Социально-психологическая природа политического лидерства. 1 страница

Проблема политического лидерства является одной из сложнейших для изучения областей социальной психологии. Но, несмотря на это именно социальная психология, как наука, уделяет этому вопросу наибольше внимание. Благодаря чему в нашем распоряжении имеется обширный материал для изучения.

В наше время существует немало школ занимающихся в сфере социальной психологии исследованиями политического лидерства, это иэкзистенциализм, фрейдизм, неофрейдизм, философская антропология, деятельностный подход и так далее, но все же на общем фоне необходимо выделить, прежде всего, две из них. Первая, основанная и серьезно развиваемая в нашей стране получила название деятельностного подхода, поскольку в основе ее лежит понимание деятельности как определяющей силы в психическом формировании человека. Другим направлением является неофрейдизм Неофрейдизм - это философское и психологическое направление, отмежевавшееся от ортодоксального фрейдизма. Оно сформировалось в США в 30-е годы, как попытка критического развития учения Зигмунда Фрейда. Благодаря фрейдизму и неофрейдизму получили рациональное объяснение многие явления общественной и индивидуальной жизни, которые прежде были совершенно непонятными. Открыв важную роль подсознания и бессознательного в жизни, как отдельного человека, так и всего общества, фрейдизм позволил объемно и на многих уровнях, хотя во многом и не безошибочно, представить картину социальной жизни человека.

Мы не случайно выделили именно эти два научных направления социальной психологии, поскольку именно они наиболее точно основываются на философской, социально-философской и естественнонаучной базе (в том числе и категориальной), придерживаясь позиций которой, мы и занимаемся исследованием политического лидерства, позволяют выделить некоторые новые и малоизвестные стороны политического лидерства. Основываясь именно на понимании лидерства этими двумя школами, мы постараемся в этой главе, анализируя обширный материал рассмотреть наши проблемы в иных гранях.

Феномен политического лидерства; факторы, оказывающие влияние на формирование политического лидера, его характеристики; сакрализация и фетишизм политического лидера (Э. Фромм); побудительные силы - мотивы политических лидеров; эмпирические исследования - "интегративная сложность"; интеллект, ум и воля политиков и их сочетание (Теплов); психические качества лидера как производная социально-экономических процессов; природа конформизма и нонконформизма (Г.Г. Дилигенский); потребность во власти как норма и патология; роль потребностей, ценностей и интересов формировании политического лидера; коллективистские и индивидуалистские начала в природе политического лидера; общественная мораль и нравственная ориентация лидера; характер лидера в связи с характерами его сторонников; вот лишь короткий перечень всех тех сторон политического лидерства, что мы рассмотрим в этом разделе, основываясь как на отечественном, так и зарубежном научном материале.

В отечественной социальной психологии направление политического лидерства по сравнению с Западом изучалось слабо, но все же и здесь можно выделить ряд интересных исследований. Так проблемами политического лидерства занимались такие видные отечественные ученые как Кричевский Р.Л., Дубовская Е.М., Рыжак М.М., Косонкин А.С., Нефедова Т.И., Абашкина Е.А., Егорова-Гантман Е.А, Косолапова Ю.И. и другие. В настоящее время активно исследует вопрос политического лидерства такой видный российский ученый как Г.Г. Дилигенский, на работы которого мы не раз будем опираться в этой главе.

На Западе, помимо неофрейдизма, существуют многочисленные исследования вопроса политического лидерства, и что характерно значительная часть таких исследований относится к перу ученых из Соединенных штатов. Надо полагать, что подобное положение дел не является случайным. Будучи ведущим государством современного мира США, в значительной мере определяют не только сам ход истории человечества, но и его теоретические оценки. Являясь государством-лидером США, одновременно стремится и к лидерству во многих теоретических исследований. Политическое лидерство, и в не малой степени его социально-психологическая составляющая так же не являются исключением, но даже напротив своей идеологизированностью превосходит многие другие популярные на западе научные темы. Что в свою очередь предает многим исследованиям ограниченный характер.

