Лекция ххх. Дальний восток вступает на путь изоляционизма

Положение чешских земель. Чехия, которая в конце ХV – начале ХVI в. продолжала владеть Силезией, принадлежала к числу наиболее экономически развитых областей Центральной Европы. Победа чашников над таборитами в ходе гуситских войн (1419–1434) позволила им утвердить политические позиции городского сословия, прочно занявшего место в сейме. Возросшая сила городов сказалась в том, что предпринимаемые дворянством в послегуситскую пору шаги к закрепощению крестьян не дали желанного эффекта. Бремя феодальных повинностей в пользу помещика, церкви, государства стало после гуситских войн легче, хотя это облегчение было недолговечным.

На исходе ХV в. феодальная аристократия повела наступление на права городов, перетянув на свою сторону рыцарство, которое в годы гуситского движения выступало в союзе с бюргерами. Такая политика правящего класса, отразившаяся на состоянии деревни, ещё не переломила прежней направленности экономического развития. А вскоре население пограничных земель отозвалось на Великую крестьянскую войну в Германии.

В 1526 г. Чехия вошла в состав владений Габсбургов. Поскольку годом ранее была с огромным напряжением сил подавлена крестьянская война в немецких землях, чешские дворяне не решились усилить эксплуатацию крестьян, ибо страх перед новыми восстаниями был ещё достаточно велик.

Сельское хозяйство Чехии и Моравии. В названном регионе преобладала поликультура: садоводство, виноградарство, огородничество. На юге Чехии большие доходы приносило разведение рыбы: к концу ХVI в. в Чехии, не считая Моравии, число естественных и искусственных прудов, где выращивали рыбу, достигло 78 тысяч. Помещики на опыте убеждались, что эти отрасли требуют квалифицированного, заинтересованного труда и что затраты на наём мастеров для ухода за прудом-«рыбником» окупают себя.

Хлебопашество, открывавшее большой простор для развёртывания барщинного производства, играло определяющую роль на востоке – в Моравии, но и там оно поначалу оставалось в рамках чиншевой системы, т.е. уплаты натурального оброка. Чешские феодалы, державшие собственное хозяйство, в большей мере прибегали к найму, чем к барщине (она чаще практиковалась во владениях церкви). Зачастую же они предпочитали раздавать домениальную землю в срочную аренду крестьянам.

Крестьянский двор сохранил функцию основной хозяйственной ячейки, деревня была достаточно крепко связана с местным рынком, на запросы которого крестьянин реагировал оперативнее помещика. Главными покупателями сельскохозяйственной продукции были города.

Постоянный и значительный спрос предъявляла армия, в ХVI в. почти беспрерывно воевавшая. Внешняя торговля играла весьма значительную роль в экономике, но экспорт продукции сельского хозяйства был недальним (например, рыбу из Южной Чехии в больших количествах везли в Вену), и в нём активно участвовали мелкие скупщики.

Расцвет горного дела в Чехии. Позитивные явления в аграрном строе сопутствовали более глубоким переменам в промышленной сфере. Они явственно видны в горном деле и металлургии, где ключевые позиции занимали добыча и выплавка серебра. В австрийских и чешских владениях техника горно-плавильного дела была для конца ХV – начала ХVI в. весьма совершенной.

Именно сюда рано вторгся купеческий капитал: Фуггеры и их собратья, купцы из верхненемецких городов, не только финансировали предпринимателей, чьи затраты резко росли по мере внедрения технических новинок – сложных водоотливных систем, но и сами приобретали или строили плавильни, тогда как в горном деле были крепки корпоративные начала и рудные разработки велись преимущественно паевыми товариществами.

Добыча денежного металла – серебра – в традиционных центрах чаще всего стояла на месте или постепенно шла на убыль. В Кутной горе в 1530–1540-х годах выплавка упала до 6–7 ц. в год, в то время как во второй половине ХV – начале ХVI в. она составляла ежегодно в среднем 4,5 т.

Зато поднимались новые горные города. Так, Яхимов, по-немецки Иоахимсталь, вырос буквально на глазах с открытием в 1516 г. богатых залежей серебряной руды во владениях графов Шликов на восточном склоне Рудных гор. К подъёму Яхимова приложил руку нюрнбергский капитал. Через несколько лет там уже работали тысячи горняков.

В 1521–1544 гг. в новом городе выплавляли в среднем по 9 т. серебра ежегодно – почти 1/5 всей общеевропейской добычи. Далеко позади были оставлены прочие горные центры континента. Монета яхимовской чеканки – иоахимсталеры, сокращённо талеры, – появившись в 1518 г., скоро получила хождение по всей Европе. Фердинанд I Габсбург, став чешским королём, позаботился о том, чтобы Яхимов перешёл в руки короны. С 1528 г. чеканка талеров была объявлена государственной монополией.

Экономический спад середины ХVI в. Горное дело, как чуткий нерв, уже в середине 1540-х годов ощутило грядущий кризис чешской промышленности. Начала сокращаться добыча серебра в Яхимове, её упадок усилила разорительная Шмалькальденская война. Добыча олова, основным поставщиком которого на континенте оставалась Чехия, пострадала из-за конкуренции британских копей, а также из-за неумения перестроить устаревшие организационные формы производства.

Габсбурги, чьи регальные права в австрийских землях были непререкаемы, вели наступление на права землевладельцев и вольных горных городов Чехии. Такую централизацию при Фердинанде I (1526–1564) и его преемниках не следует рассматривать как прогресс – благодаря регалиям значительная часть драгоценного металла ежегодно выпадала из товарного и денежного обращения в стране.

К середине века Центральная Европа вполне ощутила влияние Великих географических открытий, сдвинувших торговые тракты на запад. С 60-х годов ХVI в. в регионе всё сильнее обнаруживают себя последствия «революции цен».

Перемены к худшему затронули в то время и деревню, где помещики настойчивей, чем прежде, внедряли отработочную ренту (барщину), находя поддержку у центральных властей. При Максимилиане II (1564–1576) крестьянским детям было предписано нести барщину. Рудольф II в 1581 г. обложил дополнительной податью хозяйства, свободные от отработок.

Экономические последствия для Чехии Тридцатилетней войны. Во второй половине ХVI – начале ХVII в. в чешской экономике накапливались симптомы хозяйственного торможения и спада, признаки ослабления раннебуржуазных элементов. Со всей силой негативные явления обнаруживают себя в годы Тридцатилетней войны (1618–1648).

Поставки для армии обогатили не одного предпринимателя, иногда выгоду на военной обстановке извлекали для себя целые округа. Создав своё состояние за счёт конфискованных Габсбургами земель, А.Валленштейн заботился о том, чтобы война не опустошала его владений. Но общий баланс для народов Центральной Европы был трагичным.

За годы Тридцатилетней войны население Чехии убыло по меньшей мере на четверть. Глубокому расстройству торговли способствовали также и махинации сановников (в их числе тот же А.Валленштейн), гревших руки на перечеканке старой монеты и наводнивших денежный рынок обесценившейся монетой.

Победа императорско-католического лагеря обернулась ужасными последствиями для разорённого войной хозяйства. Владения Габсбургов лишились многих крестьян, ремесленников, рудокопов, купцов, которые покидали страну, спасаясь от репрессий и принудительного обращения в католическую веру. Сильно были урезаны права городского сословия.

В Чехии обновлённый земский устав 1627 г. повторил в ужесточённом виде запрет крестьянского перехода, закрепощающие юридические нормы были приведены в действие. Помещики получили возможность, игнорируя записи в старых писцовых книгах (урбариях), требовать с крестьян новые платежи и повинности.

