Исчезнувшая 22 страница

— Слишком опасно, — покачал я головой.

— Повторите на камеру то, что сейчас говорили мне. Ник, я серьезно. Я полная противоположность Эллен Эббот. Я Анти-Эллен-Эббот. Вы нуждаетесь во мне, как никогда в жизни. — Пожирая меня глазами, она подняла камеру; на меня уставился красный огонек.

— Я не шучу, выключите…

— Ну помогите девочке. Если я возьму интервью у Ника Данна — моя карьера состоялась. Значит, одно доброе дело в этом году вы уже сделали. Ну пожалуйста. Ник, одна минута. Всего лишь минута. Я клянусь, вы будете выглядеть положительно.

Она кивнула на ближайшую кабинку, где мы могли бы укрыться от взглядов зевак. Я согласился. Мы перебрались, и все это время огонек целился в меня.

— Что вы хотите узнать? — спросил я.

— Расскажите об охоте за сокровищами. Это звучит так романтично! Увлекательно, заманчиво, вдохновляюще, располагающе.

«Возьми развитие сюжета в свои руки, Ник, — подумал я. — Подыграй общественности и жене. Сейчас я должен быть любящим мужем, который обязательно разыщет свою пропавшую половинку. Я любящий муж и хороший парень. Такому можно верить. Я далек от совершенства, зато моя жена — само совершенство. Впредь я буду очень и очень послушным».

Мне это удастся легче, чем изображать грусть. Я уже упоминал, что могу быть светлым, как солнце в ясный день. Едва я заговорил, спазм сжал мое горло.

— Могу честно признать, моя жена — самая отпадная девчонка, которую я когда-либо встречал. Сколько парней могут заявить то же? Я женился на самой отпадной девушке из всех, что когда-либо встречал.

«Гребаная сука, гребаная сука, гребаная сука… Вернись домой, чтобы я мог задушить тебя собственными руками…»

Эми Эллиот-Данн

Спустя девять дней.

Я проснулась с натянутыми нервами. Нет. Нельзя, чтобы меня здесь нашли! Вот отчего я просыпаюсь — эти слова так и вспыхивают в мозгу, а вот денежки мои как раз наоборот, спешат растаять, и к тому же Джефф с Гретой выдвинули свои алчные антенны. А еще я провоняла рыбой.

Что-то не то в поведении Джеффа, в том, как он греб тогда к берегу — к моему свернутому платью и денежному поясу. И в том, как Грета пристрастилась к «Шоу Эллен Эббот». Эта парочка заставляет меня нервничать. Или это уже паранойя? Я похожа на Эми из Дневника: ах, муженек действительно хочет меня убить или я все придумала?! Впервые мне всерьез стало жалко ее.

Я делаю два звонка на прямую линию помощи в розыске Эми Данн. Разговариваю с двумя разными людьми, даю им два разных совета. Не угадать, как скоро волонтеры обратятся в полицию, — они кажутся совершенно равнодушными.

В библиотеку я направилась в мрачном настроении. Нужно собирать вещи и сматываться отсюда. Вымыть комнату с хорошим чистящим средством, полностью уничтожить все отпечатки пальцев, собрать все волосинки. Стереть воспоминания об Эми (о Лидии и Нэнси тоже) и дать деру. Быстрое отступление — залог спасения. Даже если Джефф и Гретаподозревают, кто я на самом деле, пока не поймана во плоти, я в порядке. Эми Эллиот-Данн похожа на йети — сказочное существо, которое все мечтают увидеть, а они — два мошенника из Озарка, которых просто поднимут на смех вместе с их путаной историей. Уеду сегодня же. Такое вот решение окончательно созрело в моей голове, когда я входила в прохладную и почти всегда безлюдную библиотеку с тремя всегда свободными компьютерами. Мне нужно войти в Сеть, чтобы справиться о судьбе Ника.

