Проблемы прав человека 2 страница

Замечу при этом, что конституирование социально-экономических прав в качестве «неотъемлемых прав человека», наряду с другими, уже отмеченными несообразностями, предполагает усиление императивной государственной деятельности, пусть терминологически облагораживаемой при помощи категории «социальное государство».

Так что, казалось бы, благое дело - расширение каталога прав человека на деле обескровливает эту основополагающую гуманитарную категорию. Приводит, если угодно, к устойчивому настроению по дискредитации самой категории прав человека – процесс, происходящий в результате включения в нее с помощью международно-правовых документов и научных деклараций все новых «поколений», вплоть до «права на самообразование», «права на сон» и др.

И если у советских идеологических стратегов был в конце 1940 годов расчет на то, чтобы лишить категорию прав человека их истинной, первородной духовной и юридической силы, то этот расчет (увы, с помощью истинных правозащитников, нас, юристов, в том числе либеральной ориентации) в немалой степени практически осуществился. С этой точки зрения требуют известных корректив утверждения о том, что “бывший Советский Союз был первым государством мира, который конституционно закрепил достаточно широкую систему экономических прав” и что “отрицать роль Советского государства в формулировании системы экономических прав было бы неправильным”[341].

Итак, представляется в высшей степени важным строго разграничить основные неотъемлемые права человека, направленные на обеспечение свободы и достоинства каждого человека (они имеют основополагающее и абсолютное значение в обществе, ставшем на путь демократического развития), и весь обширный комплекс прав гражданина данного государства. С этой точки зрения вполне оправданно первую из указанных группу прав так и именовать - “права человека”, а вторую (весь обширный комплекс гражданских прав) именовать по-иному - “права гражданина данного государства”. Или, как это делает ряд современных европейских Конституций (в том числе - Германии, Испании), обозначить общепризнанные неотъемлемые права человека термином “основные права”.

2.Необходимость углубления теоретической разработки. Еще раз о И. Канте и И.А. Покровском. Вопросы прав человека требуют не только своеобразного восстановления рассматриваемой категории в ее исконном, истинном, первородном значении, но и ее углубления, развития

И вот здесь (знаменательно! – прежде всего именно здесь, по данной группе вопросов) вновь следует сказать о тех философско-правовых разработках, теперь о теоретических положениях о правах человека, которые в разное время и независимо друг от друга, но в одном и том же направлении, в одном ключе выдвинуты великим немецким философом Иммануилом Кантом и замечательным русским правоведом-цивилистом Иосифом Алексеевичем Покровским.

И хотя решающий пункт итоговых положений, относящихся к содержанию данной главы (о праве человека как объективном праве) будет обозначен в качестве кантовской идеи, мне все же представляется важным обратить повышенное внимание на мысли нашего отечественного ученого, А. И. Покровского. Они не только по отмеченному решающему пункту, притом в конкретизированном виде, совпали с идеями немецкого философа, но – главное – в своей совокупности представляют собой развернутую теорию прав человека, отвечающую передовым либеральным представлениям современного периода – времени конца ХХ – начала ХХ1 века.

Ведь сейчас, особенно после 1950-1960 гг., когда произошло резкое возвышение прав человека и вся публицистическая литература, весь «эфир» до предела насыщен разговорами о них, казалось бы, в гуманитарной науке должен был бы царить подлинный бум по глубокой научной разработке теории этой, действительно, требующей основательного научного углубления проблемы. Но в действительности этого нет, если не считать разработок по сугубо конкретизированным вопросам, общих деклараций, да тупиковых по моему мнению, попыток простого расширения рассматриваемого понятия, включения в него новых «поколений» с весьма скромными, политизированными выводами на этот счет[342].

