Каморка, которой не было и нет

Змей Времени – странное существо. Свернувшись в кольцо, он лежит где-то в бесконечности, и в великом множестве его чешуек заключены минуты, дни, годы и столетия. Шепчутся, правда, что некогда на змея наложил заклятие сильный черный маг Людвиг Сморкач. Суть этого заклятия состоит-де в том, что в самые лучшие свои минуты время всегда бежит слишком быстро, в минуты же неприятные – растягивается, как холодные макароны, которые наматываются на вилку и никак не закончатся.

Именно об этом и о промелькнувших незаметно каникулах Таня размышляла на первом уроке практической магии, с омерзением заглядывая в свой провонявший за лето склизкий котел, по дну которого ползали отвратительные белые опарыши, ухитрившиеся завестись не без помощи многочисленных тибидохских мух. Зато профессор Клопп был этим крайне доволен, утверждая, что грязь придает котлам дополнительные магические возможности.

«Ничего себе отдых! Три недели проваляться в магпункте, чтобы потом выяснилось, что после костеросток нельзя купаться! Что толку быть волшебником, если тебе разрешается меньше, чем самому обычному лопухоиду?» – размышляла Таня, попутно стараясь не пропустить объяснений профессора Клоппа.

Сморщенный профессор практической магии неторопливо прохаживался по классу и, зыркая во все стороны ехидными, цвета высохшей апельсиновой корки глазками, бубнил:

– Для приготовления эликсир предвидения ви взяль один большой лист лопух и завернуль в него цветок папоротник и мелко толченый камень агат. Записаль? Потом ви добавляль гробовой щепка, драконий слизь, шерсть дохлый крыса, камешек из куриный зоб и вариль все в болотный вод. Когда вариль, ви не должен опускать туда ложка, а мешаль все отрубленный лягушачий лапка! Если ви все сделаль зер гут, то когда жижа закипель – произойти кое-что интересный! Все записаль? А теперь шнель, шнель, юный тупиц! Делаль все, как я сказаль! А я буду посмотрель на вас с величайший наслаждений!

В голосе у профессора Клоппа послышалось скрытое злорадство, настолько плохо скрытое, что его заметили все ученики. Даже профессорская любимица Рита Шито-Крыто настороженно подняла голову. Гробыня Склепова прищурилась, пытаясь первой сообразить, в чем будет заключаться приготовленная Клоппом гадость.

Понукаемые нетерпеливо подпрыгивающим Клоппом, второклассники принялись толочь агат и доставать из кожаного мешка цветки папоротника. Тем временем Гуня Гломов, переведенный во второй класс лишь потому, что в первом он смертельно надоел всем преподавателям, гонялся за дохлой крысой которая проявила необычайную прыть и удрала, тяпнув Гуню за палец.

Профессор Клопп разворчался, заявив, что крысу оживил кто-то из старшеклассников и что он, Клопп, обязательно сообщит об этом безобразии Поклеп Поклепычу. Наконец Клопп успокоился, выпил две ложки коньяка с желчью и даже разрешил Рите Шито-Крыто частично ощипать свою жилетку, которую, не снимая, носил уже много столетий подряд.

– Вот уж не думал, что она у него крысиная! – морщась, прошептал Тане Баб-Ягун.

Таня разожгла под котлом огонь и, помешивая лягушачьей лапкой, стала дожидаться, когда забурлит болотная вода. Изредка на поверхность всплывал то разваренный лопух, то цветок папоротника. Гробовая щепка, как стрелка компаса, задумчиво кружилась в поднимавшихся со дна вонючих пузырьках.

Одновременно Таня с любопытством наблюдала за Ванькой Валялкиным, который только что, попытавшись незаметно съесть котлету, уронил её в котел. Теперь из котла валил густой оранжевый дым;

Ванька пытался спрятать его от Клоппа, накрыв котел крышкой. Но это не помогало. Дым все равно валил, да ещё скрипел ржавым старческим голосом. Должно быть, Ванька потревожил покой какого-то древнего джинна. Теперь джинн буянил и рвался на свободу.

Как Ванька ни старался и ни налегал на крышку, профессор Клопп обнаружил это безобразие. Единственной красной искрой он заставил джинна улетучиться, а Ваньке влепил в журнал жирную двойку.

Баб-Ягун и Жора Жикин, основатели секретного «Ордена тупиц», немедленно поздравили Ваньку с почином, а Гуня Гломов тряс ему руку до тех пор, пока сам не получил пару. Только тогда Гломов успокоился и удовлетворенно опустился на место.

Внезапно Дуся Пупсикова подскочила едва ли не до потолка и, чудом не опрокинув котел, радостно завопила:

– Ай! Мне все-таки подарят кожаный комбинезон! Какая я в нем миленькая!

Кинувшись к котлу Дуси, второклассники увидели, что он уже бурлит и от него разит болотной жижей. Остальное могла видеть только сама Пупсикова, продолжавшая восхищенно визжать что-то про кожаный комбинезон.

– Зер гут! Пупсикофф все сделаль правильно! – одобрил Клопп.

Минуту спустя жижа закипела у Риты Шито-Крыто. В отличие от Пупсиковой, скрытная Рита сохранила то, что увидела, в тайне. Она лишь впивалась в бурлящий котел глазами и загадочно улыбалась.

А потом... потом все только и делали, что бросались от одного котла к другому. В воздухе висел вонючий дым, от которого слезились глаза и першило в горле. Один только профессор Клопп, обожавший кошмарные запахи, с наслаждением втягивал его своим похожим на утиный клюв носом и загадочно ухмылялся.

Таня кинулась было к Баб-Ягуну, крикнувшему, что видит результаты полуфинала чемпионата мира по драконболу, как вдруг что-то забурлило совсем близко. Она поняла, что закипел её собственный котел.

Забыв обо всем, Таня наклонилась над котлом и стала нетерпеливо всматриваться в дымящуюся жижу. Долго она ничего не видела, кроме совсем уже разварившегося лопуха и радужных маслянистых разводов драконьей слизи. Таня подумала, что что-то напутала с приготовлением эликсира. Решив скрыть это от профессора Клоппа, чтобы не получить пары и не быть записанной в «Орден тупиц», девочка хотела притвориться, что что-то видит. Она опустила голову ниже и внезапно поняла, что котел куда-то исчез. Очертания класса размылись. Прямо перед Таней кто-то стоял.

Она рванулась, вскрикнула и куда-то провалилась...

Очнулась она от резкого запаха. Оглядевшись, Таня поняла, что сидит на стуле, вокруг столпились второклассники, а профессор Клопп держит у неё перед носом пузырек с нашатырным спиртом.