Начиная с ночного сборища в парке, сведения о Нике не отличались разнообразием. Крутились одни и те же факты, дело приобретало все более скандальную окраску, но никакой новой информации. А сегодня вдруг все изменилось. Едва я набрала имя мужа в поисковике, как посыпались ссылки на блоги, где судачили о том, как Ник напился в бареи дал безумное интервью какой-то девчонке, обладательнице флип-камеры. О боже, идиот не способен учиться…

ВИДЕОПРИЗНАНИЕ НИКА ДАННА!!!

НИК ДАНН — ПЬЯНЫЕ ОТКРОВЕНИЯ!!!

Мое сердце подпрыгнуло, в горле встал ком. Мой муж снова сам себя поимел!

Загружаю видео. В самом деле Ник. У него осоловелые глаза, как обычно, когда выпьет, набрякшие веки и всегдашняя кривая улыбка. Он говорит обо мне, и он при этом похожна человека. Даже на счастливого человека.

— Моя жена — самая отпадная девчонка, которую я когда-либо встречал, — говорит он. — Сколько парней могут заявить то же? Я женился на самой отпадной девушке из всех, что когда-либо встречал.

В животе возникает легкий трепет. Не ожидала. Я легонько улыбаюсь.

— Чем же она так отпадна? — спрашивает девочка за кадром.

У нее голос чирлидерши — высокий, звонкий.

Ник начинает рассказ об охоте за сокровищами. О том, что у нас это давняя семейная традиция, о том, что я все время помнила наши «внутренние» шутки и сейчас от меня ему остался лишь этот поиск. Необходимость завершить игру он воспринимал как священную миссию.

— Сегодня утром я добрался до финала, — говорит Ник с хрипотцой, — осип, заглушая толпу.

Будь я дома, он попросил бы нагреть воды и насыпать соли сколько надо — сам-то не умеет. Полоскание ему всегда делала мама.

— И мне пришлось… многое осознать. Она единственный человек в этом мире, которому дана способность удивлять меня. Вы понимаете? Беседуя с другими людьми, я заранее могу угадать, что они скажут. Потому что все говорят одно и то же. Мы смотрим одни и те же передачи. Мы слушаем одни и те же новости. Все время повторяется одно и то же. Но Эми… Она по-своему удивительная и самодостаточная личность. Эми — совершенство. Только ей дана такая власть надо мной…

— А как вы думаете, Ник, где она сейчас?

Мой муж молчит, глядя на свое обручальное кольцо, и проворачивает его дважды.

— Вы в порядке, Ник?

— Честно? Нет, не думаю. Я очень сильно подвел свою жену. Я совершил безобразный поступок. Надеюсь, что еще не слишком поздно все исправить. Не слишком поздно для меня. Для нас.

— Ведь вы сейчас на грани, да? Эмоционально?

— Я просто хочу вернуть жену. — Ник смотрит прямо в камеру. — Хочу, чтобы она была здесь, со мной. — Он вздыхает. — Мне не слишком хорошо удается проявлять чувства, и я это знаю. И хочу, чтобы она была жива и здорова. Она должна вернуться. Мне так много надо сделать для нее.

— Например?

Ник смеется знакомым горьким смехом. В лучшие дни я называла его смехом для ток-шоу; даже сейчас мой муж кажется притягательным. Очи долу, палец небрежно потирает уголок рта; усмешка, сопряженная со вздохом. Так ведет себя обаятельная кинозвезда, прежде чем рассказать потрясающую байку.

— А вот это вас не касается, — улыбается он. — Просто я должен загладить вину. Я был не слишком хорошим мужем. Да, нам выпало несколько нелегких лет, и я… дал слабину, потерял стремление. Я прекратил стараться. Я хочу сказать, что… люди повторяли это тысячу раз: «Я прекратил стараться». Каждый знает, что это конец брака. Прописная истина. Но я действительно прекратил. Я, и только я. Я не стал таким мужем, каким должен был стать.

Веки Ника тяжелы, речь не совсем разборчива. Он хорошо выпил, еще стаканчик, и будет совсем пьяный. Щеки раскраснелись от алкоголя. Мои пальцы помнят жар его кожи после нескольких коктейлей.

— Как вы собираетесь искупить вину? — Камера несколько секунд дрожит, это девочка хватает свой коктейль.

