Пытается объехать вокруг острова

Робинзон строит другую лодку, меньших размеров, и

Прошло еще пять лет, и за это время, насколько я могу припомнить, не

произошло никаких чрезвычайных событий.

Жизнь моя протекала по-старому - тихо и мирно; жил я на старом месте

и по-прежнему отдавал все свое время труду и охоте.

Теперь у меня было уже столько зерна, что мне хватало моего посева на

целый год; винограду тоже было вдоволь. Но из-за этого мне пришлось

работать и в лесу и в поле еще больше, чем прежде.

Однако главной моей работой была постройка новой лодки. На этот раз я

не только сделал лодку, но и спустил ее на воду: я вывел ее в бухточку по

узкому каналу, который мне пришлось прорыть на протяжении полумили.

Первую мою лодку, как уже знает читатель, я сделал таких огромных

размеров, что принужден был оставить ее на месте постройки как памятник

моей глупости. Он постоянно напоминал мне о том, что впредь надо быть

умнее.

Теперь я был гораздо опытнее. Правда, на этот раз я построил лодку

чуть не в полумиле от воды, так как ближе не нашел подходящего дерева, но

я был уверен, что мне удастся спустить ее на воду. Я видел, что затеянная

работа на этот раз не превышает моих сил, и твердо решил довести ее до

конца. Почти два года я провозился над постройкой лодки. Мне так страстно

хотелось получить наконец возможность плавать по морю, что я не жалел

никакого труда.

Надо, однако, заметить, что я строил эту новую пирогу совсем не для

того, чтобы покинуть мой остров. С этой мечтой мне пришлось давно

распроститься. Лодка была так мала, что нечего было и думать переплыть на

ней те сорок или больше миль, которые отделяли мой остров от материка.

Теперь у меня была более скромная цель: объехать вокруг острова - и

только. Я уже побывал однажды на противоположном берегу, и открытия,

которые я там сделал, так заинтересовали меня, что мне еще тогда

захотелось осмотреть все окружающее меня побережье.

И вот теперь, когда у меня появилась лодка, я решил во что бы то ни

стало объехать свой остров морем. Прежде чем пуститься в путь, я тщательно

подготовился к предстоящему плаванию. Я смастерил для своей лодочки

крошечную мачту и сшил такой же крошечный парус из кусков парусины,

которой у меня был изрядный запас.

Когда лодка была оснащена, я испытал ее ход и убедился, что под

парусом она идет вполне удовлетворительно. Тогда я пристроил на корме и на

носу небольшие ящички, чтобы уберечь от дождя и от волн провизию, заряды и

прочие нужные вещи, которые я буду брать с собой в дорогу. Для ружья я

выдолбил в дне лодки узкий желоб.

Затем я укрепил раскрытый зонтик, придав ему такое положение, чтобы

он приходился над моей головой и защищал меня от солнца, как навес.

До сих пор время от времени я совершал небольшие прогулки по морю, но

никогда не уходил далеко от моей бухты. Теперь же, когда я намеревался

осмотреть границы моего маленького государства и снарядил свое судно для

дальнего плавания, я снес туда испеченные мною пшеничные хлебцы, глиняный

горшок поджаренного риса и половину козьей туши.

6 ноября я отправился в путь.

Проездил я гораздо дольше, чем рассчитывал. Дело в том, что хотя мой

остров сам по себе был невелик, но, когда я завернул к восточной части его

побережья, передо мной выросла непредвиденная преграда. В этом месте от

берега отделяется узкая гряда скал; иные из них торчат над водой, иные

скрыты в воде. Гряда уходит миль на шесть в открытое море, а дальше, за

скалами еще мили на полторы тянется песчаная отмель. Таким образом, чтобы

обогнуть эту косу, пришлось довольно далеко отъехать от берега. Это было

очень опасно.

Я хотел даже повернуть назад, потому что не мог определить с

точностью, как далеко мне придется пройти открытым морем, пока я обогну

гряду подводных скал, и боялся рисковать. И, кроме того, я не знал,

удастся ли мне повернуть назад. Поэтому я бросил якорь (перед отправлением

в путь я смастерил себе некоторое подобие якоря из обломка железного

крюка, найденного мною на корабле), взял ружье и сошел на берег. Высмотрев

невдалеке довольно высокую горку, я взобрался на нее, смерил на глаз длину

скалистой гряды, которая отсюда была отлично видна, и решил рискнуть.