Усиление крепостнических порядков в Польше на рубеже ХV–ХVI вв. Если в Австрии и Чехии так называемое второе издание крепостного права пробивало себе дорогу медленно, то польский вариант барщинно-крепостнического строя, формировавшийся в атмосфере ослабления центральной власти и непомерного роста дворянских привилегий в сочетании с политическим бесправием городского населения, отличался ранним и интенсивным развитием.

С конца ХV в. в Польше резко усилился темп закрепощения деревни. По сеймовой конституции 1496 г. за кметем – полнонадельным крестьянином – ещё сохранялась легальная, хотя и весьма ограниченная возможность покинуть помещика: без согласия господина ежегодно из деревни имел право уйти один кметь. Допускался, хотя и с ограничениями, уход крестьянских сыновей. К середине ХVI в. всё это было запрещено. Подавляющую массу крестьян прикрепили к земле.

Вместе с превращением польского феодально-зависимого крестьянства в крепостное происходило расширение отработочной ренты в системе феодальной эксплуатации. Быдгощско-Торуньская конституция 1519–1522 гг. предусмотрела минимум отработок: не меньше одного дня в неделю с ланового надела (18–22 га). Верхний предел законом не был установлен. К исходу столетия получила распространение 2–3-дневная барщина.

К этому времени прекратилось общегосударственное регулирование крестьянских повинностей. Признанный полновластным господином деревни, помещик распоряжался имуществом и жизнью крепостных. Новые сеймовые постановления закрепляли такой порядок, систематически усиливая санкции против беглых. Крепостное право пытались распространять на безземельных крестьян и на гулящих людей. Впрочем, повторяемость подобных актов скорее свидетельствует о малой результативности запретов и угроз.

Рост числа фольварков. Польский фольварк – домениальное хозяйство, основанное на труде крепостных крестьян и работавшее, прежде всего, на рынок – в ХVI в. превратился в доминанту аграрного развития. Подобно барщинно-крепостническому хозяйству восточногерманских княжеств, он был ориентирован преимущественно на внешний, удалённый на сотни миль от непосредственного производителя европейский рынок.

Вернув себе в 1466 г. в итоге победоносной войны с Тевтонским орденом выход к Балтике, Польша быстро стала крупнейшим экспортёром зерна. С конца ХV по конец ХVI в. вывоз в Нидерланды, Англию, Францию и другие страны удесятерился, доходя до 100 тысяч т. в год.

Максимума он достиг в 1618 г., когда через Гданьск на запад ушло около ¼ млн т ржи и пшеницы. Хлеб вывозили также через Эльблонг, Щецин (Штеттин) и другие порты. Кроме зерна, из Польши в больших количествах экспортировали лён, пеньку, поташ, лес.

Такая ориентация на внешний рынок неблагоприятно отражалась на экономике страны. Заморская торговля заведомо была недоступна крестьянину и мелкому посреднику. Больше того, в Польше от этого прибыльного дела во многом было оттеснено также купечество. Опираясь на своё политическое могущество, закреплённое Нешавскими статутами 1454 г., сеймовой конституцией 1496 г. и другими законами, шляхта присвоила себе право беспошлинного вывоза хлеба и иных продуктов сельского хозяйства.

Торговый баланс Речи Посполитой в условиях расцвета фольварков. Правительство в интересах того же дворянства (шляхты) поощряло ввоз западноевропейских промышленных изделий. Польская внешняя торговля, таким образом, приобретала колониальную окраску: в вывозе был велик удельный вес дешёвого сырья и продовольствия, в ввозе – промышленных товаров, составлявших опасную конкуренцию местным изделиям.

Последствия торжества барщинно-крепостнической системы, рикошетом ударившие и по городу, проявили себя не сразу. До 80-х годов ХVI в. признаки хозяйственного подъёма даже преобладали. Фольварк, ещё не успев разорить деревню, резко увеличил массу товарного хлеба и в известной мере активизировал торговлю.

Действовали силы хозяйственной инерции. «Второе издание крепостного права» всё же не остановило процессы, связанные с поступательным развитием деревни, – шло имущественное расслоение, наблюдались зачатки социальной дифференциации в среде крестьянства.

Хотя крен в сторону внешнеторговых связей осложнил складывание общепольского рынка, его образование продолжалось. Углублялось территориальное разделение труда, расширялись рынки, происходило их слияние. Так, Краковский рынок притягивал к себе часть Сандомирщины, Санокской и Перемышльской земель, южный край Серадзского воеводства, выходя за государственные рубежи, пограничные области входившей в Чешскую корону Силезии.

Развитие польской промышленности. В недрах цеховой системы и наряду с ней в сукноделии, книгопечатании и других отраслях рождались элементы мануфактурного производства. Более скромный, чем в Австрии или Чехии, но всё же значительный размах приобрело горное дело, где производственные условия диктовали концентрацию рабочей силы и разделение труда.

В соляных копях Бохни и Велички (близ Кракова) трудились несколько тысяч горняков: члены паевых товариществ, крепостные из окрестных сёл, работавшие по принуждению, и вольнонаёмная беднота. К найму рабочей силы прибегали кузники (владельцы железоделательных заводов) и другие предприниматели.

Однако на грани ХVI–ХVII вв. берут верх другие тенденции: польская мануфактура становится по преимуществу крепостной. Этот фактор лишь усилил кризис польского города, который оказался в таком же тяжёлом положении, в каковом пребывало местное крестьянство.

Причины экономического кризиса в Польше в ХVII в. Заключение в 1569 г. Люблинской унии Литвы и Польши привело к резкому нарушению прежнего политического баланса в пользу феодальной аристократии. Смыкаясь с могущественными родами Великого княжества – с Радзивиллами, Вишневецкими, Острожскими, старая польская знать и магнатство новой формации (Потоцкие, Конецпольские) становятся на исходе ХVI – в первой половине ХVII в. ведущей силой во внутренней и внешней политике Речи Посполиты.

Всевластие олигархии обостряло и без того печальный результат заметной гипертрофии фольварочной системы хозяйства, и всё это вело к длительному застою, а то и к упадку экономики. В ХVII в. барщина (доходившая до 4 – 5 дней в неделю) и прочие повинности, лежавшие на крепостной деревне, достигают размеров, ставящих под вопрос простое воспроизводство крестьянского двора.

Зажатый в тиски фольварочных порядков, крестьянин меньше продавал и меньше покупал, чем прежде. От этого страдали – либо рвались – рыночные связи. При воцарившейся «золотой шляхетской вольности» занятие ремеслом, промыслом, торговлей становилось всё более рискованным делом: горожанин, как и селянин, не был уверен в завтрашнем дне. Так, десятки железоделательных заводов перешли в руки дворян не только потому, что разорились старые владельцы, – шляхтичи безнаказанно прибегали и к прямым захватам.

Беды, впрочем, не обошли и правящий класс. С истощением деревни и города иссякали и помещичьи доходы. К середине ХVII в. множество средних и мелких дворян разорилось, иные из них полностью деклассировались. Экономический кризис усугубили активные внешнеполитические акции польских королей – войны с Ливонским орденом и Швецией, а также поддержка русских авантюристов в годы Смутного времени.

Экономическое развитие Великого княжества Литовского. Процесс закрепощения крестьян в Литве особенно ярко наблюдается с начала ХVI в. Это привело к снижению уровня сельскохозяйственного труда: крестьянин утратил стимулы к совершенствованию орудий, выработке новых приёмов труда.

