Плановая модель и фактические хозяйственные результаты первой пятилетки

В плановую модель первой пятилетки 1928/1929 – 1932/1933 были заложены две основные стратегические задачи: во-первых, формирование посредством нового капитального строительства первичного индустриального комплекса экономики – базовые отрасли тяжелой промышленности, причем приоритет отдавался новым отраслям, определяющим технический прогресс: сталелитейная, химическая, нефтедобыча и нефтепереработка, электротехническая, автомобильная. Во-вторых, подготовка социально-экономических и технологических предпосылок для проведения коллективизации сельского хозяйства: коллективизация рассматривалась с точки зрения стратегической перспективы, а в плановой модели предусматривалось прежде всего развитие совхозного, крестьянского и кооперативного секторов аграрной экономики и создание необходимых условий для будущего коллективистского процесса.

Поскольку большинство экономистов первого состава Госплана, который разрабатывал стратегию первой пятилетки, были сторонниками нэповской хозяйственной системы, то в плановой модели пятилетки проявлялось стремление к оптимальному сочетанию плановых и рыночных принципов хозяйствования, а также отраслевая, региональная и финансовая сбалансированность плановых показателей.

Рассмотрим причины сложной экономической ситуации в Советской России периода первой пятилетки:

1. Невыполнение плана пятилетки по новому капитальному строительству – например, объем незавершенного строительства составил 76%. Такой низкий уровень реализации инвестиционной программы объясняется, прежде всего, слабой индустриальной (технологической) базой советского строительного комплекса. К тому же незавершенное строительство является одним из источников инфляционного давления на экономику.

2. Преобладание экстенсивных факторов развития экономики. Невыполнение плана по созданию новых производственных фондов компенсировалось активным привлечением на рынок труда дополнительной рабочей силы (8,5 млн чел.), причем 60% новых рабочих являлись выходцами из деревни, имеющими низкий уровень экономической культуры, квалификации и адаптации к машинной технике – отсюда низкий уровень производительности и организации промышленного труда (производительность труда в промышленности за пятилетку увеличилась на 28% вместо 110% по плану).

3. Структурная несбалансированность народного хозяйства вследствие гипертрофии приоритетного развития отраслей тяжелой промышленности. В экономике страны в период первой пятилетки возникли серьезные межотраслевые, межрегиональные и воспроизводственные диспропорции, которые инерционно сохранились на протяжении всей советской экономической истории. В свою очередь, нарушение хозяйственного равновесия приводило к неравномерности развития экономики, к «скачкам» экономической динамики.

4. Невыполнение плана пятилетки по развитию социальной сферы экономики: во-первых, постоянная «перекачка» ресурсов из фонда потребления приводила к тому, что большевики всегда финансировали социальные программы по так называемому «остаточному принципу»; во-вторых, кризис отраслей сельского хозяйства и легкой промышленности привел к острому дефициту товарного рынка и, как следствие, введение карточной системы распределения продовольственных и потребительских товаров; в-третьих, для финансирования тяжелой промышленности использовались крупномасштабная денежная эмиссия (в 1933 году денежная масса в обращении составила 8,4 млрд руб.), что привело к серьезной инфляционной ситуации и росту оптовых и розничных цен (на 250-300%). Поэтому в период первой пятилетки правительство вынуждено было проводить дефляционную (снижение инфляции) политику: поскольку большевики принципиально не могли сдерживать инвестиционный спрос в экономике, они использовали метод ограничения потребительского спроса населения, воздействуя на уровень их номинальных и реальных доходов.

Таким образом, в период первой пятилетки в обществе возникла напряженная социальная ситуация и недовольство значительной части населения большевистской концепцией «социальных жертв».