Обнаружив, что девочка пришла в себя, Клопп сам с явным удовольствием понюхал нашатырь, крякнул и, поочередно подмигивая слезящимися глазками, спросил:

– Ай-ай-ай! Что с тобой биль? Может, ты видель что-то особенный, а?

– Ни... ничего... Мне просто стало плохо... от вони, – едва выговорила Таня.

– Ага! Вы это слышаль? Слабонервный малютка Гроттер боится зеленый тина! – насмешливо протянул профессор Клопп.

Гробыня и Верка Попугаева отвратительно заржали.

Таня старалась ни на кого не смотреть. Только что она соврала Клоппу, но не ощущала раскаяния. Правда была слишком ужасна, чтобы её возможно было высказать, тем более Клоппу.

Не могла же она во всеуслышание произнести, что видела, как академик Сарданапал сидит в тесной клетке, уткнувшись лицом в мятую миску с похлебкой, а рядом, плохо различимая в бурлящей болотной жиже, стоит высокая костистая фигура, закутанная в плащ?

Долго, ещё очень долго Таня в малейших подробностях припоминала тот мгновенно мелькнувший образ. Насколько реально было это предвидение? Можно ли ему доверять? А если можно, что ей теперь делать – бежать к Сарданапалу и рассказать ему? Очень сомнительно, чтобы академик всерьез отнесся к её предупреждению.

Наконец урок закончился.

Профессор Клопп, оглушив класс совершенно безумным домашним заданием, втянулся на гамаке в расположенный на потолке люк.

– Слушай, Ягун, я долго была без сознания? – спросила Таня.

Ягун замотал головой.

– Не-а. Самое большее – полминуты. Я смотрю: ты вот-вот в котел рухнешь, и подхватил тебя. Мы с Ванькой усадили тебя на стул, а тут уже Клопп семенит со своим флакончиком. Ну и ехидная же была у него рожа! Я даже подумал: не специально ли он все это подстроил? Может, щепку тебе дал какую-то особую или нашептал чего на тину?

Бесцеремонно оттолкнув Ягуна, мимо прошествовала Гробыня, окруженная целой толпой поклонников, которой у неё теперь было даже больше, чем у Кати Лотковой. После того счастливо заброшенного мяча, позволившего команде Тибидохса пробиться в полуфинал, Склепова пользовалась просто невероятным успехом. Когда она появлялась на обеде в Зале Двух Стихий, школа на несколько мгновений замирала, после чего многие разражались аплодисментами.

Один влюбленный третьеклассник – очень застенчивый юноша по имени Шуонк Чпуриков – однажды опрокинул на себя кастрюлю с супом затем только, чтобы обратить на себя Гробынино внимание. Кстати, в Тибидохс Чпуриков попал потому, что всякий раз, краснея, без всякого желания со своей стороны становился невидимым. Краснел же он постоянно.

Неожиданно в коридоре послышался какой-то шум. Гробынины поклонники, толпившиеся вокруг нее, поспешно отхлынули к лестнице.

Навстречу им, цепляя пальцами длинных рук пол, враскачку шел преподаватель ветеринарной магии Тарарах, за которым Усыня и Горыня тащили разъяренного бессмертного вепря. Из ноздрей у вепря валил пар, а в спине торчали обломки древнего, еще, кажется, греческого либо персидского копья.

Заметив Таню, Ваньку Валялкина и Баб-Ягуна, питекантроп остановился и весело обратился к ним:

– Чего вы такие кислые? От Клоппа идете? Что вы там у него варили? Лиственный клей? Мазь от бородавок?

– Если бы! Эликсир предвидения... Размешать лягушачьей лапкой, гробовых щепок набросать и ждать, когда закипит! – пояснил Ванька Валялкин.

Брови у Тарараха изумленно поползли на лоб.

– Во втором классе? Эликсир предвидения? Если я не совсем ещё спятил, у вас сейчас по программе зевательная настойка, декокт ехидства, дремуче-гремучая смесь и всякая чепуховина в этом духе. Ты что-то перепутал!

– Мы проходили эликсир! – азартно заспорил Валялкин.

– Да не могли вы! – отмахнулся Тарарах.

– Нет, проходили, проходили, проходили! – Ванька был ничуть не менее азартным, чем его любимый преподаватель.

Питекантроп хотел возразить, но в этот момент Усыня отпустил задние лапы вепря и принялся хлопать себя по лбу, пытаясь прибить назойливую муху. Вепрь вырвался, сшиб Тарараха с ног и стремительно помчался по коридору в сторону кабинета Поклеп Поклепыча.

Ученики прянули во все стороны, спасаясь от вепря.

– Вы что, спятили? А если Поклеп узнает, что мы магических зверей по коридорам таскаем! Он же строго-настрого запретил! – завопил на богатырей Тарарах и кинулся вдогонку.

Горыня бросился за ним, а Усыня подцепил убитую муху ногтями за крылышко, поднес к глазам н некоторое время удовлетворенно созерцал свой трофей. Наконец ему это прискучило. Он вздохнул, зачем-то спрятал муху в нагрудный карман и неторопливо закосолапил следом за братом.

После последнего урока – нежитеведения у Медузии Горгоновой, на котором они проходили говорящих клопов (Ванька и Таня весь урок фыркали, при" поминая профессора Клоппа и шепотом делая на его счет всякие интересные предположения) – приятели отправились в Зал Двух Стихий. Весь Тибидохс уже собрался там на праздничный обед.

Сияющий профессор Сарданапал – румяный, упитанный, со щеками, как у колобка, – в красном нарядном кафтане с галунами, с расчесанной пушистой бородой, трижды обвитой вокруг пояса, встал в центр – в огромное мозаичное солнце, выложенное на мраморном полу. Его роскошные усы – правый зеленый, а левый желтый – заботливо придерживали очки с разболтавшимися дужками.

Внушительно надувая самоварные щеки, пожизненно-посмертный глава Тибидохса открыл ларец, из которого немедленно выпрыгнули два молодца и стали с умопомрачительной скоростью расстилать скатерти-самобранки.

– Вы только посмотрите на Сарданапала! Он же вылитый Дед Мороз! – зашептал Валялкин, незаметно толкая Таню и Баб-Ягуна.

Таня недоверчиво посмотрела на главу Тибидохса и внезапно осознала, что Ванька прав. В красном кафтане, с бородой, Сарданапал удивительно походил на Деда Мороза. Пожалуй, академику не хватало только шапки с меховой опушкой и вместительного мешка.