В 1547 г. выходит указ, запрещающий покупку и продажу земель. В 1557 г. были изданы «Устава на волоки», т.е. проведена волочная реформа, по которой земля, принадлежавшая государственным крестьянам, признавалась собственностью князя.

Отныне крестьянский надел не мог превышать одной волоки (около 21 га); определялось и качество пашни (грунт добрый, средний, подлый и весьма подлый); были произведены опись и передел земель, устраняющий чересполосицу.

Часть мелкой шляхты была записана в крестьяне. Указ регламентировал размеры огородов и для крестьян, и для горожан. Стало обязательным трёхполье. Второй Литовский статут в 1566 г. узаконил десятилетний срок для сыска беглых крестьян.

Литовские города. Литовское государство было государством высокоразвитых городов. В ХV в. в него входили также более 40 белорусских и около 20 украинских городов бывшего Древнерусского государства.

В ХVI в. города в Литве основываются на магдебургском немецком праве, которое распространилось и на большинство ранее существовавших городов. В городах, основанных ещё в Древней Руси, иногда наряду с магдебургским правом употреблялись правовые нормы, восходящие к Русской Правде. Расчёт число частнособственнических городов, принадлежащих магнатам.

Хотя в Литве почти не было местных ресурсов для развития ремёсел, с ХV в. ремесленная прослойка в городах усиливается. Особенно были развиты железоделательное ремесло (железо получали из болотных руд) и плотничество. Литовские ремесленники делали прекрасные воинские доспехи, которые очень ценились рыцарями Ордена. Доспехи, оружие, снаряжение коней богато инкрустировались золотом и серебром.

В литовских городах рано стали обособляться различные профессии ремесленников. Первыми выделялись в особые цехи и братства мастера золотых и серебряных дел (устав утверждён в 1495 г.). Уже в ХVI в. в Вильнюсе насчитывалось более двадцати цехов. Вторым по уровню развития ремесла был Каунас.

При высокой организации ремёсел, развитом городском самоуправлении, жизнь горожан всё ещё была тесно связана с земледелием. Многие из них имели участки за городом, преимущественно огороды. До середины ХVI в., когда ввели строгие ограничения на покупку земель, горожане иногда владели и усадьбами, покупали земли у феодалов.

ЛЕКЦИЯ ХХIII. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ ГУМАНИСТОВ ХVI В.

Влияние раздробленности немецких земель на распространение идей Возрождения в Германии. Как известно, родиной Возрождения была Италия, представлявшая собой в ХIV–ХVI вв. конгломерат разных по своему политическому устройству государств. Нахождение здесь всемирного католического центра – Рима – способствовало не только сохранению многих древних рукописей и текстов и высокому уровню знания латыни, но и созданию наиболее благоприятных условий для критики устоев Средневековья, которую развернули высокообразованные итальянские гуманисты.

Степень раздробленности Германии была более чем на порядок выше, чем в Италии, и это также создавало благоприятные условия для распространения идей Возрождения. Хотя отсутствие сильной центральной власти помогало Католической церкви держать Германию в духовном подчинении, этот фактор способствовал более свободному проникновению гуманистических взглядов на земли Центральной Европы.

Большое централизованное государство римской Папской курии было контролировать намного легче, чем конгломерат мелких феодальных владений. При сильном короле достаточно было постоянно держать папского представителя, который подсказывал монарху, как подобает вести себя «христианнейшему» правителю. Если же король объединённого государства игнорировал советы нунция или примаса своей страны, папа мог объявить монарха отлучённым от церкви и санкционировать создание коалиции враждебных правителей соседних государств.

Значительно труднее было навести порядок в раздробленной стране, где помимо независимых владений светских феодалов и архиепископов существовали ещё и вольные города. Отсутствие сильной центральной власти в Германии заставляло папскую курию держать здесь огромную «армию» священнослужителей, что не могло не вызывать раздражения местного населения, особенно представителей появившейся буржуазии.

Фактический суверенитет немецких князей позволял некоторым из них привечать у себя гуманистов. Те же, кто мечтал о возрождении в Германии сильной императорской власти, находили поддержку своих идей в сочинениях итальянских гуманистов, писавших о необходимости объединения их родины в единое государство.

Ульрих фон Гуттен о политическом будущем Германии. О сумме взглядов на государство и право, типичных для немецкого гуманизма, можно с достаточной достоверностью судить по политическому кругозору Ульриха фон Гуттена (1483–1523) – одного из наиболее ярких гуманистов Германии.

Всё его творчество пронизано патриотической идеей освобождения родной страны из-под гнетущей и разорительной власти римско-католической церкви. «Решительно покончим с папской тиранией», – неустанно увещевает он своих соотечественников.

«…Я готов смириться со смертью, – говорит У. фон Гуттен, – но не с жалким рабством. И с рабством Германии я тоже не смирюсь»». Во имя завоевания свободы родины он призывает немецкую нацию к мечу, считая нелепыми расчёты на получение подлинного суверенитета из рук пап.

Германия, которой удастся сбросить с себя чужеземное ярмо, в плане государственного устройства должна по-прежнему оставаться империей. Но империей единой, преодолевшей княжеский партикуляризм, междоусобицу курфюрстов и её тяжкие последствия: нарушения мира и права. Во главе суверенной империи надлежит находиться могущественному энергичному монарху.

Ему (как и всякому светскому правителю) «следует подчиняться по примеру Христа и учения апостольского». Верно служить своему государю и заботиться о благе отечества – это, по У. фон Гуттену, одно и то же. С императора, являющегося блюстителем свободы всего государства, отцом отечества, в персоне которого воплощается вся страна в целом, соответственно и самый большой спрос. Германия избирает его для того, чтобы он был руководителем войны (если таковая случается) и защитником государства.

Долг императора – не допускать разрушения общественной свободы. Как высшему носителю справедливости ему вменяется в обязанность предотвращать попрание законности, ибо там, где преступают законы, идёт всё прахом.

Представления У. фон Гуттена о справедливом обществе. Полнота власти, которой обладает император, должна употребляться им в видах «общей пользы» и «справедливости». Под «справедливостью» У. фон Гуттен понимает здесь выполнение каждым из сословий своей функции и принесение пользы обществу.

Первым сословием немецкой нации, её ведущей и интегрирующей силой гуманист считал дворянство, рыцарство, возглавляемое самим императором. Страдания и беды Германии проистекают, по убеждению У. фон Гуттена, из факта несоответствия реального положения рыцарского сословия, всё более оттесняемого на периферию общественной жизни, истинному призванию рыцарей.

Порядок в стране восстановится, справедливость придёт, благоденствие наступит тогда, когда за дворянами закрепится монопольное право на политическое руководство государством. В своей приверженности этому сословию У. фон Гуттен доходит до того, что соглашается на ограничение полномочий любой власти (даже императорской!), если они будут задевать и ущемлять указанное право дворянства.

Апология феодального рыцарства (чем бы она субъективно ни побуждалась) – исторически обречённого социального строя, игравшего реакционную роль в жизни Германии ХVI в., – несомненно слабое звено в идейно-политической платформе У. фон Гуттена. Аналогичного свойства были и его боязнь использовать радикальные меры для решения коренных внутренних проблем страны и страх перед народными массами.

Тем не менее главным в содержании этой платформы была острая критика притязаний папского престола (в частности, на власть в Священной Римской империи германской наций), которая усиливалась беспощадным разоблачением порочной жизни, паразитизма и лицемерия иерархов католической церкви. И именно это делало данное учение незаурядным явлением Возрождения, высоким образцом немецкого гуманизма.

