Багдадский вор 16 страница

– Ну, так сразу я не могу… – замялся Ходжа, опустив глаза долу. – Мне надо осмотреться, покажите-ка, где тут у вас что и как.

Пожав плечами, стража указала на двух всё ещё не пришедших в себя нубийцев и воющее здание «женского общежития».

– Угу, клянусь бородой пророка, здесь не обошлось без проделок Багдадского вора. Даю руку на отсечение – он и сейчас находится в вашем гареме!

– Ничего не слышу… – простодушно развёл руками эмир.

Насреддин поманил к себе ближайших стражников, и те под его началом хором проорали:

– Баг-дад-ский-вор-в-ва-шем-га-ре-ме!!!

От такого громогласного известия притихли даже заинтересовавшиеся жёны.

– Кто у нас в гареме? – тихохонько полюбопытствовал тонкий голосок со второго этажа.

– Баг-дад-ский-вор! – ещё раз продекламировали нукеры, виновато косясь на обалдевшего владыку.

– Ой, мамочки-и… – томно вздохнули три голоса сразу. И все почему-то поняли, что это значит…

– Я убью его! – визгливо поклялся эмир. – Принесите мой самый большой ятаган!

– И доспехи! – твёрдо добавил домулло. – Щит, шлем, кольчугу, копьё, кинжал и лук со стрелами. О вас же забочусь, о великий и блистающий в гневе… Мой друг силён, как снежный барс, просто так вам ни за что его не одолеть.

– Может быть, взять боевого коня? – призадумался Селим ибн Гарун аль-Рашид, но Ходжа дружески отсоветовал:

– Не стоит, о мудрейший… Гонять лошадь взад-вперёд по всем этажам, да ещё заглядывая под каждую кровать в каждой комнате?! Клянусь аллахом, это лишнее…

– Но как я могу доверять тебе?

– Его дед, – домулло ткнул пальцем в сторону гарема, – когда-то написал:

Если глупый лекарство даёт тебе – вылей!

Если мудрый подаст тебе яду – прими!

А я отнюдь не глупец…

– Из тебя вышёл бы хороший царедворец, – поджав губки, процедил эмир, – но я всё равно посажу тебя на кол, а с твоего друга сдеру кожу. Ну, чего же вы ждёте, лентяи?! Слышали, что он сказал? Принесите мой парадный доспех, и живо!

Выдрессированные слуги бросились выполнять приказ уличного бродяги, подтвержденный волей самого властелина Багдада. Но пока они бегают туда-сюда, у нас есть пять минут свободного времени, и мы вполне успеем посмотреть, где в настоящий момент скрывается думающий виновник всего переполоха. Думающий – это потому, что рыженькая Ирида ушла на поиски Лёвиной одежды, а сам Оболенский ходил взад-вперёд по комнатке и стучал себя кулаком в лоб. Или по лбу? Ладно, ему без разницы, а нам тем более… Главное, что он изо всех сил пытался найти достойное разрешение сложившейся трагикомедии. Причём ритуальное харакири его никак не устраивало…

– Вот, почтеннейший, я нашла! – Впорхнувшая в дверь танцовщица аккуратно сложила промасленный халат и шаровары у ног углублённого в себя Багдадского вора. – Только мне надо руки чем-нибудь вытереть…

– Ха… убедилась?

– Да, уважаемый. Вы были правы, это никак нельзя носить. Масло так и сочится…

– Вот видишь.

– А я-то ещё думала, с чего это у вас такая блестящая задн… ой! Прошу прощения! Вы весь такой блестящий…

– Неприятно… – скорбно откликнулся Лев, – ходишь везде, поскальзываешься, и вообще… Кстати, чем у нас прочие обитательницы занимаются?

– Пока все собрались на втором этаже, в конце коридора, ждут указаний светлейшего эмира.

– И сколько их там?

– По-моему, человек пятьдесят, – припоминая, Епифенди вскинула бровки и почесала за ушком, – но точно не знаю, я ведь здесь новенькая.

