Го января 1915 года

Лекция, прочитанная в Дорнахе

РУДОЛЬФ ШТАЙНЕР

"МОРАЛЬНОЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ МИРА ЦВЕТОВ И МУ3ЫКАЛЬНЫX ТОНОВ"

В недавнем прошлом подход к искусству, как у создателей худо­жественных произведений, так и у людей наслаждающихся ими, был некоего рода внешним смотрением, - обращением к тому, что могло подступить к художнику извне. Невозможность при внешнем смотрении обойтись без натуры и модели становилась все больше и больше. Однако не должно быть односторонне указано на возможность отвержения натуры, отвержения внешней действительности в искусстве будущего. Это чуждо нам. Наоборот, должно быть указано на наступление еще более интенсивного совместного бытия с внешним миром, на столь сильное его сопереживание, что оно распространяется не только на внешнее впечатление от цвета, музыкального тона и формы, но также и на то, что может быть пережито за Ними. Это открывается в цвете, музыкальном тоне и форме. В этом отношении человеческие души сделают в будущем исполненного великого значения открытия. Они действительно свяжут свое духовно-душевное существо с тем, что приносит нам видимость, доставляемую внешними чувствами. В этой области можно предвидеть бесконечное углубление человеческой души.

Вначале возьмем за основу один случай. Просто представим себе, что мы направляем наш взор на поверхность, сияющую красным цветом киновари. Далее, мы достигнем способности забыть при этом все остальное, что есть вокруг нас, и полностью сконцентрируем внимание на переживании этого цвета, - чтобы этот цвет не только иметь перед собой как нечто такое, что на нас действует, но так, что мы становимся едиными с этим цве­том, сами находимся в нем. Тогда мы сможем получить следующее ощущение: Ты теперь сам в этом мире стал красным цветом, само внутреннее существо твоей души вполне стало цветом; и тогда ты сможешь вступить в мир со своей душой, ты придешь туда как душа, преисполненная красным, - ты будешь везде жить в красном цвете, с красным цветом и исходя из красного. Но тогда, при такой интенсив­ной душевной жизни, соответствующее ощущение цвета не может не пе­рейти в моральное переживание, в действительно моральное переживание. Тогда весь мир стал как бы расплавленным в красном, стал идентичным с красным цветом. Когда душа приходит к Человеку, как и мир, в совершенно красном цвете, тогда не избежать ощущения, будто бы весь мир вместе с нами самими пронизанный в этом красном цвете, субстанции божественного гнева, который со всех сто­рон излучается на нас за то, что мы можем сотворить зло и впасть в грех. В этом бесконечном красном пространстве мы можем ощутить себя словно находящимися под карающим Судом Божьем. И наше моральное ощущение может стать моральным ощущением, расширившимся до бесконечности. И когда затем в нашей душе нечто всплывает как реакция себя в бесконечно красном, - я мог бы также сказать, в единственно красном цвете, - тогда это можно обозначить словами: «научаешься молитвам». Если люди могут пережить в красном излучение и пылание божест­венного гнева против всего того, что может быть заложено в чело­веческой душе, как возможность сотворить зло, и если в красном мо­гут испытать, как «научаются молитвам», - тогда переживания себя со­вместно с красным цветом бесконечно углубляется. Тогда мы можем также проследить, как красный цвет, формируясь, может выступить в пространстве.

Затем мы можем постичь, что мы можем иметь переживание неко­его Существа, которое излучает из себя добро, которое преисполне­но божественной доброты и божественного милосердия; это Сущест­во мы можем ощутить в пространстве. Тогда мы почувствуем необхо­димость, чтобы эти ощущения присутствия в пространстве божествен­ного милосердия, божественной доброты, смогло выразиться в форме цвета. Мы ощутим потребность дать защиту той пространственности, откуда излучается доброта, милосердие. Пока этой защиты не было, все это было собрано, вполне сосредоточено в одном центральном пункте, а теперь эта доброта и это милосердие выносятся в прост­ранство, распространяясь подобно облакам; таким образом, они оттес­няют, рассеивают то, что отклоняется от милосердия. И мы получаем чувство: это должно сделать красный цвет углубляющим, отступающим. И тогда мы получим чувство: здесь посередине мы смеем обозначить некий розово-фиолетовый цвет, как излучающийся в оттесняемый красный цвет.

