Кассандра Клэр Трилогия о Драко 51 страница

Но не её.

А ведь она всегда оправдывалась именно тем, что он просто не способен полюбить, – и вот, теперь она точно знала, что это не так. Они изуродовали его собственной гуманностью, они испакостили её прекрасного ледяного принца, – теперь он стал таким же, как и они, таким же, как и все остальные. Да, и к тому же – он не хотел её. Она больше не верила ни в него, ни в свой факультет – она больше не верила в то, что совсем недавно казалось ей важным.

Все, что лежало в основе её взглядов и убеждений, враз рассыпалось пылью. И пыль эта была бледно-зеленой – цвета глаз Гарри Поттера.

Блез полуприкрыла глаза, но её задумчивость продлилась не долго. Кто-то с криком ломился в дверь ванной комнаты. Блез поднялась и, заправив за уши волосы, открыла дверь.

Миллисент Буллстроуд, одетая в юбку-хула и бюстгальтер из половинок кокосовых орехов, ввалилась в ванную, сжимая бутылку Архенского вина.

– Блез, – простонала она, валясь на холодный мраморный пол, – меня сейчас стошнит…

Губы Блез дрогнули в насмешливой улыбке.

– Давай-давай, это только украсит эту кошмарную ванную.

Она перешагнула через Миллисент и присоединилась к остальным слизеринцам, развлекающимся на вечеринке.

* * *

– Джинни, – наконец произнес Симус, и она снова вздрогнула: голос, такой тихий, такой знакомый, с этим ирландским акцентом… – сейчас он показался ей совершенно чужим. – Здорово, что мы снова увиделись?

Джинни инстинктивно подалась назад и нервным жестом нащупала браслет.

– Симус, мы же виделись с тобой днем…

– Правда? – его улыбка стала шире, наполнилась каким-то непонятным весельем. – А у меня такое ощущение, будто это случилось полвека назад.

Она смотрела, как он идет к ней через комнату. у неё в голове все шло кругом: он на неё сердится? Он пьян? Нет, она не могла себе представить, чтобы Симус напился.

– А мне показалось, что ты вечером собирался домой… Ты не опоздаешь на поезд?

– Спешишь отделаться от меня? – теперь он стоял прямо перед ней, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть на него, но тут, испугав её своей стремительностью, он буквально рухнул на колени рядом с ней, их лица теперь находились на одном уровне. – Впрочем, теперь это неважно.

– Симус… – она сама услышала неуверенность в своем голосе. Волоски у неё на руках и затылке встали дыбом.

– Все в порядке, – в его голосе была странная нежность. Вернеё, что-то, внешне напоминающеё нежность, но ею вовсе не являющееся. Она знала этот тон, но не могла понять, откуда. Вытянув руку, он нежно коснулся её волос на виске.

И на это легкое прикосновение её кожа взорвалась мурашками. Её глаза в изумлении распахнулись сами собой – она никогда так не реагировала на прикосновения Симуса. Никогда.

– Всё в порядке, – тем же самым странным тоном повторил он, и губы его дрогнули в пренебрежительной усмешке. – Я просто хотел попрощаться с тобой. Ты не поскупишься на прощальные слова для меня, а, Джинни?

От его руки у неё мерзла половина лица.

– Зачем ты продолжаешь звать меня по имени?

Его пальцы соскользнули с её лица, двинулись вдоль плеча.

– Возможно… Джинни, дорогая, – тихо сказал он, – возможно, ты вовсе не такая чувствительная, как могла бы быть… – он стиснул её руку. – Поди сюда… – и он резко дернул её к себе. Застигнутая врасплох, она почти упала на него – он только того и ждал, легко подхватив её в свои объятия и прижав к себе, как страстный возлюбленный. Но голос, шепчущий ей на ухо эти слова, был таким же холодным и безжизненным:

– Ты искала меня. Все эти годы я помнил тебя. Ты ускользнула от меня. Ты единственная, кому это удалось, – он еще сильнее прижал её к себе и ущипнул уголок её губ. Это был не поцелуй, это был укус. Она почувствовала металлический привкус во рту. Но не попыталась отстраниться или вырваться. – Я поклялся себе, что пролью твою кровь, и теперь я знаю её вкус, – прошипел он ей на ухо, облизываясь. – Вкус твоей чистой волшебной крови.