С осуществлением своих политических планов У. фон Гуттен связывал решение не одних только собственно государственно-правовых проблем. Он надеялся также на то, что вместе с решением этих проблем в стране начнётся подъём просвещения, быстрее станут распространяться знания, произойдёт расцвет искусств и наук, появится простор для развития человеческих талантов.

Общая характеристика политико-правовых взглядов Эразма Роттердамского. Виднейший гуманист западноевропейского Возрождения Эразм Роттердамский (1469–1536) не оставил сколько-нибудь цельной и логически упорядоченной доктрины государства и права. Он вообще испытывал неприязнь к окончательно завершённым (и потому замкнутым) теоретическим построениям.

К тому же фактически во всех его размышлениях исходным пунктом выступают не те или иные общности (политические, конфессиональные, семейные, этнические и пр.), а ин-дивид, отдельный человек, озабоченный своим личностным (на христианско-религиозный манер) спасением. Политико-правовые идеи «вкраплены» во многие произведения гуманиста, имеющие по преимуществу моралистическую окраску.

Тем не менее есть две работы, в которых Эразм Роттердамский уделил больше внимания политико-правовым вопросам, чем в других своих сочинениях. Это «Кинжал христианского воина» (1501) и в особенности «Воспитание христианского государя» (1516).

В общей сумме идей, направлений и школ, оказавших влияние на представления Эразма о политике, государстве и праве, можно выделить несколько наиболее важных. Во-первых, это «философия Христа», т.е. переработанная гуманистом в соответствии с ренессансными мировоззренческими и социальными принципами этика раннего, незапятнанного католической церковью и схоластикой, христианства. Во-вторых, – взгляды древних греков и римлян, явившиеся, по мнению Эразма, базой самой христианской культуры. В-третьих, идеи итальянского Возрождения, создавшие в Западной Европе духовную почву для формирования человека нового, антифеодального типа.

Высказываясь по вопросам государства и права (и прежде всего, вынося суждения о конкретных институтах и процессах политической жизни), Эразм, конечно, сообразовывался с хорошо известными ему данными о государственно-правовых порядках в тогдашнем европейском обществе.

Высказывания Эразма Роттердамского о государстве и праве затрагивают значительный круг проблем, занимавших философскую и социальную мысль его эпохи. Много внимания он уделяет общему пониманию государства, происхождению и целям государственности; в поле его научных интересов находятся взаимоотношения государства и церкви, различные формы государства.

В числе рассматриваемых им политико-правовых сюжетов: легитимация и границы публичной власти, характер связи права и государства, право на сопротивление. В эразмовских трудах получило развитие своеобразное учение о государстве, его облике и призвании, задачах, принципах правления. В них имеется чётко выраженная пацифистская концепция внешнеполитической деятельности государства.

Ключевой идеей всех затрагиваемых Эразмом вопросов выступает положение, согласно которому политическое бытие общества должно являться воплощением высших социально-этических норм и ценностей. Это долженствование проистекает, по Эразму, из того, что люди, в совокупности составляющие государственный организм, – существа свободные и обладающие самостоятельной волей. Уважение человеческого достоинства имеет, считает гуманист, решающее значение как для правильного поведения каждого индивида, так и для управления, которое требуется от государства.

Идеальное государство по Эразму. По мнению Эразма, государство есть некое тело (corpus), образуемое множеством разных входящих в него частей, и одна из них – государь. Настоящий государь – христианин. От природы он равен остальным своим согражданам (поскольку все они особи человеческого рода), он мудрый и безупречно нравственный человек.

Но прежде всего он – слуга общества, призванный блюсти закон и справедливость. Нет повиновения закону со стороны граждан там, где государь бесцеремонно обращается с ним. Напрасно надеяться на неподкупность чиновников в той стране, где сам государь торгует должностями.

Управляя согражданами, добрый государь всегда считается с двумя фундаментальными вещами. Во-первых, с тем, что он правит свободными людьми и властвует над ними с их согласия. По Эразму, вообще лишь согласие людей (consensus) создаёт государя. А во-вторых, с тем, что его (государя) главная цель – общественная польза, общее благо, общегосударственный интерес.

«Не обращай в свою пользу общественное, – говорит Эразм государям, – а отдавай на общее благо и то, что принадлежит тебе, и всего себя. Многим народ обязан тебе, ты же народу обязан всем». Понятия «общее благо», «общегосударственный интерес» у Эразма очень специфичны и несут характерную для позиции гуманиста социально-этическую нагрузку. Предполагается, что смысл деятельности государства – обеспечение мира, и что люди сознательно служат такому государству (отечеству), представляющему их как политическое целое.

Общая польза достигается путём умножения высоких личных качеств государя как мудрого, справедливого и нравственного человека на добрую волю граждан, исполняющих законы и активно стремящихся к совершенству. К этим двум факторам добавляется третий: учёт объективной обстановки плюс использование подобающих форм, средств и методов управления. В связи с этим встаёт вопрос о том, какая их форм правления казалась Эразму предпочтительной.

Общепринято писать о тяготении гуманиста к монархии. Однако этот монархизм - вынужденный. Государственный порядок, вызывающий у Эразма наибольшие симпатии, – это строй вольных имперских городов или самоуправление общин в Нидерландах.

Эразм и окружающая его действительность. Эразм учит, что основными методами воздействия на свободную волю человека, наставления индивида на путь служения общему благу должны стать воспитание и убеждение. Издаваемые государством предписания, законы должны сознательно приниматься людьми, обладающими свободной волей. Их нельзя навязывать силой или угрозой принуждения.

Гуманист наблюдает в окружающей действительности социальную дисгармонию, праздные элементы (осуждаемые им как источник грязных дел в обществе), различные злоупотребления, преступления и т.д. Потому он считает нужным в соответствующих случаях (смотря по ситуации) применять силу закона. Но в основном законодательство, по его разумению, должно быть не проводником репрессивной политики, орудием насилия, а инструментом постепенного сглаживания и ослабления имущественных, правовых, моральных, культурных контрастов в обществе.

Эразм ясно понимает, насколько много в окружающей его жизни феодального произвола, угнетения и унижения личности, бесправия людей, сословных привилегий, религиозного фанатизма, бескультурья. Однако он категорически против борьбы с варварством феодального мира варварскими же средствами. Правда, при этом он не предлагает своей определённой программы социальных реформ, превративших бы его политико-юридические воззрения в общественную явь.

Он придаёт слишком много значения морализаторству, апелляции к одному лишь здравому смыслу. Вот почему в данном конкретном случае можно пожалеть о дефиците реализма (а точнее даже, практицизма) у Эразма.

Эразм обнажает подоплёку тех феодальных войн, которые затеваются тиранами для того, чтобы под предлогом наступления чрезвычайных обстоятельств (состояния войны) беспрепятственнее разобщать, подавлять и грабить свои собственные народы. Эразм желал установления отношений между всеми государствами на тех же самых нравственных началах, на которых должны строиться взаимоотношения мудрого, справедливого государя со своими гражданами – людьми лично свободными, равными друг другу и руководствующимися собственной волей.

Значение западноевропейского гуманизма для прогресса политико-юридической мысли. Постановка во главу угла проблемы человека в значительной мере обусловила повышенный интерес гуманистов к политической и правовой педагогике, т.е. к вопросам воспитания в духе гражданственности государя, магистратов, отдельных индивидов, всего населения страны в целом. Это – один из показателей стремления не оставаться в рассуждениях о политике, государстве, праве только на уровне абстракций, а придать таким рассуждениям качество, делающее реальным их непосредственное применение на практике.