Как мы уже говорили американская, да и западная вообще, наука уделяет теме политического лидерства довольно большое внимание, и нельзя сказать, что исследования в этой области не представляют интереса. Вообще довольно модно как в США, Канаде, так и в Европе говорить о неком феномене политического лидерства. Касаясь этой темы, известная американская исследовательница М. Германн подразделяет факторы, определяющие феномен лидерства на следующие основные группы: 1) исторический контекст (или ситуация); 2) психологические характеристики лидера; 3) последователи или сторонники лидера; 4) отношения между лидером и его последователями; 5) поведение лидера. Останавливаясь подробнее на понятии психологических характеристик лидера, Германн делит их на 7 групп: 1. "Базовые" политические убеждения лидера. 2. Его политический стиль (например, склонность к работе в группе или в одиночку, к политической риторике и пропаганде, к детальному изучению проблем или к получению лишь обобщенной информации, к засекречиванию или открытости своей работы и т.д.). 3. Мотивация к достижению лидирующих позиций. 4. Реакции лидера на стрессы и давление. 5. Способ, которым он достиг своего положения. 6. Предшествующий политический опыт лидера. 7. Политический климат, в котором "стартовал" лидер.

Анализируя взгляд Германн на эту проблему известный отечественный ученый Г.Г. Дилигенский пишет: "Нетрудно заметить, что оба перечня не построены на сколько-нибудь строгих логических основаниях (непонятно, например, почему "климат", в котором началась карьера политика, отнесен к его собственным психологическим характеристикам, а поведение и политический стиль - к различным группам факторов). Тем не менее предлагаемая совокупность факторов представляется достаточно полной и действительно определяет основные направления возможных исследований феномена политического лидерства. Вместе с тем кажется более логичным отделить "внешние" условия, которые воздействуют на формирование и деятельность лидера, от его собственных "внутренних" психологических характеристик и поведения. Если "внешние" факторы могут служить объектом социально-исторических и междисциплинарных - историко-психологических или психолого-политологических исследований, то личностные характеристики лидера - предмет специального психологического анализа. Верно, конечно, что политическая психология не может замыкаться в рамках такого анализа и должна так или иначе интегрировать социально-исторические подходы, но предлагаемая дифференциация, возможно, содействовала бы более полному использованию методов различных наук". Хотя позиция Дилигенского и заслуживает внимания, но не трудно видеть, что сам он придерживается нелиберального взгляда на формирование и существование политического лидерства, который хотя и преобладает в западных публикациях, все же не является достаточно глубоким. Так в этой же работе Дилигенский пишет: "К числу ситуационных факторов, воздействующих на психологию и деятельность лидера, в первую очередь, очевидно, должны быть отнесены характер политического строя и политическая культура данной страны. В условиях тоталитарного режима действуют совершенно иные принципы и механизмы формирования политической элиты, чем в странах развитой представительной демократии. Политическая система и политическая культура общества задают тот минимальный набор психологических характеристик, которые обеспечивают восхождение на вершину власти.

Потенциальный национальный лидер в демократической стране должен уметь завоевывать популярность и доверие в широких массах населения и, особенно среди членов и сторонников той партии, которую он возглавляет. Тоталитарный лидер в этом не нуждается, ему нужно прежде овладеть умением обходить и устранять соперников в ходе аппаратных интриг в высших эшелонах бюрократической власти, создавать себе опору в номенклатуре, главным образом в верхушке партийно-государственного аппарата. Во многих странах "третьего мира", где формальный политический плюрализм и соперничество на выборах сочетаются с силовой борьбой политических группировок военных, этнотрибалистских (племенных) или конфессиональных клик для претендента на власть важны качества, обеспечивающие лидерство в "своей" группе и ее победу в такой борьбе, в частности способность не стесняться в выборе средств и свобода от моральных ограничений. Эта ситуация во многом напоминает условия завоевания власти в античных и средневековых городах-государствах, в феодальных и абсолютных монархиях, когда там происходила борьба за престолонаследие или насильственное устранение предшественника.