Джинни не шелохнулась. в ушах у неё жужжало, ей казалось, что сейчас она рухнет без чувств. И еще, ей было страшно, – но страх этот словно стоял за стеклянной стеной и всё, что она чувствовала сейчас – это его цепкую хватку на своих плечах и биение его сердца почти у себя в груди.

– Том, – произнесла она. – Ты – Том.

– Кто же еще? – в этом был смысл, если не обращать внимания на безумство самой ситуации.

– Ты собираешься убить меня, – у неё не было сил даже на то, чтобы это прозвучало, как вопрос.

Он замер на миг. Он был Симусом – то же легкое мускулистое тело и руки, тот же кукурузный шелк волос, пахнущий мылом и мальчишкой. Но мягкий голос под этим акцентом был голосом Тома. И его глаза были тоже глазами Тома – глаза, наводящие на воспоминания о котлах, полных извивающихся змей.

– Да, – кивнул он. – Ведь ты не покинешь меня, правда? не покинешь, после стольких-то лет ожидания?

– Нет, я не покину тебя, Том.

Она почувствовала щекой, что он улыбнулся.

– Хорошо, – он стиснул её запястье и начал пригибать её к полу, пока она не легла на спину. Он присел над ней, распластанной на холодных камнях, отделённых от неё только тонкой ночной рубашкой. Рука заныла под его пальцами, заклятья на браслете впились в кожу. Он был левшой. в отличие от Симуса. И сейчас, глядя ему в лицо, она за чертами Симуса видела лицо Тома: глаза, наполненные синими чернилами, узкий, словно бритвенный, разрез рта… И за синими глазами Симуса был Том – умный, переполненный ядом, скользкий, как черная стеклянная стена, – единственной лазейкой, слабостью его было высокомерие. Он без оглядки верил в её готовность лечь и умереть ради него – только потому, что он просил об этом, только потому, что он был Томом, и все всегда выполняли его желания.

– Огонь, – произнесла она. – Горячо. Мы слишком близко к огню.

– Это ненадолго, – ответил он, улыбнувшись ртом Симуса. Золотистые волосы упали ему на глаза, когда он навис над ней. Он провел костяшками пальцев правой руки вдоль её ключиц, вдоль воротника – он словно восхищался стеклянной статуэткой, которую собрался разбить. – А ты сговорчивая… За это я убью тебя быстро.

– Как ты попал сюда, Том? Как ты добрался до меня?

– Это ты вызвала меня, – ответил он, по-хозяйски поглаживая её. – Твои слезы и моя кровь. Симпатическая магия, припоминаешь? Именно об этом мы и говорили, когда ты много лет назад шпионила за нами. Ты ужасно скучала по мне, Джинни. Ты хотела, чтобы я вернулся обратно… – его рука нырнула за ворот её рубашки, и Джинни, яростно впившись в свою губу, с трудом сдержала неуемное желание отпрянуть от него. – Правда? – прошипел он.

– Всегда, – подтвердила она.

– Ты говорила мне, что никогда еще не целовалась с мальчиками… – ленивая улыбка появилась на его губах. – Это всё ещё соответствует действительности?

– Никогда… никто не имеет значения. Том…

Он уже нагнулся к ней, его губы скользнули вдоль её щеки, подбородка – к губам. Это напоминало прикосновения горящих крыльев бабочки – легких, опаляющих. Его губы прильнули к её рту – она почувствовала на них вкус собственной крови. Она выгнулась под ним, её плечи расслабились и опали, – он узнал этот жест подчинения, в его глазах появилось тёмное веселье.

