Изменение общей концепции истории нашего общества + вопросы концептуальной переоценки важнейших проблем как дореволюционной России, так и особенно советского перио­да

Актуальные проблемы историо­графии дореволюционной России.

– дискуссия о формационной природе Киевской Руси. Еще в 1920-1930-х годах XX в. по этому вопросу было высказано несколько точек зрения, но с середины 1930-х годов точка зрения Б. Д. Грекова о феодальной природе Киевской Руси в Х-ХII вв. стала преобладающей, затем единственно признанной на многие десятилетия. Лишь на за­седании «круглого стола» в журнале «Вопросы истории», 1988, №3, противники Грекова получили возможность открыто высказать свою точку зрения и подвергнуть критике сложившееся положение, когда позиция Грекова и его сторонников стала монопольной в науке.

Принципиально иную позицию в течение многих лет занимал декан исторического факультета ЛГУ И.Я. Фроянов. Но только в перестроеч­ный период он получил возможность высказать свою позицию, не под­вергаясь массовой критике, также издать свои моно­графии, в т.ч. фундаментальную: «Древняя Русь. Опыт исследования социальной и политической борьбы» (М.,1995. 703 с.). Суть позиции: отрицание феодального строя в домонгольский период. Формирование этого строя он относит только к XIII-XIV вв.

В журнале «Вопросы истории» (1994. № 10) была опубликована ста­тья доктора ист. наук. Владимира Петровича Даркевича «Происхождение и развитие городов Древней Руси Х-ХII вв.».

Основные тезисы:

1. Время формирования феодальных отношений относит еще на более позднее время, на XIII-начало XIV в. он относит только начало формирования феодализма, а складывание феодализма – на XV в., в условиях централизованного государства.

2. Анализируя внутригородские и внутрикняжеские выступле­ния ХI-ХII вв. он отказывается их оценивать как проявления классовой борьбы. На стороне противоборствующих сторон выступали различные социальные слои.

3. Применение к древним городам ХI-ХIII вв., да и более позд­него времени, понятия «классы» в марксовом применении к Англии XIX в. несостоятельно, т.к. для ранних веков была характерна нечеткость классовых отношений.

4. «Норманнская проблема», имеющая в России давнюю традицию (с XVIII века) является надуманной. В 1991 г. появилась статья А.П. Новосельцева «Образование Древнерусского государства и его правители», («Вопросы истории», 1991, №2/3) = на определенных стадиях развития государст­венности вопрос о происхождении правящей династии приобретал второстепенное значение: правящие дома смешанного этнического происхождения + Ярослав Мудрый отдал своих доче­рей замуж в другие страны + княжеские дружины состояли из разноплеменных людей + к началу X века осевшие на Руси варяги ассимилируются со славянами, усваивают их быт и элементы материаль­ной культуры, что подтверждается археологически.

5. проблему государственности, как инструмента классового господства, систему принуждения, угнетения большинства меньшинст­вом советские историки в соответствии с марксистской теорией распространили и на Древнерусское государство. Этому следует и И. Я. Фроянов: отрицая наличие классов на Руси, он отрицает и наличие государства. В отличие от них, В. П. Даркевич считает, что обществу жизненно необходима функция управления его целостности. Разные го­сударства по-разному решали эту задачу, элемент диктаторства был, но правящий слой не мог уйти и от общенародных мотивов. Государст­венная власть, по мнению Даркевича, была, но она не была классовой, не становилась над обществом, не могла превратиться в абсолютную власть, как это случилось позднее.

6. В связи с проблемой государственности Даркевич поднял и проблему феодальной раздробленности, которую считает закономер­ной и далеко неоднозначной. Она является, во-первых, не результатом классовой борьбы феодального базиса и феодальной надстройки, а, по его мнению, результатом гармонизации политической организации об­щества с экономической и социальной реальностью, когда старейшин­ство Киевского князя не имело уже реальной основы. Сохранение един­ства огромной территории в условиях дикой природы, когда единствен­ным транспортным средством были лошади, не был реальным на практике. В своем споре между собой историки (от Юшкова и Грекова, до Фроянова и Даркевича) опирались на марксистский формационный подход. Возможно, в какой-то мере прав М.Н. Покровский: сочетания различных способов производства имело место всегда, правда в разных количественных соотношениях.