Разумеется, все эти различия не носят абсолютного характера. В условиях демократии и правового общества политики в борьбе за власть нередко прибегают к весьма изощренным и циничным закулисным интригам (достаточно вспомнить Уотергейт). Тоталитарные лидеры не уступают античным и средневековым тиранам в готовности использовать силовые методы, террор и политические убийства; популярность в народе нужна им в общем не меньше, чем руководителям демократических государств. Тем не менее каждой политической системе присущи специфические именно для нее механизмы достижения и удержания высшей власти, во многом определяющие психологический облик "вождя". В устоявшейся абсолютной монархии или тоталитарном режиме одним из таких механизмов является сакрализация личности "первого лица", сам факт его пребывания на троне или в кресле генсека признается достаточным основанием выполнения им этой роли во временных пределах, ограниченных лишь его уходом из жизни. Эта сакрализация оказывает на психологию лидера еще большее влияние, чем на его окружение и различные слои политической элиты: в зависимости от его индивидуальных особенностей она либо снижает его способность реагировать на события, усиливает консерватизм мышления и поведения, либо, напротив, питает психологию вседозволенности, побуждает к волюнтаристским и авантюристическим решениям. В России, где сокрализация высшей власти глубоко укоренилась в традициях политической культуры, "иммобилистский" вариант представлен Николаем II и Брежневым, волюнтаристский - Хрущевым (особенно в последние годы его правления). Авантюризм Гитлера свидетельствует, однако, о том, что этот социально-психологический механизм порождается не столько национальной психологией, сколько - абсолютизмом или тоталитарной политической системой". Характерный, как мы видим, для этого отечественного исследователя взгляд на политический мир как относительно биполярный, то есть тоталитарный и демократический, не является случайным и соответствует неолиберальной концепции общества. Такая оценка, несмотря на свою "официальность" и общепринятость не дает и не может дать достаточно ясной картины причин, характера и особенностей существования политического лидерства. Она в лучшем случае является довольно поверхностной базой для классификации. Однако мы пока не станем подробно останавливаться на критике подобной точки зрения, а продолжим наше рассмотрение западного понимания социально-психологической составляющей политического лидера.

Большой интерес, на наш взгляд, заслуживают исследования американского политического психолога Д.К. Саймонтона. Излагая результаты изучения факторов, определивших сравнительные масштабы исторической роли 342 европейских монархов средневековья и нового времени, американских президентов, а также факты выборов в США, Саймонтон приходит к интересному выводу о значительном перевесе ситуационных факторов над личностно-психологическими факторами политических лидеров. В свете этих исследований теория Льва Толстого, которого он очень высоко ценит и сочувственно цитирует философско-исторический эпилог "Войны и мира" с его знаменитой уничижительной характеристикой исторической роли Наполеона, не вызывает, по его мнению, "серьезных оговорок". В свете такого взгляда, когда считается, что не сам лидер, а обстоятельства, ситуация, а если совсем точно то система, в которой действует лидер, определяет очень многое, гораздо большее, чем лидер за счет своих качеств (о них мы подробнее поговорим в дальнейшем), хочется подробнее остановиться на системе. Говоря о ней, уже известный нам отечественный исследователь Г.Г. Дилигенский отмечает следующее: "Ситуационные состояния системы можно в первом приближении подразделить на следующие фазы: 1) становление системы; 2) ее устойчивое равновесие и поступательная эволюция; 3) стагнация системы, сопровождаемая дисфункциональными, кризисными явлениями; 4) состояние ситуационного кризиса, вызванное усложнением конкретных проблем внутренней или внешней политики, угрожающим стабильности системы; 5) общий кризис системы, выражающийся в ее необратимой дестабилизации. Каждая из этих фаз предъявляет специфический "социальный заказ" на лидеров по принципу "нужный человек в нужное время".

