Его наружность 3 страница

Дальнейшее значение Владимира Ильича в русской истории заключается именно в том, что он играл эту роль — руководителя русского большевизма. Ибо что сделал русский большевизм? Русский большевизм, в который притекли все наиболее стальные, наиболее активные элементы народа из рабочего класса, интеллигенции и крестьянства, этот русский большевизм, осекшись сначала на недостаточной подготовленности масс в 1905 году, сначала оказавшийся в ничтожном меньшинстве в рабочих и крестьянских Советах и в 1917 году, сумел путем гигантской пропаганды, в которой главное место занимал тот же Владимир Ильич, перетянуть на свою сторону Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, создал из этих Советов опору для захвата власти, побудил их смело взять власть в свои руки. <…>

Благодаря большевикам и Ленину русская революция не развернулась по типу ублюдочной, половинчатой, по типу революции-выкидыша, как это было в Германии или в Австрии. 8Она развернулась в революцию величайшую, гораздо более великую, чем французская, — в революцию, перешагнувшую все до сих пор бывшие в смысле полного очищения страны от всех феодальных пережитков, от всех пережитков помещичье-бюрократического строя, и сделала решительные шаги в сторону коммунизма.

Россия сделала революцию, поставившую ее на грани миров. Она сделала первую социалистическую революцию и зовет к ней Запад. Она сделала последнюю в Европе демократическую революцию и зовет к ней Восток. Спаяв обе эти революции в целостную систему, она завоевала право спаять великую революцию внеевропейских колониальных народов, восстающих против своего угнетения, с великой революцией европейских и американских пролетариев, переламывающих судьбу человечества от капитализма к коммунизму. И все эти великие события определяют роль Владимира Ильича в мировой истории.

Мы марксисты, которые потому и называют себя этим именем, что признают в Карле Марксе великого человека, выразившего закон движения мировой истории и настолько отразившего в своей личности пролетарскую борьбу, насколько мировые события могут воплотиться в человеческой личности. <…>

Карл Маркс превратил освободительные стремления человечества в точную теорию, дал борьбе за свободу научное обоснование, он показал на тысячах примеров, куда и как можно идти, — вот почему он был для нас величайшим человеком мировой истории.

Сейчас рядом с этой исполинской фигурой становится другая фигура — Владимира Ильича Ленина.

Владимир Ильич осуществил учение Маркса. К чему пришли марксисты Запада, социал-демократы? К тому, что, поклявшись перед войной 1914 года воздержаться от всякой поддержки буржуазного милитаризма и на всякую попытку буржуазии втянуть народы в войну ответить рабочим бойкотом, они на самом деле каждый в своей стране под лоскутными знаменами ложного патриотизма своими руками погнали рабочих в качестве пушечного мяса на защиту интересов капитала своих стран. Это был ужасающий, постыдный крах. Раздалось лишь немного протестующих голосов — голосов тех людей, что тогда, не покорясь поветрию шовинизма, охватившего даже рабочих, сумели остаться верными человечности и социализму, и среди этих людей сразу на первый план выдвинулся Ленин. На социал-демократических конференциях в Циммервальде, в Кинтале и в тогдашней левой прессе они заявили: мы ориентируемся не на Англию и на ее союзников, не на Германию и ее союзников, мы — великая всемирная держава труда и мы враги всех и всяких империалистов. И в этой мировой державе труда, говорю я, сразу решительным вождем, общепризнанным вождем оказался Ленин,

До сих пор в Ленине видели вождя одной и, быть может, меньшей половины еще слабого русского движения. Но с этого времени мир увидел в нем оплот, руководителя, организатора подлинного интернационализма. К Ленину потянулось со всех сторон целое море рук и сердец. Все те, кто ненавидел войну, все те, кто верил в рабочие силы, в нем узрели предвозвестника величайшей мировой борьбы.

Ленин не только дал революционным борцам против империализма заповедь: в каждой стране бороться против своего правительства! — но он тотчас же показал пример такой борьбы в России. Не испугавшись обвинения в пораженчестве, доходившего до гнуснейших и подлейших обвинений в продажности по отношению к Германии, Ленин повел беспощадную борьбу и против царизма и против буржуазного правительства, продолжавшего после свержения царской власти вести империалистическую войну. Всем европейским рабочим партиям этим самым был дан образец правильной тактики.

