Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Картина одиннадцатая




Картина десятая

 

Невский проспект. Возможно, это авансцена перед занавесом, а оформление шумами: стук пролеток, цокот копыт, гул толпы, дальний колокольный звон и тени идущих людей.

Александр в чайльд-гарольдовском настроении стоит, прислонившись у кулисы. С противоположной стороны выходит Поспелов с орденом на шее.

 

АЛЕКСАНДР: Поспелов! (Бросается к другу, обнимает его.)

ПОСПЕЛОВ (довольно холоден). Здравствуй, Адуев!.

АЛЕКСАНДР: Давно ли ты здесь?

ПОСПЕЛОВ: Порядочно. И, как видишь, успел. А ты?

АЛЕКСАНДР: Я— нет... О, как я рад встретить тебя! Родную душу!

ПОСПЕЛОВ (смеется). Полно! Ты все еще такой же мечтатель... Да что ты мрачный какой?

АЛЕКСАНДР: Выслушай, что со мной сделали люди!

ПОСПЕЛОВ (в тревоге). Неужели обокрали?

АЛЕКСАНДР: Нет, хуже!

ПОСПЕЛОВ: Не нуждаешься ли ты в чем? Не могу ли я быть полезным тебе по службе?

АЛЕКСАНДР: Люди обокрали мою душу. Я тебе сейчас расскажу, как со мной поступили...

ПОСПЕЛОВ: Извини, Адуев, у меня званый обед, будут нужные лица...

АЛЕКСАНДР: Обед?.. Лица?.. Ведь ты мой первый друг, а я твой... Ты помнишь, как мы клялись!

ПОСПЕЛОВ: Пустой пыл молодости... Когда входишь в лета, начинаешь понимать...

АЛЕКСАНДР: Что понимать? Что? Мерзость жизни?

ПОСПЕЛОВ: Напротив — ее приятность... Нет, у тебя безусловно какие-то нелады по службе... Заходи ко мне (достает визитную карточку, подает Александру. Тот не берет)... потолкуем. Честное слово, я готов помочь тебе.

АЛЕКСАНДР: Да ты выслушай! Речь идет о любви...

ПОСПЕЛОВ: О любви? Это прелестная вещь — любовь! Я тебе тоже потом расскажу много уморительного на этот счет... Сейчас не могу. Да ты заходи, поговорим. (Сунул карточку в руку Александру.) Буду рад. (Ушел.)

АЛЕКСАНДР (ошеломлен). Не захотел выслушать... обед... лица... Дружба! Святая дружба! Что же есть на свете? (Рвет карточку на мелкие части.) Все ложь, ложь, ложь!.. А может быть, и мне стать таким же, как все? Может быть, я действительно глуп? Все так!.. Не хочу, не могу, не стану!

 

Темно.

 

 

Кабинет Петра Ивановича. Петр Иванович у письменного стола. Входит Елизавета Александровна.

 

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Петр Иванович! Я к тебе с просьбой.

 

Петр Иванович достает бумажник.

 

Нет, не беспокойся, спрячь деньги назад.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не брать денег, когда дают! Это непостижимо!

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Третьего дня был у меня Александр...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Опять изменили, что ли?..

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: На этот раз в дружбе.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: А, слышал о его встрече с Поспеловым...

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Поговори с ним... понеж-нее.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не прикажешь ли заплакать?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Не мешало бы.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: А что пользы ему от этого?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Много... и не ему одному...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что?..

 

Елизавета Александровна не отвечает.

 

Шесть лет вожусь с ним.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Конечно, как нам заниматься такими мелочами... Мы ворочаем судьбами людей. Нашелся б между ними один чувствующий, способный любить...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не сердись, я же делаю все, что ты желаешь. Но это ты подбила его написать повесть...

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Почему я? Он сам чувствует склонность к литературному творчеству.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Полно, Лиза! Склонность склонностью, — кто не чувствует этой склонности в его возрасте. Только чтобы написать повесть, одной склонности мало...

