ЧАСТЬ III 3 страница

- Эля, Вы первая сказали о поцелуе. А если и правда найду Вашего Гошу, на сколько поцелуев можно тогда рассчитывать? Он же Вам очень дорог. Молчите? Какая Вы, Эля, жадина. Кстати, мною подписан приказ на Ваш отпуск с понедельника. Вы рады?

- Естественно. Только мне не понятно, мы не родственники, я Вам никто. Почему Вы проявляете обо мне такую заботу? – недоуменно спросила Эля, не глядя мне в глаза.

Вместо ответа, я вытащил из кармана блокнот и ручку.

- Давайте данные на Вашего Гошу. Как его отчество, фамилия и где жил раньше? – сделал я вид, что приготовился записывать.

- Где жил? В бараках. Их давно снесли. Фамилия его по школьной тетради Кузнецов, а имя Гоша. Он сорокового года рождения, как я. Только он родился 14 апреля, а я - 15 мая.

- Значит, сейчас ему двадцать девять лет. А как Вы его потеряли?

- Ему срок дали, 15-ть лет. Выпустили его уже или выпустят на днях. Его в 54-м посадили за кражу. Он не знает моей фамилии и не сможет найти меня при большом желании.

Я смотрел на Элю и думал: „Если бы тогда не сбежал с детской колонии, меня бы сейчас выпустили на свободу. Эта шикарная женщина приняла бы меня измученого, телом и душой, в свои объятия”. На меня нахнынула волна нежности к ней, но сдерживая себя, спросил:

- Ну, найду Вам его и Вы, не смотря ни на что, оставите его у себя, в этой квартире?

- Он мой муж. Я не могу поступить по другому, мы поклялись друг другу, – тихо ответила Эля.

У меня началось раздвоение личности. Появилась зависть и злость к Гоше Кузнецову и тут же пришла мысль продолжить эту игру.

- Номер вашего телефона, пожалуйста.

- А мне не положен телефон, – ответила Эля.

- А это, что? – показал я на свой красный аппарат, стоявший у нее на полке. Внизу и номер есть.

Эля застыла на месте, огорошенная этим открытием, а я записал номер и, направляясь к двери, сказал:

- Сейчас Вам позвоню, проверю номер.

Вернувшись в свою квартиру, позвонил Эле, и услышал ее удивительный голос:.

- Да... Я слушаю. Это вы, Григорий Алексеевич?

- Кто же может вам звонить, кроме меня. Мою мебель не завезли еще, а у вас диван и на кухне мягкий уголок. Может уступите мне на ночь одно спальное место? Мне сегодня негде спать.

И услышал в ответ:

- Взгляните в окно. Это не вашу мебель привезли?

Несколько дней я не видел Эли, был занят. Сначала дождался, когда мне предоставят отпуск. Потом отмечал новоселье, пьянствовали. Мою квартиру завалили дорогими подарками: различными коврами и сервизами. Поток гостей не убывал и мне это, порядком, надоело. Инна попыталась помочь мне „разгрести вещи в квартире” и, естественно, остаться на ночь, но я категорически возразил:

- А вот это, извини, никогда. Не хочу тебя подставлять. Пойдем, провожу. Наверное кто-нибудь хочет тебя „свалить” с должности. Только и ждут твоего промаха.

Она согласилась со мной и мы договорились встретиться, как прежде, на ее территории. Проводив Инну до машины и, повернувшись через ее плечо, увидел на балконе Элю. Она наблюдала за нами.

На следующий день я навестил Аристарха. Он трогательно, по-стариковски, обрадовался пакету с дефицитными продуктами и мне стало стыдно за то, что редко навещаю его, и дал ему свой новый номер телефона. Мы распили с ним бутылку шампанского „Мадам Пампадур” и он, естественно, вспомнил те дореволюциоонные времена, когда все собирались в офицерском клубе, адмирала Колчака, все то, что было связано с юностью, но, будучи человеком деликатным, вовремя остановился и спросил:

- У вас радостное событие, связано с переездом в новую квартиру?