Терпение у Ленина было велико. Никогда, ни разу ни слова упрека не срывалось с его уст, когда призывы, бросавшиеся нами Западу, вызывали лишь слабый отклик. Мы рассчитывали, что русская революция, которая решила покончить с властью банкиров, фабрикантов и помещиков, — что эта революция быстро будет окружена семьею новых революций в странах, более нас подготовленных к достижению коммунистического строя. Шесть лет прошло. Революции эти созревают, шествие их, глухие шаги приближающихся переворотов, в Германии, например, явственно слышны. Они уже у дверей. 9Мир меняется, на наших глазах раскалывается: с одной стороны находится фашизм, который срывает с буржуазной диктатуры всякую маску культурности и демократичности, с другой стороны — ясномыслящий коммунизм. <…>

Ленин — мировой вождь, потому что он персонификация и один из главных двигателей гигантского переворота, равного которому история не знала.

«Если есть люди, которые недостаточно его знали, или которые знали издали и не испытывали на себе его обаяния, то надо, чтобы все как можно скорее присмотрелись к этому изумительному, чудесному явлению».

(Из доклада, посвященного 5-й годовщине со дня смерти В. И. Ленина)

«Марксизм учит, что великие дела нельзя совершить без великого энтузиазма, что великие эпохи неизбежно его порождают.

И энтузиазм был в огромной мере присущ Владимиру Ильичу. Это был человек широчайшей любви, жгучей ненависти, страстного стремления к правде жизни, к будущему, которое он видел ясно и приблизить к которому человечество было в конце концов его единственной целью».

(«Ленин и молодежь». Статья. «Комсомольская правда», 21 января 1926 г.)

Я хочу теперь перейти, товарищи, хотя к очень краткому и очень слабому абрису того, что представляет собою Владимир Ильич как личность.

Первое, конечно, что бросается в нем в глаза, — это его гигантский ум.

Было любо-дорого сидеть в Совнаркоме и присматриваться к тому, как решает вопросы Владимир Ильич, как он внимательнейшим образом вслушивается, вдумывается, взвешивает, пересматривает все для каждого вопроса — а вопросов много — и как он резюмирует затем вопрос. Резюмирует — и нет больше споров и нет больше разногласий: если принял сторону одних против других или согласовал взгляды одних и других в неожиданном синтезе, то с такими аргументами, против которых не пойдешь.

Ставились иногда проблемы роковые, требовавшие гигантского напряжения. У Владимира Ильича этого напряжения не было видно. Значит ли это, что он хоть к одному вопросу относился несерьезно? Никогда. Ни малейшего дилетантизма! Если он не знает, он спрашивает всегда, он подготовляет материалы. Он чувствовал постоянно громадную ответственность, которая на нем лежит, и это не мешало ему быть таким радостным, таким бодрым, таким обаятельным во всем, что он делал, что мы все всегда неизменно бывали очарованы. И в этом, конечно, сказывалась и сила ума, помимо особенностей темперамента, делавшая возможным гигантское напряжение без потуг, без признаков утомления, изнурения, уныния.

Если говорить о сердце Владимира Ильича, то оно сказывалось больше всего в коренной его любви. Это была не любовь-доброта в том смысле, в каком это понимает обыватель.

Когда он изредка заговаривал о правде, об исконной человеческой морали, о добре, то чувствовалось, как непоколебимо у него это чувство, и оно согревало его и давало ему эту опору, которая делала его могучим, стальным в проведении своей воли. Если он ненавидел — а ненавидел он политических врагов, личных врагов у него не было, он ненавидел классы, а не личности, — если ненавидел, то ненавидел во имя любви, во имя той любви, которая была шире сегодняшнего дня и сегодняшних отношений.

Но это не значит, что Владимир Ильич был сух, что он был фанатик, что для него существовало только дело. Там, где он мог проявить непосредственную свою ласковость и сердечность, там он их проявлял в трогательных чертах.

