Под единым знаменем 3 страница

— Кроме того, — сказал Мировский, — я хочу пройтись по городу; скоро откроются магазины и тогда, чтобы «не угодить на виселицу», я исполню твое горячее желание — куплю ботинки!

Игриво-иронический тон Мировского показался Евгению неуместным.

— Будет дурить, — сказал он. — Пошли вместе.

Мировский согласился без энтузиазма, а когда они вышли на перрон, сморщился и закрыл глаза.

— Что-то мне нехорошо... — сказал он и потер лоб. — Пойду-ка в туалет, освежусь немного...

Он действительно побледнел. Условились встретиться в ресторане. Мировский пошел вдоль перрона, а Евгений направился в ресторан. Хотел заказать чашку кофе, но в зале еще никого не было. Оставаться одному не хотелось. Он осмотрел выставленные в буфете закуски и медленно направился к выходу. Каково же было его удивление, когда в конце перрона он увидел Мировского, разговаривавшего с одним из жандармов. У Евгения замерло сердце. Неужели проверяют документы? Мировский, конечно, заметил его, но не подал вида и продолжал разговаривать с жандармами. Они указывали ему куда-то рукой, что-то объясняли. Наконец Мировский вежливо откланялся и направился к Евгению.

— Понимаешь, — тихо начал он, — когда я шел в туалет, жандармы как-то странно на меня посматривали. Казалось, вот-вот остановят. Тут меня надоумило самому подойти к ним и спросить, не знают ли они, где в городе помещается епископия? Помнишь шофера? Они очень обстоятельно пояснили мне, как туда доехать. Я, конечно, вежливенько поблагодарил и... отчалил. В общем, теперь я с ними уже знаком... Неплохо?

Евгений был доволен находчивостью напарника, и все же его охватило безотчетное беспокойство. От былой самоуверенности Коти Мировского не осталось и следа. Он стал будто ниже ростом, потускнел, наигранная улыбка мелькала на его лице, глаза виновато бегали... «Что с ним происходит?» — подумал Евгений. И только хотел спросить, чем он встревожен, как к станции подошел скорый из Бухареста. На перрон сразу хлынуло много военных, преимущественно офицеров стрелковых и артиллерийских частей. Летчиков было мало.

На вокзале стало шумно. Со всех сторон слышались выкрики продавцов булочек, лимонада, конфет, мороженого... Особенно галдели газетчики. Они наперебой выкрикивали названия газет и статей, восхвалявших победное продвижение немецкой армии вглубь Советского Союза.

— «Универсул»!, «Курентул»!, «Фолькишер Беобахтер»!..

— «Чрезвычайный посол Третьего рейха Манфред фон Киллингер вручил вчера вечером от имени фюрера и германского канцлера Адольфа Гитлера высшую награду августейшему монарху Михаю первому!..»

— «Курентул»!, «Тимпул»! Едицие спечиалэ! «Универсул»!

— «Госпожа Антонеску в течение целого часа находилась среди раненых солдат и офицеров!», «Экспорт нефти и зерна в Германию»...

— «Универсул»!, «Курентул»!, «Ултима орэ»!..

— «Тысячи русских пленных за один день!»

— «Грандиозный банкет в королевском дворце по случаю присвоения госпоже Антонеску почетного звания сестры милосердия...»

— «Курентул»!, «Ултима орэ-о»!

Евгений купил газету и, отойдя в сторону, бегло перелистал страницы. Его внимание привлекло сообщение с фронтов:

«Доблестные войска фюрера, преодолевая сопротивление остатков разбитой Красной Армии, заняли Львов, Тарнополь, Минск, Могилев... Колоссальное число пленных! Громадные трофеи! Вождь государства генерал Ион Антонеску вернулся с фронта и выдал первые пособия матерям и женам павших за победу нашего оружия!..»

Евгений сложил газету. Сердце сжала щемящая боль. Что же это происходит? Чем объяснить такое стремительное продвижение немцев? Ему хотелось сделать что-то такое, что сразу стерло бы самодовольство с противных рож, выглядывавших из окон вагонов. Оттуда доносились звуки аккордеона и нестройное пение:

«О, донна Клара-а,

Я видел в танце тебя,

О, донна Клара,

Я видел в ванне тебя!»