- Не только. – И рассказал ему, как нашел свою Элю, и о двойственном положении, в котором оказался. И попросил его о содействии. Мой план был таков: „Я живу у него безвылазно три дня, обрастаю щетиной, приобретаю простую одежду, короткий парик, наклеиваю брови и прочие наклейки, после чего меня будет трудно узнать. Меняю голос на более высокий. От него звоню Эле, представляюсь Гошей, а дальше как бог даст.

Неделю я занимался подготовкой к этому своебразному спектаклю. И еще не успел зарасти бородой, как однажды столкнулся с Элей на лестнечной площадке и радостно сообщил ей:

- Напал на след Вашего Гоши. Он живой, его недавно выпустили на свободу, правда он еще нигде не прописан. Завтра уезжаю на несколько дней. А приеду, найду вашего Гошу и даже сообщю ему Ваш адрес.

Не успел я договорить, как Эля спросила:

- Как, снова? Вы уже уезжали? Возвращайтесь быстрей.

Я весело сказал:

- Кстати, у меня есть баночка кофе. Поставьте, пожалуйста, нагреть кипяток. Эля, Вы обещали меня пригласить в гости.

Вздохнув, она ответила:

- Заходите. Здесь, в квартире уже все Ваше. - И оставила двери открытыми.

Вернувшись к себе, я перенес к ней полные ящики с продуктами.

- Что это? – удивилась она.

- У меня только один холодильник, а продуктов навезли на три. Не возвращать же их. И вот подумал о вас. В вашем холодильнике, наверняка, пусто.

- Он не мой, - поправила меня Эля и засмеялась, - у Вас этот холодильник так не голодал, как в моей квартире, там мышь от голода повесилась.

Я открыл холодильник и стал перекладывать в него продукты.

- Не помещаются? – спросила ехидно Эля и, вздохнув, сказала, - Мне кажется, я здесь лишняя. Вы целиком оккупировали мою квартиру. Отплатить я вам смогу только черной неблагодарностью. И, улыбаясь, глядя мне прямо в глаза:

- Теперь, когда у меня есть все для нормальной жизни, Вы больше не нужны, Григорий Алексеевич.

Пропустив ее слова мимо ушей, приказал:

- Эти продукты на стол! Я есть хочу! На вашем месте, Эля, женщины, любая женщина, приняла бы заботу о себе, как само собой разумеющееся, а вы мучаетесь. Давайте «обмывать» наши квартиры. Вряд ли Ваша подруга Зина имеет сейчас такие прекрасные условия для жизни. Хорошее вино, хорошая закуска и … красивый мужчина, не правда ли?

- Красивый, красивый. Вижу, Вы от скромности не умрете. Сейчас ка-а-ак съем все это! Ну, давайте, Григорий Алексеевич, открывайте шампанское, - вздохнула она.

- Почему же так грустно? – удивился я.

- Да потому, что пирую тут в тепле, в довольстве, а Гоша мой где-то голодный и бездомный. Вам это не понять.» Сытый голодному не товарищ.»

- Эля, я же обещал, найдется ваш Гоша. Но и вы сказок начитались, где там, кажется в «Аленьком цветочке», девушка из жалости целовала чудовище, а оно потом обернулось принцем. А в жизни так не бывает.

-Понять, не понять, а сегодня я пью за Вас, Григорий Алексеевич, Вы очень добрый человек.

- Я предложил:

Может перейдем на ты и выпьем на брудершафт?, если уж так нравлюсь тебе. – перешел я в наступление.

- Мне кажется что Вы добрый, но думается мне Вы порядочный бабник. Для брудегшавта найдете другую женщину. Но выпив пару рюмок шампанского, раскраснелась и развеселилась. Я тоже пил, смотрел на нее и радовался: «Скоро, очень скоро она окажется в моих объятиях. Ничего, я потерплю».

Эля уходила на кухню, возвращалась к столу, я, развалившись в кресле, любовался ее фигурой, такой гибкой и, вместе с тем, округлыми формами зрелой женщины. Платье из черного трикотина с красными цветами имело глубокий вырез, что, конечно, не декольте. Но медальон прятала за дорожкой между грудями. Мне вспомнилась мать, которая отдала ей на сбережение семейную реликвию и я как будто услышал ее слабый голосок: «Мне бы хотелось, чтобы вы с Элей поженились, когда повзрослеете».