Он подался назад, выпустив её запястье, его руки двинулись к её плечам, чтобы положить её поудобнеё, и, лишь только он сделал это, как она вытянула руку, сунув её в самое сердце огня. Боль пронзила её истошным криком, но это не имело значения: самым главным было то, что заколдованный браслет на запястье оказался в пламени, и все заклятья были в миг активированы.

Это было подобно взрыву. Нескольким взрывам. Сила мощных, разом активированных заклинаний, раскидала их в разные стороны, отшвырнула в сторону Тома, перекувырнула Джинни. Яркие разноцветные огни заплясали в комнате, придав всему вокруг карнавальный вид. Что-то зазвенело, откуда-то донеслась нестройная, режущая ухо музыка, почти оглушив её. Воздух наполнился летающими предметами: птицы, тарелки, мебель, серебряные стрелы… – пытаясь уползти, Джинни видела, как Том старается устоять на ногах – но боль в руке была так сильна… и что-то черное метнулось к ней из камина. Голова взорвалась болью, и свет померк перед её глазами.

* * *

– Это пахнет, как грязь, – Драко мрачно смотрел на стакан с мутной жидкостью, который мадам Помфри поставила на его тумбочку.

Благословенное утреннее солнце заглядывало сквозь полуоткрытые окна, золотя волосы Драко и украшая искорками стакан, – хотя, возможно, дело было просто в том, что сегодняшним утром Гермионе всё казалось чудесным.

Она зевнула и потерла кулаками глаза.

– Да, ужасно. Выпей.

Драко взял стакан и вздохнул.

– Конечно, я понимаю, было бы чересчур – надеяться, что противоядие на вкус будет как ChateauHauteBrion урожая 1982 года.

– Слушай, какой же ты испорченный, даже не знаю – удивляться этому или ужасаться.

– Знаешь, – неожиданно заметил Драко. – Мне кажется, мадам Помфри на меня запала.

– Что? – вытаращила глаза Гермиона.

– Точно-точно. Она продолжает делать мне перевязки на те места, которые вовсе в перевязках не нуждаются. Бедная женщина обезумела от страсти. Но никто не посмеет обвинить её…

– Драко, это просто очевидная попытка отвлечь меня. Пей свое противоядие.

– Оно невкусное, – жалобно пискнул он, печально сгорбившись.

– Ты даже не попробовал.

– Оно подозрительно пахнет и по виду напоминает грязь.

Гермиона поднялась на ноги.

– Драко Малфой, – начала она вкрадчивым, тихим голосом, не предвещающим ничего хорошего, – я сегодня с трех утра беседовала с профессором Снейпом о твоем противоядии. Я совершенно точно знаю, как часто ты должен принимать его, и что случится, если ты этого делать не будешь. И еще – я ужасно устала и здорово раздражена. И если ты не примешь противоядие прямо сейчас, Я ПОДКАРАУЛЮ ТЕБЯ И ПОБРЕЮ НАЛЫСО! ЯСНО?

Гермиона выдохнула и скрестила руки на груди. К её величайшему разочарованию и раздражению Драко расхохотался.

– Ты такая классная, когда бесишься.

– Только позаигрывай со мной – и я вылью бутылку Костероста тебе на голову. Поглядим, каким классным будешь ты, когда твоя голова раздуется, как надувной мячик.

– Мне и так кое-кто говорит, что она у меня уже распухла, – возразил Драко, поднося стакан ко рту.

Гермиона подавила улыбку.

– Молчи. И, пожалуйста, пей свое противоядие.

К её удивлению он и впрямь осушил стакан и, откинув его в сторону и обхватив руками живот, простонал:

– Фу…

Гермиона потянулась за стаканом, сочувственно погладив Драко по голове. Волосы у него были мягкие и шелковистые, они так и льнули к пальцам.

– Противно, да? – спросила она.

Он распрямился. Его лицо было перекошено, губы сжаты, как от боли, но голос, как всегда, был легким и спокойным.

– На вкус напоминает корицу с сахаром. Если ими посыпать старый башмак и добавить баночку бубонтюберовского гноя. И как часто я должен это принимать?

– Три раза в день.