А вот А. И Покровский задолго до указанного времени, в начале ХХ века, в условиях, когда само понятие «неотъемлемые права человека» признавалось большинством гуманитариев с известной осторожностью (сам автор выражение «неотъемлемые права» нередко заключает в кавычки), выдвинул на основе конкретных юридических данных по вопросам прав человека ряд основательных взаимосвязанных соображений. Да к тому же - таких соображений, которые заложили, по моему убеждению, философские основы современной теории неотъемлемых прав человека, в полной мере раскрывающей свою научную и практическую значимость именно сейчас, в наши дни.

4. Личность и государство. Первое из соображений русского правоведа, которое представляется важным выделить, - это мысль о соотнесении неотъемлемых прав человека не с «органами власти», а с государством в целом.

Отметив, что «абсолютизм отжил свой век, и в естественном праве взяло верх то течение, которое провозгласило верховным сувереном волю народа..., а системе правительственной опеке противопоставило декларацию свобод, декларацию прав человека и гражданина», И.А. Покровский вместе с тем замечает, что это вовсе не означало, что государственная власть при таких декларациях «...п р и н ц и пи а ль н о в чем-то ограничена». «Все декларации прав, - пишет автор, - были направлены против о р г а н о в в л а с т и, но не против самой власти, не против власти народа; все они имели своей целью гарантировать свободу политическую, а не свободу индивидуальную»[343]. (мысль, кстати сказать, весьма существенная для строгого различения, казалось бы, совпадающих понятий «право государство» и «право гражданского общества – гуманистическое право»).

А дальше, отстаивая последовательно взгляд о верховенстве личности в обществе, он формулирует общий вывод: «есть такие “неотъемлемые права человека”, которые никаким законом уничтожены быть не могут, которые даже для государства в целом недосягаемы. Если всякое субъективное право обеспечивает личность от произвола в л а с т е й, то идея “неотъемлемых прав” направляется против г о с у д а р с т в а к а к т а к о в о г о». «Самоутверждение личности, пишет А.И. Покровский, - достигает здесь в юридическом отношении своего кульминационного пункта. Некогда безгласная овца в человеческом стаде, она заявляет теперь претензию на роль равноправной с государством державы с правом суверенитета на некоторой собственной территории»[344]. «В противоположность идеи милости., – отмечает он - все определеннее и ярче выдвигается идея права по отношению к государству»[345]

Такое понимание неотъемлемых прав человека даже в передовом европейском и североамериканском политическом и правовом мышлении стало, как мы видели, утверждаться только после чудовищных потрясений, вызванных гитлеровской и коммунистической тиранической диктатурами, в 1950-1960 гг. Да и то с такой определенность, как это сделано русским правоведом в 1917 году, соответствующие положения нигде и ни кем не сформулированы.

С этой точки зрения становятся понятными те основания, которые приводят к отрицанию некоторыми режимами и деятелями универсального характера самой категории неотъемлемых прав человека. Сюда можно отнести настойчивые усилия деятелей ряда стран, особенно восточных, представить категорию прав человека в качестве явлений сугубо «западных цивилизаций», будто бы не согласующихся с национальными культурами тех или иных стран. Прискорбно, хотя и в чем-то знаменательно, что подобные утверждения начинают звучать и в России, когда отвергается абсолютный характер прав и свобод человека и на первое место среди социальных ценностей, будто бы согласующихся с российской историей и культурой, выдвигаются идеи «государственности», «державности».

В практической же жизни таких стран, как Россия, подобный подход, пробивавший себе дорогу при подготовке проекта Конституции, вновь уступил «государственическим» и «державным» тенденциям, а категории неотъемлемых прав человека в этой связи остался в основном уделом неких, будто бы второстепенных законодательных формул, пропагандистских штампов и академических рассуждений. И если порой на практике возникает вопрос о правах человека, то по большей части он связывается не с общим положением личности – «равноправной с государством державы», а со взаимоотношением отдельного человека, во многом остающимся «безгласной овцой в человеческим стаде», с отдельными «органами власти», которые «кое-где», «порой» «нарушают».