— Как я собираюсь искупить вину? Для начала собираюсь разыскать Эми и вернуть домой. Готов биться об заклад, у меня получится. А потом? Я дам ей все, что потребуется.И так будет всегда. Поскольку, добравшись до финала охоты за сокровищами, я стою на коленях. Совершенно раздавленный. Никогда моя жена не была так откровенна, как сейчас. А я никогда раньше не имел настолько ясного представления о том, что должен сделать.

— Если бы вы могли сейчас обратиться к Эми, что бы вы ей сказали?

— Я люблю тебя. Я найду тебя. Я…

Уверена, он хотел процитировать Дэниела Дей-Льюиса из «Последнего из могикан» — «Останься в живых… Я найду тебя». Вечное желание вместо искренних слов использовать кусочек киношного диалога. Я прямо чувствую, как его подмывает. Но Ник пересиливает себя:

— Я всегда буду любить тебя, Эми.

Звучит искренне. И так не похоже на моего мужа.

Трое местных на скутерах — не просто жирдяи, а настоящие горы сала — отделяют меня от чашки утреннего кофе. Задницы у них свисают с сидений, напоминая шляпки грибов, но тем не менее толстяки хотят слопать еще по макмаффину с яйцом. Эта компания припарковалась передо мной гуськом возле «Макдоналдса».

Но на самом деле мне наплевать. Несмотря на досадные помехи в реализации моего плана, я испытываю удивительную бодрость. От выложенного в Интернет видео уже разбегаются круги настороженно-положительных отзывов. «А вдруг парень все-таки не убивал свою жену?» Это, дословно, наиболее частый рефрен. Ведь когда Ник снимает защитную броню и дает волю эмоциям, он просто сама искренность. Никто из просмотревших видео не заподозрил лицедейства. Ни малейшей фальши любительского театра. Мой муж меня любит. Ну, по крайней мере вчера он меня любил. В то время как я, сидя в комнатушке, пропахшей застиранными полотенцами, выполняла план, ведущий его к гибели, он продолжал меня любить.

Этого, конечно, мало. От своего замысла я отказываться не намерена. Мой муж прошел до конца охоту за сокровищами, и он меня любит. А еще он, похоже, здорово страдает. Готова поклясться, на щеке у него из-за треволнений выскочил прыщ.

У самого порога своей комнаты я встречаю Дороти, стучащую в дверь; ее зализанные назад, как у дельцов с Уолл-стрит, волосы мокры от пота. Я заметила за ней привычку стирать капельки с верхней губы, а потом облизывать указательный палец. Дороти поворачивается ко мне, не вынимая пальца изо рта.

— А вот и она! — говорит администратор. — Задолжница!

Да, я задержалась с оплатой жилья. На два дня. Хочется расхохотаться: «Я — и не заплатила вовремя!»

— Простите меня, Дороти. Через десять минут все отдам.

— Если нетрудно. Я буду ждать.

— Я не уверена, что хочу остаться. Наверное, стоит рассчитаться полностью.

— Но все равно вы должны за эти два дня. Итого восемьдесят долларов, пожалуйста.

Нырнув в комнату, я беру свой ненадежный денежный пояс. Сегодня утром я пересчитала всю наличность, разложила ее на кровати, потратив довольно много времени, тщательно осматривая каждую банкноту, — такой себе возбуждающий экономический стриптиз. В итоге оказалось, что у меня осталось восемь тысяч восемьсот сорок девять долларов. Жизнь в нынешние времена недешевая.

Когда я открываю дверь, чтобы вручить Дороти деньги (остаток — восемь тысяч семьсот шестьдесят девять долларов), то вижу Джеффа и Грету, сидящих на ее веранде и наблюдающих за процессом передачи наличных. Джефф не играет на гитаре, Грета не курит. Кажется, они на веранде только для того, чтобы следить за мной. Оба машут мне: «Привет, детка!» Я машу в ответ, закрываю дверь и начинаю собираться.