В сочинениях гуманистов политика, государство и право в принципе ещё не осознаны как объекты, составляющие особую и относительно самостоятельную область социальной жизни. Они трактуются как явления этические, части человеческой культуры вообще. Для гуманизма человек и человеческое органически связаны с природой. Причём эта связь обусловлена не одними их физическими свойствами, но и тем, что они управляются одними и теми же законами, господствующими во Вселенной.

Отсюда черты «натурфилософского» понимания политических институтов, юридических установлений в качестве необходимых звеньев космической законосообразности и регулярности. При этом используются термины, аргументы, словарь христианства.

Влияние политических идей гуманистов на общественную мысль Нового времени. В гуманистическом движении содержатся определённые духовные предпосылки для возникновения идей, оказавших очень большое влияние на развитие политико-юридической мысли Нового времени. Речь идёт о социалистическом учении, а применительно к ХVI–ХVII вв. – об утопическом социализме.

Родоначальники утопического социализма Т. Мор и Т. Кампанелла во многом разделяли позиции ренессансного гуманизма. Они были согласны с его критикой пороков феодализма, господства одних людей над другими, обскурантизма и т. д. Они восприняли попытку гуманистов понять мир как нечто гармонически разумное в своих первоосновах.

Утопическому социализму было близко гуманистическое представление о достоинстве личности. В особенности усвоил он высокую оценку гуманистами социальности, общежития как главного условия существования людей. Т. Мор и Т. Кампанелла взяли на вооружение и тезис гуманистов о необходимости доверять управление государством только наиболее образованным и доблестным членам общества, обладающим наибольшими достоинствами.

Фиксируя определённую идейную связь ренессансного гуманизма и утопического социализма, нельзя забывать о тех качественных различиях (в социально-классовом и мировоззренческом плане, исторических продолжениях и др.), которые имеются между этими течениями и которые, естественно, проявляют себя в различиях их политико-юридических концепций.

ЛЕКЦИЯ ХХIV. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ ЛИДЕРОВ РЕФОРМАЦИИ

Идея «всесвященства» как основа мировоззрения М. Лютера. Прежде чем рассматривать политико-правовые воззрения Мартина Лютера (1483–1546), необходимо разобрать его концепцию «всеобщего священства» («всесвященства»), проливающую свет на социально-исторический смысл этих воззрений.

М. Лютер считал, что «романисты» (т.е. сторонники неограниченной папской власти, препятствующие реформе церкви) выдумали, будто «…папа, епископы, священники, монахи – люди духовного звания, а князья, господа, ремесленники, земледельцы – светского». В действительности же: «Все христиане поистине духовного звания и между ними нет никаких различий, кроме как по роду занятий… мы все – одно тело; каждый его член занимается своим собственным делом, выполняя которое он служит другим… у всех нас одно крещение, одно Евангелие, одна вера и все мы – равные христиане. Лишь крещение, Евангелие и вера делают нас духовными людьми и народом Христовым… Благодаря крещению мы все посвящаемся в священство» (дословно: «в священники»).

По мнению М. Лютера, всесвященство должно утвердиться, так как любой христианин способен напрямую общаться с Богом, в состоянии (и правомочен) толковать и проповедовать «Священное писание», совершать богослужение. Верующий самостоятельно выясняет и строит свои отношения с Богом. И здесь он руководствуется только собственной совестью, посягать на которую ни церковь, ни тем более какие-либо авторитеты не вправе.

В этих лютеровских представлениях – защита личного, осуществляемого верующим по своей воле выбора между угодным Богу добром и неугодным ему злом: «Действовать против нашей совести для нас и опасно и невозможно. На этом я стою. И не могу иначе». Такая модель связи Бога и христианина отрицала принятый в тогдашней официальной религии постулат беспрекословного, нерассуждающего послушания члена религиозной организации власти церковных иерархов.

Значение заключённых в идее всесвященства посылок и проистекающих из неё следствий для истории политической культуры отчетливо осознаешь, когда сопоставляешь её с тем, что отстаивали во времена М. Лютера апологеты католицизма отчётливо осознаётся при сопоставлении с тем, что отстаивали тогда апологеты католицизма. Основатель Ордена иезуитов И.Лойола поучал в «Правилах мышления для членов церкви» (1534) так: «Если церковь утверждает, что то, что нам кажется белым, есть чёрное, – мы должны немедленно признать это».

Лютеровское учение о двух «царствах». Если положение о равнодостоинстве всех христиан, о свободе совести верующего участвовали в формировании предмета раннебуржуазного политико-юридического сознания, то лютеровское учение о двух царствах (порядках) способствовало прежде всего формированию методологического компонента этого сознания: способа осмысления политики, государства, права.

Царства (духовное и светское) М. Лютер понимает, во-первых, как некие замкнутые сферы (области, зоны) господства, строго противостоящие друг другу, а во-вторых, как само отправление господства (властвование, управление). Бытие людей оказалось расколотым надвое из-за двойственности самой природы человека, которая, По М. Лютеру, является одновременно и духовной и телесной.

Существование и сохранение двух царств (порядков) обусловлено ещё и тем обстоятельством, как полагает реформатор, что мир состоит в основном не из настоящих христиан. «Когда бы в нём пребывали одни только истинно верующие, …то не нужно было бы ни князей, ни королей, ни господ, ни меча, ни права. Зачем бы требовалось всё это? В сердцах истинно верующих христиан обитает Святой дух, который их учит и направляет таким образом, чтобы они не допускали никаких беззаконий, любили бы каждого, охотно и просветлённо сносили бы каждую несправедливость, даже смерть». Противоречивость человеческой природы, крайнее несовершенство мира, в котором господствует зло, выступает у М. Лютера причинами, вызвавшими к жизни Божьей волей светское царство.

Под понятием «светское царство» М. Лютер подразумевает всю сферу отношений между людьми, непосредственно регулируемую человеческими установлениями, законами, предписаниями. Ею охватываются совокупности разных связей: хозяйственных, торговых, семейных и т.п. Но в первую очередь, конечно, связи политические, государство.

Политико-правовые взгляды М. Лютера. Если рассматривать политические взгляды М.Лютера, то, найдя приют при дворе саксонского курфюрста, он, естественно, выступал за усиление власти князей в Германии. Об этом он писал в изданном в 1523 г. сочинении „О светской власти”. Историки спорят по поводу отношения М. Лютера к крестьянской войне, бушевавшей в Германии в 1524–1525 гг. По мнению В. М. Володарского и Э. Ю. Соловьёва, подвергших тщательному текстологическому анализу памфлет „Против грабительских и разбойных крестьянских орд”, приписываемый М. Лютеру, последний не был его автором.

Самого слова «государство» в лютеровских текстах нет. В произведениях реформатора, написанных на латинском языке, употребляются такие предшествовавшие слову «государство» эквиваленты, как res publica, politica. В своих немецкоязычных публикациях М. Лютер использует для обозначения государства общепринятый в ту пору в Германии термин Obrigkeit (’начальство, власть предержащие, верхи’ и т.п.). Начальство же он понимает не столько в его абстрактно-социологическом выражении как публичновластный институт общества; он видит в нём живых конкретных людей, которые доступны для личного обращения, с которыми можно (и необходимо) иметь дело и т.п.