5. Формирование административно-командного хозяйственного механизма. В годы первой пятилетки правительство провело четыре хозяйственные реформы: управленческая – утверждение административной системы управления, основанной на директивном плановом распределении ресурсов и продукции; тарифная – переход от нэповского рынка труда к административному регулированию тарифных отношений (тарифная сетка, ставки, разряды, нормы выработки для рабочих, оклады для инженерно-технических работников), хотя при этом большевики отказываются от уравниловки в системе оплаты труда; налоговая – вместо 63 различных налогов и платежей в бюджет в нэповский период вводятся два основных вида: налог с оборота и отчисления от прибыли предприятий; кредитная – демонтаж нэповской банковско-кредитной системы: ликвидация коммерческого кредита и вексельного обращения, акционерных банков, фондовых бирж, замена банковского кредита государственным централизованным финансированием.

Таким образом, к концу первой пятилетки полностью сформировалась сверхцентрализованная, командная экономическая модель, которая с определенными модификациями просуществовала в Советской России до конца 1980-х годов.

Коллективизация сельского хозяйства: причины, методы и социально-экономические последствия

Радикальное влияние на развитие советской экономики в период первой пятилетки и вообще в 30-е годы оказал процесс принудительной коллективизации сельского хозяйства. В первую очередь необходимо рассмотреть причины отказа большевиков от реализации первоначального варианта проведения коллективизации сельского хозяйства, заложенного в плановую модель первой пятилетки. Можно напомнить основные аспекты данного варианта: доля коллективных хозяйств планировалась на уровне 20%, но предполагалась их высокая товарная эффективность; ориентация на мотивированные нэповскими методами крестьянские хозяйства, совхозную экономику и кооперативный сектор («кооперативная коллективизация»); подготовка юридических, финансовых, организационных и технических условий для постепенной коллективистской перестройки крестьянских хозяйств на добровольных принципах.

Непосредственной причиной для изменения большевиками первоначальной коллективистской программы явился аграрный кризис 1927 – 1928 годов, который формально проявился как хлебозаготовительный кризис: государство традиционно не смогло выполнить план закупок хлеба у крестьян, но фактически данный кризис имел макроэкономических характер, т.е. оказал негативное влияние на систему аграрных рынков и обострил структурный дисбаланс между промышленным и сельскохозяйственным секторами экономики. Данный аграрный кризис объясняется следующими причинами:

1. Традиционная для российского сельского хозяйства ситуация: засуха и неурожай 1927 года.

2. Низкая товарность колхозной и совхозной аграрной продукции: например, в 1927 году на долю крайне неэффективных колхозов и совхозов приходилось всего 7% товарной продукции сельского хозяйства.

3. Резкое снижение товарной продукции зажиточных крестьянских хозяйств: например, если в период столыпинской реформы сельская буржуазия производила 45% товарной аграрной продукции, то в 1927 году их доля снизилась до 20%, что объясняется, с одной стороны, социальной ориентацией правительства на приоритетную поддержку экономически слабых бедняцко-середняцких хозяйств (так называемый «культ бедноты»), а с другой – проведением политики сдерживания развития хозяйств зажиточных крестьян (политика «ограничения» кулачества).

4. Неблагоприятная для крестьянских хозяйств сложившаяся на рынке ценовая и товарная ситуация. Проводимая правительством ценовая политика – «ножницы цен» - привела к неэквивалентному товарообмену между городом и деревней: низкие закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию не компенсировали затраты на ее производство и не позволяли крестьянству покупать по высоким ценам необходимые промышленные товары. Поэтому вполне логической была экономическая позиция крестьянства: снижение товарности крестьянских хозяйств, их рыночной ориентации (например, в 1927 году они потребляли до 85% своей продукции – фактически возврат к натуральному хозяйству); сокращение посевных площадей и изменение их структуры; вплоть до сознательного срыва хлебопоставки государству.

Ситуация хлебозаготовительного кризиса, в свою очередь, повлекла за собой невыполнение экспортно-импортной программы и резкое сокращение валютных доходов от экспорта зерна за границу, а для реализации программы форсированной индустриализации большевикам необходимы были крупномасштабные закупки импортного промышленного оборудования.

Таким образом, логика форсированной индустриализации привела к осуществлению на рубеже 1920-х - 1930-х годов варианта принудительной, ускоренной коллективизации сельского хозяйства для насильственного изъятия у колхозов аграрной продукции в пользу гипертрофированного развития тяжелой промышленности.