Согласно диалектическому подходу к изучению политического лидерства все это противопоставление личных - психических качеств лидера и обстоятельств, системы, чего угодно, тут довольно много различных взглядов и от сюда спорных моментов, но не относящегося к лидеру напрямую, толкают на вопрос: "Справедливо ли рассматривать психическую сущность лидера обособленно, противопоставлять ее внешнему миру?" Вероятно, нет, поскольку психические качества лидера не есть что-то просто присущее его личности, они продукт общественных отношений, внешнего мира, системы, в которой существует лидер. Другое дело, что общество, отношения в нем, постоянно изменяются и при чем не без участия политических лидеров. В современной западной политико-психологической науке мы часто встречаем как сторонников тории преобладания внешних обстоятельств, так и сторонников теории определяющей роли личных качеств лидера в истории. При чем ни те не другие не рассматривают взаимосвязь "личности и обстоятельств", они скорее склонны преклоняться либо перед тем, либо перед другим. Не является в этом плане исключением американский исследователь Росс, который рассуждает об исторических личностях, не учитывая в должной мере "внешней детерминанты" их поведения.

Продвигаясь дальше по пути изучения политического лидерства, хотелось бы привести цитату уже известного нам американского ученого Саймонтона. Он пишет: "Мало кто может уйти от размышлений о характере этих своеобразных людей - наших лидеров, которые являются наиболее значительными действующими лицами событий, буквально управляющих нашей жизнью". В анализе политического лидерства, для понимания причин подвигнувших человека на путь не просто активного участия в политической жизни страны, но превращения в лидера необходимо дать ответ на вопрос: "Что побуждает человека стать политическим лидером?" Конечно, если человек не видит смысла выступать активно, возглавлять политические и общественные силы то он лидером не станет. Ответ на этот вопрос для каждого индивидуален, но причины того, что человек дает на него тот или иной ответ кроется в социальной сути того или иного человека. Почему Оливер Кромвель стал лидером? Подвигли ли его на это обстоятельства или причиной тому природное честолюбие? Есть ли оно это природное, не зависящее от общества и человеческих ценностей и отношений честолюбие? Конечно такого "абстрактного" честолюбия нет и быть не может. Говоря о политическом лидерстве вообще, и политических лидерах в частности мы не должны забывать, что лидер это человек, а человек это существо биосоциальное. То есть ни одна мысль, цель или задача ни одного политического деятеля не может не быть связана с обществом. Так или иначе, но общественные отношения формируют политических лидеров. Эти лидеры в зависимости от тех социально-экономических сил, которые они представляют в политике могут иметь те или иные интересы, ставить определенные цели. Но никогда эти цели не могут противоречить интересам базиса, социально-экономической опоры лидера. Нет, конечно, история штука парадоксальная и там всякое бывает, но даже те примеры политических лидеров, в которых те предавали интересы своего общественного класса, или социальной группы не опровергают данной закономерности. Да конечно, некоторые политики изменяли своей опоре, но их судьба всегда драматична. Они, по меньшей мере, утрачивали лидерские позиции, а в худшем случае погибали.

В западных политико-психологических изысканиях довольно часто можно наблюдать стремление к эмпирическому исследованию. Примером такого эмпирического подхода к политическому лидерству может служить категория "интегративная сложность". Но все по порядку, вот что пишет по этому поводу Г.Г. Дилигенский: "Когнитивный "стиль" политиков исследуется в американской политической социологии по критерию простоты и сложности восприятия ими явлений и процессов, образующих объекты их профессиональной деятельности. "Крайними", противоположными типами по этому критерию являются с одной стороны, политик, мыслящий на основе примитивных жестких стереотипов и нетерпимый к сколько-нибудь многозначным суждениям, с другой стороны, деятель, способный к представлениям и оценкам, отражающим различные аспекты явления, его противоречивость, и к формированию ценностного образа объекта во всей его реальной сложности.

Стремясь придать указанной когнитивной характеристике операциональное (т.е. пригодное для применения в эмпирических исследованиях, для формализации и измерения) значение, американские политические психологи ввели категорию "интегративная сложность". Для измерения уровня интегративной сложности была разработана специальная методика контент-анализа выступлений, статей и другой документации политиков. На основании этой методики была проведена серия исследований как на современном (главным образом американском), так и на историческом материале.