– Хм… пятьдесят, это, пожалуй, много.

– Увы, если эмир прикажет жёнам выкинуть вас из окна – они справятся. Вы сейчас – как между молотом и наковальней…

– Да, вроде бы не ядерная война, а всё равно хреново, – деловито согласился Лев, и нездоровый блеск в его глазах показался девушке чуточку опасным. – Значит, если их попросят, то они меня отсюда турнут? Да ещё и всем коллективом, конечно… Постороннему мужчине в гареме не место! Это хорошо, это даже правильно, это просто прелесть какая-то…

– Что с вами, почтеннейший?! – настороженно подобралась маленькая Ирида, глядя, как Оболенский хватает с пола испорченную одежду, потрясая ею в воздухе.

– Они ждут приказа эмира? Да я сам их попрошу! И клянусь бородой… этого… вашего… Гызра!

– Хызра, – автоматически поправила танцовщица.

– Короче, уж мне-то они не откажут!

На персидский ковёр падали тяжёлые капли подсолнечного масла…

* * *

Красота мужчины на конце его копья!

Арабская пословица с намёком

Вот ей-богу, это был один из немногих случаев, когда я категорически отказывался верить Оболенскому. На мой взгляд, способ, каким они выбрались из, казалось бы, совершенно безвыходного положения, оказался настолько прост, что первоначально даже не укладывался в голове. Может быть, я чересчур подозрителен, может быть, просто переутомился или перечитал фантастики, но всему же есть разумные границы! Если верить Льву, то эмир Багдада был человеком весьма недалёкого ума, отличавшимся редкостной скрупулёзностью и требовательностью в соблюдении буквы закона. Да что там буквы… он мог прийти в бешенство от неправильного толкования какой-нибудь запятой! А ведь именно это и дало возможность нахальному Багдадскому вору смыться. Или вот нукеры, стражники и слуги – неужели они так уж слепо и безоглядно выполняли любое указание начальства? Ведь стоило им проявить хоть чуточку неповиновения и личной инициативы – моего друга сграбастали бы как миленького! А жёны? Вряд ли гарем является местом строгого содержания пятидесяти дур одновременно! Нет, я отнюдь не отличаюсь махровым мужским шовинизмом и как раз уверен, что женщины точно знают, чего хотят. А хотели они немногого – глотка свежего воздуха свободы и скромненького домашнего бунта. Нет, не кровавой революции, упаси аллах! Просто так, немножечко, чуть-чуть, маленький мятежик на чисто бытовом уровне… Лев долго уверял меня, что на Востоке свои законы: например, за невыполнение приказа, приведшее ослушника к победе, – ему сначала отрежут уши, а потом наградят новым седлом. Стоит ли игра свеч?! Вот и я о том же… Так что в этой истории все действовали в строгом соответствии с законами Шариата, а потому виноватых просто не было. Не верите, убедитесь сами…

– Что я должна сделать?

– О несложившаяся балерина багдадского канкана! Повторяю в пятый раз – иди и скажи им, что я – здесь!

– Ясно. Но ведь они побегут на вас смотреть?

– Это нам и нужно.

– А если они захотят вас побить?

– Это предусмотрено планом операции, даже больше – именно на факт битья мы и делаем основную ставку.

– Мы?

– Я. Ты стоишь позади всех, как бедная родственница.

– Как кто?!

– Не важно, главное, когда все выйдут – сразу дуй к воротам, там тебя будет ждать Ходжа.

– А как же вы?

– Я выберусь сам, я скользкий. Всё поняла?

– Да.

– Тогда – вперёд.

– Куда?

– В конец коридора, к прочим жёнам!

– А что я там буду делать?

– О-оу-у, ВАЗ, УАЗ, МАЗ, КАМАЗ – язви тебя в карбюратор!!!

