Золотая Пиявка

Генка Бульонов высунул в коридор голову и прислушался. Все было как будто спокойно, В соседней комнате, изредка взвизгивая шинами и потрескивая автоматными очередями, бредил телевизор. Родители. скрестив ручки на животиках, сидели на диване и упивались сегодняшними событиями, чтобы забыть т через два дня. Бабушка на кухне мыла посуду, собираясь вновь испачкать её за ужином.

Река дурацкой повседневности, столь любимая лопухоидами, несла свои затхлые воды все по тому же руслу...

Удовлетворенно кивнув, Генка придвинул к двери стул, чтобы она не сразу открылась, и вытащил из-под ковра обломки смычка. Постепенно это уже входило у него в привычку.

Он сунул смычок в пустую трехлитровую банку, поднес к ней ухо и...

«В эфире последние магвости. С вами Грызиана Припятская... – сообщила банка. – Основные события этого выпуска. Пожизненно-посмертный глава Тибидохса академик Сарданапал Черноморов вызван с докладом в Магщество Продрыглых Магний. По слухам, он может быть отстранен от занимаемой должности в связи с переводом на вакантную должность дельфийского оракула... Дух, уже неделю держащий в тревоге весь волшебный мир, пока не обнаружен... Биржевой курс жабьих бородавок снова поднялся по отношению к курсу заокеанских зеленых мозолей. Эксперты полагают, что это связано с повышением котировок на слюни ехидны, мировая добыча которых временно снижена. И в заключение выпуска долгожданный сюрприз для всех наших слушателей! Великий Гурий Пуппер даст эксклюзивное интервью нашей программе...»

В коридоре зашаркали тапочки. Бульонов быстро задвинул банку под кровать. Заглянувшая в комнату мама скользнула взглядом по разложенным на столе тетрадям и позвала его ужинать. Зная, что ему не отвертеться от очередной порции вермишели с сыром, Генка уныло потащился на кухню. Когда он вернулся, «Последние магвости» уже подходили к концу.

«Напоминаю, только что у нас в гостях был Гурий Пуппер, прибывший – вы не поверите! – на настоящей раритетной метле! Чемпион оказался немногословным. Что ж, скромность украшает настоящих героев...» – с пафосом произнесла Грызиана Припятская. Она сделала небольшую паузу, очевидно, отыскивая нужную бумажку, и продолжала: «Объявление на правах рекламы! На Лысой горе открылся магазин мага Зины. В широком ассортименте магические котлы, скатерти-самобранки и любовные зелья. Из импортных товаров – ковры-самолеты, ядра барона Мюнхгаузена и взрывающаяся иранская хна. До пятого октября скидка на тапочки-скороходы составит пять дырок от бублика с одной тапочки. При этом обвесят и обмерят вас совершенно бесплатно, с повышенной зложелательностью! Вход со стороны улицы Осинового Кола, Работает круглосуточно, кроме новолуний. С вами была Грызианочка, ваша сладенькая ведьмочка! Чмок-чмок, многоболезные! Не балуйтесь с красными искрами!»

Банка хрюкнула, подскочила и замолчала, явно объявив Генке бойкот. Бульонов вытащил обломки смычка и вновь надежно упрятал их под ковер. Он уже знал, что до завтрашнего дня никаких магвостей не предвидится. Палочки будут молчать, сколько их ни тряси. Если же слишком им надоедать, они могут ударить его зеленой вспышкой. Однажды это уже произошло, и теперь Бульонов напрасно не испытывал судьбу.

«Эх, повезло же этой Гроттерше! Всегда была тихоня, сидела на задней парте, а теперь – раз! – и в волшебном мире! Живет там и в ус не дует! Обо мне небось и не вспоминает! Да и с какой бы радости?» – с обидой подумал Генка.

Он открыл нижний ящик стола и, вытащив железную коробку из-под чая, отвинтил крышку. Отличное место – здесь мама никогда не догадается искать! Вначале узкое горлышко неохотно выплюнуло несколько солдатиков, затем на стол шлепнулась восковая фигурка.

– Эй, ты слышишь меня, Гроттер! – горячо зашептал Бульонов. – Я тоже хочу в волшебный мир! Перетащи меня туда, слышишь – перетащи! Даю тебе на размышление несколько дней, а потом... Учти, я не шучу! Я припомню тебе шапочку с прорезями! Мне нечего терять!

