерть бы меня заштопорила!

Джулиет опустилась на колени рядом с одним из преступников и приложила руку к его груди. Я решил было, что она проверяет пульс, но затем понял: шарит по карманам. Когда схватил за локоть, суккуб подняла голову и впилась в меня взглядом. У меня из глаз текло: торговый зал быстро пропитывался слезоточивым газом.

– Пора отсюда выбираться, – попытался перекричать заложников я. – Так обойдемся меньшей кровью, потому вот‑вот начнется штурм.

Джулиет с видимым трудом встала.

– Мне придется за тебя держаться, – прохрипела она и чуть не упала, когда я повел ее обратно через магазин.

«С заложниками все должно быть в порядке, – сказал себе я. – Естественно, надышатся слезоточивым газом, но с минуты на минуту здесь появятся копы, так что беспорядки, по сути, закончены. Лучше врачей „скорой помощи“ мы заложникам все равно не поможем».

В то же время я чувствовал не удовлетворение, а скорее бессильную опустошенность, когда вел по застывшему эскалатору слабеющую Джулиет и слушал ее хриплое дыхание. Суккуб права: здесь действительно что‑то творится. И это что‑то ясно представляет наши намерения: мановением невидимой руки превратило жертв в агрессоров, а нас накрыло психоэмоциональным аналогом зараженного оспой одеяла, которое заражает все, чего касается.

С Джулиет на руках пробираться по разгромленному пассажу первого этажа оказалось куда сложнее. Когда шли к коридору, в конце которого находились уборные, я услышал грохот – слева от нас распахнулись двери главного входа – и хруст тяжелых ботинок по битому стеклу. Я прибавил шагу, рискуя оступиться и упасть на холодные плиты вместе с Джулиет. Вот и коридор – тяжелые ботинки промчались совсем рядом, и я приготовился услышать приказ: «Ни с места! Медленно опусти суккуба на пол…» Слава богу, ничего подобного не произошло.

В дебаркадере по‑прежнему не было ни души. Я подвел Джулиет к краю платформы, осторожно усадил, затем скользнул под дверь и протащил ее за собой. Удивительно, поразительно, но несмотря на все случившееся и пульсирующий в висках ужас, я физически реагировал на близость Джулиет и, вдыхая ее естественный аромат, чувствовал, как становится тесно в штанах.

Через забор суккуб лезть не могла – куда там, она шла‑то с огромным трудом! К счастью, в глубине двора обнаружились ворота, закрытые на засов. Я быстро его отодвинул, и мы выбрались за территорию «Уайтлифа», усталые, измученные, перемазанные кровью, словно последние участники танцевального марафона в аду.

Очутившись на улице, я решил остановиться. Уже стемнело, и, держись мы подальше от проезжей части, наши раны и ссадины никто бы не заметил, а вот неуверенная шатающаяся походка точно привлекла бы внимание. Притянув Джулиет к себе, я попытался изобразить, что мы любовники, потерявшие рассудок от половых гормонов. Да, да, предвосхищая вопросы, уточняю: изображать оказалось совсем несложно. Там, где наши тела соприкасались, я с болезненной остротой чувствовал каждую мышцу и каждый нерв.

Дорога, по которой мы шли, вела к улице, где я оставил машину, то есть мимо плотной толпы зевак. Сейчас вокруг происходило куда больше событий, поэтому людям было не до нас. Одни полицейские пытались отогнать любопытных, другие – в камуфляже, бронежилетах и со специальными щитами в руках – мчались к главному входу в «Уайтлиф». Штурм начинался по‑настоящему, так что мы выбрались в самый последний момент.

Прислонив суккуба к крылу машины, я распахнул пассажирскую дверь. Джулиет понемногу приходила в себя, по крайней мере на ногах держалась поувереннее и на сиденье смогла опуститься практически без моей помощи. Я аккуратно прикрыл дверцу, забрался в салон и завел мотор.

Поскольку впереди дорогу заблокировали, мне пришлось выполнить разворот в три приема. К счастью, на улице кипело действо, и никто не обратил на нас ни малейшего внимания. Когда отъехали к стадиону Уайт‑Сити, я притормозил у обочины: руки тряслись так, что вести машину стало опасно.