5. Духовная («трансцендентная») сторона неотъемлемых прав человека. Выраженный в позиции А.И. Покровского основательный подход к правам человека, выводящий правовое положение личности на уровень ее взаимоотношений с государством в целом, взаимоувязан с другой существенной проблемой. С тем, что неотъемлемые права человека потому и касаются «государства как такового» и потому и ограждают личность от произвола власти, что они по своему источнику и важнейшей стороне своей сути обращены к человеку как духовной личности, и в этом отношении затрагивают не политику (и даже не только «политические права», как замечает автор), а прежде всего духовные, нравственные начала людей.

А.И. Покровский обращает внимание на то, что тот соответствующий дух Просвещения вариант естественное право, который «отрицает неограниченность государства по отношению к индивиду», зародилось «прежде всего в борьбе за религиозную независимость, и первым правом, которое стали провозглашать неотъемлемым, было право на свободу религиозного исповедания»[346]: а отсюда «.. первое отчетливое формулирование идеи о пределах государственного вмешательства произошло на почве вопроса о свободе религиозного исповедания, т.е. именно в той области, которая является центром д у х о в н о г о бытия человеческой личности» (лишь потом, замечает автор, к этому был присоединен и вопрос о неприкосновенности собственности, а ныне – к государству в целом)[347].

Именно поэтому А.И. Покровский, резко возражает Б. А. Кистяковскому, упрекнувшего автора в увлечении частно-правовым индивидуализмом, и пишет, что подобный упрек опровергается самим содержанием «...моей книги, где борьба за гражданские “права личности“ выставляется определенно лишь продолжением борьбы за свободу веры, мысли и т. д., за “большие и кульминационные интересы человеческого духа”»[348]

Такой, обоснованный А.И. Покровским угол зрения на неотъемлемые права человека исключительно важен потому, что он позволяет – при всей существенной остроте проблематики, относящиеся к политике и власти – тем не менее позволяет выделить во всей сумме прав человека центральное, определяющее звено, если угодно, их духовную сущность, относящуюся к свободе духа, начал высокой нравственности, основополагающих моральных принципов. А это в свою очередь открывает путь к тому, чтобы увидеть в развитом праве, где доминантой становятся неотъемлемые права человека, явление высшего духовного порядка, истоки которого коренятся не только в природе, но и во внечувственных, в трансцендентных сущностях мироздания, что дает основание по словам Канта рассматривать право в качестве «самого святого из всего того, что есть у Бога не земле».

В этой связи хотелось бы еще раз сослаться на слова И. А. Покровского о том, что «нравственный прогресс может быть только делом индивидуальной свободы, и высшим назначением права может быть лишь создание такого социального порядка, в котором эта творческая свобода находила бы себе наилучшие условия для своего осуществления»[349].

6. Новый шаг в понимании неотъемлемых прав человека. Категория прав человека, начиная с эпохи Просвещения раскрыла свой глубокий философский и социальный смысл по той основной причине, что она обозначила в качестве центра в жизни людей отдельного, автономного человека. Не человечество в целом (и тем более ту или иную его часть – «трудящихся», «людей дела - предпринимателей», «ученых»), а именно каждого обособленного индивида как такового, «персону» вообще, что и стало исходной предпосылкой для теории персонализма.

Казалось бы, это своего рода предел, потолок в высокой оценки личности; тем более, что до настоящего времени подобная оценка порой рассматривается даже как некая «крайность», выражение индивидуалистического эгоизма.

Между тем – как это ни покажется неожиданным – основанная на указанных персоналистических трактовках категория неотъемлемых прав человека может быть углублена (что, как мне представляется, по законам парадокса снимает с нее впечатление эгоистических крайностей).

Такое углубление предложено как раз И.А. Покровским. На его взгляд, гуманитарные взгляды, основанные на возрожденческой культуре, могут достигнуть более высокой ступени развития. И тогда, наряду с преобразованием объективного права, призванного давать надлежащее удовлетворение «среднему, типичному человеку», на таких «более высоких ступенях развития усиливается сознание самобытности и особенности к а ж д о й о т д е л ь н о й л и ч н о с т и и вместе с тем начинает чувствоваться потребность в п р а в е на эту самоценность, в п р а в е н а и н д и в и д у а л ь н о с т ь»[350] Вот это право каждого человека на свою, всегда – уникальную, неповторимую индивидуальность на признание и защиту своей неповторимой самобытности и представляет собой то наиболее своеобразное, что вносит русский мыслитель в теорию, да и в само понимание прав человека.