Придет еще время друзьям Ильича, которые близко к нему стояли, рассказать, что это был за человек в личных отношениях. Я хочу остановиться сейчас лишь на некоторых отдельных черточках. Скажу вам, что товарища более заботливого, более нежного, более преданного нельзя себе вообразить. И таким товарищем он был не только для стоявших рядом помощников, но и для всякого члена партии и просто для всякого, кто приходил к нему в кабинет. Почему эти «простые» люди, которых он любил, из бесед с которыми он выносил так много, что мы, грешные, из десяти томов книг не выносили столько сведений, сколько он из беседы с каким-нибудь тверским или рязанским мужичком, — почему они выходили от него всегда с такой счастливой улыбкой на лице? Бывали они и у нас, и ничего — побывал и побывал, хоть разницу с прежними чиновниками они, может быть, и видели. Но что касается Владимира Ильича, то они выходили от него с особенными лицами. «Дошли до самого большого, — говорили. — Прост! Обо всем расспросил и все разъяснил». И если бы Владимиру Ильичу возможно было, то он, кажется, только и купался бы что в этом крестьянском и рабочем море. Всяким случаем, всяким свободным моментом он пользовался для этого. Часто говорил: вот там назначено дело такое-то и такое-то, а вот тут есть промежуток времени, и за это время я приму ходоков — из его ли Симбирской губернии, или из Сибири, или из Туркестана. И конечно, хотя он мог принять на 15 минут, они, бывало, пробудут и час и полтора. И он говорит потом, как будто немножко устыдившись этого: «Извините, задержался, уж очень интересно было!»

Он знал, что каждая ошибка опасна и, может быть, много унесет жертв, и поэтому был всегда серьезен, принимая решения. Но была в нем уверенность, что в конце концов враги будут побеждены, и это внушало ему непоколебимую уверенность и создало его тонкую, хитрую, полную ума усмешку. Он знал, что история всех хитрецов перехитрит, что история всех могучих врагов поборет, и знал, что история с ним, что он любимый сын истории, что он ее наперсник, что он подслушал у ее сердца, чего она хочет и к чему ведет.

Товарищи, велика фигура Ленина в русской истории. Он сделал Россию самой передовой, самой близкой к коммунизму республикой мира. Он смыл наш позор сотен лет рабства, он поставил Россию впереди всех народов мира. Он больше чем кто-нибудь другой дал свободу ее национальным меньшинствам, он связал неразрывными узами рабочих и крестьян, он, создавший Советскую власть, в то же время начертал своей рукой, что по мере изживания контрреволюционных настроений надо распространить советские права на все население без исключения и понимать Советскую власть, как втягивание в живую, реальную, подлинную государственную работу всех, до самого отсталого крестьянина. <…>

Когда мы говорим, что велик Ленин в русской истории, велик Ленин в мировой истории, мы вовсе не отрекаемся от нашего марксистского учения о том, что роль личности ограничена. Ленин был создан всем ходом русской революции. Ленин был создан мощной волей созревавшего русского пролетариата. Ленин был создан нынешними мировыми событиями. Ленин есть отражение, создание, воплощение великой борьбы рабочих и крестьян всего мира. Мы вступили в великую эпоху, поэтому у нас появляются великие люди, и первый из них Ленин.

Вместе с тем хочется сказать уже теперь, кроме всей этой исторической оценки, что это был человек, в котором историческое величие гармонировало с необычайным личным обаянием, в котором моральная и умственная стороны натуры существовали в необычайной гармонии. Это был человек столь свободный, столь преданный великому делу, столь внутренне незлобивый, такой чистый идейно, такой прекрасный в каждом мельчайшем своем проявлении, что стоишь у гроба его с этими воспоминаниями в душе и думаешь: а были у него хоть какие-нибудь недостатки, а вспомни что-нибудь — ну, может быть, признак какого-нибудь тщеславия, самодовольства, какую-нибудь враждебную выходку по отношению к кому-нибудь, какую-нибудь слабость, какое-нибудь желание личного удовольствия за счет дела, которое он должен был делать? Нигде, ничего, никак не припомнишь.