Дыхание Джулиет по‑прежнему было неглубоким, но уже куда ровнее, а в глазах вновь появилась хорошо знакомая надменность.

От этого взгляда уже готовые сорваться с губ фразы испуганно застыли.

– Жаль, что я тебя во все это втянул, – наконец проговорил я.

– Ничего страшного. – Голос суккуба до сих пор напоминал скрежещущий шепот. – Было даже… интересно.

– Нет, я имел в виду не это. Жаль, что ты там оказалась. Ты убила одного человека, ослепила другого. Если бы знал, что ты не сможешь укротить свою натуру…

Похоже, никаких угрызений совести Джулиет не испытывала.

– Один человек погиб до нашего появления, – начала она. – Как думаешь, скольких бы еще убили, не вмешайся я?

– Ответа мы не знаем.

– Верно, – с нескрываемым пренебрежением согласилась суккуб, – не знаем.

– Игра того стоила? – по‑прежнему не в силах справиться с шоком, спросил я. – Ты разобралась, с чем мы столкнулись?

– Да, пожалуй, а ты?

– Нет, – честно признался я, – хотя…

В том, как аморфное зло воздействовало на мое шестое чувство, безусловно, имелось нечто знакомое. Но знакомое перемешалось с множеством совершенно чуждых ощущений, а как следует сосредоточиться на целостном образе мне не удалось. Я словно соединял точки, беспорядочно вращающиеся в водовороте. В итоге фраза осталась неоконченной: вряд ли я смог бы как следует объяснить, что именно чувствовал.

– Ну же, давай, хотя бы намекни, каков расклад!

– Скоро объясню, – пообещала Джулиет, – но не сейчас и не здесь.

В наступившей тишине суккуб внимательно посмотрела на меня.

– Кастор… – в ее голосе слышался хрип, доказывавший, что она еще не полностью восстановила раненое легкое.

– Что?

– Ты так к ужину приоделся?

Недалеко от Олд‑оук‑коммон есть тайский ресторан, где я уже несколько раз обедал. Отличное место для пары коктейлей в конце рабочего дня или после очередной казни безумного стрелка в разбитом торговом центре. Отсутствие дресс‑кода позволяет не зацикливаться на том, что тебя ранили в грудь, а выходное отверстие испортило шелковое платье.

Если честно, когда приехали в ресторан, Джулиет была свежа, словно только что приняла душ… (картинку пришлось срочно стереть, пока воображение окончательно не выбилось из‑под контроля). Кровь, пропитавшая лиф, куда‑то исчезла, а синяки на скулах побледнели и стали практически незаметны. Нечто подобное Асмодей творит с телом Рафи, предварительно поранив его в очередной вспышке ярости; только на Джулиет процесс выглядел эффектнее и протекал быстрее, наверное, потому, что Рафи по‑прежнему состоит из плоти и крови, а Джулиет – из чего‑то другого. Очень хочу спросить, из чего именно, да не знаю как.

Метрдотель, профессиональной невозмутимости которого под чернущим взглядом Джулиет значительно поубавилось, усадил нас у окна, все всякого сомнения, с расчетом на то, что на нее будут реагировать прохожие. Едва он удалился, Джулиет достала из кармана скомканные листочки, расправила и положила на стол.

– Альфред Паттерсон, – зачитала она, раскладывая листы веером, – Лоренс Хеффер, Джон Хеффер, Кеннет Джонс, Лили Монтгомери.

Итак, передо мной ксерокопии стандартного формата, на каждой в правом верхнем углу фотография, размером как на паспорт. Лица в основном мужские, женских всего несколько, до банальности непримечательные, вот только выражение перепугано‑серьезное, как у людей, в жизни которых неожиданно воцарилось отчаянное безумие.

– Это же полицейские досье! – воскликнул я.

Джулиет кивнула, сосредоточенно изучая меню.

– Откуда они у тебя?

– Один молодой и очень симпатичный констебль с Олд‑филд‑лейн сделал ксерокопии и принес мне.

Прежде чем произнести следующую фразу, я тщательно обдумал каждое слово:

– Ты дала ему взятку или?..

– Позволила подержать меня за руку.