Удивительно, как мало у меня теперь вещей по сравнению с прошлой жизнью. Суповая тарелка и венчик для взбивания мне не принадлежат. Простыни и полотенце мои, но одеяло опять же чужая собственность. Да! У меня еще есть ножницы, чтобы подравнивать волосы. Вспомнив о них, я улыбаюсь, ведь, когда мы съехались с Ником, у него ножниц не было. Ни ножниц, ни утюга, ни даже степлера. Я спросила тогда, считает ли он себя цивилизованным человеком, не имея в доме ножниц. Он ответил: конечно же нет. Набросился на меня, повалил на кровать и сам упал сверху. Я хохотала, поскольку тогда все еще была отпадной девчонкой. Смеялась, потому что не понимала, к чему это может привести.

Вот мой совет всем женщинам: никогда не выходите замуж за человека, у которого нет дома приличных ножниц. Ни к чему хорошему это не приведет.

Я собрала одежду и уложила в рюкзачок — один из тех, что купила перед побегом и спрятала в автомобиле месяц назад, чтобы ничего не нести из дому в последний момент. Добавим походную зубную щетку, календарь, расческу, лосьон, пузырек снотворного, который я приобрела, рассчитывая утопиться. Дешевые купальники. Полные сборы заняли мало времени.

После я натянула латексные перчатки и протерла все-все. Вынула сеточки из раковин, чтобы не оставить ни одного волоса. Я не думаю, что Джефф или Грета меня опознали, но не хочу оставлять никаких следов. Твержу это себе постоянно. «Если утратишь бдительность, если начнешь считать ворон, тебя поймают, и правильно сделают. Значит, ты глупая девчонка, достойная того, чтобы быть пойманной. И что, если остались отпечатки пальцев в машине Джеффа или на кухне Греты? С чего ты, детка, так расслабилась?» Я воображаю, как полиция детально исследует комнату и ничего не находит, а после представляю крупный план, точно в кинофильме, — мой волос мышиного цвета, один-единственный, медленно опускается на бетонное дно бассейна, чтобы выдать меня с потрохами.

Вскоре мысли начинают двигаться в другом направлении: «Но ведь никто не станет разыскивать тебя здесь. Если несколько мошенников заявят о том, что они видели живуюи здоровую Эми Эллиот-Данн в дешевом коттедже в дикой глуши, кто им поверит? Никчемные люди, которые решили повысить свою значимость. Все только это и подумают».

Раздался решительный стук в дверь. Так родители стучат перед тем, как ворваться в детскую. Он означает: я здесь хозяин.

Я молча замерла посреди комнаты, лихорадочно размышляя. Бац, бац, бац! Только сейчас я осознаю, почему в фильмах ужасов так часто используют этот прием, — таинственный удар в дверь обладает кошмарным воздействием. Вы не знаете, что вас ждет, но чувствуете, что обязаны открыть. И вы подумаете так же, как и я: «Тот, кто замыслил дурное, стучать не будет».

«Эй, дорогуша, мы знаем, что ты дома. Открывай!»

Стаскиваю перчатки и тяну ручку на себя. Грета и Джефф стоят на моей веранде. Солнце светит им в спину, а потому лица затемнены.

— Эй, милая леди, мы зайдем? — спрашивает Джефф.

— Ну, я, вообще-то… хотела попрощаться с вами, ребята. — Пытаюсь придать голосу легкомысленность и легкую усталость. — Сегодня вечером уезжаю или ночью, уже завтра. Получила весточку из дому, просят вернуться.

— Из дому в Луизиане или из дому в Саванне? — интересуется Грета.

Они явно обсуждали меня.

— Луизиа…

— Это не важно, — заявляет Джефф. — Пустите нас на секундочку, попрощаемся.

Он шагает прямо ко мне. Я подумываю, не захлопнуть ли дверь, а может, позвать на помощь? Но вряд ли что-то получится. Уж лучше делать вид, будто дела идут прекрасно, и надеяться, что так оно и есть.

Грета затворяет за собой дверь и прислоняется к ней спиной. А Джефф прохаживается, непринужденно рассуждая о погоде, по крохотной спальне и такой же кухне.