Говорят, всегда бывают мертвенны «чисто положительные» типы в романах. А вот это был в жизни чисто положительный тип. Золотой человек умом, сердцем, каждым своим движением, человек из цельного, чистого, беспримесного золота наилучшей чеканки. И говоришь себе: да, это первый социалист. Это не только первый социалист по подвигам, которые он совершил, это первый образчик того, чем может быть человек. Утрата его есть не только утрата вождя, это есть смерть человека, равного которому по симпатичности облика, по очаровательности мы, люди, которым уже под 50 лет и которые виды видывали, не знаем и вряд ли в своей жизни будем так счастливы, чтобы еще встретить.

Товарищи! Конечно, это правда, что Ленин жив. Конечно, остались его сочинения, его традиции, его дух. Разве такие люди могут умереть? И даже более того: теперь Ленин, может быть, более жив, чем когда-нибудь. Живого человека как-то еще критикуют, как-то с ним меряются, а тут, на краю его могилы, мы все ощутили, что критиковать и меряться с ним — все это зря. Был великий дар нам дан — дорогой, безукоризненный, безошибочный кормчий. И в этом нынешнем апофеозе своем Ленин, быть может, еще сильнее, чем он был при жизни.

И все-таки каждый из нас чувствует себя осиротевшим. Как-то остались мы, люди, одни на земле — мы, всякие люди, маленькие люди, средние люди, большие люди, очень большие люди, но люди — люди обычного для нашего времени калибра, кто на вершок меньше, кто на вершок больше… И будем мы, конечно, бороться и будем идти по путям Ленина. Но вот человека, так бесконечно одаренного, что он, казалось, превосходил границы человеческого, хотя на самом деле впервые их заполнил, впервые давал образ настоящего человека, каким он должен быть, — его уже нет. Остались мы в нашей среде, в нашей людской компании.

Энгельс, когда хоронил Маркса, сказал: человечество стало на целую голову ниже. И мы испытываем то же: темнее стало, сумерки какие-то. Нет того сияющего светоча, к которому обращались, чтобы лучше разглядеть большое и малое.

Велико человечество. Бездонно и неисчерпаемо богатым вступило оно в период кризиса и творчества. С самого дна его будут подниматься теперь люди, которые в другую эпоху прошли бы безмолвными мудрецами в какой-нибудь далекой деревне, а теперь смогут подняться к государственному кормилу. Будем их ждать. Будем их воспитывать. И сами, каждый в меру своих сил, каждый на своем посту, с трепетом, сознавая величие эпохи, будем трудиться в направлении, указанном всей мировой историей, уясненной гением Владимира Ильича Ленина.

Товарищи, такое великое явление, как Ленин, конечно, найдет себе отражение и в мировом искусстве. Пусть не непосредственно с Ленина написаны будут какие-то колоссальные образы в музыке, изобразительных искусствах, театрах. Но помните, что мы подняты на огромную высоту. Еще недавно мы оглядывались и говорили: «Где же гении, где же героическое, где же абсолютно светлое?» А ведь мы его видели, мы видели Человека с большой буквы, мы дышали с ним одним воздухом, мы наблюдали его в его исторической деятельности и в повседневном быту. В нем, как в фокусе, сосредоточились лучи света и тепла, широкими волнами ходящие теперь по земле в героизме рядовых рабочих, крестьян и красноармейцев.

Мы вступаем в героическую эпоху, и квинтэссенция ее, ярчайший фокус и сосредоточие ее — Ленин — должен нас вдохновлять и поднимать и в том художественном творчестве, к которому мы, здесь собравшиеся, призваны. О, если бы искусство, которое мы будем творить с сегодняшнего дня, было бы достойно такого человека, который стоял во главе нас! Это было бы поистине великое искусство.

И так это не только в искусстве, это так для всех сторон жизни. Равняться по Ленину никто не может, но всякий должен. Всякий должен из всех сил равняться по Ленину и, в чем только можно, поднимать до этого уровня свою теоретическую мысль, свою работу, свою жизнь, свою борьбу.