Выпив чашечку кофе, предложенную Элей, собрался уходить. Она вздрогнула. Ей явно не хотелось этого, но контролировала она себя хорошо и не стала меня останавливать. Я ушел спать, пожелав ей спокойной ночи.

Первые дни отпуска, скрываясь у Аристарха, зарастал щетиной. Перед этим приобрел соответствующий выпущенному на свободу заключенному парик с короткой стрижкой, невзрачную кепку, мешковатый рабочий костюм, такой же плащ и рабочие ботинки. К подошве правого ботинка, из нутрии, прибил кусок резины в два сантиметра и на третий день прорепетировал свое появление перед Элей Аристарху. Старый мичман был поражен переменой во мне. Ему было не до смеха. Он задумчиво изрек:

- А представьте себе, Григорий, если бы события повернулись по другому, и вам пришлось отбывать среди уголовников этот чудовищный срок в долгих 15 лет.

- Ага, значит, чтобы отпугнуть ее от Гоши Кузнецова, нужно быть грубее, хамовитей, что ли? – догадался я.

- Охо-хо! – вздохнул Аристарх.

- Не грустите. Все же хорошо. Она станет моей. Вы еще будете присутствовать на нашей свадьбе. Нужно уговорить ее поехать на юг. Да, вспомнил, мне же Пелагея Степановна на днях позвонила, ложиться на операцию, а в санатории будет капитальный ремонт. Зовет меня пожить там и проконтролировать ремонт. Представляете, есть возможность выкрасть картины предков. Упакую их в ящики и отправлю себе же. Теперь все так хорошо складывается. Пелагея Степановна до сих пор считает меня найденышем и гордиться своим участием в моем воспитании. Так вот, Дворец и все в усадьбе запущено. Последнего владельца особняка маршала Х. отправили на пенсию, и теперь там никто не квартирует. Я предупредил, что возьму с собой двух человек. Пелагея Степановна просила приехать, заменить ее месяца на полтора. Парк и пруд– все нужно привести в порядок. Как вам мое предложение? Я имел в виду Элю и вас, моих близких. Приглашаю пожить полтора месяца и отдохнуть на юге, у моря. Там сейчас все цветет и какие птицы поют. Скучаю я по местам своего детства. Да и море рядом, сразу у восточных ворот.

- С удовольствием, да еще в компании с хорошенькой женщиной - ответил Аристарх.

На следующий день я позвонил Эле, изменив голос спросил:

- Это номер телефона 275-320?

- Да, - удивленно ответила она.

- Скажите, а можно к телефону Елизавету Свешникову?

И услышал в ответ:

- Но кто вы? И кто дал вам мой номер телефона?

Помолчав, довольно грубо ответил:

- Твой номер мне дали в милиции. Я, Гоша Кузнецов. Ты еще помнишь меня?

- Гоша?! – взволнованно переспросила Эля.

- Ну да. Хочу кое-что забрать у тебя, что мать моя тебе оставила. Или потеряла? – как можно более развязно спросил я. – Так где мы встретимся?

- Гошенька! Я так ждала твоего освобождения. Иди сейчас ко мне домой. Запиши адрес. А я пока приготовлю ужин.

Пообещав быть у нее через два часа, задержался еще на полчаса, пугая прохожих своим видом.Я знал, дорога с автобусной остановки хорошо просматривается с ее балкона. Действительно, Эля уже выглядывала меня, и я захромал к подъезду ее дома. Зашел, поднялся на второй этаж и позвонил. Эля мне тот час же открыла. По-видимому, мой вид поверг ее в шок. Я не дал ей опомниться и сказал:

- Ну, здравствуй!

- Гошенька! – бросилась она ко мне, но не обняла. – Проходи, снимай плащ. Какой ты большой! Тебя не узнать. Гоша, как хорошо, что ты наконец освободился. – и в ее глазах я увидел столько тепла и участия, что мне уже не хотелось исполнять намеченную роль.

- А мне вовремя квартиру дали. Гошенька! Теперь все плохое позади! Наконец ты дома!