Нет, не может такого произойти, чтобы этот величайший из ныне живущих магов оказался в тесной клетке! Мало ли что привидится в закисшем котле Клоппа, где к болотной жиже наверняка примешались белые черви, не входящие в состав эликсира и испортившие его!

Почувствовав, что на него смотрят, Сарданапал повернулся к их столику. А в следующую минуту расторопные молодцы из ларца, которым академик дал особый знак, взметнули в воздух скатерть.

– Ох, мамочка моя бабуся, опять это скатерть с тертой редькой!.. Удавлюсь я от этих витаминов. Сарданапал точно нас подзеркаливал, а ещё «белый»! Вот так дедульник-морозильник! – застонал Баб-Ягун.

Неизвестно, услышал его академик или нет, но он строго погрозил Ягуну пальцем.

Внук Ягге застенчиво замерцал ушами и вонзил вилку в большой ком редьки. Хорошо еще, что на соседний стол попала «вафельная» скатерть, и Семь-Пень-Дыр, сжалившись, перебросил им здоровенный торт с шоколадом и сгущеным молоком.

Правда, перебрасывая торт, Пень слегка переборщил, и торт отпечатался у Баб-Ягуна на комбинезоне.

– Ты что, спятил? Не в драконбол играешь! – завопил Ягун.

– Прости, я машинально дал тебе крученый, – виновато развел руками нападающий Тибидохса.

В конце обеда Медузия Горгонова громко хлопнула в ладоши, привлекая внимание.

– Минутку! Я хочу сделать небольшое объявление! Сегодня утром к нам прилетел купидончик с сообщением от всемирного драконбольного совета! Определился участник, с которым команде Тибидохса предстоит встретиться в полуфинале. Нашими соперниками станут... – профессор Горгонова выдержала томительную паузу: – Афганские джинны!

На мгновение над Залом Двух Стихий повисла мертвая тишина, а затем все разом сорвались со своих мест и загалдели. Гуня Гломов от полноты чувств даже опрокинул стол. Поклеп Поклепыч послал циклопа за ухо вывести Гуню из зала, что циклоп и проделал с величайшим удовольствием.

За многовековую историю драконбола афганские джинны становились чемпионами мира едва ли не чаще остальных команд. По общему рейтингу, они опережали даже гандхарв и бабаев и лишь незначительно уступали невидимкам. Недаром спортивные обозреватели называли их «мировыми вышибалами». Любая команда, встретившаяся с джиннами на игровом поле, терпела поражение с головокружительным счетом.

– Ну, всё! Конец нам! Теперь точно не прорваться в финал! – пораженчески воскликнул Демьян Горьянов.

– Ты, главное, с пылесоса не упади. Все равно от тебя никакого проку. На месте Соловья я давно заменил бы тебя на Дусю Пупсикову, – заявил Баб-Ягун.

Пупсикова благодарно заморгала, но бестактный Ягун тотчас добавил:

– Увидев её в воздухе, все джинны немедленно станут умирать от смеха и упустят все мячи. А Дуся не будет терять даром времени, свалится на голову их капитану и примется его тискать...

Крупная, с куриное яйцо, зеленая искра оторвалась от кольца Медузии и лопнула с сухим треском.

– Прошу внимания! От имени преподавателей школы Тибидохс я собираюсь сделать приятный сюрприз лучшему игроку, великолепно проявившему себя в матче с гандхарвами!

Едва услышав про сюрприз, Гробыня немедленно вскочила и с величайшей готовностью выдвинулась вперед. Казалось, её беспокоит одна только мысль: хватит ли у неё рук самой унести все приятные сюрпризы и не следует ли мобилизовать для этого своих прихехешников.

Однако Медузия даже не повернулась в её сторону. Вместо этого она подала кому-то знак. Четверо степенных домовых в русских кафтанах, пыхтя, внесли в зал большой, великолепно отполированный инструмент. Одному из домовых, шедших позади, его шапка все время сползала на глаза.

С интересом разглядывая то, что несли домовые.

Таня машинально любовалась новой полировкой, придававшей инструменту, который – в этом она была убеждена – никогда не видела прежде, приятный ореховый оттенок.

– Нашим мастерам пришлось потрудиться, прежде чем они привели его в надлежащий вид. Понадобилось заменить струны, заново покрыть все лаком и серьезно отреставрировать гриф, Особой спешки не было, и именно поэтому я попросила сделать все не торопясь и тщательно, – нетерпеливо оглядываясь, словно ожидая кого-то, продолжала Медузия.

Никто не выходил. Профессор Клопп язвительно хихикнул и покосился на Сарданапала.

Ванька подтолкнул Таню плечом.

– Эй, ты чего? Заснула? Иди скорее! Это же твой контрабас! – удивился он:

– Не мой! – буркнула она.

– Как не твой? Смотри внимательнее! Ты что, его не узнаешь? – рассердился Ванька.

Таня не двигалась с места. Домовые приблизились к ней и принялись возбужденно попискивать, явно требуя, чтобы их освободили от их ноши. Особенно негодовал тот, на глаза которого сползла шапка, а поправить её он не мог: руки были заняты.

Сомнений больше не оставалось, Девочка взяла контрабас. Струны загудели – низко и одновременно, как будто знакомо. Сердце у Тани дрогнуло. За минувший месяц не проходило и дня, чтобы она не подумала о своем инструменте, но на вопрос, где он и что с ним, все преподаватели как-то многозначительно отмалчивались, и, в конце концов, Таня перестала его задавать. А теперь вдруг такое...

Таня даже не знала, рада она или нет – все как-то смешалось в мыслях.

К ней подошла Медузия.

– Надеюсь, ты не обиделась, что мы вернули тебе контрабас только теперь и вообще держали все в тайне? По правде говоря, все было готово уже неделю назад, но Сарданапал дожидался, пока Ягге разрешит тебе начать тренировки. Сегодня утром мы, наконец, её упросили. Постарайся к матчу с джиннами быть в форме... Ну ты хоть рада?

– Не знаю... я... да... рада... – сбивчиво ответила Таня.

Медузия понимающе смотрела на неё и улыбалась. Таня провела рукой по грифу, на котором теперь не было заметно ни одной трещины. Невозможно было определить, пострадала Веревка или нет, а прямо спросить об этом у Медузии она не решалась. Лучше уж потом осторожно выяснить это у домовых, которые, приподнимаясь на цыпочки, стояли рядом и старались заглянуть ей в лицо. Они тоже чего-то ждали, но чего? Таня улыбнулась им, но домовых это явно не удовлетворило.

– А когда матч? – спросила Таня.

Медузия пожала плечами.