Но терять все же было что. В коридоре вновь зашаркали грозные тапочки. Мама обходила квартиру вечерним дозором. Вздрогнув, Бульонов поспешно сунул фигурку в банку.

– Геннадий, не смей запираться на стул! Ты сделал уроки? И держи спину ровно – мало тебе сколиоза? – загремел начальственный голос.

За окном мелькнула тень. Огромная птица с выщипанной розовой шеей заслонила закатное солнце. Но это длилось всего лишь миг. Потом широкие крылья с беспорядочно торчавшими перьями поймали ветер и птицу стремительно отнесло в сторону.

* * *

– Эй, что с тобой? Ты не ушиблась? – Ванька Валялкин помог Тане подняться.

Девочка вцепилась ему в рукав. Ее била дрожь. Лицо заливал холодный пот. Лишь минуту спустя факел наконец перестал раздваиваться и насмешливо помахал ей трескучим розовым языком.

– Почему ты упала? Что стряслось? – не отставал Ванька.

Бедняга так обеспокоился, что незаметно проглотил целый огурец и теперь ощущал, как тот деловито протискивается где-то внутри.

– А я откуда знаю? Упала и упала! Только никому не говори, а то засмеют! – огрызнулась Таня.

Произошедшее ей совершенно не понравилось. Ни с того ни с сего свалиться со стула не особенно приятно. А раз пять прокатиться после этого по ковру, едва не воткнувшись головой в поддувало изразцовой печи, тем более довольно странно.

– Было похоже, что тебя просто сбросили... Кувыркнули с высоты. Без сглаза тут точно не обошлось. Я бы на твоем месте пошел к Зубодерихе и проверился. У неё есть такие спицы, которые мигом определяют, был сглаз или не было, – посоветовал Ванька.

– Я не хочу к Зуби. У меня с ней неважные отношения. Сама разберусь... Пока! – Таня подобрала футляр с контрабасом и отправилась к себе.

В комнате Таню ожидал неприятный сюрприз. Гробыня, предоставленная сама себе и вдобавок изнывающая от жажды деятельности, не теряла времени даром. Выудив из шкафа Танин сарафан, который в начале лета подарила ей Ягге, Склепова натянула его на Пажа, Скелет стоял, растопырив руки, и насмешливо щелкал челюстями.

Заметив Таню, Гробыня повернулась к ней.

– Что, Гроттер, дотащила-таки свой контрабасик? Не надорвала пупок? Смотри, какую отличную тряпочку я нашла в шкафу! А уж фигурка у моего скелета просто блеск, уж точно лучше твоей! – нагло заявила она.

Вспыхнув от гнева, Таня вскинула руку. Она хотела крикнуть Искрис фронтис, но решила, что это будет чересчур. К тому же в памяти у неё мелькнуло одно забавное заклинаньице, недавно вычитанное в справочнике магической самообороны, который дал ей почитать Шурасик.

– Зажималлус втюрис!

Зеленая искра юрко скользнула к скелету. В следующий миг Паж быстро повернулся на подставке и заключил Гробыню в свои костяные объятия. В его пустых глазницах зажглись мечтательные огоньки. Паж щелкал зубами и млел от коленок до черепушки. Его посетило счастье, известное всем безнадежно влюбленным, которым на короткий миг улыбнулась удача.

– Отпусти меня, идиот! Я тебе не скелетиха! – взвыла Гробыня, но Паж, одетый в сарафан, держал крепко. Так крепко, что Склепова не могла даже поднять руку с перстнем, чтобы произнести контрзаклинание. Да и потом, говоря по правде, она его и не знала...

Вначале Гробыня ругалась, потом умоляла и, наконец, стала угрожать:

– Тебе это так не сойдет, чокнутая сиротка! Я Клоппу пожалуюсь. Твой Сарданапал тебя больше не защитит: его отсюда чуть ли не пинками вышибли!

Гробыня не учла, что у Тани был слишком богатый опыт общения с Пипой, чтобы поддаться на дешевый шантаж. Она подошла к двери и гостеприимно распахнула её настежь.

– Клоппу? Топай давай, жалуйся! Я просто вся трясусь!

Гробыня запрыгала к дверям.