Евгений подошел к задумчиво стоявшему Мировскому, который одной рукой держал газету, другой тер лоб.

— Слушай, знаешь, что-то мне опять не по себе. Придется все-таки освежиться как следует.

На этот раз Евгений пошел с ним. Может, устал парень или обстановка сказывается? Надо как-то его подбодрить.

Когда они подходили к главному входу в вокзал, навстречу попались жандармы, с которыми Мировский разговаривал на перроне. Вот уже год как обоим не приходилось видеть напыщенных жандармов с широкими белыми аксельбантами, в черных лакированных касках с бронзовыми орлами. Один из них на ходу спросил Мировского:

— Ну как, нашли префектуру? Или еще не ездили?

Мировский пригладил ладонями шевелюру и несколько растерянно ответил:

— Да нет.... Благодарю вас... Мне еще надо в епископию съездить...

Жандарм понимающе кивнул и зашагал рядом со своим напарником. Евгений был очень удивлен: «В какую префектуру должен поехать Мировский?»

Угадывая его мысли, Мировский поспешил объяснить:

— Забыл тебе сказать... Понимаешь, я нарочно у них тогда спросил, где находится префектура. Сделал вид, будто у меня и туда дело есть... Пусть считают меня «своим»....

Евгений ничего не ответил, эта история ему очень не нравилась. «Ни к чему это!» — подумал он. Овладевшее им беспокойство теперь стало еще сильнее. «Хотя бы скорее подошла автомотриса!» — подумал Евгений и решил, что от Мировского больше не следует отходить.

Они вошли в туалет. Запах хлорки ударил в нос. У раковины какой-то плутониер старательно причесывался. Когда он отошел, Мировский принялся смачивать голову и укладывать свои густые волосы. Евгений наблюдал за ним: движения его были нервными, неуклюжими. Евгений молча помыл руки и вытер их носовым платком. Тут Мировский подошел к нему вплотную и, не глядя в глаза, тихо сказал:

— Слушай, знаешь что... Я... туда больше не вернусь...

— О чем ты? Куда не вернешься?

— Туда, откуда нас послали, понял? — злобно огрызнулся Мировский. Он сразу переменился в лице, выпрямился, жесты его стали четки, определенны, словно до сих пор, сутулясь и жалуясь на головную боль, он только играл какую-то надоевшую ему роль.

Евгений обомлел. «Вот оно что! Мне не доверяют... — подумал он. — Мировскому поручили проверить меня здесь. Как же, за него Смилянный ручался головой! Все ясно...»

Он вспомнил, что застал Мировского и Смилянного в кабинете Гундорова; вспомнил, как Студенцов отослал его из помещения штаба полка, а Мировского, наоборот, вызвал к себе... Горькая обида закипела в груди.

— Послушай меня, останься и ты, — снова начал Мировский, но уже более твердым тоном. Теперь он совсем не походил на парикмахера Котю, всегда услужливого и любезного. — Ты ведь здесь был уже почти летчиком! А у них кем стал? На побегушках! Я всю жизнь мечтал иметь свою парикмахерскую, своих мастеров, а что получилось? Холуем в артели вкалывал! Даже чаевые за свой труд не разрешали брать...

Алексеев неестественно рассмеялся, машинально продолжая вытирать платком уже давно сухие руки.

— Брось, Котя, валять дурака! — тихо, но внушительно проговорил он. — Тебе поручили меня проверить?.. Выслуживаешься? Думаешь, я не видел, как ты лебезил перед Смилянным и как он носился с тобою?

Пришла очередь удивляться Мировскому:

— Да нет! Что ты? Я только делал вид, будто вполне лоялен, а на деле выполнял поручения наших... Понимаешь? Наших, отсюда... Ты не беспокойся, меня давно здесь ждут... Вернее, не здесь, а в Яссах... Не веришь?