– Изучение истории XIX – начала XX вв. = социально-экономическая история + история революци­онного движения, при минимальном внимании ко всем остальным ас­пектам исторического процесса.

1) В соответствии с концепцией смены общественно-экономических формаций историки спорили, когда «начался» феодализм, когда он сме­нился капитализмом = много монографий, обобщающих значительный фактический материал: И. Д. Ковальченко «Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX века.» М.,1967; П. Г. Рындзюнский «Утверждение капитализма в России. 1850-1880.» М., 1978; Н. М. Дружинин «Русская деревня на переломе. 1881-1880.» М., 1979.

Проблема: сложился ли капитализм как преобладающий способ производства к середине XIX века и сложился ли он вообще?

Подвергается сомнению утверждение о том, что к середине XIX в. сложился кризис феодальной системы, и что это побудило царя Александра II отменить крепостное право. Ленинградские историки Фроянов и Ми­ронов оспаривают этот тезис: хозяйство крепостной деревни приспособилось к обстановке времени, видоизменилось, но не распалось, не дезорганизовалось; в то время ни помещичье, ни крестьянское хозяйство не испытывали упадка, асоциальная структура была достаточно стабильной, что кре­постное право и товарно-денежные отношения не являлись взаимоис­ключающими, что реформы 1861 г. и последующих лет не только под­вели итог прошлому, но осуществлялись в расчете на будущее.

2) Новаторский подход к проблеме социально-экономического разви­тия обществасформулирован в статье профессора МГУ Леонида Васильевича Милова «Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса» (Вопросы истории. 1992. № 4/5). В отличие от ставшего стереотипом марксистского тезиса об опре­деляющей роли способа производства, Л. В. Милов исследовал при­родно-климатические условия России (ее европейской части) и их от­личия от Западной Европы и выдвинул тезис о том, что этими отличия­ми в значительной мере объясняются резкие различия в типе собст­венности, формах хозяйствования, в типе государственности, характе­ре развития капитализма, в политической структуре Запада и Востока.

3) ряд новых работ о реформах 60-70-х годов ХIХ века, в том числе и о реформе 1861 года: Н. Я. Эйдельман. «Революция сверху» в России». М., 1989; Л. Г. Захарова. «Самодержа­вие и реформы в России. 1861-1874(к вопросу о выборе пути разви­тия)». М., 1989; Б. Г. Литвак «Переворот 1861 г. в России» М., 1991. Эти исследования = преодоление сложившейся под влиянием ленинских высказываний исключительно отрицательной оценки реформы 1861 года только как «бессовестного грабежа кресть­ян» + всесторонняя оценка реформ, с выделением того позитивного, что внесено ими было в экономическое и правовое развитие России. Висториографии складывается новый подход к оценке социально-экономического развития России в XIX века = отказ от оценки этого века как века смены формаций, как века кризисов и разрушения феодальных отношений, утверждения и уже почти сразу же разложения и перехода в последнюю загнивающую стадию капитализма. Одновременно складывается многомерный подход к его оценке, как века сложных динамичных преобразований, которые не ук­ладываются в рамки смены одной формации другой.

4) Дискуссии по проблемам истории общественных движений уходят своим началом в 1920-е годы = тенденция расставить движения и общественных деятелей по ранжиру их места в ряду предшественников большевизма и пролетарской революции. Стандарт при их оценке = ленинская периодизация истории освободительного движения с достаточно четкими хронологическими рамками: 1825-1861 – дворян­ский период, 1861-1895 – разночинский, с 1895 г. – пролетарский.

– разработка истории революционного движения в рамках ленинской периодизации: М.В. Нечкина до ее кончины в 1985 г. В 20-х – 50-х годах она издала много работ о декабристах. Впоследствии она избрала проблему «революционной ситуации 1858-1861 гг.» Под ее началом была создана в Институте истории специальная группа по изучению этой ситуации, которая проработала много лет, выпустила несколько сборников документов и статей. В 1858 г. было 528 выступлений, в 1859 г. – 938. Однако для такой большой страны как Россия это немного, относительно меньше, чем в странах Западной Европы, где уже давно не было крепостного права. Из этих цифр сле­дует, что тезис М.В. Нечкиной о «революционной ситуации» как глав­ном факторе, обеспечившим реформу 1861 г., или, по ее словам, «вы­рвавшей» у царизма эту реформу, несостоятелен. Непродуктив­ной оказалась многолетняя работа исследовательской группы по этой теме. Сама М. В. Нечкина в 1980 г. (к своему 80-тилетию) выпустила сборник статей под названием «Встреча двух поколений», где собраны ее публикации, написанные с 1927 по 1979 гг.