Но не успел я добраться до этой гряды, как очутился на страшной

глубине и вслед за тем попал в могучую струю морского течения. Меня

завертело, как в мельничном шлюзе, подхватило и понесло. О том, чтобы

поворотить к берегу или свернуть в сторону, нечего было и думать. Все, что

я смог сделать, это держаться у самого края течения и стараться не попасть

в середину.

Между тем меня уносило все дальше и дальше. Будь хоть небольшой

ветерок, я мог бы поднять парус, но на море стоял полный штиль. Я работал

веслами изо всех сил, однако справиться с течением не мог и уже прощался с

жизнью. Я знал, что через несколько миль то течение, в которое я попал,

сольется с другим течением, огибающим остров, и что, если до той поры мне

не удастся свернуть в сторону, я безвозвратно погиб. А между тем я не

видел никакой возможности свернуть.

Спасения не было: меня ожидала верная смерть - и не в волнах морских,

потому что море было спокойно, а от голода. Правда, на берегу я нашел

черепаху, такую большую, что еле мог поднять ее, и взял с собой в лодку.

Был у меня также порядочный запас пресной воды - я захватил самый большой

из моих глиняных кувшинов. Но что это значило для жалкого существа,

затерявшегося в безграничном океане, где можно проплыть тысячу миль, не

увидев признаков земли!

О своем пустынном, заброшенном острове я вспоминал теперь как о

земном рае, и единственным моим желанием было вернуться в этот рай. Я

страстно простирал к нему руки.

- О пустыня, даровавшая мне счастье! - восклицал я. - Мне уже никогда

не увидеть тебя. О, что со мной будет? Куда уносят меня беспощадные волны?

Каким неблагодарным я был, когда роптал на свое одиночество и проклинал

этот прекрасный остров!

Да, теперь мой остров был для меня дорог и мил, и мне было горько

думать, что я должен навеки проститься с надеждой вновь увидеть его.

Меня несло и несло в беспредельную водную даль. Но, хотя я испытывал

смертельный испуг и отчаяние, я все же не поддавался этим чувствам и

продолжал грести не переставая, стараясь направить лодку на север, чтобы

пересечь течение и обогнуть рифы.

Вдруг около полудня потянул ветерок. Это меня ободрило. Но

представьте мою радость, когда ветерок начал быстро свежеть и через

полчаса превратился в хороший ветер!

К этому времени меня угнало далеко от моего острова. Поднимись в ту

пору туман, мне пришел бы конец!

Со мною не было компаса, и, если бы я потерял из виду мой остров, я

не знал бы, куда держать путь. Но, на мое счастье, был солнечный день и

ничто не предвещало тумана.

Я поставил мачту, поднял парус и стал править на север, стараясь

выбиться из течения.

Как только моя лодка повернула по ветру и пошла наперерез течению, я

заметил в нем перемену: вода стала гораздо светлее. Я понял, что течение

по какой-то причине начинает ослабевать, так как раньше, когда оно было

быстрее, вода была все время мутная. И в самом деле, вскоре я увидел

вправо от себя, на востоке, утесы (их можно было различить издалека по

белой пене волн, бурливших вокруг каждого из них). Эти-то утесы и

замедляли течение, преграждая ему путь.

Вскоре я убедился, что они не только замедляют течение, а еще

разбивают его на две струи, из которых главная лишь слегка отклоняется к

югу, оставляя утесы влево, а другая круто заворачивает назад и

направляется на северо-запад.

Только тот, кто знает по опыту, что значит получить помилование, стоя

на эшафоте, или спастись от разбойников в ту последнюю минуту, когда нож

уже приставлен к горлу, поймет мой восторг при этом открытии.

С бьющимся от радости сердцем направил я свою лодку в обратную струю,

подставил парус попутному ветру, который посвежел еще более, и весело

понесся назад.

Около пяти часов вечера я подошел к берегу и, высмотрев удобное

местечко, причалил.

Нельзя описать ту радость, которую я испытал, когда почувствовал под

собой твердую землю!

Каким милым показалось мне каждое деревцо моего благодатного острова!

С горячей нежностью смотрел я на эти холмы и долины, которые только вчера

вызывали тоску в моем сердце. Как радовался я, что снова увижу свои поля,

свои рощи, свою пещеру, своего верного пса, своих коз! Какой красивой

показалась мне дорога от берега к моему шалашу!