27 января 1924 года

Владимир Ильич Ленин *

Владимир Ильич Ульянов-Ленин является безусловно одной из крупнейших фигур мировой истории. Это объясняется прежде всего тем, что переживаемые ныне события представляют собой вообще центральное явление в истории. Мы стоим на пороге, когда кончается, по словам Маркса, преддверие в историю человечества и начинается настоящая разумная и планомерная история человеческого труда, переделывающего мир. <…>

Россия оказалась страной, в которой созрела последняя в Европе демократическая революция. Зрелость этой революции совпала с рождением первой грандиозной пролетарской социальной революции. Это и поставило фигуру Ленина на гигантский исторический пьедестал. <…>

Ленин был фигурой еще небывалой в истории, так как он являлся первым реализатором революции пролетарской и социалистической, какой мир еще не видал. Конечно, реализатором только части социальной революции, которая могла быть помещена в рамках капиталистически отсталой России. Но так как эта часть являлась первым актом мировой революции, то уже отсюда вытекает гигантское значение ее.

Этого, однако, недостаточно. Надо обратить внимание еще на то обстоятельство, что пролетариат капиталистических стран, до сих пор еще внутренне разорванный, находящийся в значительной своей части под влиянием меньшевизма, не в состоянии был бы завершить социальную революцию, если бы в дальнейшем пролетарский переворот не получил поддержку в развертывающейся дальше в глубь Азии революции демократического порядка. Ленин, вождь мирового пролетариата, прекрасно осознал необходимость связать эту революцию с революцией, освобождающейся от пут феодализма или капиталистического колонизаторства. Отсюда его непоколебимая уверенность в необходимости смычки с русским крестьянством и колониальными народами мира.

Революционная Россия, подающая таким образом одну руку передовым пролетариям Америки и Европы, а другую — народам Азии и Африки, вообще, и в этом отношении представляет собою исключительной важности революционную позицию. Вот эти всемирные исторические обстоятельства создали для Ленина, вряд ли когда-либо в истории человечества имевшую место, гигантски широкую арену деятельности.

Вопрос был именно в том, найдется ли в человечестве такая организованная коллективная сила и, с другой стороны, такой выразитель и вождь ее, которые смогли бы планомерно использовать эти титанические возможности.

В течение 25 лет молот самодержавия ковал русскую рабочую революционную силу и внедрившуюся в нее, спаявшуюся с ней часть революционной интеллигенции. Конспиративная и в то же время массовая рабочая партия очищалась постепенно, постепенно под этими ударами приобретала громадную внутреннюю солидарность и изумительную дисциплинированность, сумела стать боевой и в эти четверть века борьбы смогла выбрать из своей среды наиболее соответственных руководителей.

Так создалась в России не виданная еще в мире по сплоченности и талантливости партия. Другие, заговорщические партии, отличались обыкновенно узостью, не сознавая необходимости широкого народного массового действия. Широкая народная же партия вроде западноевропейской социал-демократии, не ведя подлинной революционной героической борьбы, развращалась в атмосфере парламентаризма и легальности, не получая той революционной закалки, какой отличаются русские коммунисты. Только такая партия и могла выдвинуть вождя подобного Владимиру Ильичу.

Еще одно огромной важности замечание, вытекающее из вышесказанного. Коммунистическая партия представляет собой партию научного социализма. Никогда еще ни одна партия в мире не базировалась на строго проверенных научно-построенных предпосылках.

Подлинный марксизм, будучи строгой наукой, в то же время придает гигантское значение организованным проявлениям классовой и групповой воли. Коммунистическая партия таким образом соединила холодный учет происходящих в действительности процессов со стремительной боевой активностью. Это настоящая стратегия, первой частью которой является абсолютно честный и трезвый взгляд на проблемы и на силы, которые внутри общества действуют, и второй частью определенная боевая тактика, которая стремится достичь определенных и максимальных результатов путем вмешательства в познанную таким образом систему сил. Ленин как будто создан теми силовыми линиями, которые здесь намечены и которые связывает в один клубок коммунистическая партия.