Я бросил плащ в сторону стула и обутый, в грязных ботинках, захромал по квартире.

- Хорошо живешь, - оглядел я ее жилище.

- Да, Гоша, не позвони ты мне, я бы тебя на улице никогда не узнала. Гошенька, хочешь принять ванную или сразу за стол сядешь? Я такой ужин приготовила!

- Ты изменилась, не узнать. – вместо ответа, как можно равнодушней ответил и оглядел ее с ног до головы. Эля надела свое лучшее платье и повесила на шею мой медальон.

– Сохранила? Спасибо, а гитара моя у тебя?

- Гошенька, все в целости и сохраности. - Но о чем я? Стол накрыт. Кушай, Гошенька. «Соловья баснями не кормят» – она волновалась, не зная, как ей со мной обращаться, потому что я был груб с ней.

- Вот и вино осталось с новоселья, мне только на днях выдали ордер на квартиру. А до этого в бараке жила. Квартира это такое счастье для нас с тобой!

- А кто это тебе, за здорово живешь, квартиру дал? Переспала с кем, что ли? – ехидно спросил я.

Это откровенное хамство Эле не понравилось. Она слегка нахмурилась, потом воскликнула:

- Хлеб забыла на кухне!

Когда она вернулась и заняла свое место, я уже налил себе вина, демонстративно выпил его один, сказав:

- Ну, рассказывай, как жила без меня?

- Гошенька, я буду рассказывать, а ты ешь. Даже не знаешь, как я ждала этого дня! Когда тебя забрали, Лида, ну ты должен ее помнить, дедушкина жена, В общем, Лида меня увезла в Усть-Каменку. Устроилась в театр оперетты и меня туда устроила. Я в вечерней школе училась. Конечно, в дни спектаклей пропускала уроки в школе.

- Так ты в оперетте кордебалетничала? То-то ты такая гибкая, как пантера, – подозрительно оглядывая ее, переспросил я.

Эля намеренно не замечала мой тон и просто ответила:

- Ну да. Лида меня устроила. По окончании школы поступила заочно в пединститут на биологический факультет.

- Ну, ты давай, давай, не уклоняйся в сторону про кордебалет, - грубо оборвал я ее.

Эля снова растерялась было от моего тона, но, усмехнувшись, продолжала:

- А выгнали меня из кордебалета. Вернее, перевели в уборщицы.

- Так, - подумал я, - сейчас я вытащу из нее всю информацию о ней.

- Гоша, - грустно глядя на меня, продолжила она, - я тебя, тебя одного ждала. Тебе верной хотела быть. А этот помощник режиссера стал волочиться за мной. Влюбился. Все повторял: «Ты – смысл моей жизни! Без тебя мне белый свет не мил!» И когда я ему отказала, он сделал попытку свести счеты с жизнью, а в записке указал на меня. Что я его чувства не разделила. Хоть он жив остался, меня перевели в уборщицы. Но я была не виновата. Не стала ждать, пока мне трудовую книжку испортят, лишь бы какую запись сделают и сама подала заявление об уходе. Ушла в домработницы к вдове японского посла. Его еще до войны в 1937 году расстреляли, вдова эта в лагере срок отбывала, как член семьи изменника Родины. Ее дочь Соня, моя ровесница, прошла через то же, что и я. А теперь эта Соня вроде, как замужем, а живет с ребенком у матери. У вдовы на полке я обнаружила книгу «Искусство Гейши».Это заинтересовало меня. И вдова взялась обучать этому искусству и меня, и свою дочь Соню.

- Гейши, это, кажется, восточные проститутки? - запивая вином котлеты, ехидно спросил я.

- Нет, тебя неправильно информировали. Это искусство быть женщиной.

- Конечно, ты образована, а я только, только из лагеря освободился и дуб дубом. Куда нам до вас? – сделав вид, что обиделся, отвернулся от нее.

Эля расстроилась, но продолжала:

- Гоша, ты просил рассказывать, как я жила без тебя. Мне нечего чего-то скрывать от тебя. Так вот, два года работала я у вдовы японского посла и многому у нее научилась, решила совершенствоваться в твое отсутствие, о тебе только и думала, чтобы ты, выйдя на свободу, обрадовался.