К нашему столику подошел официант, совсем мальчишка с рыжими кудряшками и пухлыми веснушчатыми щеками. Бедняга не мог оторвать глаз от Джулиет! Конечно, перед ее чарами капитулировали люди куда сильнее и крепче… Я строго постучал пальцем по столу – мальчишка не без труда повернулся, будто нехотя мирясь с моим присутствием.

– Что желаете на аперитив? – с неестественным радушием спросил он.

– Мне виски, – заявил я. – У вас есть бурбон?

– Могу предложить «Джек Дэниелс» и «Блантонс».

– Тогда, пожалуйста, «Блантонс» со льдом.

– «Кровавую Мери», – попросила суккуб.

Что же, другого я и не ожидал. Ценой неимоверных усилий официант оторвал взгляд от Джулиет и зашагал к стойке. Прежде чем скрыться из виду, он несколько раз оглянулся на мою спутницу.

Я снова погрузился в полицейские досье. К некоторым были приложены газетные вырезки, показавшиеся смутно знакомыми: накануне вечером мне их демонстрировал Никки. Итак, Альфред Паттерсон задушил абсолютно незнакомого человека собственным галстуком в собственном же офисе на Аксбридж‑роуд. Отец и сын Хефферы изнасиловали и зверски убили восьмидесятилетнюю женщину, а потом выбросили ее тело в канал Регента.

Часть материала оказалась новой. Например, досье на Лили Монтгомери, арестованной после крупной семейной ссоры. Прибыв на место происшествия, полиция обнаружила ее на диване в гостиной, мирно вяжущей рядом с остывающим трупом мужа. Супруг задохнулся кровью, после того, как ему проткнули горло двумя острыми предметами, вонзенными с разных сторон. Спицы пачкали быстро свертывающейся кровью пинетки, которые миссис Монтгомери вязала для своей одиннадцатимесячной племянницы Саманты, не обращая ни на что внимания.

Оставалось еще ксерокопий двадцать, но я лишь пробегал их глазами: машинально отмечал время и место, пропуская душераздирающие подробности в графе «Описание происшествия».

Официант принес напитки. Бурбон он едва не расплескал мне на колени – стоило ему на полсекунды ослабить концентрацию внимания, и глаза, словно намагниченные, поворачивались к Джулиет. Еду мы заказали, но получился некий триумф надежды над опытом: названия блюд парень не записывал, а в памяти наверняка отпечатался лишь волнующий изгиб груди суккуба, мелькающей в дыре на платье.

Когда он, спотыкаясь, отошел от столика, я укоризненно покачал головой.

– Спусти мальчишку с крючка!

Якобы оскорбленная, Джулиет удивленно изогнула бровь.

– Ему уже восемнадцать, и я ничего не делаю, все происходит естественным образом.

– Вот как? Может, дашь ему задний ход? Облей холодной водой, в психоэмоциональном, естественно, эквиваленте. Наш ужин и качество обслуживания от этого только выиграют.

– Дать задний ход? – каждым словом источая насмешку, переспросила Джулиет. – Хочешь, чтобы я подавляла желание, вместо того, чтобы разжигать?

– Да, именно этого мне бы хотелось.

– Неужели ты сам не справишься?.

– Ой! – Сложив пальцы правой руки пистолетом, я «прострелил» себе сердце. Вот что мне больше всего нравится в Джулиет – жесткая прямота, как две капли воды похожая на садизм. Она отлично нейтрализует мою природную сентиментальность и веру в лучшие качества человека.

Снова сосредоточившись на ксерокопиях, я изучил их чуть внимательнее.

– Ну, в принципе понятно. Они все из одного района, маловероятно, что такое количество тяжких преступлений на столь…

Я осекся: Джулиет категорично качала головой.

– Тогда в чем дело?

– Вот в этом. – Она постучала по лежащему снизу листочку, который я пропустил, так как он был другого формата и на первый взгляд казался лишь списком имен. Я принял его за указатель: ведь некоторые из имен уже фигурировали в досье. На этот раз я сосредоточился, и – бинго! – до меня дошло. Бурбон, как известно, готовят из зернового затора, и не переброди он в штате Кентукки, процесс бы завершился в моем желудке.