– Точная дата пока не определена. В спорткомитете при Магоестве Продрыглых Магций полная путаница. Похоже, бедняг опять сглазили... В любом случае, прежде невидимки должны встретиться со сборной полярных духов. А уж после состоится наш матч с афганскими джиннами. Разумеется, Соловей оповестит вас заранее, – сказала она.

Вокруг Тани уже сгрудилась добрая половина Тибидохса. Ученики буквально лезли друг другу на плечи, чтобы посмотреть на восстановленный контрабас. Кузя Тузиков нечаянно наступил на любимую мозоль Поклеп Поклепыча, которую тот лелеял последние двести лет, испытывая одиночество до встречи с русалкой. Суровый завуч Тибидохса взвыл так, что ему немедленно откликнулись заточенные за Жуткими Воротами древние духи.

– Все марш на занятия, пока я вас не сглазил! Брысь! – завопил Поклеп, надуваясь и багровея до самой лысины. Из его кольца стали выпрыгивать красные искры, а на столах разлетелось несколько тарелок. Молодцы из шкатулки стали поспешно сворачивать скатерти.

Школьники брызнули в разные стороны. У Поклепа в Тибидохсе была неважная репутация. Даже Зубодериха не всегда могла снять его сглазы, особенно наложенные под горячую руку (или, как шутил Ванька, «под горячую плешь»).

Проходя мимо Тани в окружении своей свиты, Гробыня остановилась и вызывающе уставилась на нее.

– Ишь ты, «лучший игрок»! Небось сама все устроила, да? Моя слава покоя не дает? – поинтересовалась она.

– Отстань, Склеп! – огрызнулась Таня. Но Гробыня не отставала.

– Не понимаю, что эти преподаватели в тебе находят! С какой это радости ты ходишь у них в любимчиках, Гроттерша? Ни одного же мяча не забила в последнем матче, а раньше тебе змеиный смычок помогал – это все знают... Может, ты на нас на всех ябедничаешь, а? – продолжала она.

Гробынины прилипалы заржали. Пока Ванька Валялкин и Баб-Ягун готовились дать отпор, – хотя схватка была бы явно неравной, – Склепова двинулась вперед и, будто случайно, толкнула Таню плечом.

Струны контрабаса загудели и – Гробыня завизжала, размазывая по лицу липкую жижу. Ну, в общем-то, если посмотреть на все с философской точки зрения, воткнуться головой в наполненный до краев ковш с киселем не так уж и неприятно. Опять же кисель был свежий, вкусный и все такое в этом духе... Однако Склеповой все равно почему-то не понравилось. Живут же на свете такие девушки, которым ничем не угодишь, хоть ты тресни!

* * *

Когда все уже направлялись на занятия, в Зал Двух Стихий вбежал Сарданапал. Его развязавшиеся усы – правый зеленый и левый желтый – задиристо щелкали по стеклам очков.

– Скорее! Все ученики остаются в Тибидохсе, а преподаватели со мной! Где Медузия? Где Тарарах? – крикнул он.

– Что случилось? – забеспокоилась Рита Шито-Крыто.

– Водяные и лешаки опять сражаются за руины! – машинально ответил Сарданапал, даже не заметив, что отвечает не тому, кому нужно. Риту Шито-Крыто вечно принимали за кого-нибудь другого. Такова уж была её магическая способность.

Вскоре все преподаватели умчались куда-то, в качестве тяжелой артиллерии захватив с собой Усыню, Горыню и Дубыню. Ученики, умирая от любопытства, бросились следом, но циклопу на воротах дан был строгий наказ никого не выпускать. Громыхая цепью, Пельменник перегородил решеткой подъемный мост и, поигрывая секирой, встал рядом с колесом.

Гуня Гломов, Демьян Горьянов, Семь-Пень-Дыр и Кузя Тузиков стали его дразнить, но циклоп только снисходительно посмеивался. Стремясь довести его до белого каления, шалуны не забывали следить, не начнет ли глаз циклопа вращаться в орбите или закатываться. Это означало, что нужно срочно уносить ноги – сглазы Пельменника не могла снять даже Зубодериха.

Баб-Ягун дернул Таню за руку.

– Я знаю, откуда мы сможем все увидеть! Пошли! Только тихо, чтобы всякие горьяновы не увязались! – зашептал он, незаметно пятясь.

– А что это за руины, о которых говорил Сарданапал? Откуда они вообще взялись? Тибидохс же отстроили! – спросила Таня.

Ягун с насмешкой посмотрел на нее.

– При чем тут Тибидохс? Можно подумать, на Буяне, кроме Тибидохса, ничего нет!

– Но где?

– Ну и надоела же ты мне со своими вопросами! Можно подумать, что твоя фамилия Зануддинова... Потом поймешь, бежим! – нетерпеливо мерцая ушами, перебил её Ягун.

Они обежали по внутреннему дворику Башню Привидений и оказались на тесной, заросшей боярышником площадке между глухой стеной и башней.

Вскарабкавшись на плечи Ваньке, обвинявшему его в намерении отдавить ему голову, Ягун скользнул в небольшую нишу и втянул за собой приятелей. Они оказались на узкой лестнице, покрытой красным ковром. Изредка ковер вздрагивал и вздувался пузырем – под ним буянил сонный полтергейст Михеич.

Где-то внизу, в подвалах, репетировал сводный хор привидений, исполнявший «Калинку-малинку». Хор звучал неплохо, но ему явно мешал козлиный дискант поручика Ржевского. Безбашенный призрак пел не только мимо нот, но и вообще, кажется, совсем другую песню.

– Эй, где вы там, сони? Тоже в хор решили записаться? – нетерпеливо крикнул Ягун, свешивая голову уже со следующей площадки.

Таня, озираясь, поднималась и никак не могла избавиться от чувства, что когда-то она уже была здесь. Это чувство только усилилось, когда на пути им попались два черных надгробия. Заметив приятелей, надгробия встрепенулись.

«Таня Гроттер. Наконец-то! Дядя Герман», – написало правое надгробие.

«Баб-Ягун и Ванька Валялкин. Браткам от скорбящего Гломова», – насмешливо запрыгали готические буквы на соседнем.

Не удержавшись, Таня запустила в надгробия дрыгусом и тотчас пожалела об этом.

«Таньке Валялкиной. От внуков и правнуков», – сердито высветило правое надгробие.

«Таньке Ягуновой, дурацкой сиротке. От лопухоидного домоуправления», – заспорило левое.

«Вот свинство! Напрасно я с ними связалась. Хорошо, что ни Ванька, ни Ягун ничего не заметили», – подумала Таня и поспешно юркнула вверх по лестнице. Вскоре они уже стояли на узком обзорном балкончике, выступающий козырек которого нависал точно над рвом.