Драко застонал и в трагической позе растянулся на подушках. Гермиона постаралась не обращать внимания на то, что когда он сделал это, рубашка задралась, обнажив его торс. Он здорово похудел – торчали ребра, пижамные брюки свободно болтались на бедрах. Она надеялась, что это частичное противоядие остановит резкую потерю веса, а за это время, глядишь, будет найдено и настоящее противоядие.

– Жжется, – раздраженно сообщил он. – у меня, вообще, низкий болевой порог. Наверное, даже вовсе нет никакого порога – сразу маленькая, но мило украшенная прихожая.

Гермиона, решив, что терпимость тут не поможет, скорчила в ответ рожу:

– Если тебе становится лучше, когда ты корчишься и жалуешься, – корчись и жалуйся в полное свое удовольствие. Но если я узнаю, что ты не принимаешь противоядие, я тебя убью.

Драко перевернулся на живот и миролюбиво усмехнулся:

– Это объяснение представляет собой логическую ошибку.

– Я переживу. И перестань хлопать ресницами – этот жалобный щенячий вид действует только на Гарри. Снейп сказал, что ты встанешь – значит, ты встанешь. на ноги.

– А я-то думал, что ты пришла сюда, чтобы внести чудесную женственную нотку во все эти мероприятия и процедуры, – горестно пожаловался Драко. – Гладить мой горячий лоб, прикладывать ко лбу влажные тряпочки…

– Снейп сказал, что противоядие подействует быстрее, если ты будешь двигаться, и кровь будет живее бегать по твоим жилам, – перебила его Гермиона. – Так что давай, поднимайся, Драко, или же мой чудесный женственный ботинок сейчас войдет в контакт с…

– Как всегда, ссора… понятно, – заметил почти бесшумно возникший в изножии кровати Снейп. – Мисс Грейнджер, он принял противоядие?

– Да, – кивнула Гермиона, мельком удивившись забавности этой ситуации: они со Снейпом союзники. – Поныл немного, но выпил.

– Сядь, Драко, – велел Снейп, – и дай мне взглянуть на тебя.

Слегка удивленный, Драко свесил ноги с кровати и сел. Гермиона присмотрелась к нему – может, он уже стал выглядеть лучше? Пожалуй, ничего не изменилось – ну, разве что щеки стали порумянеё, но на это могли быть и другие причины.

Снейп наклонился над Драко, словно изучая, что же выросло в чашке Петри. Наконец, он удовлетворенно откинулся, сложив руки.

– Будут наблюдаться побочные эффекты, – сообщил он.

– Я и не думаю, что это случайно окажется способность дирижировать французскую оперетту, – несколько печально заметил Драко.

– Нет, – отрезал Снейп. Гермиона удивилась такому поведению Драко: Снейп обладал куда меньшим чувством юмора, чем Вольдеморт, который, согласно различным сведениям, мог иногда злобно покудахтать. – Ты должен быть очень осторожным, Драко. Пока я занимаюсь восстановлением твоей физической деятельности, ты должен быть очень аккуратен с деятельностью психической. Прошу тебя – сведи к минимуму всё своё волшебство. Противоядие будет мешать проявлению твоих магических способностей, особенно дару магида. Я бы предпочел, чтобы ты вовсе не занимался магией без палочки. Что касается телепатии…

Драко резко вскинул голову.

– Я не смог дотянуться до Гарри вчера вечером. Я пытался…

– Так перестань пытаться, – перебил его Снейп, но что-то вспыхнуло у него в глазах, и Гермиона по непонятной ей самой причине вдруг ощутила болезненный ледяной укол паники. – Я не вижу смысла растрачивать твою энергию, чтобы стараться пообщаться с Поттером, который, несомненно, всё ещё спит у себя в общежитии. Ты должен сосредоточиться на том, чтобы сохранить свои силы…

– Спасибо, профессор, – ответил Драко. – Я очень ценю вашу заботу.

– Да, и сходите пройдитесь. Сегодня весьма приятное утро.