Евгений выжидающе молчал и, бросая на Мировского недоверчивые взгляды, мучительно искал ответ на вопрос: «Меня проверяет или просто предатель?»

— Что, не веришь? — повторил Мировский. — Тогда идем, я кое-что тебе покажу...

С этими словами он потянул Евгения в кабину.

Тот машинально последовал за ним. Войдя в кабину, притянул за собой дверь и запер на задвижку.

Мировский почему-то стал отстегивать подтяжки, а Евгений с ужасом думал: «Неужели предатель? Это же удар в спину!» Он стоял как пришибленный. Но вот, наконец, Мировский обнажил бедро. Сразу все стало ясно: Евгений увидел эмалевый жетон на узенькой бело-розовой тесемке. Это был тот самый жетон, который агенты румынской тайной полиции — сигуранцы носят обычно под лацканом пиджака и который удостоверяет их принадлежность к королевской охранке. Он хорошо знал эти жетоны. Его кинуло в жар, на мгновение он ощутил невероятную слабость во всем теле. Перед глазами в течение нескольких секунд промелькнула вся его жизнь — вот он курсант авиашколы, потом комсомолец, тюрьма... потом дом, мать, друзья и, наконец, задание, которое хотел выполнить во что бы то ни стало. И вот всему конец! Мировский — тайный агент сигуранцы! Лестью, угодничеством, краснобайством опутал стольких людей... Что же делать? Бежать? Но как это сделать, когда сидишь, как в капкане, и кругом враги...

Показав жетон, Мировский положил его в карман и стал приводить себя в порядок, продолжая убеждать Евгения:

— Опасаться тебе нечего. Ты многое знаешь, расскажешь все и, будь уверен, снова сможешь стать летчиком! Несомненно, всё простят. К тому же, и я пришел не с пустыми руками, с моим словом посчитаются, а я поддержу тебя, будь уверен...

Евгений слушал медоточивую речь предателя, а мыслями был там, в Болграде, на Родине. «Самое страшное, — думал он, — что дома никто не узнает правду, сочтут изменником. А каково матери? Сын — изменник... Неужели поверят? А если не поверят, скажут «струсил». И Студенцов скажет — струсил! Но разве я трушу? И неужели дам этой гадине взять себя голыми руками?»

Мировский самодовольно улыбался. Он чувствовал себя так, словно сбросил с плеч невероятную тяжесть. Ему уже некого бояться. Работу свою выполнил и напарника-большевика заарканил.

— Пойдем, все будет в порядке! — уверенно сказал он. — Видел, сколько войск в городе? Скоро опять дома будем, поверь! А шофер что говорил? Уже священники приготовлены! А газетчики что кричали? Немцы подходят к Киеву! А те пленные! Скоро всем им петля. Не будь глупцом, такого случая нельзя упускать!

Евгений понимал, что сейчас же надо что-то предпринять. «Но что? Что? Застрелить гада? Тогда и сам погибну, ничего не сделав». От волнения у него пересохло во рту, язык стал резиновым, его трясло от ярости, но он сдерживался, старался не выдать своего состояния. Инстинктивно принял вид окончательно растерявшегося человека, машинально кивал головой, как бы подтверждая, что согласен с Мировским.

— Ты думаешь, я за спасибо целый год там рисковал? Нет, брат! — продолжал предатель. Он уже чувствовал себя победителем. — На спасибо далеко не уедешь, карьеры не сделаешь, да и штанов не сошьешь! Пора бы тебе это понять «товарыше»! Человеку, как и всякой твари, господом богом дана одна жизнь, а вот какая она будет жизнь, это зависит от тебя самого.

Евгений смотрел на Мировского наивными глазами, словно только теперь ему открылся смысл жизни. Он вошел в роль кающегося юнца, доверившегося умудренному житейским опытом другу.

— Может, ты и прав, Котя, — произнес он смиренно. — Даже наверняка прав, но... в первый момент я так растерялся... Да уж не буду скрывать, просто испугался, насмерть испугался... Ведь ты-то здесь свой, а мне-то, Котя, каково!