Тогда мы всей нашей душой будем вместе с таким формированием цвета, совершаемым им самим. Затем всей нашей душой ощутим, что мы теперь можем чувствовать тех существ, которые в особенности прина­длежат к нашему земному развитию и которые, когда они поднялись до бытия Элохимов, способны создавать из красок (цветов) красочный мир. Так мы научаемся ощущать нечто о творческом деянии Духов Формы, которых мы знаем как Элохимов. И тогда мы понимаем, что формы, создаваемые красками /цветами/, могут быть художественным произведени­ем, как это отмечено в моей первой драме-мистерии. Мы также поймем, что поверхность, покрытая красками, должна стать для нас чем-то таким, что должно быть преодолено, если мы хотим вместе с тем или иным цветом вступить в Космос. Если это происхо­дит при наличии сильного желания этого, тогда может возникнуть такое ощущение, какое живет в Штрадере (в первой драме - мистерий) в тот момент, когда он смотрит на портрет Капезиуса и говорит: "О, этот холст, - я хотел бы пробить его".

Если Вы примете такую драму - мистерию, тогда Вы усмотрите то, что представляется нам, когда наша душа пытается дать себе нечто воспринимать от космических сил, если она чувствует себя вместе с Духами Космоса. Это действительно было началом всего искусства. Но затем должно было придти материалистическое время; и это древнее искусство, выступавшее с божественными нюансами, когда духовное сверхчувственное, как внутренняя сущность, открывалось посредством материи, должно было измениться во вторичное материалистичес­кое лжеискусство. Искусство материалистического времени является тем искусством, которое не творит, но может только подражать. Это есть признак всего вторично-художественного, всего лжехудожествен­ного, что оно нуждается в сюжетах, чтобы следовать им, и что оно не творит первичным образом форму вместе с содержанием.

Возьмем другой случай. Проделаем с поверхностью оранжевого цвета то же самое, что мы сейчас проделали с красной поверхностью, С поверхностью оранжевого цвета мы испытаем на опыте нечто совсем иное. Когда мы погружаемся в нее и становимся единой с нею, то мы не будем иметь тех ощущений божественного гнева, направленного на нас, но мы почувствуем: то, что теперь направлено на нас, еще лишь в самой малой степени имеет в себе серьезность гнева; но это есть нечто такое, что хочет нам сообщить, - оно не хочет нас только карать, но хочет вооружить нас внутренней силой.

Когда мы стали едиными с поверхностью оранжевого цвета и за­тем вступаем в мир, то мы с каждым нашим дальнейшим шагом чувствуем следующее. Посредством этого ощущения себя в оранжевом цвете, посредством этой жизни в силах оранжевого цвета, мы вступаем в мир таким образом, что становимся сильнее и сильнее. Нас не грозит раздавить Страшный Суд. То, что подступает к нам из оранжевого цвета, действует не только карая, но и как наш усилитель. Так живем мы в мире вместе с оранжевым цветом. Тогда мы научаемся постижения сущности вещей и усвоения этого нами. Посредством жизни в красном цвете мы научаемся молиться. Посредством жизни в оранжевом цвете мы научаемся познанию, - жажде познания внутренней сущности вещей.

Если есть поверхность желтого цвета, и мы проделываем с нею то же самое, тогда в этом переживании желтого мы чувствуем себя, я бы сказал, словно перенесенными в начало нашего цикла времени. Мы чувствуем: теперь ты живешь в тех силах, из которых ты был со­здан, когда вступал в твою первую земную инкарнацию. То, что есть на всем протяжении существования Земли, - это чувствуют родствен­ным с тем, что выступает навстречу человеку из окружающего мира, в который он вносит себя, став идентичным желтому цвету.

А если отождествляют себя с зеленым цветом, и с этим зеленым цветом шествуют через мир? Этого можно достигнуть особенно легко следующим образом: дают своему взгляду скользить по зеленому лугу и стараются отвлечься от всего остального, стараются полностью сконцентрировать внимание на этом зеленом лугу, погрузиться в зелень луга, созерцать зеленое как поверхность неко­его красочного моря и затем погрузиться в зеленый цвет. Если постараются жить так в мире, тогда переживают внутреннее усиление того, что есть в отдельной инкарнацией. Тогда переживают то, что сами становятся душевно крепче, но вместе с тем - также становление душевного эгоизма, возбуждение эгоистических сил в собственной душе.