С точки зрения экономического анализа большевистская программа всеобщей коллективизации сельского хозяйства имела два основных аспекта:

1. Форсированное формирование в деревне насильственными методами колхозной системы. О противоречивости данного процесса говорят показатели динамики темпов проведения коллективизации: ноябрь 1929 г. – 8 % коллективных хозяйств; март 1930 г. – 58%; июнь 1930 г. – 24%; 1931г. – 53%; 1932 г. – 62%; 1934 г. – 72%; 1937 г. – 93%; 1940 г. – 97%. Обращает на себя внимание период своеобразной «деколлективизации» с марта по июнь 1930 года, когда наблюдался массовый выход крестьян из колхозов: во-первых, в марте 1930 года руководство страны вынуждено было признать высокие темпы и насильственные методы образования колхозов, а во-вторых, сначала сыграл свою роль фактор крестьянской общинной психологии, но затем крестьяне поняли отличие общины от обобществленной колхозной структуры; отметим, что после 1930 года большевики пошли все-таки на более умеренные темпы коллективизации.

2. Насильственная ликвидация зажиточных (кулацких) крестьянских хозяйств. С точки зрения большевистской идеологии основным критерием определения «кулацкое хозяйство» должно быть неиспользование наемной рабочей силы, однако большевики в 1925 году юридически разрешили наем работников в деревне, поэтому в практике раскулачивания учитывалось прежде всего имущественное положение крестьянского хозяйства (количество земли, средств производства, товарной продукции). Кроме того, у большевиков были в данном процессе и экономические интересы: во-первых, раскулачивание сопровождалось экспроприацией крестьянского имущества, которое не только передавалось в неделимые фонды колхозов, но и использовалось для финансирования форсированной индустриализации; во-вторых, раскулаченные крестьяне («спецпереселенцы») рассматривались как рабочая сила для хозяйственного освоения восточных районов страны. Созданная комиссия по раскулачиванию разделила всех потенциальных кулаков на три категории: первая – контрреволюционный кулацкий актив (60 тыс. хозяйств), который подлежал практической ликвидации; вторая – наиболее богатые кулаки (180 тыс. хозяйств), к которым применялись методы экспроприации их имущества и высылка на Север, в Сибирь и на Дальний Восток; третья – «остальные кулаки» (800 тыс. хозяйств), которые подвергались репрессиям сначала в местных районах, а затем на них начала распространяться категория «спецпереселенцев» на восток страны.

С точки зрения макроэкономической оценки коллективизация сельского хозяйства проявилась как радикальный аграрный переворот, но с негативным структурным эффектом. Можно выделить две основные группы социально-экономических последствий коллективизации.

Первая группа – последствия, которые проявились в ходе самой коллективизации и в 1930-е годы как естественная реакция сельского хозяйства на насильственную коллективистскую перестройку. Во-первых, ситуация голода 1932 – 1933 годов, которая вызвана комплексом как объективных (природно-климатических и агротехнических), так и субъективных факторов, связанных с проблемой форсированной индустриализации: в условиях резкого падения зерновых цен на мировом рынке в период мировой депрессии 1929 – 1933 годов для обеспечения массированных закупок зарубежного оборудования необходимо было увеличить хлебный экспорт (интересно отметить, что практически 50 % вывоза зерна шло в Германию за поставки немецкой техники и кредитов), поэтому правительство проводит антикрестьянскую хлебозаготовительную политику – насильственное изъятие продукции в основных зернопроизводящих регионах страны (Украина, Северный Кавказ, Поволжье), что и привело к зерновому или продовольственному кризису 1932 – 1933 годов. По средним данным, голодало 25 – 30 миллионов крестьян а потери составили 8 мил чел. Во-вторых, низкие (стагнационные) темпы развития в 30-е годы сельского хозяйства, о чем говорят показатели среднегодовых темпов прироста аграрной продукции по пятилеткам: первая пятилетка – 3 %; вторая - + 5%; третья - + 2%.