Ириду Епифенди снесло наверх взрывной волной, словно растрёпанного воробышка. Лев, с трудом уняв рвущийся с языка эмоциональный стресс, злорадно подумал, что домулло будет очень весело с такой хохотушкой. Он ещё раз выкрутил обеими руками свой настрадавшийся халат, выжимая на гладкий мраморный пол последние капли масла. Коридор первого этажа, от лестницы до входных дверей, имел свободного пространства метров восемь – десять. Из них последние пять были обильно политы подсолнечным маслом. Сам Лев бочком прогуливался по узенькой сухой кромке впритык к двери. А с той стороны доносились звуки не менее содержательного диалога…

– Теперь хорошо?

– Изумительно, храбрейший из отважнейших! Но что вы собираетесь предпринять?

– Как что, приблудный сын шелудивой собаки?! Войти в свой гарем и ятаганом вытащить печень у твоего дружка!

– Вай мэ… как это мудро! Куда же ему без печени – люди засмеют… Но, мой эмир, я лишь хотел узнать, как именно вы будете его убивать – ведь негодник очень хитёр!

– Сначала я всажу в него все пять стрел, как пять сур Корана. Потом проткну его шаурменским зазубренным копьём, после чего изрублю дамасским ятаганом, зарежу кривым пакистанским кинжалом и больно ударю по голове круглым щитом с двадцатью семью серебряными шишечками! Что скажешь? Что вы все скажете, а?!

– Ва-а-а-а-х… Велик и прекрасен наш эмир, но нет ничего страшнее его гнева – от такого любой вор точно умрёт! Мы бы умерли…

– Ха! Медноголовые дети глупцов, даже я и то умер бы! А ты почему молчишь, бессловесный чурбан для колки дров?!

– Я не молчу… я… я… Га-га-га!!!

Не вовремя расхохотавшийся Ходжа тут же получил по спине древком эмирского копья. Больно, но смех оказался сильнее… В этот момент срывающийся девичий голосок, звеня от напряжения, оповестил весь гарем:

– Внизу, у входа, стоит сам Багдадский вор!

Прежде чем Селим ибн Гарун аль-Рашид успел осознать, что это значит, толпа женщин, с рёвом и топотом, ломанулась по лестнице со второго этажа на первый. Что же предстало их взглядам? Практически голый Оболенский нагло расхаживал на цыпочках, приплясывая в неизвестно откуда знакомом ритме:

Все вы, бабы, – стервы,

Милый бог со мной!

Каждый, кто не первый,

Тот у вас второй!

Первоначально эмирские жёны массово обалдели. На лестнице все не умещались, а любопытство слабого пола ещё со времён Адама приводило человечество к плачевным последствиям. Каковой результат не замедлил сказаться и в данном контексте…

– Что они там так притихли? – шёпотом поинтересовался эмир, и в этот миг двери прорвало! Естественный напор сзади стоящих жён на впереди стоящих наложниц дал свои результаты: приливной волной хлынув на промасленный пол, они, как по натертому паркету, всем весом ударили в дверь, снеся её, словно картонную перегородку. Все пятьдесят женщин высыпались наружу, и сверху кучи малы, пятками вверх, восседал героический Лев Оболенский! Сбитый с ног, закатившийся в угол владыка Багдада тем не менее сумел правильно оценить обстановку. Голову он не потерял, законы помнил, а потому командирски взвыл во всё горло:

– Всем закрыть глаза! Не смотреть на моих жён! Кто опозорит хоть одним взглядом жену вашего повелителя – будет казнён на месте!

Нет проблем – все так и поступили. Верные нукеры, опытные телохранители, обученные слуги, рабы и невольники послушно побросали оружие, плотно закрывая ладонями глаза. Кое-кто даже падал лицом вниз, чтобы уж наверняка не быть заподозренным в нескромных взглядах.

– Ну, что встал, как памятник Гоголю? Валим отсюда! – Подскочивший Оболенский схватил за рукав замешкавшегося Насреддина. – И очи свои ясные распахни, ты же не видишь, куда бежим.

– И я с вами! – Из растерзанных дверей, на разъезжающихся ногах, показалась рыжеволосая Ирида.