Список отпечатали на машинке, замазав помарки «штрихом», а сверху стояло краткое заглавие «Прихожане».

– Святые угодники, – пролепетал я, – вот так дерьмо!

– Действительно дерьмо, Кастор, только угодники, наоборот, не святые, а нечестивые!

– Все эти люди посещали церковь святого Михаила?

Суккуб кивнула.

– А теперь все они стали безумными, одержимыми мыслью об убийстве маньяками?

– Ну, вопрос лишь в семантике…

– То есть?

– Если считать их безумными, значит, они потеряли способность принимать моральные решения.

– Отец с сыном насилуют пенсионерок? Божьи одуванчики протыкают трахеи мужьям? По‑твоему, что с ними случилось? Что они потеряли?

– Совесть. Живущие в них пороки вырвались на свободу, и отныне свои желания эти люди осуществляют самым доступным способом. Почувствовав похоть – насилуют; разозлившись – убивают; поддавшись жадности – громят торговый центр.

– Думаешь, те люди в «Уайтлифе»…

– Не думаю, а уверена, поскольку проверяла… – Сунув руку все в тот же бездонный карман, суккуб выложила на стол несколько кошельков и бумажников. Моментально вспомнилось, как она опустилась на колени возле раненого безумца. Я еще подумал, Джулиет нащупывает пульс, а она шарила по карманам. – Джейсон Миллс, – зачитала она, – Говард Лакбридж, Эллен Родерер.

Я глянул в список, заранее зная, что в нем увижу.

– И Сьюзен Бук, – добавил я, просто показывая, что не упустил логическую нить.

– Да, конечно, и Сьюзен Бук.

Принесли еду. Официант максимально растянул процесс, разглядывая Джулиет во всех мыслимых ракурсах, а я умирал от нетерпения: когда же он уйдет?

– Так что ты имеешь в виду? – не вытерпел я. – Все эти люди были в святом Михаиле в субботу, когда… когда случилось то, что случилось? Именно после службы у них отказали механизмы торможения агрессии и напрочь пропали угрызения совести? Они разом превратились в безвольных рабов своих собственных желаний?

Джулиет коротко кивнула, пробуя ми‑горенг,^[33]которую вовсе не заказывала.

– Они одержимы.

– Все до одного?

– Именно. Кастор, ты читаешь Библию?

– Только когда по телевизору нет ничего путного.

– А комментарии, экзегезы и конкордансы?

– Нет, все руки не доходят.

– Тебе известно, как иудеи относятся к Христу?

Я раздраженно пожал плечами: похоже, ожидаются пространные аналогии. До чего же не хотелось их выслушивать!

– Не знаю… Наверное, полагают, Иисус связался с плохой компанией.

– Я имела в виду, как они его воспринимают? К какому рангу причисляют?

– У меня нет вариантов, говори!

– Они считают Иисуса пророком. Подобным Илии или Моисею, не больше и не меньше. Одним из многих. Тем, к кому Бог обращался, через кого говорил, но никак не сыном Божьим.

– И что?

– А христиане уверены: пребывание Бога в Иисусе было иным, чем пребывание в пророках.

Вместо дурацкого подыгрывания я медленно пригубил виски. Уверен, Джулиет доберется до истины и без моих наводящих вопросов.

– В аду все так же, как на небесах, – наконец проговорила она. – Человеческой душой демоны могут овладевать по‑разному.

Возникла пауза, во время которой Джулиет ела, причем делала это с огромным, чуть ли не диким аппетитом, а потом аккуратно облизнула уголки рта длинным гибким языком с раздвоенным концом. Впервые его увидев, я чуть не обделался от страха, а сейчас лишь гадал, для чего, помимо личной гигиены, суккуб использует свой язык.

Подняв изящную руку, Джулиет стала загибать пальцы. На ногтях сверкал лак медного цвета, или же сегодня ее ногти действительно были из меди.

– Первый и самый простой способ – полное овладение; при нем демон подавляет душу и съедает ее изнутри. Тело становится сосудом, которым он волен пользоваться, сколько сочтет нужным. Такое происходит чаще, чем ты думаешь, и всегда с согласия хозяина тела.

– То есть человек просит демона сожрать его душу?