А про себя сокрушенно твердил: «Эх, товарищ Гундоров! Так-то оно «все проверено» да еще «досконально»? Евгений посмотрел на предателя. «Небось, эта гнида думает, что я размяк, что я у него в руках... Пусть думает», — и заискивающе продолжал:

— Уж ты, Котя, скажи там за меня пару добрых слов. Ладно? Все же мы земляки, знаем друга друга почти с детства. Поддержи, пожалуйста... А уж я для тебя все сделаю. Я, действительно, многое знаю и, если хочешь, расскажу тебе. А ты там от себя рассказывай...

Мировскому, очевидно, это предложение понравилось. Он деловито сказал:

— Хорошо. Выйдем, поговорим. Тут эта хлорка, будь она проклята... Дышать нечем.

Но тут, как бы между прочим, Евгений сказал:

— Погоди, Котя. А как мне быть с оружием?

Мировский сразу насторожился, глаза его потемнели и сузились, руки напряглись, он словно приготовился к обороне.

— У меня есть пистолет, Котя. Ты разве не знал?

Взгляд Мировского скользнул по двери, которую Евгений загораживал собою.

Евгений удивленно пожал плечами и приподнял руки, разводя их в стороны.

— Пожалуйста, Котя, на... бери сам. Он в правом кармане.

Евгений рассчитывал, что Мировский полезет к нему в карман и тогда он его «приголубит»... Но тот отшатнулся и поспешно ответил:

— Не надо, не надо!.. Там... после...

«Не хочет, гад, боится!» — подумал Евгений и сунул руку в карман. Мировский не спускал глаз с его руки и, казалось, был уже готов закричать, броситься к двери, но Евгений опередил. Он вынул пистолет и теперь держал его на открытой ладони, дулом к себе. Это подействовало на предателя успокаивающе. Евгений продолжал умоляющим тоном, протягивая лежащий на ладони пистолет:

— Возьми... Скажешь, что это твой...

Мировский сконфуженно улыбнулся. Ему стало неловко за то, что он выдал свой страх. Теперь напряжение ослабело, и когда он протянул руку, чтобы взять оружие, молниеносным и обдуманным заранее приемом Евгений нанес ему со всей силой один за другим удары рукояткой — по голове, в переносицу, в висок, еще и еще... Град ударов был настолько стремительным и неожиданным, что предатель не успел и вскрикнуть. Обтирая спиной стену уборной, он беззвучно сполз на цементный пол.

Неожиданно дверь кабины дернули. Евгений вздрогнул, несколько мгновений стоял с пистолетом наготове, затаив дыхание. Из-за двери донесся звук удаляющихся шагов человека в кованых сапогах. Потом где-то недалеко скрипнула дверь кабины, щелкнула задвижка...

Евгений несколько успокоился. Торопливо вывернув карманы брюк и пиджака Мировского, взял его документы, жетон сигуранцы и три перевязанных ниткой школьных тетради. Однако оставить предателя на полу нельзя. В кабину могут зайти тотчас же, как только Евгений выйдет. Пришлось усадить предателя на унитаз, привязав его бесчувственное тело подтяжками к трубе спускного бачка. Теперь для всякого, кто заглянет в кабину, его поза покажется естественной...

Еле сдерживая дыхание, он прислушался. В туалетной был слышен говор, но около кабины как будто никого не было. «Надо уходить! Уходить как можно скорее!»

Осторожно приоткрыл дверь. Несколько солдат в серо-зеленоватых френчах стояли лицом к противоположной стене. Одни подходили, другие уходили. Алексеев вышел с таким ощущением, будто протискивается сквозь ушко иголки. Он поднял голову (она почему-то упрямо втягивалась в плечи) и твердым шагом направился к выходу. «Кажется, сошло! Только бы выйти за пределы вокзала, а там...»

На перроне толпились солдаты, и Алексеев затерялся в толпе. «Пронесло! — подумал он. — Теперь поскорее, поскорее убраться отсюда». И вдруг до него донеслось:

— Послушайте, господин авиатор!