– О звезда моих очей… – растроганно начал Ходжа, но был быстро одёрнут деловитым сотоварищем:

– Хватай свою звезду в охапку, и бежим не оглядываясь! На меня тут слишком сладко смотрят… Бежим, я тебе говорю! Нас не догоня-ят! Хм… кажется, это немного не в той музыкальной тональности. На-а-с не догоня-а-а-т! Вот оно… именно так!

* * *

Приказы не обсуждаются, не комментируются и не… выполняются.

Армейская практика

Как я уже говорил вначале, вот этот конкретный эпизод лично мне представлялся и представляется весьма сомнительным. Однако, чтобы не гонять вас туда-сюда со своими авторскими ремарками, критику отложим на потом, а пока я просто продолжу…

Итак, благодаря уже набившему вам оскомину подсолнечному маслу пятьдесят женщин великого эмира впервые покинули гарем. Столь массированный и несанкционированный выход в свет был обеспечен давлением желающих, скользким полом и бесстыже голым певцом с оскорбительными куплетами. Справедливости ради признаем, что не все жёны оказались морально подготовлены к столь решительному шагу (собственно говоря, вообще никто). Посему большинство вовремя вспомнило о законах Шариата, и, как подобает правоверным мусульманкам, женщины поспешили завизжать, прикрывая лица подолами рубах. Помните похожую сцену в фильме «Белое солнце пустыни»? Так вот, режиссёр практически не соврал, именно так и поступали благовоспитанные жёны в подобных экстремальных случаях. А теперь попробуйте представить себе положение недотоптанного эмира, неуклонно требующего от своих подданных буквально дословного исполнения предписанного закона. Представили? Итак, сначала он никак не мог подняться по причине тяжести доспехов и того, что ножны его ятагана намертво заклинило меж двумя особенно массивными телохранителями. Как вы поняли, град женщин обрушился отнюдь не на одного эмира, но и приближённым досталось на орехи…

– Всем закрыть глаза и не смотреть на моих жён! – это был приказ номер один, никто и не пытался ослушаться.

– А вы куда уставились, бесстыдницы?! Всем сию же минуту прикрыть лица! – это приказ второй, не менее разумный и вполне последовательный. До этого момента все действия главы Багдада выглядели абсолютно логичными и рассудочными. Потом, когда он увидел, как лица, явно виновные в создавшемся кавардаке, внаглую улепётывают к воротам, эмир бросил третий клич, – и не умный, и не последовательный…

– Что вы встали, словно столетние чинары? Хватайте этих негодяев!

Ослушаться, как вы догадываетесь, никто и не подумал. Восток – дело тонкое, там дураков мало… Вот мудрых людей там много, их ценят и уважают. Ибо мудрость восточного человека, в отличие от ума европейца, имеет не только практическое, но и материальное обоснование. Будь на месте мудрых нукеров какие-нибудь умные рыцари, они бы с рёвом повытаскивали двуручные мечи и, всей толпой бросившись в погоню, не оставили б от Льва с компанией даже тапочек. Но для этого надо открыть глаза, что налагает мгновенный позор на гарем горячо любимого правителя, а он, правитель, непременно припомнит свой позор в самое неподходящее время. Мораль: в присутствии начальства выполняй все приказы, а не только самый последний. Не сомневайтесь, по слову эмира догонять «негодников» бросились практически все. Но, памятуя о предыдущем указании, – строго не открывая глаз! Люди похватали сабли и ринулись во все стороны сразу, предпочтительно друг на друга, босиком по визжащим от ужаса жёнам владыки. Селиму ибн Гаруну аль-Рашиду стало дурно… Полнейший бардак на относительно маленькой площадке грозил обернуться глобальным мордобитием на ощупь. Мужчины уже кое-где радостно гвоздили друг друга по чалмам. Нежные восточные женщины только выглядят беспомощными и забитыми, но это пока им три раза не наступят на ногу или не ткнут острым ятаганом… совсем не туда! В эти горькие для отечества минуты они с ходу превращаются из гурий в фурий, бодро выщипывая бороды зазевавшимся нукерам. Если наши друзья успели беспрепятственно добежать до выхода, то исключительно благодаря перечисленным выше обстоятельствам…

Двое молодцов в коротких кольчугах, охраняющие ворота, схватились было за копья, но Насреддин храбро упал им под ноги, вереща на одной истерично-надрывной ноте:

– Открывайте ворота, о беспечные воины! Уводите всех, кого ещё успеете спасти! Случилось страшное, ибо Аллах забыл про нас…

– Что такое, э? – нервно поднапряглись стражи, шум и крики со стороны гарема было невозможно не услышать.