- И на мне будешь испытывать то, чему тебя эта дама научила?

- Гоша, я буду с тобой искренней, если ты заранее не решишь для себя, что мое поведение не достойно твоего уважения. - Эля чуть не плакала и мне ее уже стало жаль. Она помолчала и продолжила:

- Пришло время окончания учебы в институте, и нужно было пройти практику в школе. Потом я преподавала. Все было хорошо, пока мы, в моем выпускном классе не заговорили о поведении юных девушек. Им очень нравились разговоры о Гейшах. Мы по своей инициативе создали кружок Гейш. В него вошли все девочки из моего класса. Им мои уроки нравились. И одна из них поделилась со своей матерью, профсоюзной дурой, извини за выражение. Меня со школы с треском выгнали. Вот вернулась сюда, в Караагач, ждать твоего возвращения. Устроилась дворником в домоуправление из-за ведомственного жилья. Комнату мне дали в общем бараке. А тут, в это время стало можно на двух работах работать, иметь трудовые книжки. Устроилась еще уборщицей в исполнительный районный комитет. Встала на очередь на квартиру. Все о тебе, Гошенька, думала, чтобы и жилье достойное у нас с тобой было. Я еще и шила, заказы на дом брала. Помнишь, ты матери машинку швейную купил? На ней до сих пор шью. Какая у тебя была прекрасная мама! Ты все помнишь?

- Помнить-то я помню. Но ты сильно изменилась. Вон, какая ладная да красивая. А я хромой, больной. На что я тебе теперь?

Эля встала с места, подошла ко мне и обняла за шею, заглянула в глаза и сказала:

- Я так тебя ждала!

Ох, какие у нее были руки! И до чего приятны их прикосновения.

- Прости, – смягчился я и спросил, - А эту квартиру, как дали тебе? Неужели уборщицам, за здорово живешь, так роскошно обставляют ее, да еще телефон в придачу.

Эля встрепенулась.

- Гоша, тебе нравится все это? Завтра познакомлю с Григорием Алексеевичем, с нашим заместителем председателя райисполкома. Ему мы с тобой должны быть благодарны. Он живет на одной площадке с нами. Если бы ты только знал, какой он замечательный человек! – в голосе Эли прозвучало восхищение.

- Молодой? – с затаенной ревностью спросил я.

- Наших лет. И высокий, и молодой, и красивый, и добрый, и умный. Редкое сочетание хороших качеств. Мы с тобой ему своим счастьем обязаны. Пригласим его на нашу свадьбу?

- Каким счастьем? И на какую свадьбу? – спросил я, убирая со своей шеи ее руки.

Эля вернулась на свое место и урезонивая меня, ответила:

- Гоша ты, не понимаешь, как важно иметь собственное гнездо? А хорошо мне было жить в общежитии со всяким отребьем? Все лезут к тебе… Я дома не ночевала, боялась. Спала на диване у председателя в кабинете. У меня на работе в кладовке с инвентарем хранилась и гитара твоя, и швейная машинка. Я шила по вечерам, после уборки помещений, чтобы денег нам с тобой накопить. А твой медальон? Легко ли бездомной уберечь его было? Все боялась, украдут или с шеи сорвут. А теперь, когда ты вернулся, я счастлива. Мне даже оплатить Григорию Алексеевичу нечем за свое счастье. А ему этого и не надо. У него и так все есть. Неужели ты меня не понимаешь? Давай лучше о будущем поговорим. Нам нужно для начала привести тебя в порядок. Завтра куплю тебе бритвенный станок и хорошие вещи.

- И что? От этого я перестану хромать рядом с тобой? – ехидно спросил я, кажется, переборщив.

Эля снова расстроилась, но, взяв себя в руки, тихо ответила:

- Гоша, так нельзя. Ты все время заставляешь меня оправдываться. Как мне к тебе обращаться? Когда-то ты назвал меня своей женой. Давай начнем сначала. Ты озлоблен и думаешь только о себе, о том, как плохо у тебя на душе. Но у тебя есть я, способная сделать тебя счастливым. Зачем вспоминать плохое прошлое? Ты на свободе.