5) Период с конца XIX века до 1917 г. в оценках Ленина и Сталина вошел в историографию под идеологическим термином «империализм» и с определением его как «период империализма и пролетарских революций». В трудах историков дока­зывалось, что Россия вместе с развитыми капиталистическими страна­ми (Англия Германия. США, Франция) вступила в высшую загниваю­щую и последнюю стадию капитализма – империализм. И это несмотря на признание позднего – только во второй половине XIX века – склады­вания капиталистической формации (по Рындзюнскому – 50-е – 80-е годы XIX века), существенных позиций феодализма в эко­номике и господствующих позиций в политике, при не победившей в 1905-1907 гг. революции. Односторонне оценивая данные о степени концентрации промышленного производства, точнее о числе работающих на них, что скорее всего было следствием низкой производительности труда, делался вывод о высоком, не уступающем Западу уровне развития монополистического капитала и, следовательно не меньшем, а возможно и большем уровне империализма, который расценивался как «канун пролетарской революции». Также неубедительным оказался тезис о подчинении России ино­странному капиталу. Заимст­вование капитала, если он эффективно используется, полезно как для тех, кто дает, так и для тех, кто берет. Бо­лее 70% инвестиций в экономику России за период с 1908 по 1914 гг. были сделаны отечественными предпринимателями.

Возобновление в конце 80-х годов XX в., спустя 15 лет, дис­куссии о так называемом «новом направлении»: бюро Отделения истории АН отменило свое постановление 1973 г., осудившее «новое направление», но не признало его глубоко оши­бочным, не совместимым с научным подходом к делу, а рекомендовало публиковать статьи. Этим воспользовались былые критики, которые вновь обрушились против былых «отступников». В том же 1988 г. журнал «История СССР» опубликовал статьи одного из критиков «нового направления» (получившего за это пост заместителя директора Института истории СССР) В. И. Бовыкина и В. Я. Лаверычева (получившего пост заведующего отделом этого ин­ститута). Вышла книга В. И. Бовыкина «Россия накануне великих свершений. К изучению предпосылок Великой Октябрьской социалисти­ческой революции». П. В. Волобуев вернулся на работу в Институт истории СССР, после смерти И. И. Минца возглавил его научный совет по истории Октябрьской революции. На страницах журнала «Вопросы истории» был опубликован ряд материалов, в том числе статья сотрудника редакции Владимира Васильевича Поликарпова под названием «Новое направление – в старом прочтении». Автор дал ответ Лавырычеву и Бовыкину: «Такой историк и ныне убежден, что подвергнуть сомнению что-либо «устояв­шееся» и «общепризнанное» недопустимо» (Вопросы истории. 1989. № 3. С.61).

6) изучение аграрной реформы Столыпина, ее влияния на социально-экономическое и политическое развитие деревни. Начало изучения этой проблемы связано с С. М. Дубров­ским (первую книгу он издал еще в 1930 г., в доработан­ном виде она была дважды издана после 20-тилетнего пребывания влагерях в 1970-х годах). В его работах, как и трудах других авторов на эту тему (С. М. Сидельников, А.М. Анфимов и др.), отстаивается оценка реформы как попытки навязать деревне консер­вативный буржуазно-помещичий путь аграрного развития и оконча­тельно ликвидировать основы для крестьянско-демократического пути аграрной революции. Особо выделялась классовая цель реформы – взрастить класс кулачества, как новую социальную опору самодержа­вия взамен утратившего веру в царя крестьянства в целом

Все авторы 60-70-х годов однозначно и категорично заявляли о полном провале этой реформы, которая принесла деревне только вред и ускорила ее переход на революционный путь решения аграрного вопроса. При этом объективный материал некоторых серьезных иссле­дователей (А.М. Анфимов и др.) зачастую входил в противоречие с их же концепцией. Только в конце 80-х – начале 90-х годов стали высказываться суж­дения о необходимости отказа от однозначного упрощенного подхода к проблеме, к смещению акцентов в оценке реформы. За это высказались публицисты, писатели, а также отдельные историки и экономисты на страницах отдельных популярных журналов и в газетах. Основательных исследований в виде серьезных профессиональных статей в научных исторических журналах, не говоря уже о монографиях, в перестроечный период (и в постперестроечный) не появилось.