Драко с Гермионой взглянули на него с удивлением – они отродясь не слыхали от Снейпа слова «приятное», у Гермионы даже мелькнула мысль – а не случилось ли с ним чего-нибудь: казалось, он всеми силами пытается отвлечь Драко…

Фыркнув и, тем самым прервав её раздумья, Снейп унесся в вихре чёрной мантии.

Драко поднялся на ноги.

– Ты не задернешь занавески, а? – попросил он, скидывая с себя пижамную рубашку.

Гермиона охнула и отступила, поспешно задёргивая занавески, однако образ Драко – без рубахи, с расстегнутыми пижамными штанами – он намертво впечатался в её память.

Он болен, – тут же напомнила она себе. Несомненно, это все из-за того, что в её разуме беспокойство и настоятельное желание позаботиться о нём смешались в какое-то странное и неправильное чувство…

Из-за занавески, одергивая поверх черных штанов свой белый свитер, возник Драко.

– Мне нужна расческа, – пробормотал он, – никак не могу её найти…

– Мы же собираемся пойти разбудить Гарри, правда? Попросишь у него.

– А что – у него есть расческа?

Гермиона показала Драко язык.

– Мне кажется, у тебя и без того с волосами все в порядке.

Она и, правда, так думала: волосы выглядели слегка взъерошенными. Она была уверена, что эта взъерошенность расстраивает Драко.

– Ты сам расскажешь Гарри или я? Он будет так счастлив.

– Значит, считаешь, что с моей прической все в порядке?… О, уверен, он будет сражен наповал.

– Да я о противоядии, дурачок! Или ты… Ты уже говорил с ним?

– Нет, – покачал головой Драко. в глазах его застыло легкое беспокойство. – Я не мог дотянуться до него с того момента, как проснулся утром. Может, он спит? Я, вроде бы, помню, что он был тут вчера ночью… Ты видела его?

– Нет, я думала, он помогает Снейпу.

– Ну, может, мне это приснилось, – пожал плечами Драко. – Да, ладно. Думаю, ему захочется узнать новости, – по его губам промелькнула улыбка, настоящая, но такая мимолетная, словно он тут же спрятал её. – Он ведь будет счастлив, правда?

Гермиона потом не раз вспоминала эту улыбку, гадая, увидит ли она когда-нибудь снова Драко улыбающимся.

– Ну, конечно, будет, – кивнула она. – Ты совершеннейший идиот.

– Ты посмотри, кого ты называешь идиотом, Грейнджер.

– Ладно, Малфой. Пошли.

* * *

За окнами поезда мелькал мирный пейзаж. Горы уступили место холмам, холмы – равнине, утыканной местами деревьями и маленькими городишками. Снег уже сошел, хотя лед ещё поблескивал на оконных решетках и ветвях деревьев.

Гарри смотрел в окно скорого поезда, отправившегося в путь из Хогсмида, и старался не думать. Его самого удивляло, что он так долго бодрствует. Он растянулся на холодном сиденье, подложив рюкзак под голову, пытаясь заснуть, но, вместо этого, всё таращился и таращился в окно. Наверное, это из-за того, что в вагоне было холодно. И ещё его беспокоил шрам на руке – он ныл так, словно был свежим; опустив глаза к ладони, он не удивился бы, если бы увидел кровь, – но нет, рука была чистой и выглядела совершенно обычно.

Шрам перерезал все эти знакомые линии и завитки на ладони… жаль, что он никогда не обращал внимания на такой раздел Прорицания, как Хиромантия…

Дверь в купе скользнула и отодвинулась – Гарри ожидал увидеть проводника или ведьму, развозящую закуски, но это был Рон.

«Нехорошо как-то получается…» – подумал Гарри.

Рон вошел и сел напротив. Сел и взглянул на Гарри – очень по-мальчишески, насторожено, словно готовый к обороне. Он был таким же, как раньше, – разве что чуть худее. Синие глаза и синие же тени под ними. Серый свитер грубой вязки, вельветовые штаны.

– Я просто подумал, что раньше ты никогда не ездил на поезде без меня. Правда?