Алексеев оглянулся. В нескольких шагах от него стоял офицер королевской гвардии. Только офицеры полка «Михай Витязул» носили причудливые, почти канареечного цвета аксельбанты. Похлопывая кожаным хлыстом по ботфортам, офицер подозвал его.

«Что ему надо?» — подумал Евгений и, чеканя шаг, направился к офицеру.

Офицер окинул его высокомерным взглядом и с пренебрежением спросил:

— Это почему же господин авиатор не приветствует старших?

— Здравия желаю, господин капитан! — четко, с некоторым облегчением проговорил Евгений. — Честь имею приветствовать офицера прославленного полка «Михай Витязул», но, прошу прощения, господин капитан, не могу это сделать по уставу.

— Да-а-?! — протянул офицер. — Почему же?

— Недавно попал в переделку, господин капитан, и вот — не могу еще поднять руки... — И как бы испытывая страшную боль, Евгений с усилием приподнял правую руку лишь чуть выше пояса.

— Ах, вот оно что! — уже другим тоном произнес офицер. — Вы участвовали в схватке? Весьма похвально! Однако рубашку вам следовало бы все же сменить... Щеголять с пятнами крови на воротничке не следует... Это дурной тон, господин авиатор!

Алексеев невольно вздрогнул, однако нашелся.

— К сожалению, господин капитан, теперь у меня часто из носа идет кровь, и только что опять случилась эта неприятность...

Алексеев начал волноваться. По перрону прохаживались жандармы, которые видели его с Мировским, а тут разговор затягивается.

Капитан отвлекся: он проводил оценивающим взглядом проходившую мимо сестру милосердия. Наконец обернулся к Евгению, но в это время над вокзалом появилась эскадрилья тяжелых бомбардировщиков. Шли они на большой высоте. Капитан вскинул голову и самодовольно подмигнул Евгению:

— На Одессу! А?

Тот кивнул головой и хотел тоже посмотреть вверх, но глаза его невольно косили в сторону уборной.

— Что ж, — сказал офицер. — Не смею вас задерживать. Честь имею! — И он вскинул руку к козырьку.

Евгений щелкнул каблуками и по привычке чуть тоже не отдал честь, забыв про руку. Но вовремя спохватился, хотя ладонь уже прошла «аварийную линию»: она была почти у самого плеча... Капитан, однако, этого не заметил, он прислушивался к тревожным свисткам и смотрел в ту сторону, куда уже спешили патрулировавшие на перроне жандармы. Евгений успел заметить, как на перрон вынесли на руках человека. Это был, конечно, Мировский. Вскоре вокруг образовалась толпа. Воспользовавшись суматохой, Евгений через тамбур вагона, стоявшего у перрона состава, быстро прошел на соседний путь. Там как раз отходил на север товарный поезд. Евгений вскочил на подножку вагона и тотчас же скрылся в тормозной будке. Сняв фуражку, он осторожно выглянул и убедился, что его никто не видел. И все же сердце усиленно билось.

Поезд шел вдоль большого озера. Евгений узнал местность: Братеш. Железная дорога лежала параллельно шоссе. По нему они ехали в Галац в машине епископии. С тех пор прошло всего несколько часов, а Евгению казалось, что это было очень, очень давно! Сколько пережито за одно только утро!

По шоссе непрерывным потоком шли войска, тащились обозы, громыхала артиллерия. То и дело проносились машины, и легковые и грузовые: «Оппель-блитцы», «Маны», «Бюссинги». Они мчались, оставляя за собой черные клубы дыма от дизельной солярки и облака сухой серой пыли. Транспорты шли не только по шоссе, но и по хорошо укатанным обочинам. Небо было ясное, ни облачка. «Вот бы куда нашу авиацию!» — подумал Евгений, но авиация не показывалась, будто и вправду была уничтожена, как писалось в румынских газетах.

Поезд подошел к Татарке, значит скоро и Шивице, а там и зона перехода через Прут... «Но как теперь быть с заданием? Опять останется невыполненным?» — Евгений с ужасом подумал о такой перспективе.