В перестроечный период на позиции осуждения реформы оставались многие ведущие историки страны = публикации на страницах журнала «История СССР» («Отечественная история»).

В журнале №2 за 1991 г. опубликована статья академика И. Д. Ковальченко «Столыпинская аг­рарная реформа (мифы и реальность)», а в № 4 за тот же год статья А. М. Анфимова «Тень Столыпина над Россией» (обзор антистолыпинских концепций). И. Д. Ковальченко: провал реформы = попытка направить Россию по консерва­тивному буржуазно-помещичьему («прусскому») пути, который выявил­ся уже до начала первой мировой войны: «Реформа была буржуазно-помещичьей. Но в итоге решение буржуазных по своей сути за­дач... становилось невозможным в условиях буржуазного строя». Эта за­дача «не буржуазной, а социалистической революции, пе­редающей основные средства, включая землю, в общественную, на­родную собственность. Тем са­мым противоречие между настоятельной необходимостью ликвидации помещичьего землевладения...и невозможностью решения этой зада­чи в буржуазных условиях было одной из важнейших предпосылок со­циалистической революции в России».

В журнале «Вопросы истории» за 1994 г. №1 опубликован публици­стический очерк главного редактора журнала А. А. Искендерова «Рос­сийская монархия, реформы и революция». Член-корреспондент Искендеров считал не корректным прямо критиковать академика-секретаря Отделения истории, члена Президиума Академии СССР. Он высказался в дипло­матичной форме, но достаточно четко: «Реформы Столыпина шли го­раздо дальше и глубже, чем те реформы, которые осуществлялись до него, включая реформы Витте. В случае, если бы их удалось осущест­вить в полном объеме, это значительно подорвало основы самодер­жавного строя. В этом заключалась объективная сторона Столыпинской реформы».

Попытка проанализировать аграрную реформу Столыпина = в 1995 г. книга экономистов МГУ под названием «Рынок и реформы России. Исторические и теоретические предпосылки». Глава «Исторический опыт Столыпинской реформы» (не «крах», не «провал», а «исторический опыт»!) написана кандидатом экономических наук В. В. Дроздовым = ана­лиз опыта проведения реформы, негативных и позитивных аспектов, влияние на последующее развитие: «Как бы то ни было, но годы реформы относятся к числу немногих периодов в истории России, когда удалось оживить аграрный сектор в целом, предоставив непосредственным производителям возможность проявлять инициативу и большую свободу в использовании результа­тов своего труда». Во­прос о практическом интересе в современных условиях к некоторым аспектам исторического опыта Столыпинской реформы

В 1996 г. вышло трехтомное научное издание РГГУ «Россия, XX век». Первая книга этого издания объемом около 40 печатных листов была посвящена судьбе российского крестьянства. Большой раздел в ней размером до 50 страниц посвящен вопросу «П. А. Столыпин – попытка модернизации сельского хозяйства». Авторы раздела специалисты по социально-экономической истории России на­чала XX века А. П. Корелин и К. Ф. Шацилло ограничились пере­числением негативных и позитивных моментов реформы = рост сельскохозяйственного производства в тот период (но трудно определить, в какой мере это произошло за счет реформы и в какой мере за счет других факторов) + факт большей эффективности выделивших­ся хозяйств. Общий вывод: «Аграрная реформа была в научно-экономическом плане вполне реальна и прогрессивна. Реали­зация ее современная, разумная, без административного режима – могла бы, видимо, снять проблему революции».

7) Проблема истории Февральской революции. Традиция советской историографии = негативное отношение как к мало­значащему событию, роль которого ограничилась тем, что она сняла одну из преград на пути к совершению социалистической рево­люции + главное событие Февральской революции не в том, что она свергла монархический строй и открыла путь к демократическому раз­витию России, а в том, что в ее результате образовались Советы рабо­чих и солдатских депутатов, как начало будущей советской власти. Революция буржуазная привела к власти «буржуазное контррево­люционное правительство», которое надо было «лишить доверия», а потом «свергать».