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Ты жесток к Александру, Петр Иванович!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: В чем же? Я же взял его повесть, отослал знакомому редактору, да еще сам подписался, дескать, хочу на старости лет прославиться, напечатай, пожалуйста. Вот нынче от него ответ получил.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Что ж он пишет?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не распечатывал. Я вызвал Александра, он мне нужен по делу. Пусть сам прочтет, обрадуется... Так что же прикажешь с ним сделать?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Дай ему легкий урок...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нагоняй? Изволь, это мое дело.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Не нагоняй!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Есть ли у него деньги?

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Только деньги на уме! Он готов был бы отдать все деньги за одно приветливое слово друга.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Чего доброго, от него станется...

 

Входит Александр, молча кланяется.

 

АЛЕКСАНДР: Вы меня звали, дядюшка?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Звал.

 

Александр молча садится.

 

На друга дуешься?.. А скажи-ка, чего ты хотел от него? Жертвы, что ли, какой? Чтоб он на стенку полез?

АЛЕКСАНДР: Люди не способны возвышаться до того понятия о дружбе, какая должна быть...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Если люди не способны, так такой дружбы и не должно быть.

 

Пауза.

 

А что ты теперь делаешь?

АЛЕКСАНДР: Да ничего...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Мало... Ну, читаешь, по крайней мере?

АЛЕКСАНДР: Да.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что же?

АЛЕКСАНДР: Басни Крылова.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Хорошая книга. Да не одну же ее?

АЛЕКСАНДР: Теперь одну. Боже мой, какие портреты люде какая верность!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Чем же тебе так противны люди?

АЛЕКСАНДР: Чем! Своею низостью, мелкостью души.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Хандришь, хандришь! Надо делом заш маться, тогда и людей бранить не станешь, не за что! Чем не хорош твои знакомые? Все люди порядочные.

АЛЕКСАНДР: Да! За кого ни хватишься, так какой-нибудь зверь из басни Крылова и есть.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Хозаровы, например?

АЛЕКСАНДР: Целая семья животных!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, Лунины?

АЛЕКСАНДР: Сам он точно осел. А она такой доброй лисице смотрит.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что скажешь о Сониных?

АЛЕКСАНДР: Да хорошего ничего не скажешь.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: И Волочков не нравится тебе?

АЛЕКСАНДР: Ничтожное и еще вдобавок злое животное. (Александр даже плюнул.)

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, теперь заключи эту галерею портрета нашими: скажи, какие мы с женой звери?

 

Александр промолчал, только иронически улыбнулся.

 

Ну, а ты сам что за зверь?

АЛЕКСАНДР: Я не сделал людям зла!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Так ты во всем прав? Вышел совсем сух и: воды? Постой же, я выведу тебя на свежую воду...

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Петр Иванович! Перестань...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, путь выслушает правду. Скажи, пожалуйста, Александр, когда ты клеймил сейчас своих знакомых и ослами, и лисицами, и прочими зверями, у тебя в сердце не зашевелилос! что-нибудь, похожее на угрызение совести?

АЛЕКСАНДР: Отчего же, дядюшка?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: А оттого, что у этих зверей ты несколько лет сряду находил радушный прием. Положим, перед теми, от кого эти люди добивались чего-нибудь, они хитрили, строили козни, а в тебе им нечего было искать. Нехорошо, Александр!.. Пойдем дальше. Ты говоришь, что у тебя нет друзей, а я все думал, что у тебя их трое.

АЛЕКСАНДР: Трое? был когда-то один, да и тот...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Трое... Начнем по старшинству. Этот... тот... Поспелов, кажется... Не видавшись несколько лет... другой бы при встрече отвернулся от тебя, а он пригласил тебя к себе, предлагал тебе услуги, помощь, и я уверен, что дал бы и денег, а в наш век об этот пробный камень споткнется не одно чувство... нет, ты познакомь меня с ним, я вижу — человек порядочный, а по-твоему, — коварный... Ну, как ты думаешь, кто твой второй друг?

АЛЕКСАНДР: Кто?.. Да никто...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: А? Лиза! И не краснеет! А я как довожусь тебе, позволь спросить?

АЛЕКСАНДР: Вы... родственник.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Важный титул!.. Нет, я думал — больше. Нехорошо, Александр, это такая черта, которая даже на школьных прописях названа гнусною и которой, кажется, у Крылова нет.

