Через болото

Ребята весело пошли к болоту. Таких широких падей еще не встречалось. Шириной она была не менее десяти километров.

Падь имела необычный вид. На закрайках ее стояли сухие, с уродливо торчащими, безжизненными сучьями лиственницы, почти наполовину засосанные трясиной. Все деревья, росшие вблизи, были уродливы: малорослы, кривы, однобоки. Когда-то рос в этой пади лес, но трясина поглотила его целиком. Только кое-где над травой торчали одинокие сухие вершинки. До леса, чернеющего на противоположной стороне пади, глазу не на чем было остановиться. Всюду — светло-зеленая трава, особенно яркая, какая бывает только на болоте, без единого цветочка и пятнышка. Тяжелый, неподвижный воздух был пропитан затхлыми, гнилостными испарениями.

— Что, герои, за совещание? — спросил дедушка, подходя к оживленно разговаривающим ребятам.

— Мы, дедушка, советуемся, — ответил Женя. — Обходить далеко, а если прямо через болото — будет километров десять. В «Описании» ведь написано: «можно прямо». Давайте пойдем прямо?

— Гм… Напрямки, значит? А что разведчик думает? Ты, Федя, говорил, что прямо не пройти.

— Я говорил, а сейчас рассудил и передумал. Где трава растет, там вода и трясина, но неглубоко, всего до колен. Где травы нет и земля черная, там глубоко. Но такие ямы обойти можно.

Дедушка задумался.

— Ну что ж! — Он довольно пожевал губами. — Тяжелая дорога чаще самой верной и бывает. Но, не подумав, бросаться тоже нельзя. Все ли ты, Женя, как начальник экспедиции предусмотрел? Данные разведки учел?

— Всё, дедушка, учли.

— А ну давай, товарищ разведчик, выкладывай!

— Я еще вот что думаю, — сказал Федя: — на середине болота, наверное, воды больше, но тоже только чуть выше колен. Я потому так думаю, что лето только началось и болото еще растаять не успело. А партизаны болото обходили, потому что шли осенью. Осенью и к Коноваловскому озеру близко не подойти — трясина. Зато весной, когда карасей ловим, то на берегу стоим, и ничего. Весной лед под трясиной еще не растаял. Пройдем! Вот если бы мы осенью шли, как партизаны, я бы не посоветовал прямо, обязательно в обход.

— Очень хорошо! Лучше бы и я, будь разведчиком, не мог сказать, — похвалил дедушка. — А как повара? Чем кормить будете? Дров-то в болоте нет.

— Придумали… Покормим, — сказал Боря. — Алик, расскажи ты.

— Всё, дедушка, обсудили, — выступил Алик. — Горячая пища будет. Надо каждому взять по две палки. С ними по болоту легче идти — упираться, а на привале из них дров нарубим. Палки лучше лиственничные: в них жару больше.

— Молодцы! Еще один вопрос. Положено нам через час отдыхать. А сесть-то в болоте не на что. Как будем делать?

— И об этом говорили, — сказал Женя, — Часто можно и не отдыхать, а кто сильнее устанет, помогать будем. Если уж очень устанем, сделаем так: широкую плашку надо взять и две палки с сучками. Плашки положить на трясину, на нее сучки поставить, а между сучками — третью палку. И получится скамейка. Как таганок…

— Раз великие партизаны дядя Сережа и дядя Вася написали, что «можно прямо», значит, можно! — вмешался Паша. — Они зря не напишут, это такие люди…

— «Великие…» — поморщился дедушка. — Сказать тебе правду, ты мне сегодня уже четыре раза настроение испортил. Тарахтишь и тарахтишь!.. Давай, брат, учись говорить просто.

Дедушка, должно быть, много глотнул из трубки дыму и сплюнул.

— Гм… Что же делать? Все до одного решили идти прямо? — спросил он.

— Все! Быстрее до Золотой дойдем.

— Добре, — согласился дедушка. — Прямо, так прямо! Трудно будет, а плохо не будет…

Ребята вырубили палки. Густо смазали салом вепря бродни, чтобы не промокали. Пришлось облегчить Савраску и каждому положить в рюкзак дополнительный груз. Наташа долго колебалась, что делать с пустой клеткой. Потом спрятала под приметный кустик. Пойдут обратно и возьмут.