Один из наиболее интересных результатов этих исследований установление корреляций между уровнем интегративной сложности, с одной стороны, взглядами, позициями и конкретной ролевой ситуацией политиков, с другой. Так П. Тетлок, сопоставляя взгляды американских сенаторов с их когнитивным стилем, показал, что у консервативных законодателей уровень интегративной сложности ниже, чем у умеренных и либералов. Объектом его последующего исследования стали члены британской палаты общин, где представлена намного более богатая палитра политических взглядов, чем в американском конгрессе. Его результаты показали, что интегративная сложность связана не столько с идеологическим содержанием политических позиций, выражающимся в партийных этикетках, сколько с интерпретацией этого содержания - жестко догматичной, замкнутой и конфронтационной либо динамичной, гибкой, открытой к восприятию новых идей и компромиссу с другими течениями. В палате общин наиболее низким уровнем интегративной сложности отличались представители противоположных "крайностей" - левые лейбористы и правые консерваторы, наиболее высоким - умеренные парламентарии обеих партий. Еще в одном исследовании того же автора выявлено влияние интегративной сложности на линию поведения сенаторов в отношении конкретных политических проблем. Деятели, выступавшие за изолюционистскую линию США во внешней политике, обладали этим качеством в меньшей мере, чем те, которые настаивали на активной глобальной политике.

Подобные исследования оставляют открытым вопрос: является ли личностный "когнитивный" стиль предпосылкой избираемой политиком идеологической позиции или, напротив, эту позицию определяют в основном другие объективные и субъективные, в том числе биографические, факторы?". На наш взгляд, подобные исследования американских ученых не только не вносят ясности в вопрос идеологической мотивации политических лидеров, но напротив только запутывают дело. Получается, что следствие ставится на место причины, от чего реальные причины выбора политиком определенной идеологии не становится более доступной. Даже если рассматривать, как это делает Дилигенский, тот вариант, что интегративная сложность является производным от позиции (политик воспринимает и познает действительность так, как требуют его взгляды, партийная принадлежность и политическая интеграция), то совсем не ясно какую пользу для научного познания несет эта категория. Думаем, стоит привести пример того, как данной теорией пользуются западные исследователи. Американские ученые П. Суедфелд и А. Рэнк в работе, посвященной психологии и политическим биографиям 19 деятелей, игравших ключевую роль в пяти различных революциях, пришли к выводу, что свойственная им личностная степень "концептуальной сложности" повлияла на их будущее после прихода к власти революционных сил. У революционных лидерам с наиболее жесткими и догматическими когнитивными стилями не получалось сохранить свое главенствующее положение, когда перед ними вставала задача управления страной, требовавшая других психологических качеств. Особенно показательным в этом отношении авторы полагают сравнение политических судеб таких деятелей как Ленин и Троцкий.

Однако выше приведенный взгляд "с запада на восток", показывающий видение американскими учеными психической сути лидеров, но стоит привести и иное видение, взгляд с "востока на запад". Отечественный ученый Е.В. Егорова, в своей работе "Психологические методики исследования личности политических лидеров капиталистических стран" дает анализ восприятия Советского Союза ведущими деятелями рейгановской администрации - госсекретарем А. Хейгом и военным министром К. Уайнбергером. Обоих министров одного из наиболее жестко антисоветских американских правительств в истории объединяло крайне враждебное отношение к СССР и проводимой нашей страной внешней политики. При этом Уайнбергер, по наблюдению исследовательницы, "обладает более гибким мышлением, чем Хейг, его образ СССР более целостен, структурирован (у Хейга этот образ носит "мозаичный" характер), он более способен к прогнозированию событий. Из этих портретов ясно вырисовывается интеллектуальное превосходство военного министра по отношению к госсекретарю, но в то же время и большая твердость, однозначность, идеологическая зашоренность позиций Уайнбергера: в своем отношении к СССР он исходил прежде всего из перспективы вооруженного конфликта с СССР. По мнению Егоровой, Хейг способен смягчить свою линию в отношении Советского Союза, для Уайнбергера она такую возможность исключает. Из этого примера мы делаем вывод, что реализм и гибкость в политике напрямую зависят от интеллекта политического лидера, поскольку интеллект это помимо всего прочего еще и способность реально оценивать ситуацию и принимать практически верное решение, даже если оно и не до конца соответствует убеждениям данного политического деятеля. Что же касается такой категории как, интегративная сложность соответствующей понятиям реализм и гибкость, то стоит признать, что мы не видим смысла для ее использования.