Ходжа закатил глаза и страшным шёпотом пояснил:

– Женщины взбесились!

– О шайтан… – с ужасом выдохнули воины, а домулло одним махом добавил скипидара в огонь:

– Аллах поразил безумием весь гарем нашего повелителя! Женщины словно сошли с ума! Они сломали двери, они бьют правоверных, они произносят непотребные слова и грозятся уничтожить весь город. Эмир с верными людьми пытаются их задержать, но…

– Говори же! – переглянувшись, взмолились оба молодца.

– Но он… увы мне, я не смогу жить после того, что видел! Он успел крикнуть, чтобы я уводил всех невинных, а сам… А-а-а! Смотрите, смотрите, о воины, – вон они! Уже бегут сюда!!!

Из-за поворота действительно показался рослый полуголый человек, на плечах которого, надсадно вопя, подпрыгивала какая-то растрёпанная девица. От изумления стражники бросили копья и попытались спрятаться за щитами.

– Куда?! У-у, хвастливые дети высокогорных баранов… – беззлобно рявкнул Насреддин, хватая храбрецов за шиворот и намеренно меняя тон. – Живо открывайте ворота, пока эта безумная не откусила мусульманину голову! Кто готов оказать ему братскую помощь? А, правоверные?!

Ворота открылись мгновенно, благо запирались простым брусом, без всяких сложностей с замками. В образовавшуюся щель первыми юркнули отважные воины эмира. Лев подбежал совершенно запыхавшийся, а у танцовщицы от шока так свело ножки, что Ходжа еле-еле снял её с затёкшей шеи Оболенского.

– О любовь моя, исстрадавшаяся на жёсткой коже этого белого иблиса! О солнце моё, натрудившее дивное горлышко в непотребном крике! О печаль моя, устало открывающая божественный ротик и вдыхающая ошеломляющей грудью…

– ВАЗ, УАЗ, МАЗ, КАМАЗ – язви тебя в карбюратор!

От таких слов добрый домулло многозначительно окосел, имитируя китайского мандаринчика. Услышать подобное из уст невинной девушки было для него равносильно полноценному плевку верблюда в самую душу.

– Это ты?.. Ты, богохульник, оскверняющий воздух столь ужасной руганью, что ей нет названия! Ты её этому научил?!

– Не-а, – устало ворочая языком, отказался Оболенский, но впервые взглянул на маленькую Ириду с неподдельным уважением, – не я это. Наверное, из детского сада принесла, они там быстро всё подхватывают.

– А что я такого сказала? – на всякий случай уточнила танцовщица, но достойного ответа получить не успела. Из-за угла дворца, со стороны гарема, показались первые догоняющие: мужчины и женщины бежали единым строем, вперемешку, под предводительством эмира, оставившего в прошлом все религиозные предрассудки. А в распахнутых воротах появилась могучая фигура Ириды аль-Дюбины:

– Спешите ко мне, я вас прикрою!

Все трое героев, не задавая вопросов, ринулись вперёд, за дворцовой стеной их ждала та же самая телега, запряжённая двумя лошадьми. Оба стражника со следами побоев на лицах отдыхали рядом. Башмачник Ахмед, стоя в полный рост, уже крутил над головой вожжами:

– Скорее, скорее, отважные похитители девиц! Нас не догоня-а-ат!