– Верно, – согласился Гарри.

– Ну, и как?

Гарри снова взглянул в окно. Темнело, и на стекле появилось его собственное отражение. Бледное лицо, зеленые глаза, спутанная проволока черных волос. Никакого шрама. Никаких очков – на станции в Хогсмиде он наложил заклятье на свои глаза.

– Одиноко, – ответил он.

– Забавно, – откликнулся Рон. – Мне и в голову не могло прийти, что ты можешь чувствовать себя одиноким. Мне всегда казалось, что всё, что нужно, у тебя всегда под рукой. И все, кто угодно. Все хотят быть с тобой, смотреть на тебя, – я и представить не мог, что со всем этим вниманием ты можешь быть одинок. Я в том смысле, что герой не может быть одинок – иначе кто о нем узнает?

– Не стоит рассказывать об этом публике, – ответил Гарри. – Но я одинок. Когда на четвертом курсе ты перестал со мной разговаривать, половину всего этого срока меня снедало желание умереть. А вторую половину мне хотелось тебя убить. Но никто не хотел об этом слышать – это не из того, чем интересуются репортеры. Им интересны истории про моих погибших родителей, про то, с кем я встречаюсь, где покупаю свою одежду, какие у меня планы в отношении Вольдеморта…

– Хочу заметить, что ты не опроверг мои слова.

– Какие?

– Я назвал тебя героем. А ты не сказал – нет, это не так.

– Это же мой сон… в нем я могу говорить все, что мне нравится, – возразил Гарри. – Думаю, я могу сказать, что так оно и есть.

Рон откинулся на спинку сиденья, положив руки на колени. в действительности они, возможно, были бы наполнены шоколадными лягушками, картами для подрывного дурака, мешком лимонных долек – половина которых была бы тут же у Гарри на коленях… Но сейчас его руки были пусты.

– Это все из-за Малфоя. Забавно, что именно он научил тебя быть тем, кем ты в действительности являешься.

Гарри вспомнил Драко на вершине башни: «Это выбор для настоящего героя: твои друзья и все остальное». И он не возразил этому, не заспорил.

– Рон, а почему ты тут? не то, чтобы я не рад тебя видеть… Я о том, что я скучаю по тебе, но если ты видишься мне – на то есть какая-то причина… Особенно сейчас, когда мы больше не друзья…

– Может, твой разум тебе подсказывает, что ты должен послушать меня… не знаю, зачем, почему… Ведь ты никогда никого не слушал – в этом твоя проблема. Ведь ты никому не доверяешь по-настоящему. Вспомни Второе Задание. Ты думал спасти всех из озера, не веря, что Дамблдор не позволит утонуть студентам. Я бы сказал, что ты тупой, но все куда хуже – ты просто никому не веришь.

– А с чего бы я должен верить? Суди сам: тебе я верил, и вот что из этого вышло.

– Ты не верил мне по-настоящему. И Гермионе тоже никогда не доверял до конца. Взгляни, как ты прячешься от неё. Я думал, ты доверяешь Малфою, но подозреваю, что и это не так. не то, чтобы я волновался… Но то, что ты сделал, почти убьет его – ну, и пусть. Гермиона прочная, она выдержит. Но не Малфой.

Гарри прищурился.

– Так, значит, теперь ты – голос моей совести… А, я и не знал, что она звучит так… старомодно-викториански. Слушай, я знаю, что поступил правильно. Но это вовсе не значит, что у меня совсем нет сомнений. Все задают вопросы о том, как и что они сделали… Но и Малфой, и Гермиона не пропадут без меня.

Рон покачал головой.

– А тебе никогда не приходило в голову, каким образом тебе удается становиться столь необходимым для такого количества людей?

Гарри устало протер глаза.

– Нет, никогда.

Рон заулыбался – яркой, даже, где-то, нахальной улыбкой, – и стал совсем похож на себя. Наклонившись вперед, он потянулся и дернул Гарри за прядь волос – странным, удивительно нежным жестом.