Рассматривая категорию интегративной сложности, была затронута, хотя и вскользь, тема интеллекта. На этот счет в США, у политических психологов существуют довольно интересные исследования. Так, Гибб пишет: "Лидеры не могут слишком возвышаться над не-лидерами... Любое приращение интеллекта дает более мудрое правительство, но толпа предпочитает быть плохо управляемой людьми, которых она понимает". У этого мнения есть и определенные подтверждения, так наиболее низкий уровень влияния обнаружился у лидеров, чей интеллектуальный потенциал в 34 раза ниже или выше среднего, наибольшей же успех, в частности на выборах, достигается теми, у кого он превышает средний на 25-30%. Эти данные получены в ходе исследований проводимых в США, и абсолютизировать специфичную американскую культуру не стоит. Однако и в ряде других стран, и в России мы можем наблюдать схожую картину. Но все же не стоит забывать, что если лидеры в какой то стране или в каком либо обществе кажутся или являются "не слишком умными" то у этого, безусловно, есть причины. Конечно, рассматривать подобные причины мы сейчас не станем, но все таки остановимся не на долго. Политический лидер, руководитель, вождь на то и лидер, что бы уметь не только "быть", но и "казаться". Поэтому слепо верить в слабый интеллект политиков в телевизоре торопиться не стоит, хотя исторически может сложиться такая ситуация, что у определенного общественного класса, социальной группы, слоя, политической партии или движения достаточно сильного лидера может и не быть. На это, конечно, есть свои причины, и в обобщенном виде они выглядят как историческое умирание, на основании самоизживания какого либо класса. Примерами такой ситуации могут служить: упадок Римской империи, разложение и падение феодализма. В подобных исторических условиях у данной общественной силы (будь то рабовладельцы, феодалы, буржуазия) нет исторического будущего, их роль в истории сыграна, и время покидать сцену. Тут, разумеется, в корне причин находится экономическая жизнь общества, в которой, какой либо из классов утрачивает свою роль, перестает быть локомотивом, превращается в тормоз. И это вовсе не обязательно только господствующий класс, эксплуатируемые классы подвержены тем же явлениям. Один довольно известный политик умеренно левых взглядов (социал-демократ) в беседе о националпатриотах России задал вопрос: "Почему они все такие убогие?" Ответ на этот вопрос видимо стоит искать в процессах происходящих сегодня в мире. Речь идет в первую очередь о глобализации. Объединение мира неизбежно и необходимо, это понимают как глобалисты, так и антиглобалисты, последние противятся не этой исторической тенденции, а характеру самого объединения мира, выступают против власти в объединенном мире транснациональных корпораций. Так вот, националпатриоты выступают с консервативных позиций, то есть как глобалисты, так и антиглобалисты смело могут назвать националпатриотов консерваторами. Их идеи не актуальны, не соответствуют ходу исторического развития, ни одной стороне его противоречивого характера. В силу того, что нацинально-оградительные политические силы стремятся сохранить "старый мир" и не допустить движение вперед, экономические корни этих движений нужно искать среди консервативных экономических сил. Исторически изжившие себя эти силы не могут выдвинуть ни одного нового яркого политического лидера, как не может находящаяся на смертном одре женщина забеременеть, вынести и родить здорового и сильного ребенка.