Прошло около часа, однако поезд не отправляли. Выйти из тамбура Евгений не решался, да и ни к чему. Состав может каждую минуту тронуться, а опять забираться на ходу опасно. И он сидел. А солнце, казалось, зацепилось за что-то и не двигалось с места. Покрытая жестью крыша раскалилась, было душно как в кочегарке. К дверной ручке нельзя притронуться. Из головы не выходил Мировский. Евгений был уверен, что убил его, и это вызывало неприятное ощущение. Прежде он не раз говорил, что предателей нужно уничтожать. «Они в тысячу раз хуже открытых врагов!» Но одно дело говорить, другое — убивать. Мировский получил то, что заслужил. У предателей одна дорога, и умирают они не своей смертью. Им не верят даже те, кому они служат. И все же...

Состав не трогался, о нем будто забыли. Где-то бухала артиллерия, время от времени слышались взрывы. Сидя в душной будке, Алексеев обливался потом. Хотелось пить и спать, но и заснуть он не мог: жара, подозрительные шорохи, да и Мировский... А главное, задание опять не выполнено! Вернуться с пустыми руками?! Нет, это невозможно. И он опять и опять начинал размышлять, прикидывать и так и эдак.

Ясно, что следовать по ранее намеченному маршруту было бы глупо. Обнаружив труп Мировского, жандармы наверняка вспомнили о нем, тем более, что он исчез. Показываться где-либо на близлежащих станциях теперь было бы неразумным. Из Галаца, несомненно, уже сообщили его приметы.

Задуманный им план действий был довольно дерзким, рискованным, но время шло, а другого решения он не находил. План его состоял в том, чтобы, подкараулив попутную машину, добраться до города Текуч. Здесь размещались авиационное училище и военный аэродром. Среди летчиков, пусть даже на вокзале, он не будет особо приметен. А из Текуча, уже другим маршрутом, Евгений надеялся доехать до Бухареста или даже до Джурджу. Разница во времени — менее суток...

Лишь под вечер поезд тронулся. На полустанке Шивице он не остановился. Евгений хотел спрыгнуть на ходу, но было еще светло, его могли заметить, да и поезд шел слишком быстро. Без остановки проследовали и мимо станции Фрумушица. Когда мелькнул полустанок Тэмыйоара, совсем стемнело. Дальше дорога начинала отклоняться от Прута на запад. Поезд шел довольно быстро. Евгений выглянул из тамбура. Справа тянулись камышовые заросли, где-то за ними лежал Прут. Слева едва виднелся поселок, а вдали уже темнел какой-то полустанок. Состав начал понемногу сбавлять скорость. Евгений снял с фуражки белый чехол, подтянул туже ремень, оглянулся по сторонам и... спрыгнул. Обошлось благополучно. Отряхнувшись, он оглянулся — кругом никого. Перед глазами мелькали товарные вагоны. Вот и последний, а вскоре красный огонек хвостового фонаря тоже исчез в темноте. Евгений проверил, на месте ли оружие, и круто свернул вправо.

Он шел зарослями напрямик, перпендикулярно железнодорожному полотну. По его расчетам, поблизости должно быть шоссе, но через полчаса он вышел на хорошо укатанную проселочную дорогу. По ней добрался до шоссе. Спустя несколько минут донесся шум мотора. Евгений свернул в тянувшуюся вдоль дороги кукурузу. Остановить машину не решился, хотел чуточку освоиться... Мимо пропыхтел грузовик. Пыль еще не успела улечься, как Евгений вновь тронулся в путь, но почти сразу же по замолчавшему мотору определил, что грузовик остановился. Подойдя ближе, он увидел, что машина стоит у колодца. Прислушался: судя по голосам, там было два человека. Евгений достал из кармана белый чехол, натянул на фуражку. Откашливаясь, чтобы появление его не было неожиданным, он смело пошел к машине.

— Стой, кто? — послышался голос стоявшего у машины.

— Ладно, не шуми!.. — отозвался бесшабашным тоном Евгений. — «Кто» да «кто»? Не черт же!..