Распахивает дверцы и выдвигает ящички.

— Вам придется навести здесь порядок, — говорит он. — Иначе Дороти не вернет залог. Она просто помешалась на чистоте. — Это он сообщает холодильнику и морозильной камере. — Даже бутылку с кетчупом нельзя оставлять. Всегда считал это глупостью несусветной. Кетчуп же не портится.

Он открывает шкафчик, берет простыни, которые я сложила, встряхивает их:

— Я всегда трясу простыни. Просто чтобы убедиться — не забыл ли чего. Например, носок или трусы. Или еще что-нибудь.

Джефф открывает прикроватную тумбочку, заглядывает в ее нутро, опустившись на колени.

— А вы неплохо потрудились, — наконец заявляет он, поднимаясь с улыбкой и вытирая ладони о джинсы. — Вычищено идеально.

Джефф осматривает меня с головы до ног и спрашивает:

— Где они, детка?

— О чем вы?

— О бабках. — Он пожимает плечами. — Не злите меня. Они нам очень нужны.

Грета молчит за моей спиной.

— У меня долларов двадцать…

— Врете. Вы за все платите наликом, даже за аренду. Грета видела у вас целую кучу денег. Отдайте их нам, и можете убираться восвояси. Надеюсь, мы больше не увидим друг друга.

— Я заявлю в полицию.

— Да пожалуйста. — Джефф ждет, скрестив руки на груди и спрятав пальцы под мышками.

— У тебя очки фальшивые, — говорит Грета. — Простые стекла.

Я не отвечаю, пристально глядя на нее и надеясь, что она одумается. Эта парочка выглядит слегка взвинченной, в любой миг они могут заявить, что разыграли меня, и мы вместе весело посмеемся, и каждый при этом будет знать, что притворяется.

— У тебя волосы отросли. Корни у них светлые, гораздо симпатичнее, чем этот сусличий цвет. Кстати, стрижка ужасная, — заявляет Грета. — Ты прячешься. Не знаю, от парня или еще от кого, но в полицию не пойдешь. Так что отдай деньги.

— Это Джефф тебя подговорил?

— Это я подговорила Джеффа.

— Выпустите меня! — Я шагаю к двери.

— Сначала деньги, — заступает дорогу Грета.

Я пытаюсь схватиться за ручку, но Грета толкает меня к стене, одной рукой хватает за лицо, а другой задирает платье и вцепляется в денежный пояс.

— Не надо, Грета! Прекрати! Я серьезно.

Ее горячая соленая ладонь распластана по моему лицу, зажимая нос; один из ногтей раздирает веко. От толчка я бьюсь головой о стену и прикусываю кончик языка. Но мы не издаем ни звука.

Я отчаянно цепляюсь за пояс, но не могу бороться, поскольку слезы заливают глаза. Вскоре Грета разжимает мои пальцы, оставив болезненные царапины на суставах. Снова толкает меня, расстегивает молнию и вытаскивает деньги.

— Оба-на! — восклицает она. — Да здесь же… — Грета считает. — Больше тысячи — две или три! Срань господня! Подруга, ты что, банк ограбила?

— Может, с кассой драпанула? — предполагает Джефф. — Хищение?

В художественном фильме из тех, которые так любил Ник, я должна была бы ударить ребром ладони Грету по носу, а когда она, заливаясь кровью, без чувств рухнет на пол, наотмашь вырубить Джеффа. Но суть в том, что я не умею драться, а эти двое наверняка умеют. Нечего даже и пытаться. Если я попробую убежать, они схватят меня. Буду дергаться и вырываться, как ребенок, — рассердятся по-настоящему и изобьют до полусмерти. Я не умею драться. Я боюсь, что мне сделают больно.

— Если хотите заявить в полицию, — снова говорит Джефф, — то идите и заявляйте.

— Мать вашу… — шепчу я.

— Не держи на нас зла, — извиняется Грета. — И впредь будь осторожнее. Не надо быть похожей на девочку, которая путешествует одна и прячется.

— Все будет хорошо. — Джефф гладит меня по руке, и они уходят.