Теперь стоит разобрать еще одну сторону политического лидерства, сторону отношений интеллекта и приспособленчества, конформизма. Рассматривая взаимоотношения политического лидера и политических сил Г.Г. Дилигенский пишет: "Прежде чем выйти на поле предвыборных баталий, политик должен получить поддержку какой-то команды - партии и особенно ее верхушки, достаточно влиятельной части истеблишмента. На этом уровне политической конкуренции действуют социально-психологические механизмы, типичные для отношений в малых группах: чтобы возглавить команду, приобрести сторонников, будущий лидер должен удовлетворять установкам и ожиданиям своих коллег, психологически приспосабливаться к ним. И хотя очень сильный, самобытный лидер способен сам заново сформулировать систему ценностей своей команды или групп поддержки, но чаще всего он должен проявлять конформизм по отношению к групповым ценностям и ожиданиям. Такая ситуация крайне неблагоприятна для людей с сильным интеллектом и весьма удобна для посредственностей. Сила ума - это, прежде всего его творческий потенциал, способность находить неординарные, принципиально новые решения, психология же группового конформизма неизбежно подавляет эту способность. Поэтому люди, обладающие сильным умом и потребностью в его реализации, чаще идут не в политику, а в науку, литературу и публицистику. Политиками же чаще всего становятся те, для кого позиции власти важнее выявления собственного творческого потенциала или вообще таковым не обладающие. Речь здесь идет, разумеется, о, так сказать, "обычных", "среднестатистических" политиках и политических лидерах. Но не о тех, которые приходят в политику, движимые собственной или усвоенной политической идеей, выражаемыми ею социальными интересами. Здесь мы подходим к проблематике, которая касается уже не интеллектуально-когнитивных, но мотивационных аспектов психологии лидерства". Политические руководители, каким бы значительным или незначительным интеллектом они не обладали, далеко не всегда являются лидерами, тут стоит разделить политических деятелей на две группы: на тех, кто считает политику призванием, и на тех, для кого это только работа. Наш опыт знакомства с политическими лидерами в России говорит о том, что подобное разделение не только существует на практике, но и просто обнаруживается. Так деление на реальных и фиктивных политических лидеров находит в нашей стране следующее выражение: существуют два вида политических партий, один из них это реальные партии, где есть функционирующие подразделения, активисты, избираемые, либо назначаемые руководители, и есть бумажно-электронные партии, где нет реальных членов, а есть списочные, где нет реально выдвинувшихся, придерживающихся партийной идеологии лидеров. К первой группе партий можно отнести такие общеизвестные организации как КПРФ и ЛДПР, конечно существует еще несколько других политических партий и движений которые тоже можно отнести к этому виду. Вторая группа представлена массой внезапно возникающих, а потом неожиданно исчезающих партий, мы видели их множество за последние десять лет, взять хоть "Партию любителей пива", хоть НДР. Из современных политических партий стоит назвать только одну, таковой является Народная партия. Эта организация (довольно заметная, в отличие от десятков других подобных партий) создана сверху вниз в виде пирамиды, с верху идут деньги снизу работа. Списки членов подобных организаций довольно велики, но реально практически все внесенные в них люди не только не "исповедуют идеологию своей партии", но и в ее деятельности ни принимают никакого участия. Исключение составляют назначенные в подобных организациях руководители, лидеры, которых мы называем фиктивными политическими лидерами, то есть не обладающими ни лидерскими качествами, ни даже необходимыми для политического руководителя знаниями. Эти деятели, принятые на работу в эти организации, что называется, участвуют в спектакле, заучивают фразы и позы. Потом просто работают по созданию в обществе иллюзии существования их партии. Эти люди вовсе не глупы и прекрасно справляются со своими обязанностями, но они не лидеры. Совсем другую картины мы наблюдаем в реальных политических партиях, где идет постоянная работа, где люди реально придерживаются идеологии своей партии, даже развивают ее, а не просто заучивают фразы из программных заявлений. В