Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

К Антиоху (Сожалея, что не свиделся с ним, просит молитв его и поручает ему брата, который при верблюдах)




К Евсевию, епископу Самосатскому (Выражает сожаление, что не свиделся с Евсевием летом и что Евсевий не пишет к нему; просит молитв. (Писано в 373 г.))

К Сорану (Отвечает на жалобы родственника своего Сорана, начальника Скифии, уверяя, что содержит его в своей памяти; оправдывает в каком-то деле себя и хорепископа; просит продолжать вспомоществование гонимым за имя Христово и присылать в отечество мощи мучеников. (Писано в 373 г.))

К Асхолию, епископу Фессалоникийскому (Благодарит Асхолия за начатую им со св. Василием переписку, которую и просит продолжать; изъявляет благодарность Евфимию, доставившему письмо, и просит ему молитв Асхолиевых. (Писано в 376 г.))

К Евсевию, епископу Самосатскому (Объявляет свое желание, чтобы Евсевий, несмотря на множество дел и на все затруднения, посетил Кесарийскую Церковь еще при жизни св. Василия, как обещал и в прошлом году. (Писано в 373 г.))

К Пеонию, пресвитеру (Благодарит за письмо и просит писать чаще, извещает также, что нет у него писцов. (Писано в 373 г.))

 

Сколько обрадовал ты меня письмом, без сомнения, угадываешь по тому самому, о чем писал; так, в письме твоем вполне выказывается чистота сердца, из которого вылились слова сии. Течение воды показывает, где ее источник; а свойством слова изображается породившее его сердце. Поэтому, признаюсь тебе, со мною произошло что-то странное и далеко отступающее от вероятного. Желая непрестанно читать письма твоего совершенства, когда взял я в руки письмо и прочел его, не столько рад был написанному, сколько опечален, рассуждая о потере, какую нес во все время твоего молчания. Но поелику начал ты писать, то не переставай продолжать это. Ибо веселишь меня более, нежели те, которые богатолюбцам посылают большое количество денег.

А писцов не оказалось у меня ни одного: ни краснописца, ни скорописца. Кого обучал, одни возвратились к прежнему навыку жизни, а другие отказались от трудов, страдая долговременными недугами.

 

 

 

 

Знаю бесчисленные труды твои, какие подъял ты ради Церквей Божиих; небезызвестно мне и множество дел, которыми занят ты, управляя не с небрежностию, но по воле Господней. Представляю себе и вашего соседа, который вас, как птиц, кроющихся от орла, приводит каждого в необходимость не отходить далеко от своего крова. Все это не скрыто от меня. Но желание стремительно заставляет надеяться на то, чего едва ли получишь, и браться за невозможное; лучше же сказать, упование на Господа сильнее всего. Ибо не по безрассудной прихоти, но с крепкою верою ожидаю, что откроются способы выйти из этой запутанности, что удобно преодолеешь все препятствия, и ты увидишь любимей­шую из Церквей, а равно и она тебя увидит; а для нее предпоч­тительнее всех благ взглянуть на лицо твое и послушать гласа твоего. Итак, не сделай надежд ее напрасными. И прошлого года, когда, возвращаясь из Сирии, принес я это обещание, какое сам получил, сколько, думаешь, восхитил ее надеждами? Не отлагай же, чудный муж, ее посещения до другого времени; хотя и всегда можно ее видеть, однако же не вместе со мною, которого болезнь нудит уже оставить эту многоболезненную жизнь.

 

141 (146). К Антиоху (Благодаря за собственноручное приветствие, взаимно приветствует и со­ветует заботиться о душевном спасении. (Писано в 373 г.))

 

Не могу укорить тебя леностью или беспечностью за то, что молчал, когда открывался случай писать. Ибо приветствие, при­сланное твоею почтенною рукою, ценою дороже многих писем. Потому и взаимно тебя приветствую, и прошу ревностно: поза­боться о душевном спасении, все плотские страсти обуздывая разумом и в душе своей, как бы в святейшем каком храме, имея навсегда водруженную мысль о Боге; а при всяком деле и при всяком слове воображай пред очами Судилище Христово, чтобы все частные действия, собранные на это строгое и страшное испы­тание, в день воздаяния принесли славу тебе, удостоенному похвал пред всею тварию. Если же сам этот великий муж предпримет путь до нас, то немалое будет удовольствие вместе с ним и те я увидеть нам у себя.