Если же это проделывают с поверхностью синего цвета, то шес­твуют через мир, ощущая потребность все дальше и дальше шествовать вместе с синим цветом, преодолевать в себе эгоизм, развивать в себе самоотверженность, становясь словно макрокосмическим существом. И находят себя осчастливленными, если могут пробыть в этом представлении и встретиться с божественным милосердием; чувствуют себя обретшими милость божественного милосердия, когда таким образом шествуют через мир.

Так научаются познанию внутренней природы красочного. И как было сказано, можно предвидеть наступление времени, когда подготовка, которую будет проходить живописец как художник, станет означать такое моральное переживание себя в цветах /красках/; тогда это переживание в качестве подготовки к художественному творчеству будет становиться гораздо задушевнее, гораздо интимнее, чем это имело место когда-либо в прошлом. Ибо то, что я здесь даю, суть только отдельные намеки, указания на то, что еще - должно быть дальше развито в будущем. Это будет иметь колоссальное значение для художественного творчества человеческой души и сможет сделать его живым, тогда как вступление материалистического культурного развития в нашу теперешнюю эпоху иссушило человеческую душу, сделало ее пассивной. Человеческие души должны снова во­зыметь побуждения, исходящие из внутренней силы, - должны будут черпать и из внутренних сил самих вещей. В качестве специфического примера этого я привел цвета, которые флуктуируют в окружа­ющем мире.

Совершенно подобным образом наступает углубление и оживление человеческой душевной жизни через мир музыкальных тонов. Существенной особенностью прошедшего времени в этом отношении бы­ло то, что человек переживает отдельный музыкальный тон как таковой и затем отношение одного тона к другому. В будущем человек сможет своим переживанием проникать за музыкальный тон. Он станет воспринимать музыкальный тон, словно некое окно, через которое он вступает в Духовный /Сверхчувственный/ Мир, и тогда он не будет зависеть от того неопределенного чувствования, как тон присоединяется к тону, например, в мелодиях, но за отдельными тонами душа будет иметь - сквозь них – духовно-душевные переживания. Словно через некое окно душа будет проникать через музыкальный тон в Душевный Мир. Тогда тайны отдельных тонов ста­нут раскрываться за ними.

Мы еще далеки от того чувствования, чтобы мы через каждый тон могли, как через некое окно, взойти из мира внешних чувств в Духовно-душевный Мир. Но это придет. Мы станем ощущать музыкальный тон, словно некий проем, который готовили Боги из Мира потустороннего для нас, в этот физически-чувственный мир, и мы тогда будем через тон подниматься из физически-чувственного мира в Духовно-душевный Мир. Мы, например, через "приму", ощущаем ее абсолютно, а не в примы­кании к предшествовавшим тонам шкалы тонов, почувствуем, как под­нимаемся из мира внешних чувств в Душевный Мир, - правда, поднимаемся исполненным опасности образом. Опасность состоит в том, что это восхождение угрожает полностью пленить нас, что "прима", как страшная всасывающая сила, хочет захватить нас через окно этого музыкального тона и дать нам вполне исчезнуть в Душевном Мире. Значит, мы станем чувствовать, ощущать "приму" как нечто абсо­лютное, что мы душевно еще слишком слабы в физически-чувственном мире, и что нас поглотит Душевный Мир, если мы поднимемся в него через это окно. Это будет тем моральным ощущением, которое мы сможем иметь при восхождении в Духовно-душевный Мир через "приму".

Впрочем, я сейчас характеризую это переживание упрощенно; между тем, оно будет ощущением, содержащим в себе весьма дифференцированные, бесконечно многообразные частности, которые мы тогда переживаем.

Когда мы затем поднимемся из физического мира в Духовно-душевный Мир через "секунду", как через некое окно, то мы ощутим, что в поту­стороннем Мире есть Силы, которые испытывают, словно, сострадание к нашей слабости и гласят: Ну да, ты стал слишком слабым в этом физически-чувственном мире; когда ты поднимешься в Духовный Мир только через "приму", то тебе приходится там растворяться, быть всосанным, раздробленным. Но если ты поднимешься через "секунду", то я хочу нечто принести тебе навстречу из Духовного Мира и напомнить тебе о том, что также есть в потустороннем Ми­ре. Когда мы поднимаемся из физического мира в Душевный через "секунду", тогда своеобразием этого является то переживание, как если бы навстречу нам звучала некая сумма музыкальных тонов, которые воспринимаются человеком.