этих условиях, постоянных обсуждений позиции партии, непрерывной работы, когда объективно существуют потребности в грамотных преданных делу организации руководителях и выдвигаются настоящие политические лидеры. Это люди совсем другого порядка, нежели фиктивные лидеры, они действительно могут организовать других людей, повести их за собой, добиться успеха. Ради стоящей перед ними и их партией или движением цели они, не останавливаясь перед преградами, и не сворачивая на новое более хлебное место, способны превзойти самих себя, но добиться результата. Эти лидеры постоянно развиваются, приобретают новые качества, продвигаются вперед, своим примером и активной работой воспитывая новых лидеров. Но какую во всем этом роль играет интеллект, ведь именно этот вопрос стоит на данный момент перед нами? Все это описание мы приводим лишь с той целью, чтобы показать, что Г.Г. Дилигенский рассматривает, как нам кажется вопрос политического лидерства так, что фиктивные и реальные политические лидеры у него сливаются в одних общих лидеров. Он видимо даже и не подозревает о существовании такого разделения, хотя оно существует не только у нас, но и во всем мире, и в известной степени является следствием "поля предвыборных баталий". Но если посмотреть глубже то реальной причиной существования как фиктивных политических партий, не нужно объяснять что их существование не бессмысленно и даже крайне полезно для определенных классов и их частей, является пассивность большинства населения многих современных стран в политической жизни. Фиктивные организации и лидеры призваны подстроиться под интересы определенной части населения, предложить "новые подходы", собрать ее голоса и если необходимо раствориться. Что происходит с фиктивными лидерами? Они разбегаются, исчезают с поля зрения, а потом нанимаются в новые партии, это ведь их работа. Но все-таки интеллект? У Г.Г. Дилигенского мы не находим полного рассмотрения умственных способностей личности политического лидера. Так он пишет: "Сила ума - это прежде всего его творческий потенциал, способность находить неординарные, принципиально новые решения, психология же группового конформизма неизбежно подавляет эту способность. Поэтому люди, обладающие сильным умом и потребностью в его реализации, чаще идут не в политику, а в науку, литературу и публицистику. Политиками же чаще всего становятся те, для кого позиции власти важнее выявления собственного творческого потенциала или вообще таковым не обладающие. Речь здесь идет, разумеется, о, так сказать, "обычных", "среднестатистических" политиках и политических лидерах". В этом отрывке из уже приведенной нами выше цитаты мы можем отчетливо обнаружить некое отстранение в понимании интеллекта, или "силы ума" от значения известных психологических категорий "ум" и "воля". Не могу сказать, что это однозначные или полярные категории. С ними их применением в психологии связано довольно много конфликтов. Понятие "воля" было введено Аристотелем, ему же мы обязаны и путаницей с ним связанным. Дело в том, что Аристотель, а вслед за ним и многие "последователи" понимали ум как познавательную сферу психики, а волю как аффективно-волевую, таким образом, возникало противопоставление ума и воли. Не верность такого подхода доказал советский психолог Б.М. Теплов в работе "Ум полководца", причем сделал это опираясь на самого же великого античного философа. Теплов показал, что воля есть не что иное, как практический ум, а "просто ум" есть теоретический ум. Возвращаясь к пониманию интеллекта, отметим, что это скорее соотношение ума и воли, нежели просто ум. Политический лидер для успешной деятельности должен обладать таким сочетанием ума и воли, которое позволило бы ему реализовывать самые разнообразные задачи. Так, мы полагаем, что сочетание, в котором ум равен воле, практически во всех политических ситуациях является одинаково полезным. Оно, во всяком случае, лучше того в котором ум больше чем воля или наоборот. В первом случае политик будет больше думать, чем действовать и потерпит неудачу, во втором неуспех придет к нему по причине необдуманных действий. Конечно, подобные рассуждения являются лишь психологической абстракцией, но, выдвинув в свое время эти взгляды, Наполеон произвел буквально революцию в понимании некоторых вопросов психики политических деятелей.

Дата добавления: 2015-06-28