Депрессивная ситуация в советском аграрном секторе объяснялась следующими обстоятельствами: отсутствие у «крепостного» колхозного крестьянства юридической и экономической свободы и, как следствие, заинтересованности в высокой производительности труда; низкий агротехнический уровень колхозной экономики, особенно по сравнению с западными технологиями; продолжение политики ценового диспаритета: например, если реальные государственные цены заготовок оказались на уровне 1928 года, то общий индекс цен в стране повысился к концу 1940 года в 6,4 раза.

2. Вторая группа – последствия долговременного характера, которые проявились не только в 1930-е годы, но и на протяжении всей советской аграрной истории: во-первых, ликвидация всех основных форм нэповской крестьянской кооперации (кредитной, потребительской, сельскохозяйственной), которая практически не восстановлена и до сих пор; интересно отметить, что большевики рассматривали колхоз как временную переходную форму организации экономики, а совхоз в качестве идеальной аграрной структуры, что проявилась позже в хрущевских аграрных реформах; во-вторых, ликвидация крестьянства как крупной социальной и профессиональной группы населения: колхозный крестьянин превратился в «крепостного» наемного работника, отчужденного от земли, средств производства, производственного продукта, управления хозяйством и не имеющего мотивации и рыночной психологии – поэтому так сложно в современной России формируется профессиональное фермерское сословие и рынок аграрной рабочей силы; и в третьих, в результате коллективизации произошло «включение» аграрного сектора в административно-командный хозяйственный механизм: колхозы постепенно потеряли свой исходный кооперативный хозрасчетный характер и превратились в государственные предприятия, включенные в государственные планы по производству и сдаче сельскохозяйственной продукции.

Экономическое развитие Советской России в условиях административно-командной хозяйственной системы (1933 – 1940 гг.)

К концу 1930-х годов в Советской России завершился процесс социалистической перестройки социально-экономической системы и сформировалась административно-командная модель «государственного социализма». Ключевую роль в завершении данного процесса сыграла вторая пятилетка – 1933 – 1937 годы.

В плановой модели второй пятилетки предполагалась реализация трех основных народнохозяйственных целей:

Первая – логическое завершение процесса форсированной индустриализации: необходимо было реализовать невыполненный в первой пятилетке план нового капитального строительства и осуществить техническую модернизацию отраслей тяжелой промышленности.

Вторая – повышение экономической эффективности функционирования колхозной системы, которая в первой пятилетке испытывала серьезный социально-экономический и продовольственный (карточная система) кризис.

Третья – развитие отраслей военно-промышленного комплекса, который приобретает особое значение в предвоенный период.

Необходимо отметить, что объективно оценивать реальные хозяйственные результаты второй пятилетки не представляется возможным, т.к. уже в первой пятилетке начались серьезные искажения официальной статистической информации, поэтому логически будет рассмотреть особенности развития советской экономики в период второй пятилетки.

1. Принятие на пятилетку более реальных и сбалансированных плановых заданий, имеющих необходимое ресурсное обеспечение. Конечно, негативный опыт сверхамбициозных планов первой пятилетки привел к разработке достаточно напряженных, но реалистических с точки зрения темпов промышленного развития и объема капитальных вложений планов, поэтому в период 1933 – 1935 годов наблюдался период относительной экономической стабилизации, но затем была сделана попытка нового «скачка» на волне стахановского движения.

2. Принятие на пятилетку повышенных (по объему и темпам прироста) и ресурсно обеспеченных плановых заданий по развитию отраслей легкой промышленности, следствием чего явилась отмена в 1935 – 1936 годах карточной системы на промышленные и продовольственные товары и переход к государственной розничной торговле. Конечно, в годы второй пятилетки произошла относительная стабилизация потребительского рынка, но в целом в предвоенный период в стране была достаточно напряженная социальная ситуация, что подтверждается некоторыми данными: например, если взять уровень зарплаты 1928 года за 1, то в 1940 году он составил 0,78, в то время как общий индекс розничных цен в государственной торговле в 1940 году возрос в 6,4 раза по сравнению с 1928 годом, но это была так называемая скрытая (подавленная) инфляция; в конце 1930-х годов удельный вес товаров потребления и услуг в промышленном производстве составлял 25%, а доля зарплаты в ВВП (внутренний валовый продукт) – 39%; в стране сохранялась ситуация товарного дефицита – например, на душу населения в год производилось 8 - 9 кг мяса и рыбы и одна пара кожаной обуви; не случайно в 1936 – 1937 и в 1939 - 1940 годах были серьезные кризисы снабжения.