В глазах М. Лютера государство менее всего выглядит величиной самоценной. Ему предназначено заботиться о внешнем порядке, удерживать мирские конфликты, бороться с проявлениями и носителями зла, чтобы всякий христианин получил возможность укрепляться во внутренней религиозности, отдаваться вере, истово служить Богу. Быть средством достижения и обеспечения христианской жизни – вот в чём главная функция и оправдание государства.

Лица, которые по роду своих занятий отправляют такую функцию, обладают властью. Их власть над окружающими покоится, по мнению М. Лютера, на насильственном искусственном господстве. Оно искусственно не в том (покушающемся на Библию) смысле, что устанавливается помимо воли Бога. Данное определение призвано подчеркнуть отличие характера господства начальства от родительской власти – господства самосоздающегося, естественного. Попытка отмежеваться от традиционной концепции происхождения и сущности государства тут несомненна.

М. Лютер проводит (хотя и не везде последовательно) ту идею, что царства мира сего должны держаться силой («мечом»), управляться при помощи принудительных законов. Светская власть действовать иначе не может. Каким-либо другим способом нельзя очистить землю от зла, наводить порядок, оберегать покой христиан и т.д.

Выполняя предназначенное ему, государство обязано не выходить за установленные для него пределы. Оно ограничено исключительно делами земными, человеческими и не властно в делах, в которых Бог не подчинил людей начальству (например, в вопросах веры, совести): «…вред, наносимый предоставлением светской власти слишком широкого простора, невыносим и ужасен».

М. Лютер осуждает государей, дерзающих распространить своё влияние также «на небо», т.е. стремящихся управлять душами подданных, их совестью, верой. В особенности он выступает против насильственного навязывания веры, её различных форм. «Нелепо и невозможно повелениями принудить кого-либо верить так, а не иначе», – пишет он.

В известном смысле правильными являются призывы М. Лютера к правителям помышлять не о собственной выгоде, славе и прочее, но о благе страны, рассматривать себя не в качестве господ над народом, но как его слуг. Однако в историко-познавательном плане едва ли эти взгляды были в ХVI в. новинками.

Политические идеи У. Цвингли. Одно из направлений реформационного движения, в котором отразились особенности государственного устройства Швейцарии, возглавил Ульрих Цвингли (1484–1531). Разделяя многие положения учения М. Лютера, У. Цвингли решительнее, чем М. Лютер, выступал против обрядовой стороны католического культа, рационалистически истолковывал причащение и крещение – рассматривал их не как таинства, а как символы.

У. Цвингли также противопоставлял княжеской лютеранской реформации республиканизм своей церкви. Эти расхождения проявились во время встречи У. Цвингли и М. Лютера в Марбурге в октябре 1529 г.

У. Цвингли отстаивал мелкую собственность, порицал ростовщичество и крепостное состояние, осуждал военное наёмничество. Его идеалом был патриархальный хозяйственный и политический уклад, что соответствовало характерной для швейцарских кантонов провинциальной замкнутости, но находилось в противоречии с намерением У. Цвингли добиться под гегемонией Цюриха централизации Швейцарии и выхода её на международную арену.

Признавая божественный характер светской власти, У. Цвингли вместе с тем считал правом народа не повиноваться власти, если она становилась тиранической и попирала «божественные законы». У. Цвингли был убеждённым республиканцем.

После фактического захвата У. Цвингли власти в Цюрихе его радикализм потускнел. Он настоял на сохранении большой церковной десятины, придал своей церкви чёткие организационные формы и поставил её в полную зависимость от светских властей. Тем самым У. Цвингли подорвал широкую массовую базу для проводимой им реформации, что предопределило печальный конец его деятельности и такую же дальнейшую судьбу его варианта протестантизма.

Кальвинистская реформация. О происхождении Жана Кальвина (1509–1564) и его учении можно прочитать в учебнике (С. 134). В 1534 г. Ж.Кальвин стал убеждённым сторонником Реформации, что вынудило его бежать из Франции сначала в Страсбург, а затем в Базель. С 1536 г. и до конца своих дней он пребывал в Женеве.

Став „лектором Священного писания”, Ж. Кальвин насаждал новые порядки функцио-нирования церковных общин с упрощённой мессой, пением псалмов, толкованием текстов Священного писания и поддержанием дисциплины наставлениями. Стремление Ж. Каль-вина перестроить всю жизнь Женевы на свой лад привело к его изгнанию из города сто-ронниками более умеренной реформации в 1538 г.

Однако в стане оппонентов Ж. Кальвина вскоре начались раздоры, и в 1541 г. вновь избранный городской магистрат Женевы попросил его вернуться. Горожане, переполнив-шие главный собор города, ожидали громовой речи Ж. Кальвина против своих врагов, однако он открыл Евангелие на том месте, где остановился три года назад, и продолжил свою прерванную проповедь.

Основы политического учения Ж. Кальвина. Ж. Кальвин поставил своей целью любой ценой сохранить духовную независимость церкви от государственной власти. Последняя должна помогать церкви и охранять её доктрину, служителям же церкви надлежит молиться за неё, не вмешиваться в её дела. Властям необходимо также внимать советам служителей церкви, насаждающих слово и законы Божии.

Изложению вопросов гражданского правления посвящена глава ХХ книги IV богословского трактата Ж. Кальвина «Наставление в христианской вере», опубликованного в Женеве в 1536 г. В ней говорится о «государстве магистратов»: об их долге перед Богом, их служении божественной справедливости, обязанности их должностных лиц действовать в согласии с христианской религией, о различных формах правления и др.

Затем речь идёт о «законах»: об их использовании, их необходимости, различии между ними, о законах моральных, церемониальных и судебных как в Ветхом завете, так и современных, о справедливости и предписаниях законов. Наконец, завершает главу рубрика о «народе»: о его уважении и послушании авторитетам, подчинении воле Божией, о случаях его возможного сопротивления тирании и т.д.

Политическое значение догмата о предопределении. Сердцевиной кальвиновского учения является догмат о божественном предопределении. Согласно Ж. Кальвину, Бог заранее твёрдо определил одних людей к спасению и блаженству, других – к погибели. Люди бессильны изменить волю Бога, но могут догадываться о ней по тому, как складывается у них жизнь на земле. Если их профессиональная деятельность (её предуказывает Бог) идёт успешно, если они набожны и добродетельны, трудолюбивы и покорны властям (установленным Богом), значит Бог благоволит к ним.

Из догмата об абсолютном божественном предопределении для истинного кальвиниста проистекал прежде всего долг целиком посвящать себя своей профессии, быть максимально бережливым и рачительным хозяином, презирать наслаждения и расточительность. Из этого догмата также следовало, что благородство происхождения и сословные привилегии феодалов вовсе не столь важны, ибо не ими обусловливаются предызбранность и спасение человека. Таким образом, Ж. Кальвин сумел специфическими религиозными средствами дать мощный импульс процессу формирования буржуазной социально-экономической практики и духовной атмосферы капитализма, совершающемуся в Западной Европе.

Пробуржуазный характер имела и произведённая Ж. Кальвином коренная реформа устройства церкви. Церковные общины стали возглавлять старшины (пресвитеры), избиравшиеся обычно из наиболее богатых мирян, и проповедники, не имевшие специального священнического сана, исполнявшие религиозные функции как служебные обязанности.

Пресвитеры вкупе с проповедниками составляли консисторию, которая ведала всей религиозной жизнью общины. Идея подобного переустройства церкви, воспринятая в учениях и политике, в своём дальнейшем развитии явилась концептуальной базой для разработки республиканских и даже республиканско-демократических программ.