Бодрые, веселые оттого, что они на верном пути, ребята зашагали по болоту. Трудности начались сразу. Ноги погружались в мягкую, зыбкую почву почти до колен. Ржавая вода, пузырясь и булькая, выступала после каждого шага.

— Здесь-то не ступала нога человека! — радовался Паша. — Даже дядя Сережа и дядя Вася не проходили. Тут, Женя, смотреть надо: может, где-нибудь мамонт увяз. Вот бы скелет найти!

Скелет мамонта не обнаруживался. Зато оказалось много утиных гнезд. Кряковые утки вылетали из-под ног и, притворяясь ранеными, сразу падали в траву, отчаянно крякая и как бы бессильно хлопая крыльями. В травяных гнездах, сделанных на едва заметных возвышениях, ребята находили от восьми до двенадцати зеленоватых, крупнее куриных, яиц.

Боря перешептывался с Аликом, и оба смотрели на яйца, как лиса на сыр. Яичница на свином сале! Какое другое блюдо могло сравниться с ней, особенно сейчас, когда, кроме мяса, давно ничего не ели! Должно быть, чувствуя настроение поваров, дедушка завел разговор о вреде разорения птичьих гнезд. Конечно, ребята соглашались с ним. Ведь одним яичком даже не наешься, а от этого одной кряковой уткой будет меньше. И все-таки Боря не мог равнодушно смотреть на гнезда. Он отворачивался и тяжело вздыхал. Каждое гнездо — это хорошая яичница!

— Да они к тому же засижены, — посмотрев на поваров, сказал дедушка,

Он тут же взял яйцо и опустил в воду. С минуту яйцо оставалось неподвижным и вдруг задергалось, закрутилось. Ребята весело рассмеялись: было похоже, что яйцо сердится. Дедушка подтвердил, что это действительно так. Только сердится не яйцо, а утенок внутри него, почувствовавший вместо привычного тепла — холод. Боря с Аликом разочарованно переглянулись. Ни яйцо, ни птица никуда не годятся.

И все же неожиданная удача пришла к поварам.

Ребята уже давно заметили, что вокруг них вьется сокол-сапсан, очень вредная птица. «Разбойник, воздушный волк» — так назвал его дедушка. Он не щадит ни одной птицы и обладает такой силой, что ударом груди убивает даже гуся и лебедя.

Пришла Федина очередь стрелять по живой цели. И он, получив патрон, зорко следил за хищником. Наверное, сокола привлекли спугиваемые экспедицией утки. Осторожность боролась с кровожадностью. Уже несколько раз сокол, завидев утку, резко снижался, но тут же взмывал вверх. Федя с досадой опускал ружье. Наконец сокол, сложив крылья, со стометровой высоты камнем полетел вниз. Он летел так быстро, что Федя не успел прицелиться. Со страшной силой сокол ударил грудью взлетевшую утку. Отчаянное кряканье точно захлебнулось, в воздухе закружились перья. Федя выстрелил. Обе птицы упали.

Пока ребята и дедушка рассматривали сраженного хищника и оценивали меткий выстрел разведчика, Наташа, склонившись, стояла около осиротевшего гнезда. Восемь яичек… Бедные утята! Без матери не выклюнутся, задохнутся в скорлупе. С жалостью Наташа смотрела, как Боря спокойно положил яйцо в воду. Сейчас утеночек почувствует холод, зашевелится.

— Яичница! — громоподобным голосом закричал вдруг Боря. — Женя, яичница! Алик, сюда! Не шевелятся яйца!

В самом деле, яйца оказались совсем свежими. Видимо, утка почему-то поздно свила гнездо.

Но скоро ребята перестали интересоваться утками и гнездами. Каждый следующий шаг давался все труднее. Болото точно не хотело пускать людей: прогибалось под ногой, засасывало ее и не отпускало обратно. Не пройдя и километра, ребята уже чувствовали, какой тяжелый они избрали путь. Посоветовавшись с дедушкой, Женя приказал идти молча, не говорить. Все уже знали, что это значило. Надо беречь силы, не тратить их даже на разговоры.

Дедушка с Федей шли впереди, выбирая дорогу, Федя оказался прав. Там, где была трава, болото оттаяло неглубоко: погрузившись до колен в податливую, всасывающую зыбь, ребята ощущали под ногами твердое дно. Казавшаяся надежной черная предательская земля попадалась часто. В нее палка погружалась легко, как в воду, до конца. Такие места осторожно обходили.