3. Усиление роли и значения интенсивных факторов экономического роста, что объясняется тремя обстоятельствами:

во-первых, введение в 1932 году паспортной системы привело к серьезному ограничению возможности перехода крестьянской рабочей силы в промышленный сектор (как это было в первой пятилетке), поэтому сокращение занятости компенсировалось за счет повышения технического уровня производства и роста фондовооруженности труда;

во-вторых, использование в период второй пятилетки для повышения эффективности хозяйственного механизма отдельных методов нэповской организации экономики: ограниченные хозрасчетные отношения в промышленности, финансовый контроль, торговля, повышение роли товарно-денежных отношений и кредита, стимулирующие формы зарплаты и материального поощрения; конечно, это не был возврат большевиков к нэповской системе, хотя историки часто обозначают данный период термином «неонэп»;

в-третьих, стахановское движение, но не как форма социалистического соревнования и «гонка за рекордами», а его первоначальный вариант – использование для повышения производительности труда новейших методов рациональной организации производства, технологического разделения труда, специализации производственных операций.

4. Реализация стабилизационной аграрной программы для вывода сельского хозяйства из кризиса первой пятилетки и отмены карточной системы на продовольственные товары. Можно назвать основные положения данной программы повышения экономической эффективности колхозной системы:

во-первых, разработка «Устава сельскохозяйственной артели» - юридического документа, который определил, хотя во многом и формально, экономические права и обязанности колхозной структуры;

во-вторых, принятие в качестве основной формы учета и оплаты труда колхозников системы трудодней, которые служили условной единицей соизмерения затрат отдельных членов колхоза и определения их доли в конечных результатах деятельности хозяйства. Правда, колхозник получал доход по трудодням после обязательных поставок колхозом продукции и расчетов с государством, поэтому, например, в 1937 году средняя выдача зерна на трудодень составляла 4 кг, что часто не обеспечивало прожиточного минимума;

в-третьих, создание системы государственных машинно-тракторных станций (МТС), которые на условиях натуральной платы обеспечивали машинную обработку посевных площадей колхозов и уборку урожая;

в-четвертых, формирование системы личных подсобных хозяйств колхозников, а также рабочих и служащих города и села и системы городских колхозных рынков, где горожане покупали продовольственные излишки продукции приусадебных участков крестьян. Необходимо отметить достаточно высокую эффективность данного сектора экономики, который обеспечивал 40% национального дохода, создаваемого в сельском хозяйстве и производил 65% общего объема картофеля, 48% овощей, 72% мяса, 77% молока и 94% яиц. Конечно, нельзя идеализировать колхозную политику правительства, но в период второй пятилетки произошла относительная стабилизация аграрного сектора экономики, хотя продовольственная ситуация в стране в предвоенный период, несмотря на урожайные 1935, 1937, 1940 годы, оставалась достаточно напряженной.

5. Изменение территориальной структуры советской экономики: интенсивный процесс хозяйственного освоения восточных районов страны, в которых индустриализация совпадает по времени с формированием основ первичного промышленного комплекса, в структуре которого преобладали отрасли ресурсного блока. Особое значение в региональной стратегии правительства играет Дальний Восток вследствие его военно-стратегического положения, поэтому оборонный фактор оказывает приоритетное влияние на экономическое развитие данного региона.