 

146 (131). К Евстафию, первому врачу (Убедительно просит его чаще писать; о поступке отступивших от обще­ния с епископом своим Евстафием выражается, что он для него при­скорбен, однако же должен быть терпим по необходимости. (Писано в 373 г.))

 

Ежели есть какая польза от моих писем, то не опускай ни одного случая писать ко мне и побуждать меня, чтобы я писал. Ибо сам я приметным образом делаюсь веселее, когда читаю письма мужей рассудительных. А находите ли вы у меня что-либо достойное внимания, знать это лучше вам, читающим мои письма. Поэтому если бы не отвлекало меня множество дел, то не удержался бы от удовольствия писать непрестанно. Но у вас меньше забот; потому, когда только можно, услаждайте меня письмами. Говорят, что и колодцы, если из них черпают, делают­ся лучшими.

И твои увещания, заимствованные из врачебной науки, про­падают, видно, даром, не потому что я применяю нож, но потому, что сделавшееся ни к чему негодным само собою отпадает. Вот изречение стоика: «поелику,— говорит,— дела не делаются, как мне хочется, то хочу так, как делаются». А я, хотя не согласен соображать волю свою с течением дел, однако же не одобряю, если кто делает что-нибудь необходимое и не по воле. Ибо и у Вас, врачей, нет необходимости жечь больного или причинять ему другую какую боль, однако же нередко соглашаетесь на сие, видя трудное страдание больного. И мореходцы не добровольно вы­брасывают свою поклажу, но, чтобы избежать кораблекрушения, берутся за сию меру, жизнь в бедности предпочитая смерти. Поэтому и обо мне так думай, что хотя болезненно и с тысячами жалоб переношу разлуку с оставляющими нас, однако же переношу, потому что для любителей истины всего предпочтительнее Бог и упование на Него.

 

 

147 (152). К Виктору, военачальнику (Извиняясь, что не писал доселе, обещается писать впредь смело и благо­дарит за попечение о Церкви. (Писано около 373 г.))

 

Если б не писал я к кому другому, то, может быть, справедли­во подвергся бы обвинению в нерадении или забвении. Но как забыть тебя, чье имя повторяется всеми людьми? Как стать не­внимательным к тому, кто едва почти не всех в мире превзошел высотою своего чина? Но причина моего молчания явна: я боял­ся обеспокоить такого мужа. Если же к прочим своим доблес­тям присоединил ты и это, что не только принимаешь присыла­емые к тебе письма, но требуешь и тех, которые не были присла­ны, то вот смело теперь пишу, и впредь буду писать, моля Святаго Бога вознаградить тебя за честь, оказываемую мне. А в рас­суждении Церкви предупредил ты мои просьбы, сделав все, чего бы мог я пожелать. Делаешь же, не людям угождая, но почтив­шему тебя Богу, Который одни блага даровал тебе в настоящей жизни, а другие дарует в будущем веке за то, что идешь путем Его, держась истины и от начала до конца соблюдая сердце не­уклонным в правоте веры.

 

148 (153). К Виктору, бывшему консулу (Благодарит за памятование о нем, за продолжение любви, не уменьшае­мой по причине клевет, а также за честь, что соблаговолил писать к нему. (Писано около 373 г.))

 

Всякий раз, как случается мне читать письма твоей чинности, приношу благодарение Богу, что и продолжаешь помнить обо мне, и, несмотря ни на какую клевету, не уменьшаешь любви, которую по самому правдолюбивому суждению или по доброй привычке однажды решился ко мне возыметь. Посему молю Святаго Бога, чтобы и ты пребывал в подобном ко мне расположении, и я достоин был той чести, какою почтил ты меня в письме своем.

 

 