Умный Савраска шел позади, ни разу не отступив с проложенной людьми тропы.

Ребятам казалось, что прошло много часов утомительного пути, но лес впереди почти не приблизился. Присесть оказалось в самом деле негде — ни кочки, ни коряжины. Приходилось на каждом привале устраивать «скамейку», предложенную Женей.

Сидели, отдыхая по двое, молча. Молча поднимались и шли дальше. Слышалось только тяжелое, учащенное дыхание да бульканье воды.

Первым сдал Алик. Не прошло и получаса после очередного привала, как он остановился, пошатываясь, растерянно озираясь.

— Давай, Алик, ружье, — сказал Женя. Он шел позади него.

— Я сам… сам… — ответил Алик. — Не говори ребятам. Наташа и то не устала.

— Ты не заболел? — Женя внимательно посмотрел на побледневшее лицо Алика.

— Нет, что ты! Пошли…

Алик двинулся дальше.

— Привал! — крикнул через минуту Женя. — Устал я, дедушка, — пояснил он.

Заметив, что Савраска идет сравнительно легко, дедушка приказал ребятам по очереди садиться на него верхом. Пока Алик, закрыв глаза, покачивался на лошади, Женя тихо переговорил с ребятами.

Алик ехал с полчаса. Остальные проехали минут по пяти, потом снова сел Алик.

Даже по солнцу было видно, что идут они долго. Над болотом поднялись комары. Они выматывали у людей последние силы. Прошли едва четвертую часть пути. Невдалеке над травой что-то чернело. Дедушка с Федей повернули туда. Это были засохшие кустики карликовой березы. К счастью, под ними оказалась небольшая твердая, сухая площадка. Метрах в ста виднелось длинное извилистое озеро.

Экспедиция решила остановиться здесь на ночлег.

Ребята кое-как нарвали травы, сняли мокрую одежду и повалились на постель.

«Поджарить яичницу надо. Поедят — лучше будет», — подумал Боря. Но глаза сами собой слипались — он мигом погрузился в сон. «На разведку к озеру сходить. Может, рыба есть», — подумал Федя и тоже уснул. Задремал и дедушка. Запах дыма и потрескивание сала на сковородке разбудили его. Солнце еще стояло высоко. На крошечном огоньке кипел чайник и жарилась яичница. Около костра сидел один Женя.

— Дедушка, — зашептал он, заметив, что тот смотрит на него, — Федя сегодня устал, я на разведку к озеру ходил. Хаток ондатр много, а рыбы нет. И еще какие-то звери ходили. Все кругом истоптано. Следы, как у коров, только очень большие. Куда больше, чем у изюбра. И, видать, они в озеро заходили. Везде на берегу тина валяется. Федя бы точно определил, какие звери, а я не мог.

— О-о! — Дедушка приподнялся, смущенно посматривая на готовый ужин. — Чудеснейших зверей ты, Женя, разведал. Сохатые, значит, это озерко облюбовали… А ты уже успел ужин приготовить?..

— Сохатые? Лоси? Мы не увидим их?

— Должны бы увидеть. День сегодня жаркий был — придут. Буди-ка ребят, только потише, звук на болоте далеко слыхать. Подкрепимся да ждать будем.

— Дедушка, разбудите вы, — попросил Женя потупившись. — Будто вы ужин приготовили. И Феде не говорите про разведку.

— Что ж ты, Женя, так? Товарищей заменил да вроде стесняешься.

— Не стесняюсь я… — Женя смущенно поерошил рыжеватые волосы. — Да ребята могут застесняться.

А они сегодня очень устали. Я, дедушка, меньше устал.

— Меньше?.. — Дедушка неловко погладил его по голове.

Ребята, узнав, что к озеру придут звери, торопливо поужинали. Освеженные сном и вкусной яичницей, они почувствовали себя намного бодрее. Но дедушка велел спать. Может, зверь придет еще не скоро.

Савраска, взойдя на сухое место, тоже лег, уткнувшись мордой в землю.

Ребята проспали, пожалуй, около часа, когда дедушка осторожно разбудил их. Солнце вот-вот готовилось закатиться. С пурпурового неба лился мягкий красноватый свет. Как будто невидимая рука опустила прозрачный розовый полог, и сквозь него выступили в несвойственной им окраске далекие горы, широко раскинувшееся болото и виднеющийся за ним лес.

