Началась сеча

Выпустив на волю татарских коней и верблюдов, рязанцы ринулись к кибиткам и шатрам, из которых со странным гортанным воем по одному начали выбегать татары, на ходу пристегивая сабли.

Синее утро только только началось, когда рязанцы ворвались в гущу повозок, войлочных кибиток и сбившихся в кучу татарских стад. То было становище хвостового татарского полка. Здесь все спали тяжелым предутренним сном.

И утром, задолго до рассвета, когда еще ярко светил стоявший в огромном круге месяц, десятники Евпатия подняли отдыхавших воинов. Скоро весь отряд выстроился и, вытянувшись вдоль дороги, спешным ходом пошел в сторону Коломны.

Никто из русских не знал татарского языка, потому допрос пленника длился за полночь. По знакам и догадкам Евпатию удалось понять порядок движения орды, установил он также, как далеко удаляются татарские войска в сторону от главного тракта и где теперь сам Батый.

В сумерки, когда рязанское войско расположилось станом на ночлег, мещеряки лыжники пробежали вперед до дальнего села и там неожиданно натолкнулись на татарскую заставу. Шесть татарских всадников бросились за тремя мещеряками с саблями. Но мещеряки нырнули в лес и запетляли вокруг кустов. Татарские кони начали спотыкаться и вязнуть в глубоком снегу и скоро выбились из сил. Тогда мещеряки принялись метать из за кустов короткие копья и четырех татар побили насмерть. Один из всей заставы сумел выбраться на дорогу и ускакать, а шестой поднял вверх руки. Мещеряки привели его к Евпатию.

Когда Кудаш и несколько следовавших за ним мещерских всадников подъехали к замерзшей реке, Евпатию и его ближним стало видно, что каждый ратник мещерин стоял на двух узких досках и скользил на них по снегу, не оставляя следа.

Бессон недоуменно пожал плечами. Замятня в затруднении развел пальцами смерзшиеся усы. Даже скорый на ответ Нечай и тот смолчал. Выручил всех Угрюм. Присмотревшись, коваль тихо свистнул и подъехал в плотную к Евпатию.

Не зная, чем это объяснить, Евпатий обернулся к своим ближним.

Радуясь приходу ловчего, Евпатий подивился скорости, с которой шли пешие за всадниками. Люди взмахивали руками, отталкиваясь от снега длинными палками, и скользили, не переставляя ног.

Остановившиеся было всадники, около которых мгновенно сомкнулись в кольцо пешие люди, снова тронули коней. Теперь всадники стали отчетливо видны, и Евпатий разглядел обвязанную голову Кудаша.

Евпатий подъехал к Угрюму и посмотрел из под руки.

В эту минуту коваль Угрюм, выехавший на самую кручу берега, вдруг взмахнул руковицей и закричал что то, показывая на луговую сторону Оки. Все посмотрели туда и увидели множество людей, вышедших из лесов и черными цепочками рассыпавшихся по снежному полотну. Впереди пеших скакали несколько всадников.

Рядом с ним остановились Замятня и Нечай.

В одном дне пути до Коломны воины Евпатия увидели дымы многих пожаров. На дорогах появились трупы убитых и раздетых донага русских пленников. Над павшими конями взлетывали вороны.

Бессон был очень нужен Евпатию. Он знал всех воинов по именам, умел говорить им такие слова, что притомившиеся, обморозившие носы и щеки воины подстегивали коней или, соскочив на землю, бежали, держась за седельную луку, чтобы растолкать стынущую кровь.

Неистовый воин поп, надевший сверх рясы кольчугу и стальные наплечники, молча заворачивал коня и мчался в хвост растянувшейся по дороге рати.

Причудливо петлит в этих местах широкая Ока, ластясь ко крутобережью, словно ищет убежища от пронзительных ветров, дующих с низменной поемной стороны, и также крутит дорога по которой идут всадники. Смыкаются за воинством седые от обильного инея леса, все дальше отходит Рязань и гнев за погибель родного города становится все нестерпимее. Кажется Евпатию, что не достигнут они татар, уйдут те, торжествуя свою победу над Рязанью и похваляясь силою своей перед пленниками.

Этих страшных спутников татарского войска увидели воины Евпатия Коловрата на четвертые сутки пути.

Торопя коня, Евпатий то и дело клал руку на грудь, прикасался к ладанке, в которую он сам, неумелыми пальцами, зашил кусочки родной рязанской земли…

— Подтяни отставших! — коротко бросал он Бессону, что скакал на коне рядом с ним.

— Ну, вот и они! — сказал Евпатий и остановил коня.

— То не Кудаш ли? — спросил он Бессона.

— Все может быть, — ответил тот.

— Это он! — уверенно сказал Нечай. — Ловчего пока не различаю, а коня его признал. Этого коня в тысяче различу. Ого го го — закричал он, приложив обе руки ко рту.

— Мещерской полоз! — сказал он, кивнув в сторону бежавших снегом людей. — Видишь! Мы того не умеем, а у мещеры и у мери от веку то ведется. Видел я это диво за Волгой рекой и теперь угадал сразу.

— Дивно! — сказал Евпатий.

— Разумом и мещера богата! — сказал Бессон. — Смотри, как по льду заюлили!

Первый, кого увидел Евпатий среди приближавшейся рати, был старик мещерин. Встретившись глазами с Евпатием, старик обеими руками поправил свой беличий треух и улыбнулся:

— Моя пришла, Евпатий! Мир тебе!

Это было так неожиданно и такая ласка была в голосе мещерина, что Евпатий соскочил с коня и порывисто обнял старика:

— Спасибо, друг! Верность твою и дружбу не забуду вовек!

Растроганный старик снял свой треух и долго шептал что то, опустив глаза. Потом поднял лицо и сказал Евпатию твердо:

— Русь стоит, и мы стоим. Будем драться плечом к плечу, Евпатя.

Тут к Евпатию приблизился, ведя в поводу коня, Кудаш:

— Три сотни воина привел тебе, Евпатий. Больше пришло бы, да время коротко, а дороги в лесах долги.

— И на том спасибо, брат мой. Устраивай своих воинов на отдых. Завтра будем биться с врагами.

Дата добавления: 2015-06-28