Таня сообразила, что никогда раньше не бывала в той части острова Буяна и совсем её не знает. Окна её комнаты в Большой Башне выходили во внутренний двор и на игровые лужайки. Драконбольное поле "тоже было с другой стороны.

– А вон и руины... Куда смотришь-то?.. Правее... Во-он, куда Усыня с Горыней бегут! – махнул рукой Баб-Ягун.

Приглядевшись, Таня увидела, что ров переходит в заболотившееся, до безобразия заросшее колкой щетиной камыша русло речушки, а та, в свою очередь, смыкается с озером. На берегу, наполовину плескаясь в воде, наполовину догнивая на суше, раскинулись развалины, угрюмо таращившиеся на Тибидохс слепыми провалами окон.

Теперь у развалин кипела самая настоящая битва. Прозрачные, упругие водяные, чем-то похожие на набитые тиной бурдюки, налетали на скрипучих, неповоротливых леших. На стороне водяных выступала и ударная бригада русалок, из которых больше всех буянила знаменитая избранница Поклепа. Она вопила, опрокидывала леших мощными ударами хвоста и забрасывала их тухлой рыбой, которую ей услужливо подносил какой-то позеленевший дряхлый рясочник.

– Никак развалины не поделят. Одна половина в воде – значит, водяных царство. А лешакам обидно, вторая-то половина к лесу примыкает. Года не проходит, чтобы они из-за этих развалин не сцепились, Потом помирятся, некоторое время в мире поживут и снова идут друг другу носы сворачивать. Нежить, одним словом, чего с неё возьмешь... – пояснил Ягун.

Преподаватели Тибидохса пытались разнять дерущихся, но результат пока выходил самый плачевный.

Медузия, вынужденная отступать, отстреливалась искрами от леших. Профессор Клопп уже висел головой вниз на ближайшем дереве и тоненьким голосом пищал угрозы:

– Ви не зналь, с кем связалься! Я измельчиль вас в мелкий окрошка!.. Ай, я боюсь высота!

Академика Сарданапала, сбив с ног, уже щекотали две русалки, а третья тащила большущие садовые ножницы с явным намерением отстричь ему бороду. Зубодериха, пытавшаяся усмирить водяных, была посажена ими в лужу и теперь гневно там подпрыгивала, пытаясь состряпать ответный сглаз. Тарараха капитально припечатали по уху дубиной, а в следующую секунду он был буквально сметен градом сушеной воблы из катапульт водяных.

– А там весело! Преподы у нас прикольные! – одобрительно сказал Ванька.

– А ты думал! – гордо произнес Баб-Ягун. – Видела бы ты, как они в позапрошлом году с лешаками сражались! А водяные едва Клоппа на дно не утащили! Напихали ему полные штаны ряски.

– Слушай, Ягун, а что раньше было в этих развалинах? – спросила Таня, Баб-Ягун поморщился.

– Да ну... Развалины – они развалины и есть. Вообще, непонятно, за что тут воевать. Все равно же ни лешие, ни водяные здесь не живут. Даже не заходят никогда, так моя бабуся говорит.

– Как не заходят?

– Так и не заходят. Они и Тибидохсом-то брезгуют, вообще всем, что построено магами, а тут на тебе, как раскипятились! Одно слово – Буян-остров!

– А они как-нибудь это объясняют? Свою вражду? – поинтересовалась Таня, Ягун хмыкнул.

– Ага, держи карман шире! Чтобы нежить что-то магам объясняла, никогда такого не было. Они сами по себе, мы сами по себе, – категорично заявил Ягун.

Он потер пальцем вздернутый нос и задумчиво продолжал:

– Правда, про эти развалины всякие слухи ходят. Будто была здесь сторожка Древнира, которую он построил ещё до Тибидохса. А уж почему он эту сторожку потом забросил – ума не приложу. Да, видать, были причины... Нет, ты смотри, смотри, как эта нежить распалилась!

Битва за развалины была в самом разгаре. Несколько раз водяные оттесняли леших в чащу, но к тем прибывало подкрепление – и тогда уже они загоняли водяных в их озеро. Профессор Клопп больше не висел на дереве. Его возмущенно взбрыкивающие ноги торчали из какой-то норы.

Наконец Усыне, Горыне и Дубыне, на которых сыпался град сучьев и склизких от тины камней, порядком прискучило быть мальчиками для битья, Их богатырское терпение таяло стремительнее, чем мороженое на языке у мечтающего заболеть ангиной восьмиклассника.

– Наших... – крикнул Усыня.

–...бьют! – закончил Горыня.

Дубыня хотел добавить нечто столь же интеллектуальное, но не нашелся и, злобно выплюнув залетевшую ему в рот шишку, молча пошел махать кулаками.

Разбушевавшиеся богатыри-вышибалы переловили водяных и стали по одному закидывать их в озеро. Перешвыряв всех водяных, они принялись за леших и вскоре окончательно оттеснили их в лес.

Благоразумные русалки, видя, что битва близка к завершению, бросили ножницы и стали заботливо отчищать академика Сарданапала от водорослей и улиток. Дряхлый рясочник, сочувственно цокая языком, бережно извлекал из норы профессора Клоппа.

Из бурелома, огромный и сутулый, вышел лешак, опоздавший к началу сражения. Постоял, облокотившись на сосну, заскрипел и вновь скрылся в лесу.

– Всё, пошли делать уроки! Больше тут делать нечего. Самое интересное закончилось, – сказал Ягун.

* * *

С уроками Таня провозилась до вечера. На завтра надо было выучить дюжину заклинаний к снятию сглаза у Зубодерихи да ещё подготовиться к первому занятию у Поклеп Поклепыча, который начинал читать второму классу защиту от духов – предмет, которого не было в прошлом году. О защите от духов в школе ходили самые невероятные слухи. Утверждали, будто Поклеп, как бывший черный маг, не столько защищает от духов, сколько натравливает их на своих учеников.

Баб-Ягун, не раз доводивший своими проделками Поклепа до белого каления, заранее опасался завтрашнего занятия. Боясь быть застигнутым врасплох, он раздобыл кучу талисманов и теперь незаметно развешивал их под одеждой и прятал в рукавах.

– Только Поклеп на меня духов напустит, как я – раз! – достану одну надежную штучку. Он у меня попляшет! Ой, мамочка моя бабуся, что-то мне не по себе... – бормотал Ягун.

Расправившись с уроками, Таня схватила футляр с контрабасом и бросилась на драконбольное поле. Она опасалась, что инструмент будет рыскать. Сумели ли домовые, ремонтируя инструмент, не нарушить первоначального замысла Феофила Гроттера?