Откуда одинокий багдадский башмачник знал эту мелодию – осталось полной тайной. Лев даже не успел особенно удивиться. Тем паче что обе Ириды с разбегу прыгнули в телегу (пардон за бытовую рифму!), кони рванули с места, и он сам едва-едва успел плюхнуться на самый краешек. А вот Ходжа… Не отличавшийся особым проворством ног, Насреддин всегда больше полагался на собственную голову. Однако в этот раз она могла послужить ему лишь средством расплаты… Багдадский вор плюнул, соскочив на ходу, и бросился на выручку другу.

* * *

Стиль тигра – агрессивен, стиль змеи – изящен, стиль осла – узнаваем…

Северный Шаолинь

…Когда Маше Оболенской объявили о некотором улучшении состояния больного, она на радостях оповестила всех знакомых, ну и меня в том числе. Стационарное лечение дало свои результаты, пациент уже начал открывать глаза, шевелить пальцами ног и даже слегка поворачивать голову. Конечно, до окончательного выздоровления было ещё очень далеко, но согласитесь, и такие достижения весьма впечатляли, вселяя законную гордость за нашу медицину. Всё видеооборудование из палаты убрали, а мелкие кражи прекратились сами собой. Не то чтобы поймали вора, отнюдь, злодей до сих пор ходил безнаказанным. Просто весь медицинский персонал сам по себе постепенно взял привычку не носить с собой мелких вещей. То есть вообще практически никаких – часы, кольца, браслеты, кошельки, ключи, брелочки исключались напрочь. Теперь всё это запиралось в сейф в кабинете главврача и выдавалось под расписку по окончании рабочего дня. Такая схема хранения вполне себя оправдала, полностью исключив саму возможность кражи. Кто же знал, что в один прекрасный день таинственный вор взломает даже сейф?! Милицию вызывать не стали. Сейф был вскрыт (всё-таки вскрыт, а не взломан!) ночью, так что никаких ценностей, за исключением официальных документов, там не было. Все бумаги остались нетронутыми, а неизвестный преступник, видимо смеху ради, вложил внутрь телефонный аппарат и всё, что в беспорядке лежало на столе главврача. В конце концов сошлись на модной версии шалостей барабашки…

Вообще, засев за эту книгу, я невольно поражался своей невнимательности и равнодушию. Вспоминая редкие звонки Маши и сумбурные рассказы, мне становилось просто стыдно за собственную чёрствость. Как и большинство, я ограничивался словами участия и сочувствия, а ведь в это время за моей спиной развивалась целая история! Сколько разного и интересного можно было бы увидеть воочию, если бы я не корпел у компьютера, а приехал и сел в засаду у постели больного друга? Кто знает, быть может, я был бы единственным свидетелем необычайного искусства настоящего Багдадского вора…

…Лев говорил, что их судьба в ту ночь действительно висела на волоске. Из-за нерасторопности Ходжи и отчаянной трусости Ахмеда телега ушла далеко вперёд. А среди слуг эмира оказались довольно быстроногие ребята, и дело могло кончиться очень печально, если бы не… В тот момент, когда Оболенский подхватил растянувшегося на мостовой друга, первые эмирские молодцы уже бежали к распахнутым воротам. Закрывать их было некогда, да и преследуемых от догоняющих отделяли какие-то пятьдесят шагов. Вот тут-то словно из-под земли вырос маленький, но очень грозный серый ослик! Оскалив зубы и прижав уши, он издал длинный пиратский клич, что-то вроде «Иа-хо-хо!», отважно бросившись на врага. Храбрые нукеры были готовы ко всему… но не к этому. Поверьте, взбесившийся осёл – это каюк тигру! Рабинович кусал всех за всё подряд, лягался ногами в самые неподходящие места, пихался крупом, хлестал хвостом и орал так, словно пытался на спор перекричать всех муэдзинов сразу. Нападающие стушевались, сбились в кучу и, отмахиваясь саблями от «длинноухого шайтана», предприняли тактический отход за подкреплением. Ослик тут же сорвался с места, пулей подлетел к своим хозяевам и услужливо подставил спину. После секундного размышления мужчины кое-как уместились вдвоём, а мужественное непарнокопытное резво бросилось прочь. Рабинович нёсся вперёд резвее породистого аргамака. Как только они пересекли площадь и скрылись в россыпи переулочков, риск погони отпал сам собой. Мохноногий спаситель перешёл на размеренный шаг, а двое друзей пошли рядышком пешком, давая герою хоть немного отдышаться.