6. Хозяйственное использование системы сталинских политических репрессий. К концу 1930-х годов в стране формируется своеобразная «лагерная экономика»: для освоения районов Севера, Сибири и Дальнего Востока активно используется принудительный труд спецпереселенцев и заключенных системы ГУЛАГа (Главное управление лагерей) – по различным оценкам, в разное время в этой системе работали от 10 до 15 млн заключенных, или 20-25 % занятых в народном хозяйстве. С другой стороны, репрессиям подверглась профессиональная экономическая номенклатура страны, что привело к резкому снижению эффективности управления и организации советской хозяйственной системы.

В заключение вопроса попытаемся дать объективный анализ хозяйственной ситуации в Советской России к концу 1930-х годов. С точки зрения макроэкономической оценки в стране в предвоенный период сложилась ситуация экономической стагнации (или застоя), для которой характерны или нулевые, или низкие темпы экономического развития. Можно назвать основные проявления данной стагнационной ситуации:

1) логическая незавершенность процесса форсированной индустриализации с точки зрения первичной механизации всего народнохозяйственного комплекса. Конечно, по сравнению с аграрно-индустриальной структурой дореволюционной российской экономики в Советской России все-таки сложилась индустриально-аграрная модель народного хозяйства, но машинные технологии в конце 1930-х годов преобладали лишь в базовых отраслях тяжелой промышленности и отчасти в железнодорожном транспорте, а для других секторов экономики был характерен ручной труд. Более того, даже в ведущих отраслях промышленности отсутствовала комплексная механизация всех производственных процессов (частичная индустриализация);

2) структурная несбалансированность советской экономической системы: те серьезные межотраслевые, межрегиональные и воспроизводственные диспропорции, которые возникли еще в первой пятилетке вследствие форсированного приоритета тяжелой промышленность инерционно сохранились и в предвоенный период. Анализ статистики третьей пятилетки позволяет выделить депрессивные отрасли советской экономики, резко снизившие темпы прироста своей продукции по сравнению с плановыми заданиями: отрасли топливно-энергетического комплекса (электроэнергетика, в меньшей степени угле- и нефтедобыча); отрасли металлургического комплекса, особенно черная металлургия; химический комплекс; лесопромышленный комплекс, особенно его конечные отрасли; строительный комплекс. Отметим, что это отрасли, прямо или косвенно связанные с военно-промышленным потенциалом страны;

3) резкое снижение к концу 1930-х годов темпов экономического роста, о чем свидетельствуют данные среднегодовых темпов прироста промышленного производства по пятилеткам: первая пятилетка + 17%, вторая пятилетка + 14%, третья + 4%. Подобная динамика снижения общих темпов развития народного хозяйства (ранее уже приводились аналогичные данные по среднегодовым темпам прироста аграрной продукции) объясняется проведением большевиками политики индустриального «форсажа» (политика «большого скачка») и сложившейся в экономике ситуацией структурного дисбаланса;

4) низкая эффективность качественных (интенсивных) показателей развития экономики. Несмотря на то, что во второй пятилетке повысился уровень интенсификации производства, в структуре экономического роста не произошло сбалансированного, оптимального сочетания экстенсивных и интенсивных факторов, а довоенные пятилетки не выполнили плановых заданий по качественным показателям развития экономики. Конечно, экстенсивная модель советской экономики по темпам развития оказалась эффективнее аналогичной модели дореволюционной России: например, среднегодовой темп прироста ЧНП в период 1928 – 1940 годов составил 5,1% (в дооктябрьской России – 3,4%), а душевой прирост – 4% (в дооктябрьской России – 1,75%). Однако при всех различиях дореволюционной рыночной и советской плановой моделей была генетическая традиция – относительное технологическое отставание от ведущих западных стран: например, в 1940 году средняя производительность труда в советской промышленности была в 2 – 3 раза ниже показателя США, а в сельском хозяйстве – в 5-6 раз. Но зато показатель ресурсоемкости советской промышленной продукции (количество затраченных ресурсов на единицу продукции) был в 2,5 - 3 раза выше, чем в США, что говорит о наличии затратной экономической модели: преобладание трудоемкого и фондоемкого типов расширенного воспроизводства, отсутствие экономии живого и овеществленного труда и, как следствие, высокая себестоимость продукции и низкая фондоотдача.

Дата добавления: 2014-01-03