– Только интересно, о чем завтра будет говорить вся школа? – продолжала Таня. – О том, что очаро-вашка Склепова прыгала по коридору в обнимку со скелетом, одетым в женское платье!.. О, кстати, Пупсикова с Попугаевой идут! Позвать их? Они тебе посочувствуют!

Гробыыя запаниковала:

– А-а! Закрой дверь! Если меня кто-то увидит – я тебя убью! – всполошилась она, укрываясь со скелетом в шкафу.

Мимо двери, любопытно зыркнув в неё глазками, прошествовали Пупсикова с Попугаевой. Обе были редкостными сплетницами даже для Тибидохса. Сказать им что-то по секрету было все равно, что сделать международное объявление по зудильнику.

– Как дела, девицы? Как дела, красные? Вечерний обход территории? Охота за магвостями? – приветствовала их Таня.

Пупсикова с Попугаевой удивленно покосились на неё и, шепчась, проследовали дальше.

– Какая жалость! Не правда ли, Склеп? Кажется, Верка не настроила свое сквозное зрение! Опять пропустила самое интересное! – огорчилась Таня, закрывая дверь.

Шкаф гневно замычал.

– Пожалуй, я тебя все же отпущу! Просто из лопухоидолюбия! Но не раньше, чем ты десять раз подряд произнесешь: «Я мелкая завистница! Пристаю к Танечке Гроттер, потому что ей завидую – её прекрасному характеру, её замечательной фигуре и феноменальному обаянию!» – продолжала Таня.

– Ни за что!

– Тогда спокойной ночи!.. Только, если не возражаешь, я закрою шкаф на ключ! Твой Паж ужасно противно стучит зубами!

– А-а! Ты ещё поплатишься! Я отомщу! – прошипела Гробыня.

Таня зевнула и накрылась одеялом с головой. Около получаса шкаф отвратительно ругался, а потом жалобно произнес:

– Я мелкая завистница... ну попадись ты мне... Пристаю к Гроттерше, потому что терпеть её не могу... Просто ненавижу её кошмарный характер, кривую фигуру и вообще всю её с головы до ног! Едва её увижу, меня просто трясти начинает от бешенства!

– Всякий раз, когда переврешь текст, будешь произносить ещё пять раз! – зевая, сказала Таня. Больше шкаф не сбивался.

* * *

Чем меньше дней оставалось до матча с афганскими джиннами, тем напряженнее становились тренировки.

Раз за разом отрабатывая заговоренный пас, Таня так уставала, что едва могла усидеть на контрабасе. Когда же дело доходило до мгновенного перевертона, она выполняла его не без опаски, невольно вспоминая о грифе.

Внешне он казался прочным, но в памяти невольно всплывал подслушанный разговор домовых. Насколько прочной окажется дратва для сапогов-скороходов и не случится ли так, что веревка лопнет прямо в полете?

«Постарайся не лопнуть! Пожалуйста! Милая, дорогая веревочка! Слишком много народу обрадуется, если это случится. Дядя Герман, Пипа, Клопп, Гробыня да и, пожалуй, Чума-дель-Торт, если ей чудом удалось уцелеть...» – уговаривала она веревку.

Не желая, чтобы домовые и дальше продолжали считать её неблагодарной, Таня выпросила у Ваньки кусок скатерти-самобранки, завернула в неё четыре пары маленьких рукавиц, присланных по её заказу из магазина мага Зины, и положила на порог их мастерской. Можно было ещё написать записку, но Таня не стала этого делать, убежденная, что мастера сами разберутся, от кого это.

И, видимо, домовые неплохо справились с этим ребусом, потому что контрабас ни с того ни с сего стал летать так резво, что даже её перстень пораженно хмыкал.

В четверг вечером Таня задержалась на драконбольном поле, чтобы заглянуть в ангар к Гоярыну. Голодный дракон был не в духе. Вытянув шею, он лежал на огнеупорной подстилке и хмуро смотрел на нее. Изредка Гоярын глубоко вздыхал, и тогда из его ноздрей вырывался белый дым. Таня даже не знала точно, узнал её Гоярын или нет.