Единственный историк, который внес солидный вклад в разработ­ку истории Февраля был изгнанный решением ЦК КПСС из журнала «Вопросы истории» Эдуард Николаевич Бурджалов. Работая доцентом в московском пединституте, лишен­ный на всю оставшуюся жизнь возможности публично выступать и пе­чататься в научных издательствах, ему удалось через издательство пединститута выпустить две монографии о Февральской ре­волюции – «Вторая русская революция. Восстание в Петрограде» и «Вторая русская революция в России. Москва. Фронт. Периферия».

Пересмотр вопросов, связанных с подготовкой и ходом революции + введение в научный оборот нового фактического мате­риала на эту тему + раскрытие событий не только со стороны дея­тельности большевиков и поддерживающих их части рабочих, но и со стороны царя и его окружения, его ставки; буржуа­зии и ее организаций, социалистических партий эсеров, меньшевиков и других. Но: общая концепция Февральской революции как пролога Ок­тябрьской осталась нетронутой. Единственное серьезное исследование на эту тему.

8) Осторожно до конца 1980-х годов подходили к переосмысливанию места в истории Октябрьской революции.

В 1989 г. вышел сборник высказываний под риторическим названием «Октябрь 1917 г. – величайшее событие века или националь­ная катастрофа?» Составители не дали прямого ответа на вопрос. Их симпатии на стороне первой части дилеммы. НО: сама постановка вопроса «или-или» означала ранее недопустимое свободомыслие.

В таком же духе, только без выведения в заголовок «величайшее событие» опубликованный в том же году сборник «Россия 1917 г. – выбор исторического пути ».

Обсуждение революционной темы начато статьей петербургского историка Владимира Ивановича Старцева «Победа Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде и в Москве», опубликованной в №12 журнала «Вопроса истории» = привлечено много новых источников + развернутая историографическая справка (в20-х годах высказы­вались различные точки зрения даже среди историков-марксистов) + главная идея статьи: альтернативность вариантов, по которым могли развернуться события осенью 1917 г. Старцев назвал несколько воз­можных вариантов: через Учредительное собрание, путем союза демократических сил. Вывод автора: путь, по которому пошли события, был самым целесообразным. Идея альтернативности в то время была значительным шагом вперед, ибо господствовала точка зрения, рассматривающая Октябрьское восстание как единственный вариант спасения России от «национальной катастрофы».

В. П. Булдаков, 1997 г., «Красная смута» = в о­прос о предпосылках Октября, которые надо искать не только в социально-экономических условиях, так как революцию делали люди, «причем не марсиане и не американцы», а люди России. Сле­дует исследовать всю совокупность обстоятельств в тот исторический период, при этом необходимо глубоко изучить социально- психологиче­ские факторы.

9) О сторожный подход был проявлен и по отношению к исто­рии гражданской войны в стране.

Журнал «История СССР (№2 за 1990 г.) опубликовал статью Ю.А. Полякова «Гражданская война в России» = позиция традиционной оценки войны, но: объективные причины ее развертывания он видит не только со стороны белого лагеря, но и с советской стороны – комбеды, разверстка, совет­ский бюрократический аппарат и другие.

В журнале «Вопросы истории» за 1994 год, № 5 была опубликована статья американского историка В.Н. Бровкина «Россия в гражданской войне – власть и общественные силы» = советская власть одер­жала в войне только военную победу, но проиграла ее экономически. Она потерпела поражение от крестьянства, составившего главную люд­скую силу белых армий и значительную часть антисоветских восста­ний. Вследствие этого она вынуждена была отменить продразверстку и ввести нэп, что в корне противоречило глобальной стратегии больше­виков.

10) В перестроечный период вновь оживилась дискуссия о сущности военного коммунизма и о причинах и смысле смены его нэпом.

Основная дискуссионная проблема – вынужден ли был военный коммунизм или он был следствием отсутствия опыта, сложились ли зачатки нэпа в первые ме­сяцы советской власти и разрабатывались ли они в течение всей граж­данской войны?

Попытка обсуждения проблемы впервые предпринята на заседании «круглого стола» в редакции журнала «Вопросы истории» в мае 1988 г. (Вопросы ис­тории. 1988. №9), затем на научных конференциях по разным пробле­мам в 1991-1992 гг.