Забравшись на контрабас, Таня произнесла: Торопыгус угорелус! Контрабас дрогнул, слегка приподнялся над полем, словно собираясь с духом, а потом стремительно рванул вперед. Таня, за недели, проведенные в магпункте, отвыкшая от такой скорости, едва сумела на нем усидеть.

После двух или трех кругов над полем Таня убедилась, что летные качества инструмента не ухудшились, разве что маневрирует он немного не так, как прежде. Раньше он слушался всякого, даже незначительного движения, теперь же малость притормаживал.

– Подкрути чуток колки, чтоб струны натянулись. Перемудрили, конечно, с полировкой, умники, ну да ничего, на скорость это не влияет, – ревниво проворчало кольцо.

Таня успокоилась. Если прадед находит, что ничего, значит, волноваться не о чем.

– А Веревка Семнадцати висельников не лопнула? – поспешила спросить Таня, однако дед Феофил не дал на этот вопрос определенного ответа.

Кольцо загадочно хмыкнуло, некстати выбросило пару искр и замолчало.

Подкрутив колки, Таня поднялась высоко над островом, где начинались постоянные воздушные течения. Одно из них направлялось на восток, а другое – в холодную Антарктику, населенную загадочными духами, о которых почти ничего не было известно и которых невозможно было назвать ни врагами магов, ни их друзьями.

Стараясь не попасть в эти течения, чтобы не быть унесенной, Таня, держась в пограннчье, пролетела над побережьем. Длинные песчаные косы чередовались с выветрившимися скалами. На одной из кос бородатый морской царь Нептун застенчиво мылил и стирал какое-то свое бельишко. Рядом на мелководье лежал его трезубец.

Тане в первую секунду захотелось пронестись у него над головой и слегка подразнить, но она раздумала. Связываться с Нептуном было опасно. Он запросто мог вызвать бурю. К тому же, по слухам, он был хорошим знакомым профессора Клоппа.

С океана порывами дул холодный ветер, долетали брызги, Таня развернула контрабас и направила его южнее Тибидохса – к лесу, занимавшему значительную часть острова, По какой-то не совсем понятной причине ходить в этот лес школьникам запрещалось. Правда, запрет распространялся лишь на пешие прогулки. На большинстве тропинок стояли особые сторожевые заклинания – это уже потрудились Поклеп и Зубодериха, редкие мастера магических каверз. Стоило набрести на одно из них, как немедленно на это место телепортировал сам Поклеп, и последствия бывали для нарушителей довольно неприятными. Самое меньшее, чем можно было отделаться, – все каникулы перемалывать в мясорубке дождевых червей, готовя фарш для грифонов и вынося насмешки вездесущих привидений.

«Странная выходит штукенция. Что они так привязались к этому лесу? Можно даже подумать, что преподы чего-то боятся. Заблудиться там нельзя – всегда можно послать сигнальную искру... Нет, тут дело явно в чем-то другом», – думала Таня.

Теперь, проносясь над лесом на контрабасе, Таня внимательно вглядывалась вниз. Чем дальше, тем непролазнее становился бурелом. Замшелые стволы вповалку громоздились на тропинках.

«Сарданапал мог бы послать циклопов, чтобы они тут все разгребли, но он этого почему-то не делает...»-решила Таня.

Держась над вершинами деревьев, она наискось пересекла лес и вновь оказалась на побережье – правда, с другой стороны острова, где мощные корни сосен отважно боролись с крошащимися скалами. Начинало смеркаться. Таня уже собралась поворачивать, когда неожиданно ей почудилось, что она видит зыбкий белый дымок.

Девочка догадалась, что, перепутав в темноте направление, вновь подлетела к Тибидохсу, но только с другой стороны. Что же до белого дымка, то он поднимался... от развалин. От тех самых необитаемых развалин сторожки Древнира, которые были теперь прямо под ней. Таня сменила скоростное заклинание на медленное – «Пилотус камикадзис» – и осторожно приблизилась, стараясь прятаться за кронами деревьев.

Дым валил из трубы, укоризненным кирпичным перстом торчавшей из провалившейся крыши. Первые два окна были до половины затоплены водой. На изумрудной ряске легкомысленно мельтешили жуки-плавунцы. Высокое каменное крыльцо-галерея, как в старинных суздальских постройках, уходило прямо в озеро и там внезапно обрывалось.

«Одно из двух: или у Древнира были странности и он обожал купаться в тине, или озеро затопило дом намного позже», – сказала сама себе Таня.

Луг все еще носил следы недавней битвы. То там, то здесь попадались рытвины от богатырских сапожищ. Поблескивала русалочья чешуя. Из глубокой борозды торчала дужка раздавленных очков Сарданапала. В стороне, рядом с клочком материи от плаща Медузии, валялась нелепая, со старушечьим бантом туфля Клоппа. Таня подняла её и обнаружила внутри туфли скрытый подъема который делал низенького профессора сантиметров на пять выше.

«Ну и Клоппик! Сплошное надувательство! Не удивлюсь, если у него окажется картуз с пружинками и тапочки на шпильках!» – решила она.

С другой стороны заброшенная сторожка выглядела ничуть не лучше. Таня подумала, что Избушка на Курьих Ножках покажется рядом с этими развалинами просто царскими хоромами. В пролом стены видна была большая печь.

Таня прошла было мимо, но внезапно оцепенела. В печи, обходясь без дров, мерно гудел синеватый магический огонь. У Тани мелькнула мысль, что его развели лешие или водяные, но потом она сообразила, что и те и другие ненавидят огонь да и вообще, по словам Ягуна, мало интересуются строениями магов.

Взвесив все «за» и «против», малютка Гроттер почувствовала, что внутрь её совсем не тянет. Даже напротив – тянет уйти подальше отсюда. К тому же она случайно обнаружила, что один из кустов как-то странно мерцает и будто чуть расплывается. Кроме того, его листья не дрожали от ветра. Присмотревшись, Таня поняла, что на куст натянуто охранное черномагическое заклинание.

«Ага, Поклеп постарался! Вот уж вредитель-трудоголик!» – подумала Таня, благоразумно держась от куста подальше.

Вскочив на контрабас, она помчалась к Тибидохсу, решив, что обязательно попытается выяснить, почему тут горит огонь. Вот только как это узнать? Таня хорошо представляла, что случится, если она обратится с этим вопросом к самому завучу. Поклеп зыркнет на неё своими близко посаженными глазками, а в следующую минуту ей придется взять ведерко и бодрым строевым шагом, напевая песенку трудолюбивой нежити, отправиться собирать жуков-вонючек.