АЛЕКСАНДР: Но вы всегда отталкивали меня...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да, когда ты хотел обниматься...

АЛЕКСАНДР: Вы смеялись надо мной, над чувством...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: А для чего, а зачем?

АЛЕКСАНДР (встал, пошел к дядюшке с протянутыми руками). Дюдюшка!..

ПЁТР ИВАНОВИЧ: На свое место, я еще не кончил!.. Третьего и лучшего друга, надеюсь, назовешь сам...

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА (перебивая). Петр Иванович, не умничай, ради бога, оставь...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, не мешай!

Александр (совсем смутившись). Я умею ценить дружбу тетушки...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, не умеешь. Если б умел, ты бы не искал глазами друга на потолке, а указал бы на нее. Если б чувствовал ее дружбу, ты из уважения к ее достоинствам не презирал бы людей. Она одна выкупила бы в глазах твоих недостатки других. Кто осушал твои слезы да хныкал с тобой вместе?

АЛЕКСАНДР: Ах, ма тант! Неужели вы думаете, что я не ценю... клянусь!..

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Верю, верю, Александр! Вы не слушайте Петра Ивановича, он из мухи делает слона, рад случаю поумничать. Перестань, ради бога, Петр Иванович.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Сейчас, сейчас кончу — еще одно последнее сказанье! Ты говоришь — не делаешь другим зла. Ну, скажи, любишь ли ты свою мать?

АЛЕКСАНДР: Какой вопрос! Я отдал бы за нее жизнь...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Скажи-ка, давно ли ты писал к ней?

АЛЕКСАНДР: Недели... три.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет. Четыре месяца... Ну-ка, какой ты зверь?

АЛЕКСАНДР (с испугом). А что?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: А то, что старуха больна с горя.

АЛЕКСАНДР: Ужели! Боже! Боже!

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Неправда, неправда! Она не больна, но очень тоскует.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ты балуешь его, Лиза.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: А ты уж не в меру строг. У Александра были такие обстоятельства, которые отвлекли его на время...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Для девчонки забыть мать — славные обстоятельства!

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Да полно, ради бога!

АЛЕКСАНДР: Не мешайте дядюшке, ма тант, пусть он гремит упреками, я заслужил хуже, я чудовище! (Обхватил голову руками.)

ПЁТР ИВАНОВИЧ: «Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?» (Жене, тихо.) Кажется, я в точности исполнил твое приказание. (Встает.) А теперь порадую тебя, Александр.

АЛЕКСАНДР: Что, дядюшка?

ПЕТР ИВАНОВИЧ (берет запечатанный конверт). Ответ от редактора.

АЛЕКСАНДР: Дайте, дайте скорей! (Вскрывает конверт.)

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Читай вслух. Вместе порадуемся.

АЛЕКСАНДР (читает). «Что это за мистификация, мой любезнейший Петр Иванович? Вы подписались под этой повестью. Да кто ж вам поверит! Нет, хрупкие произведения вашего завода гораздо прочнее сего творения...» (Голос Александра упал.)

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не слышу, Александр, читай погромче!

АЛЕКСАНДР (продолжая читать). «Принимая участие в авторе повести, вы, вероятно, хотите знать мое мнение. Он неглуп, но что-то непутем сердит на весь мир. В каком озлобленном, ожесточенном духе пишет он! Верно, разочарованный. О боже, когда переведется этот народ! (Александр перевел дух.) Самолюбие, мечтательность, развитие всяких сердечных склонностей и неподвижность ума с неизбежным последствием — ленью, — вот причины этого зла. Наука, труд, практическое дело — вот лекарство, вот что может отрезвить нашу праздную и больную молодежь».

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Не надо, Александр, оставьте...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Почему же? (Берет письмо из рук Александра и дочитывает его сам.) «Скажите же вашему протеже, что писатель тогда только, во-первых, напишет дельно, когда не будет находиться под влиянием личного увлечения и пристрастия. Он должен обозревать покойным и светлым взглядом на жизнь и людей вообще, иначе выразит только своя Я, до которого никому нет дела. Второе и главное условие — нужен талант, а его тут и следа нет».