Ленин, во-первых, был сильнейшим мыслителем-марксистом. Он был безусловно трезв и честен при учете внешних условий. Никогда, ни на что, ни на друга, ни на врага, ни на себя самого не смотрел он сквозь розовые очки. Он был склонен скорей преуменьшать, чем преувеличивать шансы победы. В своем анализе он по-марксистски доходил всегда до экономической основы, до статистического цифрового учета реального положения общественных сил.

Ленин посчитал бы в высшей степени странным самую возможность предположить существование крупного революционера, который не был бы вместе с тем крупным теоретиком. Серьезная методологическая выучка, значительная сумма знаний, умение честно, остро и точно анализировать — все эти черты необходимы для нового типа революционера и все эти черты в максимальной степени присущи Владимиру Ильичу как революционному теоретику.

Далее Владимир Ильич Ленин является замечательным тактиком.

Как ни высок уровень коммунистической сознательности в коммунистической партии, она иногда отставала от своего вождя. Партия в значительной своей части была ошеломлена призывом Ленина немедленно приступить к революции в Октябре. У многих захватывало дух. Однако Ленин оказался полностью прав. Точно так же занятая Лениным линия во время Брестского мира очень многим коммунистам, в том числе и крупнейшим, казалась неправильной и неприемлемой. Однако именно эта гениальная линия спасла тогда русскую революцию.

Многие элементы партии были потрясены и даже растеряны провозглашением новой экономической политики. Многие только значительно позднее поняли всю неизбежность и огромную плодотворность этого шага. Таких примеров можно привести множество. <…>

Являясь теоретиком и тактиком революционной борьбы, Ленин представляет в то же время изумительного государственного человека.

Оказавшись во главе сложного, неудовлетворительного, молодого, неопытного государственного аппарата, затрачивая неимоверное количество сил, Владимир Ильич контролировал подбор людей и их работу и неизменно, изо дня в день, и с часу в час, как Председатель Совета Народных Комиссаров, строил новый государственный порядок. Даже накануне своей тяжелой болезни дал он еще новые гениальные указания относительно дальнейшей реконструкции государственной машины.

Одной из выдающихся особенностей Ленина как государственного человека является его дипломатический гений. Как никто, умел он, благодаря марксистскому анализу, разъяснять, что таится за всякими фразами и нотами нашего противника. Западноевропейские дипломаты вынуждены были признать эту гениальную проницательность и это исключительное умение руководить революционной страной в области международных отношений. <…>

В этом перечислении основных свойств и основных идей В. И. Ленина как исторической фигуры упущено еще очень много, много даже важного, но рамки настоящей биографии и характеристики не позволяют мне войти в дальнейшие подробности. <…>

[1924]

Ленин и меньшевизм *

Ленин и меньшевизм — антиподы.

«…ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин не были беспристрастны… Их высшая объективность заключалась как раз в их партийности».

(«Самгин»)

Ленин — весь борьба. Прежде всего, конечно, борьба с помещичьим и буржуазным жизненными укладами, с господствующими классами, и, во-вторых, не в меньшей мере, — борьба с меньшевизмом.

Борьба с меньшевизмом одно время казалась борьбою за полновесную и беспощадную классовую войну против господствующих, борьбой против защитников половинчатых и нерешительных форм такой войны.

Чем дальше, однако, тем больше выяснялось, что это не так, что мнимо половинчатая форма борьбы меньшевиков есть на самом деле защита господствующих, при этом в самой тонкой, самой ядовитой форме. Этим самым борьба с меньшевизмом превратилась в одну из главнейших задач общей войны пролетарского класса против капитала.

Ленин столкнулся с меньшевизмом в его колыбели, когда он еще не получил своего нынешнего имени. Дело было так: в девятидесятых годах всем, сколько-нибудь чутким представителям российской интеллигенции, сделалось ясным, что в России развивается мощный капитализм, что родился и растет класс пролетариата, что он является надежной заменой крестьянства, на которое прежде рассчитывала интеллигенция для борьбы своей с самодержавием.

Начался роман интеллигенции с рабочими, заменивший собой роман ее с мужиком.

Роман шел, конечно, под знаком готовности интеллигенции служить интересам пролетариата.