Из темноты на Евгения смотрел военный и направлял на него карабин, но, увидев белую фуражку, видимо, успокоился. От колодца отошел второй — в гражданской одежде. Это был шофер. Он держал в руке не то флягу, не то термос.

— Что, ночных привидений боитесь? — шутливо спросил Евгений.

Подойдя вплотную к военному и не обращая внимания на его карабин, он сказал:

— Добрый вечер! В какую сторону путь держите?

— А тебе в какую надо? — настороженно и грубовато спросил военный.

— Во-первых, не «тебе», а «вам», господин сержант-инструктор!.. Кажется, так или в темноте я плохо разглядел? — спокойно и чуть задиристо ответил Евгений, разглядев погоны военного. — Во-вторых, мне нужно в сторону Фолтешт... Если это по дороге, прошу захватить, иначе превращусь в пехотинца, будь они неладны... — И, добавив хлесткое выражение, принятое среди королевских летчиков, в нескольких словах объяснил, что ходил к девушке, которая живет недалеко отсюда.

— Ладно, садитесь. Кабина у меня просторная, — ответил шофер.

Сержант-инструктор оказался тоже попутчиком.

Евгений попросил шофера подождать минутку и побежал к колодцу. Но едва припал к ледяной воде, как к колодцу подползла маленькая машина военного образца, без дверок, с двумя дополнительными посреди кузова колесами, предохранявшими ее от посадки «на брюхо». Шофер тотчас же выскочил из машины и направился с объемистой банкой к колодцу.

Проходя мимо машины, Евгений заметил на переднем сиденье какого-то военного в очках и обычной солдатской «капеле» Но вдруг на «капеле» блеснула солнцеобразная кокарда. «Генерал! А что если попытаться?.. И соблазнительно, и опасно, а главное, непродуманно... Но упустить такой случай?» Эти длившиеся несколько секунд сомнения прервал шофер грузовика. Он окликнул авиатора, приглашая его садиться. И тут, подчиняясь какому-то внутреннему, подсознательному велению, Евгений подошел к машине, вытянулся во фронт и отрекомендовался:

— Здравия желаю, господин генерал! Пилот аджутант из Третьей истребительной флотилии Галац... Прошу разрешения доехать с вами до ближайшего населенного пункта...У меня срочное донесение. Выполняю здесь особое задание!

— Хм... Осопое! А документ у фас ест, что виполняйт «осопое» заданий? — буркнул генерал с ужасным немецко-трансильванским акцентом.

— Разумеется, господин генерал! — охотно отозвался Алексеев и, сделав еще шаг вперед, отвернул лацкан френча. На внутренней его стороне был прикреплен отобранный у Мировского жетон. — Прошу, господин генерал!..

— Что там у фас? — Нащупав на сиденье фонарик, генерал осветил лицо Алексеева, потом лацкан. — О, сигуранц?..

— Так точно, господин генерал.

— Хм... Пожалюста... Ми можем дофести фас до Бэрлад. Устрайфает?

— Вполне, господин генерал. Благодарю вас!.. Я сойду раньше... — ответил Алексеев и подбежал к грузовику сказать, чтобы его не ждали.

Когда Алексеев вернулся к генеральской машине, шофер кончал заливать воду в радиатор. Евгений залез в машину, сердце билось учащенно. Мысли подгоняли одна другую. «Как сделать? Когда?» Нервная дрожь пробежала по телу, когда вдруг решил: «Сейчас. Потом будет поздно. Далеко уедем от Прута».

Алексеев нащупал в кармане пистолет, оглянулся по сторонам, прислушался. Было темно, где-то бухала артиллерия. Шофер уже сел на место и нажал на стартер. Евгений выхватил пистолет и, вскочив на ноги, нажал курок. Почти одновременно с выстрелом крикнул:

— Руки вверх!

Шофер вывалился из машины, мотор сразу заглох. Евгений направил пистолет на трясущегося генерала. Подняв руки, тот взмолился:

— Господин пилот! Прошу фас, не упифайте! У меня дети...