– Никогда больше меня так не обнимай.

– Блин, и ты туда же?!

– Куда я? Нет, хвала аллаху, я не туда же! Я в голом виде по чужим гаремам не бегаю…

– Это от зависти! И нечего на меня так смотреть – я не голый, у меня тюбетейка и вот… это вот… прозрачное. Ты чего уставился?

– Вах, никуда я не уставился.

– Нет, уставился! То не обнимай его, то сам глаза отвести не может!.. Какой-то ты подозрительный, Ходжа… Нужно мне было тебя обнимать? Просто держаться за что-то надо.

– Ну и держись подальше! И прикройся чем-нибудь… Вот, на, свой халат отдаю.

– Без блох? Ладно, шутка…

– О Аллах, ты видишь моё долготерпение? Отметь это в Книге Судеб и признай, что теперь мне есть чем откупиться за все грехи.

Так что колёса Рока успешно вошли в свою колею. Правда, на подходе к лавке башмачника соучастники ещё немного поцапались, выясняя, кто так хитроумно поставил осла в засаду и кому он, осёл, вообще принадлежит? Рабинович, уже неоднократно слышавший подобные споры, проявлял поистине философское равнодушие. Или, попросту говоря, «пофигизм», ибо точно знал, что не принадлежит никому, кроме себя любимого. А в шумные приключения Багдадского вора и его друзей идёт исключительно добровольно, по причине любопытства и авантюрного нрава. Но ослы – существа неразговорчивые, посему все мысли лопоухого умнички так и оставались при нём же.

В лавке горел свет, телега с лошадьми стояла у входа, а взмыленный Ахмед торопливо переносил в неё вещи.

– Хвала аллаху, вы тоже живы!

– Вашими молитвами, – буркнул Лев.

– Потому, что руки помощи от тебя не дождёшься, – так же сухо добавил Ходжа.

– Но… я… я же… ведь надо было… – смущённо забормотал башмачник. – Главное ведь – спасти женщин?! Вот я их и… то есть, конечно, это мы их… мы все их спасали!

Оболенский махнул рукой и вошёл в лавку, домулло молча протиснулся следом. Аль-Дюбина, сидя на кошме, паковала в узлы самое необходимое. Её рыженькая сестричка безмятежно спала, свернувшись калачиком, на старом ковре в углу. Лев только хмыкнул и поспешил переодеться, Насреддин же сразу уселся у стены, налил себе остывшего чаю и как ни в чём не бывало начал светскую беседу:

– Скоро рассвет, уважаемая. Ночь была насыщенной, и нам всем стоило бы отдохнуть где-нибудь… подальше от Багдада.

– Мы едем в мой кишлак, – лаконично поведала старшая Ирида.

– Хорошее дело, о мудрейшая. Пора, давно пора навестить вашу почтеннейшую матушку. А она не очень огорчится, если мы вас немного проводим? Я вчера обещал другу показать окрестности Багдада…

– Остановитесь у меня, там вас не будут искать.

– Ваша забота о нас, недостойных, превыше всякой похвалы. Аллах, всевидящий и всемогущий, не оставит вас без награды. Но воины эмира наверняка будут отвлекать нас от дружеской беседы и тихих радостей жизни…

– Не будут, – уверенно обрубила девушка. – Мой папа направит их поиски в другую сторону. Уж это он мне точно обещал!

– Храни его Всевышний! – благодарно поклонился Насреддин и отправился собирать собственные немногочисленные пожитки.