На самом же деле, такие интеллигенты, даже значительное большинство их, преследовали другую цель, а именно: «сорганизовать» пролетарское движение, которое было бы опорой для буржуазно-либеральных сдвигов, для завоевания европейских порядков в России.

Привлечение пролетариата к решению этой задачи можно было, конечно, только связывать с коренными нуждами рабочего класса, с его экономическим положением, а также с его естественным идеалом — социализмом. Поэтому интеллигенция рядилась экономистами и социалистами.

Однако, судя эту интеллигенцию не по ее словам, а но ее поступкам, не трудно было убедиться в том, что она стремилась придать рабочему движению характер умеренности и аккуратности, чтобы движение это не вышло из роли подголоска буржуазного либерализма.

Самым ловким приемом доменьшевистского меньшевизма, так называемого экономизма, рабочедельства и т. д., была попытка опереться на отсталость рабочего, на его якобы нежелание политически оформиться, на якобы присущий ему интерес исключительно к экономической борьбе.

Это-то и называл Владимир Ильич хвостизмом. Он бурно боролся против отравителей сознания рабочего класса и против стремления предохранить рабочие головы от политической заразы; Владимир Ильич принадлежал к тому меньшинству революционной интеллигенции, которая целиком отдалась пролетариату и которая поставила своей задачей помочь пролетариату создать самостоятельную могучую революционную партию.

Ленину удалось одержать более или менее полную победу над экономистами. Вокруг его газеты «Искра» соединилось подавляющее большинство социал-демократов, но далеко не все они были подлинными революционерами. Сюда опять набилось множество тех же переряженных либералов. Между искровцами произошел раскол. И вот тут-то расколовшиеся половины получили название большевиков и меньшевиков.

Вся история русской социал-демократии после II съезда представляет собою непрерывную борьбу со стороны Ленина и его сподвижников за самостоятельность рабочего класса, за руководящую роль его в грядущей революции, за гегемонию пролетариата, против меньшевизма, продолжавшего, вкось и вкривь толкуя Маркса, защищать теорию чисто буржуазной революции, теорию необходимости для пролетариата сыграть в этой революции роль пристяжки.

В Западной Европе в недрах социал-демократии тоже наметился раскол. Появились, так называемые, ревизионисты марксизма, с Бернштейном и другими во главе. <…> Почти вся русская социал-демократия его осуждала, считая себя приверженцами левого чисто марксистского революционного крыла. Но тут на самом- деле имелось совершенно то же явление, которое вскрылось на II съезде РСДРП, то есть среди так называемых левых или ортодоксов, на самом деле таилось огромное количество людей, фактически под декорацией революционной фразы давно превратившихся в таких же мирных обновленцев, какими- были и бернштейнианцы. Война вскрыла этот характер большинства социал-демократии. Она до ужаса наглядно показала подлинным революционерам, что так называемый II Интернационал, огромное большинство вождей и аппаратчиков рабочих партий мира являются не только вялыми и нерешительными борцами против буржуазии, но превратились в прямых агентов буржуазии, которая заговаривала зубы пролетариату, якобы ведя борьбу, а на самом деле удерживая его в повиновении господствующим классам. <…>

Тогда Ленин во всеоружии всей своей марксистской аргументации, своего огромного революционного темперамента, своего организаторского гения вступил в борьбу с этим мировым меньшевизмом. Слово меньшевик даже в международном языке стало синонимом этой под социализм загримированной агентуры буржуазного класса, увы, держащей еще в зависимости от себя большое количество рабочих. Большевизм или коммунизм, что одно и то же, в международном масштабе сделался знаменем той части рабочего класса, которая хочет подлинной и полной победы социализма на всем земном шаре.

Тактика беспощадного разоблачения меньшевизма путем всякой публичной полемики, тактика внутренней чистки коммунистической партии от разного рода центристов, умеренных и т. д., тактика единого фронта, направленная к тому, чтобы вырвать массы из-под влияния меньшевизма, вовлекая их в общую практическую работу хотя бы минимальных лозунгов, — вот те приемы, которые были пущены в ход Лениным для того, чтобы излечить рабочий класс от его дурной болезни — меньшевизма.

Дата добавления: 2017-01-14