На тумбочке у кровати лежат четвертак и десятицентовик. Вот и все деньги, что остались у меня.

Ник Данн

Спустя девять дней.

С добрым утром!

Я сидел на кровати с ноутбуком на коленях, наслаждаясь интернет-обзорами моего неожиданного интервью. Левый глаз слегка пульсировал — расплата за дешевый скотч, но в остальном я чувствовал себя совершенно довольным. Прошлым вечером мною сделан первый шаг, чтобы вернуть жену. «Прости меня, я готов искупить вину, я буду делать все, что ты пожелаешь, я поведаю всему миру, какая ты замечательная».

А все потому, что если моя жена так и не объявится, то я окажусь в полном дерьме. Детектив Таннера Болта — жилистый серьезный парень, а вовсе не пьяница, похожий на сыщика из фильмов-нуар, как я предполагал, — пока еще не нарыл ничего, Эми отлично скрывалась. Поэтому я и убеждаю ее вернуться, улещивая комплиментами и признанием собственного поражения.

Если можно полагаться на комменты, то я сделал правильный ход. Комменты были хорошими. Даже очень.

«Ледяной человек оттаял!»

«Я ЗНАЛ, что Ник — хороший парень».

«Истина в вине!»

«Может, он ее все-таки не убивал».

«Может, он ее все-таки не убивал».

«Может, он ее все-таки не убивал».

И они перестали называть меня Лэнсом.

Журналисты, окружавшие мой дом, волновались. Каждый хотел получить парочку слов от парня, который, «может, ее все-таки не убивал».

Они кричали через опущенные жалюзи:

— Эй, Ник, выходите и расскажите нам об Эми. Эй, Ник, расскажите об охоте за сокровищами!

Для них это стало всего лишь новой жилой в золотоносном месторождении новостей, но мне нравилось куда больше, чем «Ник, а правда, вы убили свою жену?».

А потом вдруг репортеры принялись выкрикивать имя Го. Они полюбили Го за то, что она не может сохранять бесстрастное выражение лица, — всегда ясно и понятно, грустит она, сердится или волнуется. Придумай соответствующий заголовок, и дело сделано. «Марго, а правда, что ваш брат невиновен?» «Марго, расскажите нам о…» «Таннер, вашклиент невиновен?» «Таннер…»

Зазвонил входной звонок. Я открыл, прячась за дверью, поскольку до сих пор не привел себя в порядок: волосы торчали во все стороны, а мятые трусы говорили сами за себя. Вчера вечером, в объективе, я выглядел восхитительно — детская непосредственность, усиленная поиском истины в вине. Сейчас же смахивал на алкаша. Прикрыв дверь, приготовился услышать еще два пылких отклика на мое вечернее представление.

— Вы никогда — никогда! — не повторите ничего подобного! — начал Таннер Болт. — Что, черт побери, вы творите, Ник?! Мне кажется, вас нужно засунуть в ходунки, как младенца. Почему совершаете такие глупости?

— А вы читали комменты к видео? Людям понравилось. Я сумел перебороть общественное мнение, как вы и советовали.

— Но вы больше никогда не совершите подобного поступка, не посоветовавшись. А вдруг оказалось бы, что она работает на Эллен Эббот? А если бы она принялась задавать вам вопросы похитрее этого: «Что бы вы хотели передать своей жене, дорогуша?» — дурашливо протянул адвокат, имитируя девичьи интонации.

Его лицо под аэрозольным оранжевым загаром приобрело целую палитру радиоактивных красок.

— Я доверяю своим инстинктам. Таннер, я ведь журналист, и уж поверьте, я способен почуять подвох. А она была искренней.

Адвокат уселся на диван и закинул ноги на оттоманку, которая сама нипочем не перевернулась бы.

— Да уж, пример тому — ваша жена. А кроме того, Энди… Как щека?

Она все еще болела, укус вроде даже запульсировал, когда адвокат напомнил о нем. Я повернулся к Го в поисках поддержки.

— Не вполне умный поступок, Ник, — сказала она, усаживаясь напротив Таннера Болта. — Допустим, в этот раз тебе повезло — ты повернул мнение о себе к лучшему. Но ведь этого могло и не случиться.