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Неправда! Повесть хороша и талант есть, хотя он пишет иначе, нежели другие...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Редактор лучше нас с тобой, Лиза, знает, есть талант или нет... Ну что, Александр, как ты себя чувствуешь?

АЛЕКСАНДР: Покойнее, нежели можно было ожидать. Чувствую, как человек, обманутый во всем.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, как человек, который обманывал сам себя да хотел обмануть и других... (Протягивает Александру листы пухлой рукописи.) Что ж мы с повестью сделаем, Александр?

АЛЕКСАНДР: Не нужно ли вам оклеить перегородки?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, теперь нет.

 

Александр начинает рвать рукопись.

 

Правильно!

АЛЕКСАНДР (рвет с остервенением). Хорошо, хорошо! Хорошо! Я свободен!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что ж ты станешь теперь делать?

АЛЕКСАНДР: Что? Пока ничего.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Это только в провинции умеют как-то ничего не делать, а здесь... Зачем ты приезжал сюда?.. Лизанька, извини меня, у нас мужской разговор... Собственно, для этого я тебя и попросил зайти.

 

Елизавета Александровна уходит.

 

Ты знаешь моего компаньона Суркова?

 

Александр кивнул головой.

 

Он добрый малый, да препустой. Господствующая его слабость — женщины. Чуть заведется страстишка, он и пошел мотать: сюрпризы, подарки, начнет менять экипажи, лошадей... Вот когда он этак пускается мотать, ему уже недостает процентов, он начинает просить денег у меня. Откажешь, заговаривает о капитале.

АЛЕКСАНДР: К чему же все это ведет, дядюшка?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: А вот увидишь. Недавно воротилась сюда из-за границы молодая вдова Юлия Павловна Тафаева... Ну, догадываешься?

АЛЕКСАНДР: Сурков влюбился во вдову?

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Совсем одурел! А еще?

АЛЕКСАНДР: Еще... не знаю...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Экой какой! Ну, слушай, Сурков мне раза два проговорился, что ему скоро понадобятся деньги. Если не поможешь ты... Теперь догадался?

АЛЕКСАНДР: Сурков просит денег, у вас их нет. Вы хотите, чтобы я...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, не то...

АЛЕКСАНДР: А... теперь понял...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что ты понял?

АЛЕКСАНДР: Хоть убейте, дядюшка, ничего не понимаю!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Влюби-ка в себя Тафаеву.

АЛЕКСАНДР (опешив). Это нелепо!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что ж тут нелепого?

АЛЕКСАНДР: Ни за что!

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ради дела прошу, Александр...

АЛЕКСАНДР: Я вообще не хочу видеть женщин. А то, что вы предлагаете...

ПЕТР ИВАНОВИЧ: Да ты и не гляди на нее... Так, небрежно... это даже лучше...

АЛЕКСАНДР: Дядюшка, во-первых, это гнусность...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Хитрость, никому не приносящая вреда. Сурков сначала с ума сойдет от ревности, а потом быстро охладеет, — я его знаю. И капитал цел...

АЛЕКСАНДР: Не могу.

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Жаль. Я на тебя очень рассчитывал. И, кажется, до сих пор не обременял просьбами...

АЛЕКСАНДР: Но мне это неприятно, противно...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: А ты вытерпи. Мало ли людям приходится делать неприятных для себя дел. Выручи, Александр, прошу! Это очень важно для меня. Если ты это сделаешь, — помнишь две вазы, что понравились тебе на заводе? Они — твои.

АЛЕКСАНДР: Помилуйте, дядюшка, неужели вы думаете, что я...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да за что ж ты станешь даром хлопотать, терять время? Когда я что-нибудь для тебя сделаю, предложи мне подарок, я возьму. Выручи, Александр, прошу.

АЛЕКСАНДР (в нерешительности). Я могу попробовать...

ПЁТР ИВАНОВИЧ: Вот и хорошо. Только попробуй! Я ручаюсь за успех. В среду я тебя представлю Тафаевой. Эта история продлится месяц, много два. Я знаю Суркова... Прощай!

 




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-08-31; Просмотров: 224; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.076 сек.