Нет уж, лучше осторожно выведать все у Сарданапала, Разумеется, если тот будет в хорошем настроении и поблизости не будет маячить противный сфинкс, живущий на дверях его кабинета и никого не пускающий внутрь без приглашения.

* * *

Поздним вечером, бережно протерев контрабас и натянув струны, Таня убрала инструмент в футляр. Она как раз задвигала его под кровать, когда сверху донесся смешок.

– А ну брысь отсюда, пустая башка! А то дрыгусом запущу! – пригрозила кому-то Гробыня.

Склепова давно уже валялась на кровати и перелистывала на ночь толстый журнал комиксов для темных магов. Ничего другого, кроме комиксов, Гробыня никогда не читала.

– Вот еще! Стану я забивать себе голову! – фыркала она.

Изредка Гробыня забавы ради встряхивала журнал. С его страниц сыпались желто-зеленые чертики и в панике вереща, торопились забраться обратно. Некоторым из них Склепова, хихикая, связывала хвосты и наслаждалась тем, как, дергая друг друга в разные стороны, они падают и закатываются за кровать.

– Ну так что, свалишь ты или нет? – снова крикнула Гробыня.

Подняв голову, Таня увидела, что по потолку их комнаты прогуливается поручик Ржевский. На этот раз безбашенный призрак облачился в тюрбан и халат с кистями. Даже бороду себе зачем-то прицепил. Правда, красно-синий нос алкоголика все равно его выдавал.

– Полы покрашены – ходить только по стенам и потолкам! – хихикнул Ржевский.

– Я тебе похожу! – продолжала громыхать Гробыня. – Считаю до трех! Раз...

– Пундус храпундус – быстро крикнул поручик. Что-то сверкнуло. Таня увидела, что призрак невероятным образом удерживает в руках старинный перстень с печаткой.

Гробыня тут же рухнула носом в подушку. Чертики из комиксов немедленно принялись злорадно бегать по её одежде.

– Ты что, спятил? Зачем ты её усыпил? – удивилась Таня.

– Бывают типчики, которым по жизни не мешает проспаться! – хмыкнул Ржевский. – А теперь тихо! Не произноси никаких имен! Я тут инкогнито! Если Безглазый Ужас узнает, что я тут был, то все – секир-башка! У меня и так – хе-хе! – в спине двенадцать ножей и один кинжальчик! Еще девятка – и будет перебор, как говорил мой друг корнет Свинцов.

– Почему? С каких это пор тебе нельзя бродить везде, где тебе вздумается? – поинтересовалась Таня.

– Бродить я могу где угодно, хоть днем, хоть ночью. Просто хочу, чтоб никто не узнал, что я у тебя был. Уверен, Гробыня никому не разболтает. После Пундуса храпундуса редко удается вспомнить обстоятельства, при которых ты отрубился... – заржал поручик и обрушился с потолка на пол.

Врезавшись в коврик, он утратил форму, зарябил, но быстро восстановился. Разве только борода утратилась и голова немного сплюснулась, что, впрочем, мало сказалось на её мыслительных способностях.

– Брр! Ходы какие-то для нежити! Терпеть ненавижу сырость! Вроде как свою могилу навещаешь... Гадко там, а я личность сложная и деликатная! – поежился поручик, протекая между Черными Шторами.

Шторы хищно зашевелились, но, разобрав, с кем имеют дело, сразу опали, К призракам они относились равнодушно. Привидений нельзя напутать, опутав их с головой. Кроме того, у них нельзя подглядеть сны, которые потом, летая, можно показывать всему Тибидохсу.

Таня наклонилась и подняла перстень, выпавший у поручика, когда он любознательно протаранил макушкой пол.

– Где ты его раздобыл? – поинтересовалась она.

– А-а, этот! У Гуго Хитрого одолжил... Гуго-то можно доверять, В конце концов, он тоже призрак, хотя и предпочитает жить в своей книжке и никуда из неё не высовываться, – сообщил Ржевский.

– С чего это Гуго дал тебе перстень? Он же жадный, – усомнилась Таня.

Она отлично помнила неунывающего жуликоватого автора «Проделок белых магов», с которым они пробирались ночью на Исчезающий Этаж.

Поручик Ржевский деликатно потупился. Он был сама скромность.

– Э-эээ... Видишь ли, в чем тут дело... Гуго нечаянно потерял свой напудренный парик и очень переживал. Даже назначил награду тому, кто его найдет...

– И тут, конечно, появился ты? – спросила Таня, Ржевский залоснился от удовольствия.

– Спереть паричок было совсем не так просто, как ты думаешь. Мне пришлось немало потрудиться! – похвастал он, – И, как считаешь, зачем я это все затеял? Мне ужасно хотелось разболтать тебе одну тайну.

– Какую ещё тайну?

– Страшную, роковую тайну! Тайну, рядом с которой Исчезающий Этаж и даже Жуткие Ворота – так, пустячок... Что, интересно?

Для большей загадочности поручик округлил глаза. Впрочем, «округлил» мягко сказано. Никто не просил его глаза вылезать из орбит и надуваться шарами. У привидений свое представление о юморе.

Таня выжидала. Она не слишком верила в существование роковой тайны. Поручик Ржевский вполне! мог соврать и дорого за это не взять. Правда, порой ему удавалось разнюхать что-то действительно стоящее.

Ржевский подозрительно прислушался. Затем, продолжая стоять у окна, вытянул шею на пару метров – такой телескопической шее-удочке позавидовал бы любой жираф – и горячо зашептал Тане на ухо:

– Представляешь, эти олухи считают, что больше никто не знает про каморку Древнира и про шкатулку. Но я-то был рядом! Я все видел! Поклеп даже запустил в меня дрыгусом, а потом наложил заклятие немоты! Но я помчался к Гуго, и тот нашел способ снять заклятие. А заодно одолжил перстень! Правда, на это он расщедрился после того, как у него потерялся паричок...

Призрак пристально уставился на Таню, проверяя, насколько ему удалось её заинтриговать. Таня заставила себя зевнуть. Она знала, что стоит ей проявить любопытство, как вредный Ржевский начнет, дразня её, цедить новости по каплям.

– Помнишь ту ужасную грозу? Молнии все время били в Большую Башню? – обиженно продолжал призрак, так и не дождавшись никакого вопроса. – Под утро Поклеп, Медузия и Сарданапал решили проверить, почему она бьет именно в это место и ни в какое другое. Они взяли факелы и поднялись по лестнице на чердак. Они надеялись, что их никто не заметит, но я случайно оказался рядом...

– Случайно? – усомнилась Таня. Поручик самодовольно зарделся.