– Да, человек соглашается на своего рода сделку: принимает условия, одним из которых является утрата души. Очевидно, люди не до конца понимают, что это значит – вечные муки в аду, отлучение от Бога, ну или как там трактует текущая ортодоксия. Для нас же это значит одно: сезон охоты открыт, и душу можно есть.

Вообще‑то желудок у меня здоровый, но аппетит начал быстро пропадать. Уж слишком явное наслаждение сквозило в голосе Джулиет.

– А кто устанавливает правила? Открытие сезона охоты подразумевает, что кто‑то выдает лицензии. Этим занимается…

– Существуют вопросы, на которые я не смогу ответить, – перебила суккуб и рассекла ладонью воздух, будто отмахиваясь от камеры назойливого папарацци. – Этот как раз такой. Но если ты хотел спросить: «Этим занимается Бог?», то ответ отрицательный. Все намного… намного запутаннее.

– Запутаннее?

– Сложнее. Ситуации складываются определенным образом, и рельеф местности диктует правила применения сил и средств. Тем не менее это лишь одна из форм одержимости, одна крайность: демон съедает душу человека и живет в его телесной оболочке.

– Ясно, – нехотя кивнул я, – продолжай.

– Форма номер два – домашний арест. Демон способен подавить душу без согласия хозяина и взять ее в плен. В этом случае он так же сможет пользоваться телом, как собственным. Душа хозяина останется в нем жить, станет наблюдать за своими действиями, чувствовать их и переживать, но не как водитель, а как бесправный пассажир.

– Черт подери! – Я уже зачерпнул палочками лапшу, но тут положил их обратно на пад тай.^[34]Именно так Асмодей поступил с Рафи: угнал автобус, якобы на короткое время, и давай колесить по городу! Развеселая поездка длится уже два года.

– Первый и второй случаи имеют много общего, – продолжала Джулиет, не обращая внимания на мое беспокойство. – В обоих демон буквально захватывает человеческую душу. Однако есть и другие способы сосуществования. Полагаю, ты бы сказал, другие степени и этапы. Например, другая крайность: демон одаривает мужчину или женщину частью своей сущности.

– Одаривает?

– Ну, если тебе больше нравится, то заражает. Облагает… Наделяет… Кастор, давай не будем спорить о семантике! Естественно, у нас с тобой разные моральные установки, другого ты ожидать не вправе.

– Да, – признал я, – пожалуй, не вправе. Но ведь ты все‑таки здесь!

– Ну, это просто работа, – пожала плечами Джулиет.

– Угу, как если бы бубонная чума стала женщиной и устроилась медсестрой в больницу.

Суккуб по‑настоящему рассмеялась.

– Да, именно так. В любом случае в дарении главное то, что мы можем делать это сколько пожелаем. Предел, естественно, существует, потому как в результате наши силы уменьшаются. Сильный демон способен одарить несколько сот человек, но сам ощутимо ослабнет. Чтобы восстановиться, он со временем должен будет востребовать подарки обратно.

– А до этого…

– А до этого в каждом из тех людей поселится свой маленький демон, не столько контролируя, сколько вынуждая смотреть на вещи с иной, дьявольской перспективы. Опять‑таки чем сильнее демон, тем сильнее принуждение. В принципе восприятие может измениться совсем чуть‑чуть: молодой парень вдруг поймет, что если на дороге остановит патрульный, его несложно подрезать левым крылом, таким образом, создав копу проблемы посерьезнее. А если подружка на первом свидании откажется целоваться, есть чудесный вариант: накачать ее снотворным, а потом изнасиловать.

– Принести вам что‑нибудь еще? – У столика вновь появился официант, неутомимый, словно молодой кобель: такому нужно постоянно бросать палку, если не хочешь, чтобы изнасиловал твою ногу. Я попросил вторую порцию виски, а Джулиет до сих пор не допила свою «Кровавую Мери».

– Ладно, – кивнул я, когда парень наконец убрался, – твоя мысль понятна. В храм святого Михаила нагрянул демон, и частицы его сущности дождем просыпались на головы находившихся там прихожан. Но всего себя он людям не отдал и до сих пор в какой‑то ипостаси присутствует в храме – этим и объясняется холод, медленный пульс и остальное дерьмо.