Прекрасно ты сделал и по закону духовной любви, начав пе­реписку со мной и добрым примером возбудив и меня к подоб­ной ревности. Ибо мирской дружбе нужны глаза и свидание, по­тому что сим полагается начало к привычке, умеющие же любить духовно не прибегают к плоти для снискания дружбы, но обще­нием веры приводятся к духовному союзу. Посему благодарение Господу, утешившему сердца наши и показавшему, что не во всех еще иссякла любовь, но по местам есть во Вселенной люди, кото­рые показывают в себе черты ученичества Христова! И потому мне кажется, что поступок ваш уподобляется звездам, которые в облачную ночь то там, то здесь просвечивают в разных частях неба и в которых как светлость их приятна, так еще приятнее неожиданность появления. Подобны и вы — светила Церквей, которых очень немного и легко перечесть при этом плачевном состоянии дел, но которые, являясь нам в безлунную ночь, сверх привлекательности ваших добродетелей, вожделенны еще и своею неожиданностию. Расположение же твое достаточно известным сделалось мне из письма. Хотя невелико оно по числу слогов, од­нако же правотою мысли достаточно обнаружило мне твое намерение. Ибо твое усердие к блаженнейшему Афанасию служит самым явным доказательством, что имеешь здравый взгляд на дела большой важности. За удовольствие, доставленное письмом, обязан я великою благодарностью досточестнейшему сыну нашему Евфимию, и сам молю, чтобы ему была всякая помощь от Святаго и тебя прошу помолиться со мною, чтобы вскоре увидеть нам возвращение его вместе с благочиннейшей его супругою, дочерью нашей о Господе. Но и сам позволь попросить тебя: не ограничь одним началом нашего веселия, но, при всяком открывающемся случае писать, частым собеседованием возвращай любовь свою ко мне, а равно извещай о Церквах, которые у вас, как продолжает­ся в них согласие. Помолись и о здешних Церквах, чтобы и у нас настала великая тишина и Господь наш запретил ветру и морю.

 

 

 

Затрудняюсь оправдываться во многих обвинениях, изобра­женных в письме первом и единственном, какое благоволило при­слать ко мне твое благородство; затрудняюсь не по оскудению в правде, но потому что, по множеству вменяемого мне, трудно сде­лать предпочтение важнейшему и определить, с чего должно на­чать мне сперва уврачевание. Или, может быть, держась того порядка, в каком писано, должно отвечать на каждое, одно за другим, обвинение? Об отправляющихся отсюда в Скифию до­селе не знал я, даже не предуведомили меня и о тех, которые от тебя из дома, чтобы мог я с ними сказать тебе слово, хотя поло­жено мною употреблять великое старание, чтобы при каждом случае приветствовать твою досточестность. А забыть тебя в молитвах невозможно, разве забуду скорее дело свое, на которое поставил меня Господь. Ибо, будучи верным благодати Божией, конечно, помнишь церковные возглашения, помнишь, что молимся о братиях, находящихся в отшествии, совершаем также молитвы в Святой Церкви о включенных в воинские списки, об исповедующих с дерзновением имя Господне и о показавших духовные плоды, а, без сомнения, в числе многих из них или и наряду со всеми, как думаю, включается и твоя досточестность. Да и собственно о тебе как могу забыть, имея перед собой так много побуждающих к напоминанию: такую сестру, таких племянников, родство столько доброе, так меня любящее, дом, домашних друзей, по ко­торым и нехотя необходимо вспомнишь о добром твоем изволении? А в рассуждении дела сего брат этот не сделал мне ничего оскорбительного, и мною не произнесено никакого решения, вред­ного ему. Поэтому неудовольствие свое обрати на пересказав­ших ложно, освободив от всякого упрека хорепископа и меня. Если же этот досужий человек заводит для упражнения тяжбу, то есть народные судилища и законы, то прошу вас нимало на сие не жаловаться; а ты, что ни делаешь доброго, сам себе со­бираешь сокровище, и какое упокоение доставляешь гонимым за имя Господне, такое же и себе уготовляешь в день мздовоздаяния. Хорошо же сделаешь, если перешлешь в отечество и останки му­чеников, ежели только, как писал ко мне, тамошнее гонение и ныне творит мучеников Господу.

 

151 (156). К Евагрию, пресвитеру (Хвалит Евагрия за попечение о мире, от которого и сам не отказывается, хотя не берет на себя исполнения сего дела, потому что оно выше сил его, требует долговременных усилий, и не одного человека, притом принадле­жит собственно Мелетию, архиепископу Антиохийскому, с которым он не может видеться, но к которому писать не отказывается, несмотря на то, что письмо его не может иметь важных последствий. Уверяет о себе, что ни с кем не имеет частных ссор; дивится, почему Евагрий не в обще­нии с Дорофеем; извещает, что нет у него человека для отправления в Рим. (Писано в 373 г.))