– Я как раз прятался на лестнице. Думал, может, кого-нибудь напугаю, а тут вдруг шаги и появляется вся козырная масть Тибидохса – туз, король, дама... Ну, понимаешь, глупо было бы не добавить к этой масти вальта. Я стал невидимым и поплыл за ними. Они поднялись на чердак, потом выбрались по карнизу наружу – там довольно широкий карниз – и стали осматриваться. А потом Поклеп вдруг как завопит:

«Смотрите, тут трещина!» Сарданапал с Поклепом расширили её каким-то Заклинанием и протиснулись внутрь, А потом и Медузия за ними...

– И ты?

Ржевский снисходительно уставился на нее.

– Смеяться изволите, барышня? Я был там даже раньше, все-таки я не хухры-мухры, а привидение! Ну и местечко! Тесная маленькая каморка, настоящая дыра! По углам паутина. Но для тайника самое подходящее место. К тому же Древнир явно намудрил с пятым измерением, Сарданапал, тот вообще сказал:

«Странная комната! Клянусь своей бородой, изнутри она есть, а снаружи её нет!» Пока они с Медузией рассуждали, зачем Древниру все это понадобилось, Поклеп заметил на полу шкатулку. Он наклонился, чтобы её взять, и – шарах! бабах! – его впечатало в стену! Ну зрелище!!! Поклепа – и в стену! С размаху, как какую-то дохлую жабу! Он со злости выпустил в шкатулку несколько боевых искр – но той хоть бы хны, даже не обуглилась! Представляешь? Я прям млею! Такая мощная боевая магия – и ничегошеньки.

Описывая эту сцену, призрак восторженно хрюкнул.

– А потом за дело взялся Сарданапал, – продолжал он, – Он присел возле шкатулки и как ни в чем не бывало взял её в руки. «Видишь, в чем дело, Поклеп, – сказал он. – Тут стояла очень интересная защита – эту шкатулку мог взять в руки только белый маг. Такую защиту умел накладывать лишь Древнир».

– Но Поклеп-то теперь белый! – воскликнула Таня.

– Теперь белый, но изначально был темный, а уже потом в светлые подался... Во всяком случае, шкатулка его за белого никак не принимала. Поклеп, разумеется, чуть не лопнул от злости, да только что тут возразишь? Магия Древнира есть магия Древнира.

– А что было в шкатулке?

– Если бы я знал! Сарданапал приоткрыл её всего на какое-то мгновение, а потом сразу захлопнул и потребовал у Поклепа с Медузией, чтобы они держали все в секрете. «Самое страшное, – заявил он, – я сам не знаю, что может произойти, попади то, что внутри, не в те руки. Даже если это попадет в те руки, последствия непредсказуемы!»

– А ты не пробовал туда заглянуть? Ты же призрак! Тебе сквозь стену пройти, что два письма отослать! – удивилась Таия.

Ржевский передернулся. Вопрос явно ему не понравился.

– Гм... Ну, э-э... Я пытался сунуть нос, но у меня ничего не вышло. Шкатулка меня не пропустила. Ее стенки абсолютно непроницаемы. К тому же я нечаянно выплыл из тени, и тут Поклеп меня заметил... Я не успел оглянуться, как на меня немедленно наложили заклятие немоты и шуганули дрыгусом. Причем каким! Сколько раз меня дрыгали, но чтоб так! Меня просто ввернуло в пол, как какой-нибудь захудалый штопор. Поверишь ли, мне сложно было сообразить, где у меня голова, а где ноги... Мне даже неизвестно, чем все закончилось: перепрятал ли Сарданапал шкатулку или оставил все как есть, – признался поручик.

Рассуждая о шкатулке, он не забывал шастать по комнате и всюду совать свой нос. Он подлетел к Гробыниной кровати, смял простыню и, заглянув в пудреницу, громко фыркнул:

– Как жаль, что здесь нет моей подружки, Недолеченной Дамы! Все эти склянки и баночки в её вкусе. Кстати, знаешь, она недавно нашла у себя триста новых болячек и всю ночь летала за Безглазым Ужасом, перечисляя их! Тот едва заново не повесился. А потом – хи-хи! – только прикинь: Дама сказала Ужасу, что ему надо выписать очки! Нашему-то Безглазому такое ляпнуть! Якобы потому, что он не носит очков, у него такой поганый характер. И он ей ничегошеньки не сделал, только позеленел весь и испарился.

Таня встала. Она сообразила, что поручик уже разболтал все, что ему было известно, а теперь просто несет околесицу.

– Слушай, я одного не пойму. Если это такая тайна, зачем ты мне разболтал? Какой смысл? – спросила она, глядя на похрапывающую Гробыню. Хвостатики из комиксов, не теряя времени, рисовали ей зеленкой усы, Таня попыталась согнать их, но те опрокинули пузырек с зеленкой Склеповой на нос и с возмущенным писком забились под подушку. Девочка подумала, что утром Гробыня будет выглядеть, как заправский гусар в профиль и как свинья анфас. Ее нарисованные усы явно соперничали размерами с усищами Сарданапала.

Поручик Ржевский замахал руками и, подпрыгнув, оставляя грязные следы, прошелся по стене.

– Как зачем? Обижаешь, дорогуша! Ты у кого хочешь спроси, тебе всякий скажет. Там, где малютка Гроттер, мгновенно начинаются всякие несуразности! Только не спрашивай, почему так происходит. Я обожаю, когда все интересно, когда все кипит, встает с ног на голову... Понимаешь? Ужасно скучно жить сотни лет подряд, когда вокруг не случается ничего эдакого.

– Угу, – кивнула Таня. – Только не думай, что я снова во что-нибудь впутаюсь.

– Впутаешься, и ещё как! – заверил её поручик. – Между прочим, если тебе интересно, мы могли бы отправиться на чердак и посмотреть, на месте ли шкатулка, Только не сегодня – сегодня там где-то поблизости бродит Безглазый Ужас. Как насчет того, чтобы пойти через три дня, в полнолуние? Ужас уйдет в подвал греметь кандалами, и мы проскочим.

– Я с тобой не пойду, – заявила Таня, но, похоже, призрак не особенно ей поверил.

Неожиданно на его лице появилось беспокойство. Он с тревогой прислушался, буркнул что-то про гадких шпионов, которые никак не отстанут от него, красивого, загремел ножами и быстро стал ввинчиваться в потолок. У него определенно начался новый приступ паранойи.

– Одна голова лучше, а два сапога пара! Значит, через три дня! Чао, малютка! – загадочно прошептал он и исчез.

Глава 4

Дата добавления: 2015-06-28