– Я такого не говорила, – отозвалась Джулиет.

– Ну, я делаю выводы и дорисовываю картину. Суть‑то в этом?

Суккуб залпом допила свой коктейль.

– Скорее один из вариантов, – согласилась она. – Я дала тебе лишь примеры, а не универсальное объяснение. Действительно, кто‑то вселился в прихожан святого Михаила. Кто‑то сильный, сумевший проникнуть в душу каждого из них. Возможно, этот кто‑то – демон, но совсем не обязательно. Духи людей также способны овладевать живыми существами… ты ведь сталкивался с оборотнями?

Я неохотно кивнул, хотя слова Джулиет удовлетворяли меня далеко не полностью.

– В самом деле, сталкивался. Однако насколько я понимаю сущность loup‑garous, в тела животных они вселяются не просто так. Подавить душу человека ой как непросто! Я, конечно же, слышал истории об одержимости человека человеческим же духом, но сам с подобными случаями пока не сталкивался.

– Значит, я, возможно, вот‑вот внесу свой вклад в историю.

Тон Джулиет не на шутку меня взволновал.

– Я‑то думал, мы пришли сюда обсудить стратегический план, а ты, видимо, уже все спланировала сама.

– Собираюсь совершить проникновение.

У правого локтя появился заказанный виски, и я взял его, даже не взглянув. В ту секунду восторженно щенячье лицо официанта окончательно испортило бы мне настроение.

– Куда именно? – уточнил я, хотя уже сам догадался, о чем речь.

– Представлю, что храм святого Михаила – живое существо, – начала Джулиет, – и попытаюсь им овладеть. Если там скрывается дух‑захватчик, демон это или призрак, мое появление должно его вытеснить.

– Справишься?

– Да. Вообще‑то задача будет не из обычных, но я же родилась и выросла в аду. Должна справиться.

Я обдумал ее решение – оптимизма оно не вызывало; более того, появилось смутное предчувствие дурного. Разобраться, в чем дело, удалось лишь через несколько секунд. Ага, вот он, прокол!

– По твоим словам, совершить подобное можно, лишь обладая значительной силой. Ну, чтобы одновременно вселиться в стольких людей… Вдруг этот демон или призрак, или черт знает кто еще, окажется сильнее тебя? Допустим, ты войдешь в транс, или подобное состояние, направишь свой дух в церковь… Кстати, у демонов есть дух?

– Нет, демоны – это и есть дух. Если он окажется сильнее меня, то просто заблокируется: я попытаюсь войти в храм, а он не впустит. Вместо пористой поверхности натолкнусь на непробиваемую броню. В любом случае серьезного риска не существует: либо получится, либо нет. Если получится, решу проблему с диетой, о которой тебе говорила.

– Ты сможешь это съесть?

– Не съесть, а впитать. Полноценной кормежкой такой процесс не назовешь, потому что кормлюсь я только во время секса. Скорее будет похоже на введение питательной смеси через капельницу.

– Что куда лучше, чем умереть от голода, – без особого энтузиазма признал я, попытался перехватить взгляд официанта, но вместо него напоролся на метрдотеля. – Однако условия примерно те же. Если уступишь противнику в силе, то во вкусное питательное блюдо рискуешь превратиться сама.

– Да, – призналась Джулиет, – возможно. Неужели тебя это беспокоит?

Я тщательно обдумал свой ответ.

– Это же работа, – напомнил я, – и ты мне обещала половину гонорара. Если погибнешь в церкви, денег я не увижу.

– Кастор, ты правда расстроишься? – криво усмехнулась Джулиет. – Ну, если меня съедят? Или сам хочешь помочь мне разнообразить диету?

Подперев голову рукой, я якобы задумался.

– Я поклялся: у меня больше не будет ни одной женщины, даже на устах!

– Принципиальный мужчина! Я таких презираю: для работы хуже не придумаешь!

– Когда собираешься приступить? – осведомился я, прерывая обмен колкостями. От него мне было не по себе, потому что Джулиет вызывает вполне реальное физическое желание, и, зная, кто она такая, я четко представляю, чем все закончится. Бр‑р, даже шутки об оральном сексе начинают звучать фальшиво и неискренне.

Дата добавления: 2015-06-28