- А чего же хорошего в настоящем? Когда ты, вижу, влюблена в этого Григория Алексеевича. Что я рядом с ним?

Эля не опровергла мои слова, но повторила:

- Квартира теперь наша. Мы можем обменять ее на любой район города, мы его не увидим больше. Ты только скажи, все сделаю для тебя.

- Для чего обменивать? Чтобы избежать встречи с ним, с этим красавчиком? Впрочем, и я не без греха. Не хотел тебе говорить, хотелось увидеться. У меня другая женщина есть. У нее и остановился. Она тоже за воровство срок отбывала. Не такая красивая как ты, косая на один глаз. Но это ничего. Ее Мотей зовут. Хорошая, компанейская. Мне с ней хорошо. Посадит за стол и сразу наливает рюмочку. А ты и сама не пьешь и для меня вина жалеешь. Вообще-то мне мой медальоном нужен. Он золотой, деньги стоит. Сберегла, спасибо. Только его продать можно, и сколько вина за эти деньги купить! – мечтательно, как алкаголик, протянул я.

Эля от этой моей бестактности побледнела. Еще бы, лучшие годы коту под хвост. Был ли смысл в ожидании и верности. Без спроса налив себе еще вина, выпил.

- Да когда же, Гоша, ты к вину пристрастился? Ведь неделю назад, как освободился? – с грустью спросила Эля и, сняв с шеи медальон, протянула его мне. - Вот, вот!

Взяв медальон и спрятав его в карман, сказал:

- Уезжаем мы с Мотей. Прощай Эля, забудь меня, прощай навсегда.

Встал из-за стола и, заканчивая спектакль, грубо добавил:

- Был Гоша Кузнецов и весь вышел. Провожать меня не нужно. Бывай! Гитару можешь себе оставить.

Выглянув за дверь, убедившись, что на лестничной площадке никого нет, прокрался к своей двери, достал ключ, неслышно отворил ее и проскользнул в прихожую. Сбросил с себя все вещи, снял парик и уже в ванной побрился, принял душ, на всякий случай, снял трубку телефона и стал прислушиваться, не тренькает ли ее телефон, не набирает ли номер подруги Зины. Где-то через час услышал. Аккуратно подняв трубку, услышал голос ее приятельницы:

- Ну как, уже освоилась?

Безразличным тоном Эля ответила:

- Освоилась. Даже своего Гошу увидела. Он мне сам позвонил. Пришел за медальоном.

- Не может быть! – выдохнула на другом конце провода приятельница.

- Ты была права. Он изменился до неузнаваемости. Я перед ним обнажила душу, он потоптался там, в грязной обуви, и вышел вон. Ему не понравилось, как я говорила о Григории Алексеевиче.

- Но разве он не прав? Ты же влюблена в этого Григория.

- Все так, это не реально. А с Гошей мы бы жизнь заново начали. Мне хотелось оставить его у себя на ночь. Но он ушел.

- Не захотел остаться? – поразилась Зина.

- Живет он с какой-то женщиной. Уезжают они подальше отсюда. Я в шоке. Зина, мне плохо, очень плохо. Приезжай! – уже плача просила Эля.

В этот миг сердце мое защемило. А Зина сочувствующе отвечала:

- Сегодня не могу. У меня гости ночевать остаются. Но завтра, ты потерпи до завтра… Сразу, после работы к тебе, обещаю. Посмотрю твою новую квартиру. А этот Гоша, я даже рада. Вот увидишь, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Я тебя, подруга, предупреждала.

Разговор заканчивался. Аккуратно положив трубку, вынул медальон из кармана пиджака «Гоши Кузнецова» и переложил в секретер. Сложив вещи в один сверток, выбросил их в мусоропровод. Потом подошел к двери Эли и позвонил. Она открыла, не спрашивая. Лицо ее было растерянным, глаза заплаканы.

- Что с вами? Вы плакали? – с нежностью спросил я.

Она отвечала с грустной улыбкой:

- Лук резала. У меня был гость, ушел уже.

- Гость?