Был уже вечер, когда я добрался до своей лесной дачи. Я перелез через

ограду, улегся в тени и, чувствуя страшную усталость, скоро заснул.

Но каково было мое изумление, когда меня разбудил чей-то голос. Да,

это был голос человека! Здесь, на острове, был человек, и он громко кричал

среди ночи:

- Робин, Робин, Робин Крузо! Бедный Робин Крузо! Куда ты попал, Робин

Крузо? Куда ты попал? Где ты был?

Измученный продолжительной греблей, я спал таким крепким сном, что не

сразу мог проснуться, и мне долго казалось, что я слышу этот голос во сне.

Но крик назойливо повторялся:

- Робин Крузо, Робин Крузо!

Наконец я очнулся и понял, где я. Первым моим чувством был страшный

испуг. Я вскочил, дико озираясь, и вдруг, подняв голову, увидел на ограде

своего попугая.

Конечно, я сейчас же догадался, что он-то и выкрикивал эти слова:

точно таким же жалобным голосом я часто говорил при нем эти самые фразы, и

он отлично их затвердил. Сядет, бывало, мне на палец, приблизит клюв к

моему лицу и причитает уныло: "Бедный Робин Крузо! Где ты был и куда ты

попал?"

Но, даже убедившись, что это был попугай, и понимая, что, кроме

попугая, некому тут и быть, я еще долго не мог успокоиться.

Я совершенно не понимал, во-первых, как он попал на мою дачу,

во-вторых, почему он прилетел именно сюда, а не в другое место.

Но так как у меня не было ни малейшего сомнения, что это он, мой

верный Попка, то, не ломая головы над вопросами, я назвал его по имени и

протянул ему руку. Общительная птица сейчас же села мне на палец и

повторила опять:

- Бедный Робин Крузо! Куда ты попал?

Попка точно радовался, что снова видит меня. Покидая шалаш, я посадил

его на плечо и унес с собой.

Неприятные приключения моей морской экспедиции надолго отбили у меня

охоту плавать по морю, и много дней я размышлял об опасностях, которым

подвергался, когда меня несло в океан.

Конечно, было бы хорошо иметь лодку на этой стороне острова, поближе

к моему дому, но как привести ее оттуда, где я оставил ее? Обогнуть мой

остров с востока - от одной мысли об этом у меня сжималось сердце и

холодела кровь. Как обстоит дело на другой стороне острова, я не имел

никакого понятия. Что, если течение по ту сторону такое же быстрое, как и

по эту? Разве не может оно швырнуть меня на прибрежные скалы с той же

силой, с какой другое течение уносило меня в открытое море. Словом, хотя

постройка этой лодки и спуск ее на воду стоили мне большого труда, я

решил, что все же лучше остаться без лодки, чем рисковать из-за нее

головой.

Нужно сказать, что теперь я стал гораздо искуснее во всех ручных

работах, каких требовали условия моей жизни. Когда я очутился на острове,

я совершенно не умел обращаться с топором, а теперь я мог бы при случае

сойти за хорошего плотника, особенно если принять в расчет, как мало было

у меня инструментов.

Я и в гончарном деле (совсем неожиданно!) сделал большой шаг вперед:

устроил станок с вертящимся кругом, отчего моя работа стала и быстрее и

лучше; теперь вместо корявых изделий, на которые было противно смотреть, у

меня выходила очень неплохая посуда довольно правильной формы.

Но никогда я, кажется, так не радовался и не гордился своей

изобретательностью, как в тот день, когда мне удалось сделать трубку.

Конечно, моя трубка была первобытного вида - из простой обожженной глины,

как и все мои гончарные изделия, и вышла она не очень красивой. Но она

была достаточно крепка и хорошо пропускала дым, а главное - это была

все-таки трубка, о которой я столько мечтал, так как привык курить с очень

давнего времени. На нашем корабле были трубки, но, когда я перевозил

оттуда вещи, я не знал, что на острове растет табак, и решил, что не стоит

их брать.

К атому времени я обнаружил, что мои запасы пороха начинают заметно

убывать. Это чрезвычайно встревожило и огорчило меня, так как нового

пороха достать было неоткуда. Что же я буду делать, когда у меня выйдет

весь порох? Как я буду тогда охотиться на коз и птиц? Неужели я до конца

моих дней останусь без мясной пищи?

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Дата добавления: 2015-06-28