В этой связи автор отмечает «целый ряд явлений, знаменующих собой дальнейший рост признания человеческой личности именно там, где так или иначе затрагиваются ее духовные, нравственные интересы. Ставится на новую почву охрана “прав личности, получает признание “индивидуальность”, право на защиту конкретных особенностей человеческой личности»[351]

Приходится высказать сожаление в связи с тем, что эта идея русского правоведа – сторонника последовательно либеральных, персоноцентристиских воззрений - не привлекла внимание ни науки ни практики, озабоченной проблемами прав человека (и никто, насколько мне известно, не высказал таких или аналогичных по содержанию идей). Ибо есть вполне достаточные основания полагать, что п р а в о н а и н д и в и д у а л ь н о с т ь представляет собой новую, современную, быть может, наиболее возвышенную ступень самой сути неотъемлемых прав человека.

Характерно при этом, что фактически, в реальном бытии развитых демократических стран с утвердившейся высокой правовой культурой именно так, в контексте «права на индивидуальность» трактуются многие стороны проблематики человеческих прав. Именно в этой связи столь обостренным становится внимание к неприкосновенности личности, его особых интересов и устремлений, неприкасаемости его личной жизни, его неприкосновенного права решать свою судьбу, строить сообразно своей индивидуальной судьбе всю свою жизнь.

Здесь, помимо иных проблем, требует известной переоценки научные взгляды, охватываемые теорией персонализма. Нередко ее основы связываются с именами некоторых западных авторов (таких, как Э. Мунье). Отдавая должной разработкам этих авторов, пытавшихся к тому же «связать персонализм с социализмом», нужно вместе с тем видеть не только то, что русские мыслители – в том числе Н.А. Бердяев – впервые в истории политической и правовой мысли обосновали глубокие философские основы персоналистической теории, но и плюс к тому – если принять во внимание только что рассмотренные положения А.И. Покровского – видеть, что с их творчеством связаны дальние перспективы углубления самого понимания прав человека, их современного научного осмысления, их практической, культурной и правовой значимости в жизни людей. И что – не менее существенный момент - по выражению И.А. Покровского достойное место среди персоналистических воззрений призваны занять вопросы юридического персонализма.

7. Переход к объективному праву. Наиболее же существенное в проблематике прав человека, которое следует связать с именем И.А. Покровского (и - внимание! – одновременно с идеями Канта), - это такая характеристика неотъемлемых прав человека, в соответствии с которой их существование и реальное значение неотделимо от объективного права (и как мы увидим, - более, чем просто «неотделимо»).

А.И. Покровский пишет: «В общем ходе экономического и культурного развития неизбежно повышается о б щ и й у р о в е н ь требований личности в данной среде: растет самосознание и самооценка с р е д н е г о, т и п и ч н о г о человека, и в соответствии с этим расширяется общая система субъективных прав: право объективное неизбежно должно поспевать за этим возрастающим общим самосознанием и давать ему надлежащее удовлетворение»[352].

Но дело не только в том, что позитивное право «должно поспевать» за ростом самосознания и расширением системы субъективных прав. Перед нами - более глубокие процессы, затрагивающие и права человека и объективное право. Здесь я вновь приведу суждения И. А. Покровского (ранее во второй части работы уже в основном цитированные), которые по своим итоговым выводам и в контексте данного раздела работы – можно уверенно предположить – окажутся неожиданными для читателя.