В совершенно беззвучный мир вступают тогда, когда вступают в Душевный Мир через абсолютную "приму".

Когда же проникают в него через "секунду", то если прислушаться, там человеку едва слышно звучат высокие тона, которые хотят утешить его относительно его слабости.

Когда таким образом переживают музыкальные тона, надо отождес­твить себя с ними, взять их с собой, полностью жить по ту сторону пелены, которая теперь отделит нас от физически-чувственного мира, и в которой образуются "окна", каким являются так переживаемые му­зыкальные тона.

Когда в Духовный Мир вступают через "терцию", то еще имеют очень слабые чувствование. Когда таким образом всту­пают в Душевный Мир, то чувствуют, что были собственно слабыми в физически-чувственном мире в отношении его Душевного содержания. Но сам став "терцией", став теперь самой "терцией", человек чувствует, что в потустороннем Мире у него есть друзья, которые подступают к нему сообразно тем качествам, какие были у него в физически-чувственном мире. При проникновении в Душевный Мир через "секунду", воспринимается едва слышное звучание многих тонов, в которых живут в общем; при проникновении же через "терцию", навстречу человеку звучат словно дружественные тона. Те, кто хотят стать ком­позиторами, должны проникать в Душевный Мир в особенности че­рез "терцию", ибо тогда им даются последовательности музыкальных тонов, композиции музыкальных тонов, которые становятся стимулами их художественном творчестве. Эти дружественные тона не всегда бывают одними и теми же для человека, но их род зависит от того, каким он был в своем настроении, переживании, темпераменте, короче каким он был на протяжении своей жизни. Итак, вступая в духовную жизнь через "терцию", встречаются с бесконечным многообразием музыкаль­ных тонов.

Когда же вступают в духовный Мир через "кварту", то имеют при­мечательное переживание; испытывают, что теперь ни с одной стороны не возникают никакие другие тона, но то самое, что уже возникло, что было пережито на опыте с "терцией", живет в душе в легко приходя­щих воспоминаниях. Проникнув в Душевный Мир через "кварту" и живя дальше со своими воспоминаниями о музыкаль­ных тонах, находят, что эти воспоминания о тонах все время изменяются в сво­их нюансах. Они, то развиваются в самые светлые, радостные и веселые, то ниспадают до крайней печали, - становятся то солнечно светлыми, то траурными вплоть до покоя гробницы. Темперация строя повышение и понижение тона, т.е. ход изменения нас­троения того или иного музыкального произведения, получается путем этих воспоминаний о прежде услышанных музыкальных тонах.

"Квинта" дает больше субъективного опыта и переживания; она дейс­твует, стимулируя и обогащая душевное переживание. Она действует по­добно некоему волшебному жезлу, колдовски извлекая тайны мира музы­кальных тонов из непостижимых глубин потустороннего Мира.

Такие переживания имеют место, когда общаются с вещами, с явлени­ями окружающего мира; не просто глядя на них, слушая их, но когда их внутренне переживают. Благодаря этому роду переживания, а именно цве­тов /красок/ и музыкальных тонов, а также форм, - всего худо­жественного, может быть найден путь, которым следует пойти Человечес­тву, чтобы вырваться из всего лишь поверхностного отношения к вещам и событиям /что является признаком материалистической эпохи/ и проник­нуть во внутренние глубины вещей, в их тайны.

Тогда к человеку придет сознание, в высшей степени значительное сознание об его связи с Божественно-Духовными Силами, которые, руко­водя, ведут его через Мир, но остаются подсознательными для материа­листического сознания. И тогда, прежде всего, выступит нечто вроде внутреннего переживания тех сил, которые, например, проводят человека от одной инкарнации к другой.

Если не разжечь топку в паровозе, то он не двинется по железно­дорожному пути. Силы, приводящие к свершениям в мире, должны непрес­танно стимулироваться. Так должны стимулироваться и те силы, которые толкают человека вперед. Но человек должен научиться знанию, как ста­вить себя в связь с этими силами.

Дата добавления: 2017-01-14