Девочка некоторое время постояла у входа и ушла, не желая попадаться на глаза драконюхам. Она знала, что те немедленно наябедничают Поклепу, а уж от того не жди ничего хорошего. Сейчас, когда всем заправляли Клопп н Бессмертник Кощеев, ходили слухи, что суровый завуч Тибидохса, всегда тяготевший к черной магии, отлично спелся с этой сладкой парочкой, которую Баб-Ягун называл не иначе, как «наши хмыри».

Пока Таня была в ангаре, над драконбольным полем уже натянули магический купол. Внутри купола, разравнивая граблями песок, споро носились джинны. Теперь, хочешь не хочешь, приходилось огибать поле по трибунам, пробираясь между зрительскими скамейками.

Цепляя их футляром контрабаса, девочка стала подниматься, как вдруг что-то обожгло ей бедро. Вскрикнув, она схватилась за карман, убежденная, что там что-то загорелось, – и ей под ноги, суматошно вращаясь, точно стрелка сбежавшего из психиатрической лечебницы компаса, упало что-то светящееся.

Золотая Пиявка! Несколько дней она смирно пролежала в кармане и была благополучно забыта, а теперь вдруг ей заблагорассудилось ожить. Пиявка гнулась и извивалась. Корчилась, как выползший на асфальт дождевой червяк, спешащий вновь забиться в свой ход.

Однако продолжалось это недолго. Неожиданно Пиявка приподняла плоскую, с присоской, головку и деловито поползла. Слабо светясь в темноте, она обогнула магический купол. Оказавшись у тропинки, ведущей в лес, Пиявка выгнулась кольцом, присосалась к своему хвосту и покатилась вперед способом, который заставил бы любого специалиста по пиявкам съесть свой диплом вслед за докторской диссертацией.

Однако у Тани не было ни того, ни другого. Ее желудку ровным счетом ничего не угрожало. Она вскочила на контрабас, произнесла «Тикалус плетутс!» и, стараясь слишком не разгоняться, полетела следом.

Пиявка, за которой она спешила, то совсем меркла, сливаясь с тропой, то насмешливо вспыхивала желтым глазом ночного светофора. Тогда Таня взмахивала смычком и нагоняла её. Лететь было тяжело. На пути громоздился бурелом. Невидимые во мраке сучья старались снести ей голову. Намного безопаснее было бы подняться над лесом, но тогда Таня наверняка потеряла бы петлявшую в чаще золотую точку. Приходилось рисковать.

Когда к запаху хвои примешалось влажное, пахнущее рыбой и ракушками дыхание океана, Пиявка повела себя странно. Теперь она петляла, словно то, что она искала, находилось где-то рядом и Пиявка пыталась понять, где именно. Внезапно впереди, с самой неожиданной стороны, вновь возникла каменная черепаха Тибидохса. Едва увидев сигнальные огни на Большой Башне и сомкнутые очертания стен, Таня поняла, куда они направляются, и ей немедленно захотелось вернуться.

У развалин сторожки Пиявка развернулась и быстро заползла в первую же трещину.

Таня спрыгнула с контрабаса:

– Я туда не пойду! Что я, душевнобольная? У меня психов в роду не было! – обращаясь неизвестно к кому, сказала она. – Наследственное кольцо Гроттеров с сомнением кашлянуло. Тем временем возмущенная правнучка покрутилась у сторожки и ещё раз убежденно сказав:

«Нет, нет и нет! Эти штучки со мной не пройдут! Ноги моей там не будет!», неуклюже забралась в окно.

В печи потрескивало магическое пламя. В щели под отслоившейся штукатуркой пробивалось ослепительное сияние. Страшно было вообразить, что произойдет, если открыть дверцу.

Таня осторожно приблизилась. В железной дверце было узкое отверстие, смахивающее на скважину для ключа. В скважине что-то блеснуло. Жирный хвост Золотой Пиявки поспешно протиснулся внутрь.

Невольно отстраняясь от бьющего с той стороны жара, Таня различила на дверце стершиеся буквы. Прежде они были почти незаметны, но теперь, когда металл раскалился, проступали одна за другой.

От яростных молний дрожат небеса

Не скроются в толще стены чудеса.

Никто не обманет мрака стекло -

Во зле отразится безликое зло,

Старая печь натоплена жарко -

И в щель торопливо вползает Пиявка.

Сердце у Тани забилось. Она на миг зажмурилась, набираясь храбрости, чтобы читать дальше, но буквы уже меркли. Многого было не разобрать.