– Просто вспомни: сначала ты был моим.

– Я делаю это ради тебя… – прошептал Гарри, но Рон уже начал исчезать, растворяться в воздухе – вот сквозь него уже видна спинка сиденья… и все остальное тоже начало расплываться: купе, темнеющее небо, окно – все пропало, как сгоревший в огне пергамент.

Громкий вопль выдернул Гарри из сна, он с трудом сел и понял, что шум у него в ушах – это Звуковые Чары, сообщающие о прибытии поезда на вокзал Кингс-Кросс.

Он был в Лондоне.

* * *

Гермиона не была готова к зрелищу, представшему перед ней и Драко, когда, пройдя через портрет, они вошли в гриффиндорскую гостиную. Там царил полный разгром. Мебель была перевернута. Пол засыпан странными предметами – от декоративных плиток до столовой посуды и битого стекла. Все вокруг было покрыто золой. Восточное окно выбито. в комнате было смертельно холодно.

А у камина, в разорванной одежде, широко разметав руки, лежала Джинни. Волосы закрывали её лицо.

От потрясения Гермиона едва не выронила палочку.

– Джинни…

Но Драко уже был рядом с ней; упав на колени, он удивительно нежным жестом убрал волосы с её лица и прикоснулся пальцами к шее.

– Она дышит, – произнес он, не сводя с неё глаз. – Нам нужно отнести её в лазарет. Помоги мне поднять её, Гермиона…

Но веки Джинни приподнялись, она закашлялась и открыла глаза.

– Нет… – прошептала она, – только не лазарет…

Гермиона подошла поближе. Теперь она видела, что на виске волосы Джинни слиплись от крови.

– Она ранена. Джинни, что случилось?

Драко бросил недоумевающий взгляд на окно:

– Кто-то забрался в него? Но как?

– Нет, – еле слышным шепотом ответила Джинни. – Симус… он выскочил в него.

– Симус?! – потрясенно переспросила Гермиона. – Так это он сделал?

Губы Драко сжались.

– Грязный ублюдок…

Джинни подняла руку и схватила его за рукав.

– Это не Симус… Это Том.

Драко и Гермиона с недоумением переглянулись поверх её головы.

– Что?

– Том, – повторила Джинни и закашлялась. – Моя рука… Больно… Я сожгла её.

– Она бредит, – быстро произнесла Гермиона. – Наверное, сотрясение. Надо отправить её к мадам Помфри – и чем быстрее, тем лучше.

Драко кивнул.

– Я понесу тебя, – сказал он Джинни. – Сможешь держаться за меня?

– Смогу, – ответила она и смежила веки. Обвив руками его шею, она позволила поднять себя, сдавленно вскрикнув от боли в обожженной руке.

– Но Том… – прошептала она. – Как же Том…

– Джинни, – терпеливо (во всяком случае, для Гермионы) повторил Драко. – Здесь больше никого нет.

– О…. – простонала Джинни, вложив в этот звук все отчаяние мира.

И до лазарета никто больше не проронил ни слова.

* * *

Дело шло к утру, но вечеринка у Пенси, отнюдь, не близилась к концу. Блез в поисках Пенси бродила по гигантской пещере солярия. Большинство студентов сгрудилось вокруг дымящегося чана с убойным коктейлем Поцелуй дементора – жидкости бирюзово-оранжевого цвета. Блез подумала, что он пахнет, как горный тролль, а на вкус, наверное, и того хуже.

Малькольм Бэддок отошел от остальных и, бросаяна неё плотоядные взгляды из-под полуопущенных ресниц, двинулся к ней. Блез с трудом подавила усталый вздох. Всякий интерес к Малькольму исчез в тот момент, когда она поняла, что, как она ни надеялась, ее заигрывание с ним ни капли не раздражает Драко.

– Блез, дорогая, – он протянул ей стакан с дымящейся бирюзовой жидкостью, – тебя ищет Пенси.

– Правда? – Блез приняла стакан, но даже не подумала поднести его ко рту. – Она не говорила, что ей нужно?