Рассматривая свойства и достоинства права, И.А.Покровский утверждает: «одно из первых и самых существенных требований, которое предъявляются к праву развивающейся человеческой личностью, является требование о п р е д е л е н н о с т и юридических норм». И дальше после разъяснений этого тезиса – такая мысль, которая, наверняка, и окажется неожиданной. Автор пишет: «Логическиэто право на определенность правовых норм есть одно из самых неотъемлемых прав человеческой личности, какое только себе можно представить; без него, в сущности, ни о каком “праве“ не может быть речи (курсив мой – С.А.)»[353]

Итак, наряду с право на жизнь, с правом на свободу мысли, с правом на неприкосновенности личности, наряду с этими и другими аналогичными фундаментальными началами, по И.А. Покровскому «одно из самых неотъемлемых прав личности» - это «всего лишь» один из моментов юридической материи, ее свойство, – определенность юридических норм. К этому автор добавляет еще одну, казалось бы, сугубо юридическую черту - требование прочности правопорядку, что как и требование определенности права, является выражением «естественной и “неотъемлемой“ потребности индивида иметь свое ясное и определенное место в жизни целого социального организма»[354].

Таким образом, получается – коль скоро следовать логики мысли русского правоведа – неотъемлемые права человека охватывают не только сами по себе важнейшие социальные ценности (жизнь, свободу, достоинство, независимость человека, его объективно высокий статус в гражданском обществе), но непосредственно и явления юридического порядка, и только через них реализуются важнейшие социальные категории, в данном случае – потребности индивида иметь ясное и определенное место в жизни всего социального организма.

Какие выводы можно сделать из такого рода постановки вопроса?

Таких выводов, надо полагать, – два: во-первых, вполне оправдано конституирование особого «право на право» - субъективного права весьма высокого юридического статуса; и во-вторых, существует необходимость признания права человека не только в качестве субъективного, но и объективного права.

8. «Право на право». Думается, есть серьезные основания в число неотъемлемых прав человека включить, наряду с другими общепризнанными категориями, также «право на право». Оставляя в поле зрения только что приведенные суждения И.А. Покровского, поводящего к такой идее, можно подойти к обоснованию последней также и с других сторон.

Один из них – аргумент широкого, «мирозданческого» порядка. Если феномен права имеет глубокие природные корни, то, по всей видимости, одним из его естественных выражений в условиях цивилизации становится «право на право», реализуемое главным образом в чувстве права, в требованиях правосудного решения, в других конституционных правах в области юстиции, правосудия.

Наиболее яркое из них – право человека на решение конфликтной ситуации, в которой оказался человек, через процедуры правосудия. Решения – не всемогущим чиновником, не вердиктом общественного мнения, не неким высоким собранием, а именно судом – независимым, компетентным, обладающим достаточными правомочиями, притом в строго процессуальном порядке с соблюдением всех законных гарантий для участников процесса.

Отказ от такого права, от его использования не только упречен в моральном отношении (и об этом, вспомним, прямо говорил Кант в своих лекциях в Кенигсбергском университете в 1780-1782 гг.), но и существенно подрывает сами основы правового статуса гражданина, лишает его истинно правового значения.

Когда, скажем, в России в связи с вооруженными событиями 1991 и 1993 гг. были освобождены из предварительного заключения видные их участники, а заведенные юридические дела прекращены на основе «амнистии», то это стало, помимо всего иного, свидетельством покорности пострадавших людей перед «милостью силы», а по существу – прямым попранием идей верховенства права в обществе. Отрадно всё же, что один из участников указанных событий (Варенников) отказался от «амнистии», потребовал суда и в условиях соблюдения надлежащих судебных процедур добился положительного для себя решения. И этот, пусть и единичный, факт - независимо от нашего отношения к существу такого решения и личности участника этой акции – подтвердил облагораживающее значение и юридическую значимость правосудных начал в жизни общества, весомость конструирования категории «право на право».

Такое «право на право» выражает, надо полагать, важнейшие стороны назначения права в жизни людей, его качества как права человек – саму возможность утвердить свое высокое положение в обществе, отстоять каждым свое человеческое достоинство, иметь надежное убежище от произвола, самодурства чиновников.