Критика Ж. Кальвином феодальных порядков. Вслед за М. Лютером Ж. Кальвин говорил о том, что строй политического принуждения произрос на почве грехопадения, однако женевский проповедник усматривал в грехопадении лишь conditio sine qua non (лат. ‘условие, без которого не…’, т.е. необходимое условие) появления государства, а не единственную причину данного события, как склонен был думать по этому поводу М.Лютер.

Осуждая феодально-монархические круги за творимые ими насилия, произвол, беззакония и предрекая за это правителям Божью кару, орудием которой могут стать их собственные подданные, Ж.Кальвин в то же время всякую власть объявлял божественной, требуя от христиан, выполняющих веления государства, думать прежде всего о Боге.

«При повиновении властям, – учит Ж. Кальвин, – всегда должно быть допускаемо исключение из общего правила, или, точнее, при нём должно соблюдаться следующего рода правило: повиновение властям не может нас отвлекать от повиновения тому, воле которого должны быть подчинены все королевские указы, повеления которого сильнее всех законов… Господь – царь царей, или король над королями…, его голос должен быть услышан всеми и раньше всякого другого».

Право сопротивляться тирании Ж. Кальвин признавал только за подчинёнными государю органами власти, церковью, представительными учреждениями. Открытое неповиновение и свержение тирана допустимы, на его взгляд, лишь тогда, когда использованы все способы пассивного сопротивления, исчерпаны все легальные формы борьбы.

Сравнивая между собой традиционные со времён античности формы государства (монархию, аристократию, демократию), Ж. Кальвин отдаёт явное предпочтение аристократической организации. Это предпочтение он обосновывает тем, что преимущества аристократии, по его мнению, доказаны всем опытом истории и подтверждены волей Бога. Лучшей формой правления Ж. Кальвин считал олигархию, а худшей – демократию.

Аристократия представляется Ж. Кальвину такой политической формой, которая позволяет людям сообща выбирать пасторов, даёт возможность без помех избирать правителей и должностных лиц и т.д. Подобная позиция свидетельствует о признании проповедником республиканского устройства оптимальной формой модели государственности.

Воплощение Ж. Кальвином своих политических идей на практике. Отличительное свойство кальвинистской доктрины – заключающаяся в ней жестокая религиозная нетерпимость ко всяким иным воззрениям и установкам, в особенности к крестьянско-плебейским ересям.

Свои политические воззрения Ж. Кальвин воплотил в практической деятельности, возглавляя в 1541–1564 гг. женевскую консисторию. При нём городская церковная организация фактически подчинила себе магистрат. За горожанами была установлена слежка, чуть ли не всеобъемлющей регламентации подверглись самые разные стороны общественной жизни, за малейшие нарушения предписанных норм назначались тяжкие наказания, вошли в обыкновения казни тех, в ком усматривали еретиков.

Тем не менее, кальвинистская идеология оказала огромное влияние на политическое развитие Европы в раннее Новое время. Она существенно содействовала совершению революции в Нидерландах и утверждению в этой стране республики. На её основе возникли республиканские партии в Англии и в Шотландии. Вместе с другими идейными течениями Реформации кальвинизм подготовил тот «мыслительный материал», на основе которого позднее сложилось классическое политико-юридическое мировоззрение буржуазии.

ЛЕКЦИЯ ХХV. ВОЗНИКНОВЕНИЕ УТОПИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА

Понятие утопического социализма. Марксисты твёрдо убеждены в том, что коммунистическая идея пережила в своём развитии два этапа: утопического социализма и научного коммунизма. На самом же деле, как показывают попытки построения «светлого будущего», предпринятые в ХХ в. в СССР, ряде стран Европы и Азии, а также на Кубе, все коммунистические учения являются утопическими.

Согласно взглядам философов и историков, считающих себя марксистами, утопический социализм – предшествующее научному коммунизму теория и учения о коренном преобразовании и справедливом устройстве общества на социалистических началах, не опирающиеся на знание законов общественного развития и его движущих сил.

В. И. Ленин так писал о ранних социалистических учениях: «Когда было свергнуто крепостничество, и на свет божий явилось «свободное» капиталистическое общество, – сразу обнаружилось, что эта свобода означает новую систему угнетения и эксплуатации трудящихся. Различные социалистические учения немедленно стали возникать, как отражение этого гнёта и протест против него. Но первоначальный социализм был у т о п и ч е с к и м социализмом. Он критиковал капиталистическое общество, осуждал, проклинал его, мечтал об уничтожении его, фантазировал о лучшем строе, убеждал богатых в безнравственности эксплуатации.

Но утопический социализм не мог указать действительного выхода. Он не умел ни разъяснить сущность наёмного рабства при капитализме, ни открыть законы его развития, ни найти ту о б щ е с т в е н н у ю с и л у, которая способна стать творцом нового общества (Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 23. С. 46).

Из этих слов В. И. Ленина с полной определённостью следует, что возникновение утопического социализма он относил к эпохе революционного уничтожения, свержения феодальных порядков и становления буржуазного общества, что утопически-социалистиче-ские учения он рассматривал как отражение капиталистических форм угнетения и эксплуатации трудящихся и протест именно против них.

Споры исследователей об искренности литературного творчества Т. Мора. Одним из направлений развития гуманизма наряду с познанием природы было создание картины „идеального общества”. Первым попытался создать подобную картину англичанин Томас Мор (1477/78–1535). Он издал в 1516 г. книгу „Утопия”, полное название которой звучит так: „Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия”. Поэтому Т. Мор по праву считается родона-чальником утопического социализма.

В монографиях и научно-популярных книгах, посвящённых Т. Мору, есть немало попыток перечеркнуть значение «Утопии», используя для этого последующую жизнь и сочинения Т. Мора. Одни авторы рассматривают коммунистический проект Т. Мора как игру праздного воображения, которую не следует принимать слишком серьёзно (например, К. С. Льюис). Другие высказывают мнение о том, что Т. Мор отказался впоследствии от взглядов, изложенных в сочинении, опубликованном в 1516 г. «Утопия» представляла собой юношеский радикализм, – пишет Дж. Скарисбрикк. – Зрелость превратила его (Т. Мора) в труса и закоренелого консерватора».

Этим взглядам противостоит убеждённость многих исследователей в глубокой искренности Т. Мора, в выстраданности идей, изложенных в «Утопии». Автор одной из последних книг о Т. Море Э. Фокс полагает, что «Утопия» воплощала синтез двух глубочайших стремлений Т. Мора – к нравственному совершенствованию (которое приводило его одно время к мыслям о монастыре) и к активной общественной деятельности.

Именно так он представлял себе политику, не противоречащую морали. И после компромисса на службе у Генри VIII, тяжело пережитого Т. Мором как нравственное поражение, он своим отважным и трагическим концом вновь продемонстрировал готовность всё принести в жертву принципам, впервые изложенным им в «Утопии».

Истоки идей, изложенных в «Утопии» Т. Мора. Обращение к коммунистическому идеалу в ХVI в. не было столь парадоксальным, как это могло бы показаться несколько сот лет спустя, так как в Англии ещё сохранялось общинное землевладение и лишь огораживание положило конец коллективистским традициям крестьян.

Принцип общественной собственности был подсказан Т. Мору и литературными источниками, в первую очередь античными. Текст «Утопии» свидетельствует о большом влиянии на неё «Государства» Платона. Но Т. Мор не копировал великого философа. Он отверг сословный характер платоновского «коммунизма», его связь с рабством, эксплуатацией и общественным неравенством, распространив коммунистические принципы на всё общество.