Примерно через полчаса все были в сборе. Заранее подкупленные стражники быстренько выпустили из города двух всадников, девушку на осле и странную «супружескую» пару, где «жена» волокла за собой «мужа», а тот только вскрикивал от радости. Начиналась новая стезя приключений Багдадского вора – так сказать, вне стен Багдада. И пусть это были не такие захватывающие события, но тем не менее… Хорошо, я буду нетороплив и последователен. Продолжим?

* * *

Всё, что нам даётся даром, лучше брать деньгами.

Еврейская мудрость

Раз уж мы договорились рассказывать друг другу истории, то, думаю, сказку о Багдадском воре и аль-Дюбине можно считать законченной. Нет, разумеется, они так сразу не расстались, но и провести всю оставшуюся жизнь в далёком горном кишлаке Оболенский бы ни за что на свете не согласился. Их совместные планы были утрясены ещё утром, почти сразу же за воротами Багдада. Было решено, что девушки под охраной Ахмеда (хотя надо ещё посмотреть, кто под чьей охраной!) отправлялись в почти двадцатикилометровый путь, к матушке старшей Ириды. А два массовика-затейника намеревались неспешно отсидеться в маленьком кишлаке Кадисе, что расположен буквально в трёх часах ходьбы от славного Багдада и скорее даже считается его пригородом. Там часто останавливались разные путешественники, был большой караванный двор, а затеряться в толпе всегда легче. К тому же где, как не в караван-сарае, воровские способности Оболенского могли найти себе лучшее применение? Ходжа первым проговорился, что у них кончаются деньги: пришлось сделать немалые (добровольные и не очень) пожертвования соседям, хотя впоследствии все легенды однозначно утверждали, будто бы Насреддин безвозмездно раздавал всё золото беднякам. Да – раздавал, да – безвозмездно, да – почти всё, но… Во-первых, из самых разных побуждений, и филантропия играла здесь самую распоследнюю роль. А во-вторых, раздавал-то действительно домулло, но кто добывал непосредственные капиталы? На одной детской афере с киданием лохов по принципу: «Вот! Зверь под названием кот!» долго не протянешь и много не заработаешь. Ходжа честно признавался, что даже провести эту шутку в гастрольном порядке, каждый день меняя кишлаки, – всё равно очень рискованно. Дурная слава распространяется быстро, а кизиловые палки – вещь пренеприятнейшая, так что риск прямого воровства был практически минимален в сравнении с иными способами изъятия денег у населения. Следующую историю, согласно установившейся традиции, мы могли бы условно озаглавить как: «Али-Баба и Багдадский вор проявляют чудеса храбрости, избавляясь от…», ну и так далее. Подходит? Опаньки! Ребята, я, кажется, упустил одну очень важную вещь. Не для всех важную, конечно, но женщины всё время меня спрашивают: а как дальше сложились отношения рыженькой танцовщицы Ириды Епифенди и знаменитого Ходжи Насреддина? Была ли у них любовь? А свадьба, а дети? Кое-что могу сказать со всей определённостью – любовь была! Домулло не раз навещал свою шаловливую избранницу, и его чувства не были безответными. А вот насчёт свадьбы и всяких дальнейших совместных проживаний «долго и счастливо» – увы, не знаю. Лев ничем не мог помочь в плане информации просто потому, что всё это произошло уже после его таинственных приключений. Или не произошло вообще… Придумайте себе любой вариант развития событий, и, если вы всерьёз верите в теорию материальности человеческой мысли, тогда где-то там далеко у этих двоих – всё сбудется. Мне кажется, что они будут вам только благодарны… Ну а мне, к сожалению, нельзя ни на шаг отступать от истины и разворачивать историю так, как это было бы желательно сентиментальному читателю. Довольно псевдолитературной болтовни – ближе к делу…

– Лёва-джан, я тебе арабским языком повторяю – это мой осёл!

– Ходжа, ну у тебя хоть кол на голове теши. Я сам! Собственноручно! Его! Украл! Значит, он мой…

– А потом ты подарил его мне!

– Ничего я тебе не дарил! Ты сам его схватил, внаглую, без спроса.

Дата добавления: 2015-07-13