Именно эту сторону проблемы, надо думать, имел ввиду также и И.А. Покровский, когда требование личности определенности права и его прочности напрямую относил к его потребности иметь «свое», ясное и определенное, место в системе социальных отношений (чем, помимо всего иного, и должно отличаться действительное гражданское общество).

В связи с рассматриваемой категорией могут быть в порядке обсуждения обозначены и новые подходы к решению ряда существенных теоретических проблем в области права. Как уже упоминалось, «право на право» уходит своими корнями, можно обоснованно предположить, в био-социальное прошлое человека, в природные основы естественного права и в этой плоскости выражается в первородном чувстве права.

А если это верно, то, возможно, чувство права имеет опережающую функцию в цепи явлений правовой действительности: оно не отражение и следствие действующего права, как это принято считать (хотя известное влияние, идущее от юридических реалий, здесь наличествует), а наоборот – исконное для человека правовое чувство предшествует и во многом предопределяет позитивное право.

С этой же точки зрения (и в связи с ней) есть основания для признания весьма упрощенным взгляд, в соответствии с которым констатируется односторонняя императивная зависимость позитивного права от начал справедливости. Связь здесь, можно предположить, более сложная, двусторонняя. Справедливость в исходно-цивилизационном и тем более – современном понимании – не только порождение глубоких трансцендентальных начал совести и добра, но в довольно существенных гранях складывается под влиянием чувства права и утверждающих на его основе правовых принципов. Справедливость, возможно, в самой себе несет как интуитивные ощущения глубинной ценности права как цели, так и – известный негативный момент – возвеличенные представления о «равенстве». Те представления, которые являются отражением качества права как «равной меры», имеющей в юридической области ограниченно регулятивное значение, но через мораль возводимое в некий социальный и моральный абсолют – основу утопических социалистических и коммунистических воззрений

9. Право человека – также и объективное право. Именно здесь, как уже упоминалось, сошлись мысли И.А. Покровского и Канта. И по всем данным, именно здесь перед нами – самое существенное, ключевое, принципиально новое из всего того, что способно качественно обогатить современное понимание прав человека.

Ведь по своей сути категория «право на право» означает, что неотъемлемые права человека вторгаются в самые недра юридической материи, в сложные юридические механизмы, выраженные в юридических нормах, в законах, в объективных свойствах права.

Такова концептуальное существо приведенных суждений И.А. Покровского об определенности права и прочности правопорядка.

Но и в правовых воззрениях Канта одним из важнейших, пожалуй, даже итоговых положений является идея о п р а в е человека (или - по иной формулировке, - о «праве людей») как об явлении о б ъ е к т и в н о г о права. И, следовательно, об явлении, которое находится в единении, сложном, противоречивом, но всё же именно в единении с законом и которое в силу этого существует в качестве объективно реального, институционного образования, обладающего набором «сильных» качеств и свойств, целой системы юридических средств и механизмов, делающих объективное право носителем значительной социальной энергетики, мощным фактором в общественной жизни, в жизни людей.

Позиция Канта по данной группе вопросов весьма знаменательна. Знаток юридического категориального аппарата и терминологии, Кант в ряде случаев говорит именно о правах человека как о субъективных правах (прямо-таки классической, буква в букву совпадающей с современными представлениями и с современной лексикой можно признать его, ранее уже приведенное положение, когда он пишет о значении «этих прирожденных, необходимо принадлежащих человеку и неотчуждаемых прав»[355]). В то же время Кант многократно, притом – в соответствующем смысловом контексте, употребляет, казалось бы, эту.же словесную формулировку, «право человека», в значении объективного права, и как совершенно равнозначное в аналогичных смысловых контекстах использует выражение – «право людей»[356].

Стало быть, для Канта, а затем и для И.А. Покровского категория «право человека», оставаясь (в особенности при употреблении соответствующих формулировок во множественном числе) явлением из сферы субъективных прав, правоотношений, возводится на качественно новый уровень – явления объективного права.

Дата добавления: 2015-06-28