- Да. Помните, я просила вас отыскать его. Он сам нашелся. За своим медальоном приходил. Жалко медальон. Я его столько лет берегла, привыкла к нему. А он забрал его, что бы пропить. Мне сегодня не очень хорошо. Извините, Григорий Алексеевич, я пойду спать. Нездоровится что-то.

- Эля, спать еще рано. Расскажите мне, что с вами случилось. Составьте мне компанию и пройдемте ко мне на ответную чашечку кофе. Возражений не приму. Где ваши ключи? Замыкайте дверь.

Эля нехотя подчинилась и пошла за мной. Пригласив ее к столу, я спросил:

- Может немного коньяка?

- Да, я хочу выпить. Мне сегодня хочется напиться, - призналась она.

- А вы раньше напивались? У вас есть практика?

- Какая практика? Я жить не хочу. Мне плохо. Очень плохо. И не спрашивайте меня ни о чем.

Кажется, коньяк ее немного успокоил. Я поднялся с места. Подошел к роялю и сыграл романс Бетховена «К Элизе». Закончив играть, еще немного посидел. Затем пошел и включил магнитофон, вставил кассету с медленным танцем, подошел к Эле и протянул ей руку. Она подала свою. Я повел ее в танце. И впервые за пятнадцать лет притянул к себе ее стан. Невыразимая нежность охватила меня. Эля опьянела и, не скрывая этого, прижалась головой к моему плечу и я почувствовал, что плечи ее трясутся от рыданий.

- Ты хотела любви, а Гоша тебе отказал? – тихо спросил я.

- Нет, - тоже прошептала она в ответ, - я хотела согреть его своей любовью, подарить ему свою любовь. Но он ушел к другой. Все так нелепо… Так ужасно. Он пропадет, сопьется. Я несчастная женщина!

- Не сопьется. Оставьте, не терзайте себя. Нужно перелиснуть эту страницу жизни. Возможно, на следующей, выпадет нечаянная радость. Эля, в отличии от Гоши, я с радостью готов принять твой подарок, твою любовь. И поверь, оценю его по достоинству.

- Мне все равно. Вот только напьюсь и я Ваша. – прошептала Эля, безразлично.

Музыка закончилась. Взяв ее на руки, присел с ней за стол. Сидя у меня на коленях, Эля пила коньяк из моих рук. Ей очень нужно было расслабиться. А я хотел быть трезвым в праздник любви.

- Моя Эля, моя взрослая женщина, мой подарок. – прошептал я ей на ушко. - А завтра мы не будем пить коньяк. Хочу, чтобы ты показала мне, как должна вести себя Гейша. И научишь меня, каким должен быть я с ней.

- Завтра узнаешь, - совершенно опьянев, пообещала она и попросила, - Поцелуй меня.

Целуя ее плечи, загораясь, я шептал:

- Счастье мое! Ты нашлась. Радость моя, мы вдвоем одолеем любую грусть. Ты не скажешь мне больше, как в юности: «До сюда - можно, а дальше – нельзя!»

- О чем ты? – Эля потянулась к моим губам, и таким поцелуем обожгла меня, что я не помнил, что было дальше. Мы не помнили себя. И сказать, что я провел с Элей волшебную ночь, значит, ничего не сказать.

Проснулся я в полдень от телефонного звонка и снял трубку. На другом конце првода была Инна.

- Слушай Гриша, несколько дней ищу тебя. Она смеялась, вспоминая сцену, которую я уже успел забыть. Сцену, которую мы с ее мужем Геннадием разыграли неделю назад.

- Но уж если ты не уехал в отпуск, как мне казалось, может проведем его вместе?– как ни в чем ни бывало, весело спросила она. И снова со смехом вспомнила, как я, захватив вещи, прыгнул в окно.

- Он так и не узнал, с кем я в постели была. Но ты, Гришенька, не оставишь меня? С мужем развожусь, мы можем открыто встречаться. Ты обещал на мне жениться!

- Прости, я еще сплю. Позвони позже, - ответил я и положил трубку.