— Тише, герои, тише… — шепотом повторял дедушка. — Идет сохатый. Только тише…

Ребята услыхали хлюпанье. Они привстали и увидели странное животное. Величиной оно было с большого быка. На голове широкие, лопатообразные рога с большим числом отростков. Морда вытянута, верхняя губа далеко выступает вперед. Под мордой — борода, на загривке — несуразный горб. Туловище зверя в сравнении с длинной массивной головой казалось коротким. Ноги для такого большого животного — несоразмерно тонкие, похожие на ходули. В отличие от изюбра — стройного и легкого, — сохатый поражал своим грубым, топорным видом.

— Ну и страшило!..

— Постой, постой, что ты болтаешь, Паша? Ишь ты, «страшило»! — зашептал дедушка. — Посмотри, вышагивает-то как. Будто лебедь. А грудь, а рога! Красавец что надо, а ты такое сморозил… Это самец. Самки, они меньше и без рогов.

— У него, дедушка, рога — тоже панты?

— Ну, панты! Чего захотел, чтобы у каждого панты… Рога у сохатого ничего не стоят: кость и кость. Каждому зверю дано свое: пантов у сохатого нет, зато мяса — гора. По тридцать пудов самцы бывают. Целому полку на обед!

— По тридцать пудов? Полтонны!.. А в этом, дедушка, сколько?

— Да, пожалуй, около того.

— А как по болоту легко идет, легче Савраски.

— У него ноги такие. Копыта раздвоенные, широкие, между ними перепонки, как у утки. Вот болото его и держит, словно он на лыжах.

Сохатый остановился на берегу озера и, вытянув длинную морду, замер. Ребята залюбовались его могучим видом. Какая-то своеобразная красота исходила от этого таежного великана. Он был похож на грубое каменное изваяние, поражающее своей массивностью и мощью.

Сохатый постоял, прислушиваясь, прядая ушами. Не услышав ничего подозрительного, вошел в озеро. Сначала он вел себя осторожно: срывал водоросли, растущие у поверхности воды, и, поедая их, оглядывался и водил ухом. Потом, войдя во вкус, начал погружать свою морду глубоко в воду и, вытаскивая водоросли, так фыркал и хлопал ушами, такой поднял шум и плеск, точно купались сразу все монгонские ребятишки.

Зверь находился в озере долго. Ребята забыли усталость и жадно смотрели. Наконец сохатый вышел на берег, отряхнулся, сбросив с себя тину, и неторопливо направился к лесу.

Ночью, сквозь сон, ребята слышали такой же шум: к озеру еще приходили сохатые.

Алик тихо стонал и бредил. Женя, пересиливая сон, заботливо накрывал его одеялом.

Под утро Женя от холода проснулся. Было почти светло. Заря разлилась по всему небу. Над болотом стлался редкий туман. Птичий гомон стоял в воздухе. Крякали крякуши, попискивали и посвистывали чирушки, где-то мирно гоготали гуси. Перекрывая все голоса, протрубили журавли.

Не замечая проснувшегося Жени и поеживаясь от холода, вылез из-под одеяла Федя. Он снял тужурку и набросил ее Алику на ноги, но, увидев Женю, смутился, что-то сердито буркнул, нахлобучил на глаза картуз и залез обратно в постель.

— Женя, это ты? — не поднимая головы, спросил он через минуту.

— Я…

— А мне показалось, что Пашка… Женя, заболел, наверное, Алик, стонет все время.

— Заболел… Может, ничего, Федя, поправится быстро.

Помолчали.

— Женя… — зашептал опять Федя. — Алик совсем хороший стал. А вот не могу с ним говорить. Хочу, а не могу. Почему так?

— Не знаю. Пройдет это. У меня тоже так было. Я одно, Федя, не понимаю. Чего мы с ним ссорились? Как начали, так остановиться не могли — ни мы, ни он… И всё больше…

— Мать у него чудная. А он парень ничего, хороший мальчишка будет!.. Знаешь, он все злее и злее становился, потому что один. Все в одиночку… Здесь он совсем другой.

— И я так же думаю…

Глава XIII

Дата добавления: 2015-06-28