— Быстро! Подчиняйтесь и будете жить. Иначе стреляю без предупреждения!

— Да, да, господин пилот, я понимай, понимай...

Задыхаясь, генерал поспешно выбрался из машины. С пистолетом в руке Евгений указывал ему путь. Они почти бежали. Но вскоре генерал остановился и, с трудом переводя дыхание, проговорил:

— Господин пилот! Разрешите опустить руки... Сил польше нет...

Пришлось разрешить. В эту минуту Евгений заметил на поясном ремне генерала кобуру с пистолетом. Он даже забыл обезоружить его. Однако близко подойти не решился. Приказал самому отстегнуть ремень с портупеей и опустить их на землю, а затем сделать два шага вперед. Генерал послушно выполнил приказания. Евгений поднял ремень с кобурой и пистолетом. Снова тронулись в путь. Минут через двадцать миновали железнодорожное полотно и углубились в камышовые заросли. Но вскоре Евгений убедился, что здесь не пройти. Впереди было болото. Пришлось вернуться, обойти стороной.

Неожиданно Евгению послышался шум и будто даже кашель. Мгновенно он остановил пленного и стал вслушиваться: в десяти шагах появилась цепочка солдат. Генерал воспрянул духом, однако приставленный к лопатке ствол его же парабеллума послужил предупреждением. Секунды казались вечностью. Евгений уже был готов нажать на курок и броситься в заросли. Но солдаты проследовали своим путем. И Евгений, и пленник стояли как вкопанные. Когда наконец исчез последний солдат, Евгений, переждав еще несколько минут, подтолкнул генерала. Тропинку, по которой только что прошел взвод, они миновали благополучно. Генерал все чаще спотыкался, отдувался, кряхтел. Устал и Евгений, однако шага не сбавлял. Надо было преодолеть эту последнюю преграду, добраться до реки. Там свои начеку. Помогут. Только бы добраться до нее незамеченными.

В небе послышался гул советских самолетов. Евгений узнал их по звуку моторов. Правда, было их немного и летели они на большой высоте, но Евгений обрадовался. Где-то в стороне вспыхнули лучи прожекторов, потом застучали зенитки и опять все замолкло. А немного спустя послышалось подряд несколько взрывов. Далеко на западе небо окрасилось оранжевым цветом.

Евгений тихонько подталкивал генерала, который совсем выдохся. Это все больше и больше тревожило Евгения, но он продолжал толкать пленного и твердить про себя: «Ничего, ничего... Еще немного!..»

Он произносил эти слова, как какое-то магическое заклинание, без помощи которого не достичь поставленной цели. А целью всей его жизни теперь было одно — доставить пленного генерала на левый берег Прута. Ему казалось, что это может изменить весь ход войны.

Они шли уже больше часа. Кое-где впереди то загорались, то исчезали огни ракет. Стало быть, Прут близко. «Еще немного! Еще... еще!..»

Как и в прошлую ночь, неожиданно он услышал протяжные выкрики часовых:

— Пост номер три — хорошо-о-о!

— Пост нумер четыре — хорошо-о-о!

— Пост номер пять — хорошо-о-о…

Генерал печально вздохнул. Он-то себя чувствовал, конечно, далеко не хорошо. А Евгением овладело какое-то новое чувство, какого он не испытывал прежде, чувство возвратившейся и окрепшей уверенности в своих силах.

Вот и Прут. Горизонт за ним пылал как разгневанный вулкан. Алексеев невольно оглянулся: позади густая плотная темнота. «Долго ли так будет?»

Он достал зажигалку и подал условный сигнал. На родном берегу должны были его ждать каждую ночь. Там непрерывно наблюдали за определенными местами вражеской стороны. Однако ответного сигнала не последовало. Генерал стоял молча, очевидно, надеясь, что переправиться на тот берег им не удастся. Он даже счел нужным сказать, что плавать не умеет. Евгений в свою очередь дал понять генералу, что и назад для него пути нет. Пленный снова запричитал, моля о пощаде.

Дата добавления: 2015-06-28