 

Столько далек я от того, чтобы скучать длиннотою писем, что письмо от удовольствия при чтении его показалось мне даже коротким. Ибо что приятнее для слуха имени мира? Или что священнолепнее и наиболее угодно Господу, как входить в совещание о подобных предметах? Поэтому тебе, принявшему такое прекрасное намерение и так ревностно принявшемуся за дело самое блаженное, да воздаст Господь награду, обещанную миротворцам. А о нас, честная глава, разумей так: что касается до желания и молитв о том, чтобы увидеть некогда день, в который все составят одно собрание, не разделяясь между собою мнения­ми, то в усердии сем никому не уступим первенства. Ибо подлинно были бы мы безрассуднейшие из всех людей, если б радо­вались разделениям и сечениям в Церквах и союза между чле­нами Тела Христова не почитали величайшим из благ. Впрочем, сколько есть в нас желания, столько, да будет тебе известно, не­достает у нас сил. Небезызвестно твоему совершенному благора­зумию, что болезни, усиленные временем, для исправления своего прежде всего требуют времени, а потом сильного и напряженно­го действования, если кто хочет дойти до самой глубины, чтобы с корнем истребить недуги в страждущих. Но ты знаешь, что го­ворю, и, если должно сказать яснее, не побоюсь сего. Укорененно­го в душах долговременным обычаем самолюбия не могут истре­бить ни один человек, ни одно письмо, ни краткое время. Ибо невозможно совершенное истребление подозрений и споров, про­изводимых противоречиями, без какого-нибудь достоверного по­средника в примирении. Если бы преизливалась на меня благо­дать и был я силен словом, делом и духовными дарованиями постыдить противников, то надлежало бы мне отважиться на такое дело.

Но, может быть, и тогда не присоветовал бы ты одному мне приступить к исправлению, потому что, по благодати Божией, есть епископ, которому преимущественно принадлежит попечение о Церкви. Но и он ко мне прийти не может, и мне отправляться к нему теперь зимою неудобно, или, лучше сказать, вовсе невозможно, не только потому, что тело у меня по причине долговременной болезни отказалось служить, но и потому, что переправы через Армянские горы в скором времени сделаются непроходимыми даже для людей, по летам весьма крепких.

Не откажусь же объяснить ему дело в письме. Впрочем, не ожидаю, чтобы от письма вышло что-нибудь важное, гадая о сем по строгой точности этого человека и по самому свойству писем, потому что пересылаемое слово, как обыкновенно, не может ре­шительно убедить. Ибо многое надобно высказывать, многое, напротив, выслушивать, решать встречающиеся недоумения и на место сего ставить что-нибудь твердое; а ничего такого не мо­жет сделать слово, в письме брошенное на бумагу бездействен­ным и безжизненным. Однако же, как сказал я, не поленюсь написать.

Знай же, истинно благоговейнейший и превозлюбленный мной брат, что у меня, по милости Божией, ни с кем нет частной ссоры. Ибо не знаю, чтобы любопытствовал я о тех винах, какие на каждом есть или взводятся на него. Почему вам следует обра­щать внимание на мою мысль как на мысль человека, который не способен делать что-либо по пристрастию и не предубежден к оклеветанию кого-нибудь; только было бы благоволение Господ­не и все делалось у нас по-церковному и в порядке.

Но опечалил меня возлюбленный сын наш, содиакон Дорофей, известив о твоем благоговении, что усомнился ты участво­вать с ним в общении. Впрочем, сколько припоминаю, у нас с то­бою не было речи о чем-либо подобном.

Послать на Запад мне совершенно невозможно, потому что никого не имею, способного к сему служению. Если же кто из Ваших братий берется взять на себя этот труд ради Церквей, то, конечно, знает он, к кому и с какою целью отправляется, от кого и какими должен запастись в дорогу письмами. А посмотрев вокруг себя, не вижу при себе никого. И желаю быть причисленным к седьми тысячам, не преклонившим колена пред Ваалом; впрочем, и моей души ищут налагающие руки свои на всех, но ради этого нисколько не уменьшу должного усердия к Церквам Божиим.

 

 

Как думаешь — тяжело мне было перенести, что в прошлое лето не удалось свидеться с тобой? А и в другие годы не было такого свидания, чтобы дойти мне до сытости. Впрочем, любяще­му и во сне увидеть предмет своего желания доставляет некото­рое утешение. Ты же и не пишешь — так ты ленив; почему и то, что не явился на свидание, надобно приписывать скорее не дру­гой какой причине, а твоей лени предпринимать путешествие из любви. Но о сем ни слова больше. Молись же обо мне и проси у Господа не оставить меня, но как извел меня из предшествовав­ших искушений, так избавит и от ожидаемых во славу имени Его, на которое уповал я.