Образ Утопии возникает из критики социальной несправедливости как средство её преодоления. Демократические симпатии Т. Мора, его стремление облегчить участь трудящихся очевидны. Платоновской идее кастовых занятий Т. Мор противопоставляет обязанность всех граждан, за редчайшим исключением, участвовать в производительном физической труде.

Т. Мор отходит и от свойственного Платону подавления личности во имя интересов государства. «Утопия» гарантирует свободное развитие индивидуальности в известных пределах и не только сохраняет семью вопреки Платону, видевшему в ней главную угрозу государству, но и превращает её в важную ячейку производства и общественной жизни.

Влияние раннего христианства на Т. Мора. Как католик, Т. Мор прибегает для обоснования общественной собственности к христианству. Он пишет, что Христу нравилась совместная жизнь, подобная той, которая существует у утопийцев и сохраняется в наиболее чистых христианских общинах. Проповедуя в «Утопии» мысли Христа об общности имуществ, Т. Мор выступал против официальной церковной доктрины своего времени и обращался к идеалам раннего христианства, сохранившимся в народном сознании в форме представлений о безвозвратно ушедшем в прошлое золотом веке и царстве Божием.

Но в сочинении Т. Мора средневековая народная религиозная мысль о смирении и аскетизме, связанная с идеей первородного греха, уступила место идеям прогресса и способности человечества к совершенствованию, характерным для эпохи Возрождения. От идеалов раннего христианства коммунизм Т. Мора отличался трудовым характером и распространением коммунистических принципов на всё общество, а не только на общину верующих. «Христианский коммунизм» был коммунизмом потребителей и нищих. Т.Мор противопоставил ему производство, основанное на общественной собственности.

Т. Мор был одним из лучших представителей гуманизма – научного направления эпохи Возрождения, порвавшего со средневековыми религиозными догмами. Схоластика ему чужда, он опирается всецело на разум. В основе его общественно-политических рассуждений прежде всего лежат отношения между людьми, а не отношения человека с Богом. Т. Мор – один из родоначальников мирской науки об обществе, проникнутой верой в прогресс, в возможность рационального переустройства общества.

Критика Т. Мором окружающей его действительности. «Утопия» написана в форме рассказа о путешествии, который ведётся от имени вымышленного лица Рафаила Гитлодея. Книга делится на две части и в ней преобладает два круга тем: критика современного Т. Мору общества и описание государственного строя на острове Утопия.

Т. Мор разоблачает паразитизм аристократов, духовенства, армии слуг, наёмного войска и безудержное стремление высших классов к роскоши при полном отсутствии забот о тружениках.

«Существует большое число знатных, – пишет он, – которые живут в праздности, будто трутни, трудами других, например, держателей своих земель, которых для увеличения доходов они стригут до живого мяса». Столь же бескомпромиссен Т. Мор и к первым шагам капитализма на английской почве – к «огораживанию», приводящему к тому, что «овцы пожирают людей».

Критика феодального и раннекапиталистического общества фокусируется на политике государства. По Т. Мору, европейское общество само создало воров для того, чтобы наслаждаться зрелищем их повешения. Он видит решение проблемы преступности в упразднении социальных контрастов, заботе о тружениках, охране их земельных наделов, в обеспечении работой безземельных и т.п.

Т. Мор выдвигает новаторские для своего времени идеи о том, что наказание должно перевоспитывать, а не устрашать, о соразмерности преступления и наказания, о замене смертной казни принудительными работами. Т. Мор подвергает резкой критике феодальных правителей, видящих своё призвание в завоевании, а не в общественном благоустройстве. Он догадывается о связи государства с интересами эксплуататоров: «когда я внимательно наблюдал и размышлял обо всех государствах, которые процветают и доныне, честное слово, не встретил я ничего, кроме некоего заговора богатых, под предлогом и под именем государства думающих о своих выгодах».

Представления Т. Мора об идеальном государстве. Корень социальной несправедливости Т. Мор видит в частной собственности. «Я полностью убеждён, – говорит Гитлодей, – что распределить всё поровну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими невозможно иначе, как вовсе уничтожить собственность…». Этот тезис служит логическим переходом к изложению идеального общественного и государственного строя утопийцев.

На острове Утопия нет частной собственности, денежного обмена, царит полное равенство. Основу общества составляет семейный и трудовой коллектив. Труд обязателен для всех. Все граждане осваивают какое-нибудь ремесло и поочерёдно занимаются земледельческим трудом, переселяясь для этого в сельскую местность на два года.

Каждая семья имеет в городе дом. Чтобы не способствовать развитию собственнических инстинктов семьи регулярно обмениваются домами. Коллективизм воспитывают также совместные трапезы граждан. Всё необходимое для жизни главы семей получают с общественных складов.

Т. Мор понимает, что гармоничное общество возможно лишь при условии полного достатка. Его эпоха не давала оснований предвидеть технический прогресс. Поэтому Т. Мор прибегает для обеспечения благосостояния к ресурсам, доступным его современникам. Утопийцы не знают пороков, от которых страдала феодальная Европа – паразитизма, роскоши и расточительства.

Они бережливы, не предаются пустым занятиям, и все участвуют в производительном труде за исключением должностных лиц и небольшого числа талантливых людей, специально освобождённых для занятия наукой. Такой подход даёт возможность, по мнению Т. Мора, не только обеспечить общество всем необходимым, но и сделать труд не слишком изнурительным, оставить время для отдыха, для занятий науками и искусствами.

Но всё же отсталость технической базы вынуждает Т. Мора пойти на некоторый компромисс с принципом равенства. Для исполнения неприятных работ утопийцы прибегают к рабскому труду. Количество рабов немногочисленно. Ими становятся военнопленные, граждане Утопии, осуждённые за позорные деяния, а также лица, приговорённые к смерти в других странах за совершённые ими преступления.

Организация власти на острове Утопия. Политический строй Утопии проникнут принципами демократизма и основан на выборности всех должностных лиц – от филарха или сифогранта, избираемого каждыми 30 семействами, до принцепса (в наиболее распространённом переводе – князя), который выбирается всеми филархами из четырёх кандидатов, названных народом.

Принцепс избирается пожизненно, однако он может быть смещён, если будет заподозрен в стремлении к тирании. Остальные должностные лица и сенат, состоящий из старых и опытных граждан, избираются ежегодно. Ни одно важное дело не решается без сената и народного собрания. По всем важным вопросам филархи советуются с главами семейств. Таким образом, представительная система сочетается с элементами непосредственной демократии.

Однако в государственном устройстве утопийцев, как оно описано Т. Мором, не всё ясно. Как считает П. К. Бонташ, «Утопия» была задумана как описание объединения 54 городов, но при этом в ней сохранились следы старой версии, согласно которой каждый из этих городов был полностью самостоятельным.

Вклад Т. Мюнцера в развитие идей утопического коммунизма. Один из идеологов Крестьянской войны в Германии Томас Мюнцер (ок. 1490–1525) участвовал (непосредственно или через своих учеников) в составлении политических документов восставших – «12 статей» и «Статейного письма». Кроме того, он оставил несколько небольших работ публицистического характера.

По мнению Т. Мюнцера, власть следует передать простому народу, поскольку лишь обездоленному люду чужды эгоистические цели, и он движим общими интересами, стремлением к «общей пользе». Т. Мюнцер порицал лютеровское понимание существовавшего светског

Дата добавления: 2014-01-03