– На «круглом столе» основные споры сконцентрировались на вопро­се о сроках окончания нэпа, Все спорящие сошлись на том, что к концу 1920-х годов нэпа уже не было (в качестве конкретной даты назывались от 1925 до 1929 гг.) = существенный сдвиг вперед; ранее считалось, что нэп просуществовал до середины 30-х го­дов, обеспечил победу социализма и прекратил свое функционирование ввиду успешного выполнения своего назначения. Вслед за Ю. Н. Афанасьевым, который публично зая­вили о том, что никакого социализма у нас нет, эту точку зрения под­держал В. П. Данилов на «круглом столе» в редакции журнала «Вопросы истории». «Нельзя признать социалистическим, – заявил он, – по всем основным признакам ни общество 1930-1940-х годов с его режимом терро­ристической диктатурой Сталина, ни общество брежневского безвре­менья 70 – начала 80-х годов». Но в отличие от первых двух, Данилов верил что социализм еще будет построен что мы находимся в пере­ходном периоде от капитализма к социализму и что этот переход завершится, если успешно будет завершена перестройка. 1988. №4. С.12)

– Дальнейшим шагом явилась статья М. Горинова и С. Цакунова «Ленинская концепция нэпа: становление и развитие» (журнал «Вопросы истории» за 1990 г. №4). В заголовке статьи нэп назван ленинским. НО: авторы заявили о необходимости критического подхода к ле­нинским оценкам, показали, что у Ленина не успела сложиться цельная концепция нэпа, что она осталась неза­вершенной, сохранив ряд противоречий с «ортодоксальными» пред­ставлениями марксизма о переходе к социализму, как и о самом социа­лизме, в том числе между «рыночным нэпом»с и «планомерным бесто­варным социализмом как конечной целью». Горинов и Цакунов подняли вопрос о том, что тайны судьбы нэпа следует ис­кать не только в отходе руководства страны от верности ленинским идеям, но и в наличии противоречий между рыночной экономикой, ко­торую пытались построить на основе нэпа, и принципами социализма, на которых стремилось создавать новое общество коммунистическое руководство страны. Касаясь положений статьи Ленина «О кооперации», авторы кон­статируют, что для нее характерны стилистическая неотшлифованность, ряд не очень четких формулировок, в принципе допускающих различные толкования, особенно если их вырвать из контекста. Это была первая серьезная критика Ленина в центральном профессиональном журнале.

– В журнале «Вопросы истории» за 1989 г. № 4 была опубликована статья мо­сковского историка В. В. Кабанова «Аграрная революция в России» = впервые предпринята попытка критически переосмыслить последствия аграрной реформы советской власти.

В отношении своего рода «аграрной революции» в России, проведенной на основе «Декрета о земле», сложилась апологетическая трактовка. Кабанов пересматривает эту концепцию = в результате проведения реформы крестьянство понесло урон: формально ему была дана земля, но фактически в результате ряда последующих декретов пользоваться землей он не мог, особенно продук­цией земли, так как все излишки, а в большинстве случаев не только излишки, отбирало государство. В конце 20-х годов крестьянство было фактически экспроприировано как класс. Кабанов показал и нега­тивные последствия фетишизации бедноты = уничтожение крепких хозяев в деревне, негатив­ное отношение деревни к земле, к труду (не работавшего кре­стьянина поощряли, хозяйственного крестьянина прижимали).

– в «Вопросах истории» за 1990 г.№3 была опубликована статья В. В. Кабанова в соавторстве с В. П. Булдаковым «Военный комму­низм и общественное развитие» = впервые дана новая оценка военного коммунизма. Если раньше советская историография трактовала его как временную меру или результат отсутствия опыта, от которого мы отказались при переходе к нэпу, Кабанов и Булдаков пока­зали, что политика эта вытекала из сущности советского строя: «Воен­ный коммунизм оказал определяющее влияние на раз­витие советского общества; не будет преувеличением сказать, что в нем были смоделированы последующие страницы нашей истории, за­ложены основы до сих пор не изжитой административно-командной системы». Авторы совместной статьи показали, что не нэп, а военный коммунизм отражает суть марксовой концепции нового строя и ее реализации большевиками в России.

Дата добавления: 2015-06-28