Расставлены сети злодейские ловко

Столкнутся......... и............................

Свершится проклятие древних могил.

И встанет.........во главе темных сил.

Лишь тот победит, кто забудет про боль -

Решится шагнуть в.......................................

Наконец к Тане вернулось её обычное самообладание.

– Что-то мне все это не нравится. Попахивает очередным рифмованным пророчеством Древнира. А очередное пророчество – это очередные неприятности, – озабоченно сказала она.

Малютка Гроттер вытащила обычную шариковую ручку – лучшее, на её взгляд, изобретение лопухоидов, которое было куда удобнее магического гусиного пера – и терпеливо переписала пророчество на ладонь.

На другое утро она отправилась в магпункт, попросила у Ягге книжицу «Проделка белых магов в пересказе Гуго Хитрого» и постучала согнутым пальцем по портрету на обложке.

– Минуточку! Я не совсем одет! – произнес кто-то. Почти сразу на портрете появилась сияющая лысина Гуго, на которую он поспешно натягивал пудренный парик.

– Слушай... Когда ты говорил, что не одет, ты имел в виду парик? – заинтересовалась Таня.

– Разумеется. Если бы я имел в виду нечто иное, я и выразился бы иначе. К примеру: «Пардон, мадемуазель! Я в неглиже! Не затруднило бы вас навестить меня позднее?» – с куртуазной вежливостью подтвердил Гуго.

Таня хмыкнула.

– Чего уж тут пардониться? В «наглеже» ты постоянно. Лучше скажи, что ты вот об этом думаешь? – сказала она и показала ладонь.

– Ну-ка, ну-ка! Дай взглянуть! Ну и почерк у тебя, пишешь, просто как бройлер окорочком! – поморщился Гуго.

Некоторое время он сосредоточенно читал, а потом озабоченно поинтересовался:

– Откуда ты это взяла? Надеюсь, не сама написала?

– Нет. Это было на дверце печи в сторожке Древнира.

Гуго Хитрый закивал.

– О! Это в корне меняет дело. Да, никто не спорит: Древнир был величайший маг и мудрейший прорицатель. Я не помню случая, чтобы он ошибался. Однако, между нами, я выражал бы свои вещие мысли прозой. У бедняги начисто отсутствует поэтический дар. Ему м-дэ... – что называется, грифон на ухо наступил! – сказал Гуго.

– А тебе не наступал? – обиделась за Древнира Таня.

Гуго надулся.

– Что-с? Вы оскорбляете меня своими нелепыми подозрениями! Запомните на долгие годы: я талантливый, изобретательный, пронырливый – и все в одном флаконе! В очень красивом флаконе. Вот в этом! – сказал он, постучав себя в грудь.

– Здорово. А ты умный? – поинтересовалась Таня.

– А как же! Даже с задатками гения, – скромно уточнил Гуго.

– Уважаю гениев! Нас так мало осталось! А раз так, восстанови пророчество целиком. Разберись с исчезнувшими словами, – сказала Таня.

Гуго Хитрый вздохнул. Видно было, что ему неохота напрягаться, но, с другой стороны, его поймали на слове, После короткого сражения между ленью и манией величия мания одержала верх.

– Ладно, – проворчал Гуго. – Надеюсь, это будет несложно. Зайди ко мне через несколько дней. Только имей в виду: Древнировы пророчества наделены одной неприятной особенностью: они сбываются.

Особенно расшифрованные. Ты к этому готова? Вдруг там окажется нечто такое, о чем мы боимся даже догадываться?

– Рискнуть-то стоит. И потом, лучше знать, чего опасаться, чем бежать вслепую, – возразила Таня.

– Тебе виднее. Я-то уже призрак, а вот ты... Ладно, если готова, давай сюда руку! – решительно заявил белый маг.

Таня протянула ладонь, и Гуго подул на нее. Ожившие буквы суетливо запрыгали, но быстро сообразили, что от них хотят, и цепочкой перелетели за рамку портрета, Здесь Гуго поймал их и тщательно приклеил к последней странице книги в том порядке, как они были на ладони.

– Ну вот, ещё одна глава начинается! – сказал он удовлетворенно.

Глава 8

Дата добавления: 2015-06-28