 

 

Поелику грехи мои помешали тому, чтобы мог я привести в исполнение давнее желание свое видеться с вами, то утешаю се­бя в утрате сей письмом и прошу непрерывно воспоминать о мне в молитвах, чтобы, если буду жив, сподобиться мне удовольствия видеть вас, а если не буду, при пособии молитв ваших, с благою надеждою преселиться из сего мира. Поручаю вам брата, который при верблюдах.

 

159 (164). К Асхолию, епископу Фессалоникийскому (Благодарит за письмо и за присланные им мощи мученика Евтихия, по­страдавшего у варваров за Истром и которого Асхолий поощрял к стра­данию; изъявляет скорбь свою о настоящем положении Церквей на Вос­токе и просит молитв Асхолиевых. (Писано в 374 г.))

 

Каким веселием исполнило меня письмо твоего преподобия, не без труда мог бы я изобразить сие по немощи слова выра­жаться ясно; но ты и сам собою должен догадаться о сем, за­ключая по красоте своего письма. Ибо чего не заключало в себе оно? Не изобразило ли и любовь ко Господу, и удивление муче­никам, так живо описав самый род подвига, что события сии представляются у нас перед глазами, а наконец почтение и расположение ко мне самому? Не изобразило ли так, как мог бы сказать разве кто из превосходнейших писателей? Посему, когда взял я письмо в руки, прочел его несколько раз и приметил обильно струящуюся в нем благодать Духа, тогда подумал, что живу в древние времена, когда процветали Церкви Божии, укорененные в вере, соединенные любовию при взаимном единомыслии различных членов, как бы в едином теле, когда явны были гонители, явны и гонимые; подвергавшиеся вражеским нападениям дела­лись многочисленнее, и кровь мучеников, орошая Церкви, воспи­тывала большее и большее число подвижников благочестия, пото­му что последующие исполнялись ревностию предшественников. Тогда мы, христиане, хранили между собою мир, тот мир, который оставил нам Господь, которого теперь нет у нас и следа,— с та­кою жестокостью отгнали мы его друг от друга!

Впрочем, душа моя перенеслась к древнему оному блаженству, когда издалека пришло письмо, цветущее красотою любви, и от варваров, живущих за Истром, прибыл к нам мученик, пропове­дуя собою о неповрежденности веры, там водворившейся. Кто опишет душевное наше веселие при этом? Какую изобрести силу слова, чтобы могла она ясно высказать тайное расположение на­шего сердца? Когда увидели мы подвижника, ублажили того, кто поощрял его к подвигу и сам от Праведного Судии примет венец правды, укрепив многих для подвига за благочестие.

Поелику же ты привел мне на память и блаженного мужа Евтихия и почтил наше отечество, так как оно доставило семена благочестия, то возвеселил меня напоминанием древнего и вмес­те опечалил обличением видимого. Ибо никто из нас не уподоб­ляется Евтихию в добродетели: не только не укрощаем мы вар­варов силою Духа и действенностию даровании, но даже чрезмерным множеством грехов своих приводим в дикость и кротких нравом. Ибо себе и грехам своим приписываем причину того, что разлилось так могущество еретиков. Ни одна почти часть Вселенной не спаслась от запаления ересей. Твои сказания — подвижническое противоборство: тела, строгаемые за благочестие; варваров, презираемая людьми, у которых сердце не знает страха; различные истязания, изобретаемые гонителями; во всем противоборство подвизающихся, древо, вода, окончательные страдания мучеников. Каковы же наши сказания? Любовь охладела; разоряется учение отцов; частые крушения в вере; молчат уста благочестивых; люди, изгнанные из молитвенных домов, под открытым небом подъемлют руки к Небесному Владыке. И хотя скорби тяжкие, но нигде нет мученичества, потому что притесни­тели наши имеют одно с нами именование.

Сам умоляй о сем Господа и всех мужественных подвижни­ков Христовых собери на молитву о Церквах, чтобы, если только остается еще сколько-нибудь времени стоять миру сему и не все уклонились в противную сторону, умилосердившись над Своими Церквами, возвратил их Бог к древнему миру.

 




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-28; Просмотров: 253; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.012 сек.