— Эй, ребята, вы слишком сильно реагируете. Почему бы нам просто не порадоваться маленькому просвету в черной полосе? Всего тридцать секунд радости за девять дней…

— Ну ладно, давайте. — Таннер Болт уставился на свои часы.

Когда я попытался заговорить, он строго нацелил на меня палец и шикнул, как расшалившемуся ребенку. Очень медленно его палец опустился и уткнулся в циферблат:

— Все. Тридцать секунд прошло. Порадовались? — Он подождал, не скажу ли я чего.

Так замолкает учитель, задав на уроке чересчур голосистому ученику вопрос: «Ты высказался?»

— Теперь можем поговорить. Мы подошли к той точке в нашем деле, когда все, абсолютно все решает правильный выбор момента.

— Согласен.

— Вот как? Спасибо, — хмыкнул адвокат. — Я намерен в самое ближайшее время известить полицию о содержимом дровяного сарая. Раз уж толпа снова…

«Только не толпа, — подумал я. — Нельзя говорить „толпа“. Насчет этого Эми меня правильно научила».

— …Вас полюбила. Или, прошу прощения, не снова, а наконец-то. Репортеры подбираются к дому Го, и мне кажется, что опасно держать в тайне дровяной сарай и его содержимое. Как насчет Эллиотов?

— На их поддержку можно больше не рассчитывать. Вообще.

Опять повисла пауза. Таннер Болт не стал читать нотацию, даже не спросил, как же это произошло.

— А значит, мы должны наступать. — Я чувствовал себя злым и решительным, готовым к борьбе.

— Ник, всего лишь единичный успех, и ты уже чувствуешь себя непобедимым. — Го вынула из сумочки и вложила мне в руку что-то общеукрепляющее. — Избавляйся от иллюзий.

— Все будет хорошо. — Я отправил пилюли в рот и повернулся к Болту. — Итак, что мы предпримем? Давайте планировать.

— Итак, к делу! — призвал Таннер Болт. — Это совершенно невероятно, но мне удалось. Таков уж я. Завтра мы даем интервью Шэрон Шайбер.

— Ух ты! Это точно?

Шэрон Шайбер — практически предел мечтаний. Самый высокий рейтинг (среди возрастной категории от тридцати до пятидесяти пяти лет) в Сети (более широкий охват, чем у кабельного) среди журналисток (я все-таки могу иметь добрые отношения с людьми, обладающими женскими первичными половыми признаками). Все знали, что в грязном белье она роется не часто, но зато каждый случай знаменовал торжество справедливости. Два года назад она взяла под свое нежное крыло молодую маму, которая отбывала срок в тюрьме за то, что закачала насмерть ребенка. Шэрон Шайбер проводила целеустремленное и вполне законное расследование этого случая на протяжении нескольких вечеров. Женщина вернулась в свой дом в Небраске, вышла замуж и теперь снова ждет ребенка.

— Гарантирую. Она заинтересовалась вашим делом, когда по Интернету поползло видео.

— Значит, видео помогло? — не сдержался я.

— Да, оно вывело на новый виток. До его появления все были уверены, что исчезновение Эми — дело ваших рук. Но теперь возникло крошечное сомнение. Вчера вы казались… искренним. Уж не знаю, как вам это удалось.

— Потому что вчера он имел конкретную цель — вернуть Эми, — пояснила Го. — Вот и перешел в контратаку. А прежде были слабые эмоции: самооправдание, жалость к себе,стремление уйти от ответственности.

Я послал сестре благодарную улыбку.