Малькольм пожал плечами.

– Нет. Ее отвлекли Крэбб с Гойлом, начавшие страстно танцевать – за неимением шеста – у колонны.

Блез уже это заметила. Да, не самое привлекательное зрелище.

– Так, и где же она сейчас? – невзначай выливая Поцелуй Дементора в ближайший горшок с папоротником, спросила Блез. Бедное растение мгновенно свернулось.

– Понятия не имею. Слушай, Блез, я тут подумал – может, пойдем отсюда и займемся сексом?

Блез нахмурилась.

– Это что – лень? Куда подевались старые добрые двусмысленные иносказания? Это даже не односмысленность – это полсмысленность…Ты мог бы встать посреди комнаты и заорать во все горло «Трахни меня, я в отчаянии?

– А что – помогло бы?

– Нет, – отрезала Блез.

Малькольм не ответил, потому что в этот момент Теренс Хиггс, размахивая руками, с истошным криком промчался мимо.

– Кто-нибудь, остановите меня! – вопил он, летя на совершенно сумасшедшей скорости. – Ради Бога, ради всего святого, остановите меня!

Он исчез за французскими застекленными дверями в конце холла, за ним мчались домашние эльфы.

Блез вопросительно приподняла брось

– Заколдованные ролики, – пояснил Малькольм.

На другом конце зала Эдриан Пьюси превратился в барсука, и остальные тут же начали его запихивать в розовую шелковую наволочку.

– Эта вечеринка ужасна, – заметила Блез.

Внутри наволочки Эдриан принял свои нормальные размеры – та раздулась и лопнула, клочья розового шелка разлетелись в разные стороны, а Эдриана стошнило в чашу для пунша.

– Ты просто злишься, что здесь нет Малфоя, – в голосе Малькольма зазвучали неожиданно резкие нотки. Опустив глаза, он меланхолично разглядывал напиток в своем стакане, периодически прихлебывая. – Словно бы он мог прийти… У него есть, чем заняться, вместо того, чтобы торчать тут с нами.

– Малфой? – повторила Блез. – на прошлой неделе ты называл его Драко.

– Это было до того, как я узнал, что он мерзкий любитель гриффиндорцев, – ноздри Малькольма раздулись. – Похоже, он так же труслив, как и надменен. Я совсем не удивлен, что он не пришел сегодня – он знает, что всех изменников – и его тоже – скоро поставят к стенке…

– Малькольм, твои фашистские склонности весьма эротичны, – заметила Блез. – Надеюсь, ты об этом знаешь.

Малькольму было нечего ответить.

– Все равно – в нем нет ничего особенного, – упрямо повторил он.

– Верно, – кивнула Блез.

– Я о том, что – его локоны, и изумительные очертания скул, которые позволяют потрясающе выглядеть, когда он, скучая, посасывает перо, вовсе не означают, что к нему требуется особый подход, – надулся Малькольм.

Блез приподняла бровь.

– Знаешь, после этой фразы твои желания видеть Драко у стены приобретают совершенно иное звучание.

Малькольм фыркнул.

– То есть, я так понимаю, ты не будешь со мной спать?

– Нет. Займись Пенси.

– Пенси? Да, она прошла через столько парней… кваффл отдыхает. Забудь.

– Сексист, – бросила Блез. – Будь она парнем, ты бы назвал ее счастливчиком.

– Будь она парнем, я бы…

– Не пытайся закончить свою фразу, а то пожалеешь, – оборвала его Блез. – Слушай, мне надо найти Пенси. Приятного тебе вечера. Кстати, если тебе действительно невыносимо одиноко, можешь пойти в ванную и постучать кокосами Миллисент.

– Что?

– Нескучной тебе ночи, Малькольм, – и Блез двинулась прочь.

* * *

– Нам нужен Гарри.

Драко, сжав губы, привалился к стене за дверями лазарета. Мадам Помфри выставила их обоих за порог. на том месте, где к его рубашке прикасалась голова Джинни, осталось кровавое пятно.

Дата добавления: 2015-07-13