Голова у меня, как раз, была свежа. Пока я говорил с Инной, соображал: «А где же Эля? Она что, ушла?» В квартире ее не было. На столе пустая бутылка коньяка, одна рюмка, один столовый прибор, один стул, и никаких следов ее пребывания. Она что, хочет сказать, что этот праздник привиделся мне? Приснился? И я понял. Эля дурачит меня. Будет отрицать вчерашнюю ночь со мной. Ее поступок был приступом тоски, отчаяния. Теперь ее будет трудно достать. Мне придется завоевывать ее заново. И уже не сомневался. Никого кроме нее никогда не захочу видеть.

Напрасно я караулил Элю на лестничной площадке, у подъезда и даже на автобусной остановке. По-видимому, она решила переночевать у своей приятельницы.

- Только бы она не долго от меня пряталась, - подумал я, вспомнив об отпуске, о заказанных билетах на самолет для нас троих.

Времени оставалось мало. Но к обеду следующего дня Эля вернулась в свою квартиру. Я позвонил Аристарху, что заеду за ним через полчаса, надеясь, с его помощью, уговорить Элю полететь с нами на юг.

- Не нужно за мной заезжать, я сам приеду, - пообещал он и приехал довольно быстро.

Странно, но я почувствовал робость перед ее дверью, несмотря на то, что за моей спиной стоял старый мичман. Эля открыла дверь и, как я и ожидал, удивленно спросила спокойным тоном:

- Что случилось, Григорий Алексеевич? Чем обязана?

Я растерялся, чего со мной никогда раньше не бывало. Сделав шаг в сторону, показал на Аристарха, и тоже, как посторонней, ответил:

- Елизавета Владимировна, у нас к вам разговор, вы впустите нас в квартиру?

- Проходите, - сказала она, вглядываясь в лицо Аристарха.

Я представил его. Она пригласила нас к столу, угостила чаем и печеньем и спросила Аристарха, не глядя на меня:

- Так, чем обязана? Какое у вас ко мне дело?

Аристарх напомнил ей о знакомстве с ее дедом. О том, как он ухаживал, в ее отсутствие, за его могилой. Сказал, что припоминает и ее, такой еще тонкой былинкой. Сделал ей комплимент по поводу ее нынешнего вида. Эля улыбнулась ему, но, чувствуя, что я не свожу с нее глаз, тут же стала серьезной и повторила свой вопрос. Аристарх ответил просто:

- Григорий Алексеевич приглашает нас с Вами отдохнуть в одном большом красивом особняке на юге. У него там дела, а я рад там отдохнуть. Но двоим мужчинам не справиться, нужны женские руки. А у вас тоже, кажется, отпуск. Не могли бы вы составить нам компанию? Если да, то требуется ваш паспорт, чтобы взять билеты на самолет.

Эля удивленно переводила взгляд то на Аристарха, то на меня, и вдруг, как ребенок, жалобно спросила нас обоих:

- А море там будет?

Узнав, что там и море, и скалы, и сады, обрадовалась. Но насмешливая улыбка скользнула по ее лицу, когда она снова взглянула на меня. Что могло означать – «Напрасно надеешься». Я был наготове и ответил ей твердым взглядом, в котором был вызов. Мысленно я передал ей: «Посмотрим, чья будет победа в этой игре! Теперь, когда я покончил с твоим Гошей Кузнецовым и знаю о тебе почти все, а ты обо мне еще ничего не знаешь, козыри в моих руках!» Умоляюще сложив руки скорчил такую мимику, что Эля рассмеялась. Я понял, лед между нами растоплен, но она не желает признаваться ни себе, ни мне, что провела ночь в моей постели. И мне эта игра нравилась. Мы понимали друг друга без слов.

Через три дня мы уже летели на юг. А несколькими часами позже катили автобусом к моей усадьбе. Эля откровенно восхищалась при виде буйной зелени и берега моря. Между нею и мной сидел Аристарх и улыбался. Он хорошо перенес дорогу и тоже радовался за нас, вероятно, вспоминая свою молодость, и чувства, которые в это время переживал.

Пелагея Степановна встретила меня на автобусной остановке, как родного.

- Найденыш приехал! - воскликнула она, обнимая меня.

Я представил Элю, как свою сотрудницу и помощницу, а Аристарха – ее дедом и достойным человеком, воевавшим еще с Колчаком.

Дата добавления: 2015-06-28