— Ну вот и не забывайте о том, что служит конкретной цели, — сказал Таннер Болт. — Я не буду вертеть жопой, Ник. То, что мы делаем, совершенно из ряда вон. Другой адвокат заставил бы вас держать язык за зубами. Но я давно хотел испробовать этот трюк. Массмедиа влияют на правовое сознание. С такими выдумками Интернета, как Facebook, YouTube и тому подобное, понятие «беспристрастный суд» исчезло. Никакой непредвзятости. В восьмидесяти-девяноста случаях из ста дело решено еще до начала судебного слушания. Так почему бы нам не воспользоваться этим? Почему не взять развитие событий под свой контроль? Но вы должны понимать: это рискованно. Я хочу заранее спланировать каждое слово, каждый жест, каждый бит информации. Вам придется быть естественным, вызывать симпатию, иначе последствия могут получиться прямо противоположные.

— Быть на сто процентов естественным, — кивнул я. — Что может быть проще.

— Нужно соблюдать предельную осторожность в высказываниях. И мы предупредим Шэрон, что на определенного рода вопросы вы отвечать не станете. Она будет спрашивать, но мы заранее научим вас, что говорить. Например: «По некоторым причинам, связанным с полицейским расследованием, я не имею права в настоящее время отвечать на этот вопрос». И произносить эти слова придется очень убедительно.

— Как попугай?

— Конечно. Как попугай, который не хочет угодить за решетку. Ник, если Шэрон Шайбер возьмется за ваш случай, то мы в шоколаде. Это совершенно невероятно, но таков уж я, — повторил Таннер.

Адвокат явно гордился этой фразой, своим девизом. Он замолчал и приподнял бровь, изображая раздумья. Я понял: сейчас услышу нечто не слишком приятное.

— Что? — подтолкнул его я.

— Вы должны рассказать Шэрон Шайбер об Энди, потому что этого шила нам в мешке не утаить.

— Ну вот натебе. Я только начал возвращать любовь людей, а теперь должен уничтожить ее собственными руками?

— Ник, я заявляю со всей ответственностью… Ведь сколько дел я довел до конца? И всегда — не одним боком, значит другим — такие нюансы выходят на поверхность. Мы сохраним контроль над ситуацией. Вы расскажете об Энди и покаетесь. Так искренне, будто от этого зависит ваша жизнь. Да, вы наделали глупостей. Но вы мужчина — с присущими мужчинам слабостями и заблуждениями. И вы любите жену, хотите добиться ее прощения. Вы даете интервью, оно выходит в эфир на следующий вечер. Его содержание до тех пор разглашению не подлежит; говорить об Энди в анонсах телевизионщики не смогут. Разве что обещать информационную бомбу.

— Так вы уже сказали Шэрон об Энди?

— Еще чего! Я лишь предупредил: мы приготовили обалденную бомбу. Итак, после интервью у нас в запасе приблизительно сутки. Незадолго до выхода передачи в эфир мы сообщаем Бони и Джилпину об Энди и о дровяном сарае. И черт побери, мы объединим эти два события: «Эми жива-здорова и пытается подставить Ника! Она обезумела от ревности и потому хочет подставить Ника! Страсти Господни!»

— А почему бы сразу не сказать Шэрон Шайбер? Ну, о том, что Эми все подстроила?

— Во-первых, вы признаетесь, что имели связь с Энди, просите не судить строго; вся нация тронута, желает простить вас, сопереживает вам. Американцы любят смотреть на кающихся грешников. Но нельзя никоим образом выставлять вашу жену в плохом свете. Кому понравится, как муж-кобелина в чем-то обвиняет жену? Пусть лучше на следующий день это сделает кто-нибудь другой: «Из достоверных источников, связанных с полицией, стало известно, что жена Ника, которую он обожает и в любви к которой поклялсяпринародно, подставляет его!» Для телевидения самое то.

— А во-вторых?

— Слишком сложно объяснить, как именно Эми вас подставляет, чтобы все поняли. Особенно тяжело это сделать на словах в кадре. Для телевидения это плохо.

— Голова кругом идет, — вздохнул я.

— Ник, ты… — начала Го.

— Знаю, знаю… Я должен это сделать. Но вы представьте себя на моем месте: открыть всему миру свою самую большую тайну. Нет, я понимаю, что без этого не обойтись и в конечном итоге мое признание сработает во благо. Возможно, нам удастся вернуть Эми таким путем. Она хочет, чтобы я публично унизился…

Дата добавления: 2015-06-28