Бейтсон Грегори 5 страница

О: Правильно. Я начну сначала. Образ лебедя не является настоящим лебедем, а является притворным лебедем. Он также притворяется, что не является человеческим существом. Он также "в действительности" является юной леди, одетой в белое платье. И настоящий лебедь будет в известной мере напоминать юную леди. Но что из этого является таинством? О, Боже. Опять все сначала. Я могу сказать только следующее: таинство возникает не из одного из этих утверждений, а из их комбинации. "Притворно быть", "притворно не быть" и "быть в действительности" каким-то образом сплавляются в единое значение. Но нам следует держать их раздельно. Да. Это и пытаются делать логики и ученые. Но балеты так не создаются. И таинства тоже.

МЕТАЛОГ: ЧТО ТАКОЕ ИНСТИНКТ?*

Дочь: Папа, что такое инстинкт?

Отец: Инстинкт, моя дорогая, - это объяснительный принцип.

Д: Но что он объясняет?

О: Все. Почти все. Все, что ты хочешь, чтобы он объяснял.

Д: Не говори глупостей. Он не объясняет гравитацию.

О: Нет. Но это потому, что никто не хочет, чтобы "инстинкт" объяснял гравитацию. Если бы кто-то захотел, он бы объяснил. Мы можем просто сказать, что у луны есть инстинкт, сила которого изменяется обратно пропорционально квадрату расстояния.

Д: Но это чепуха, папа.

О: Конечно, да. Но это ты упомянула "инстинкт", а не я.

Д: Хорошо, но что тогда объясняет гравитацию?

О: Ничего, моя дорогая. Потому что гравитация - это объяснительный принцип.

Д: Ага!

* * *

Д: Ты хочешь сказать, что нельзя использовать один объяснительный принцип для объяснения другого? Никогда?

О: Хм... вряд ли. Это то, что Ньютон имел в виду, когда сказал: "Hypotheses поп fingo".

Д: А что это значит? Пожалуйста.

О: Ну, ты знаешь, что такое "гипотеза". Любое утверждение, связывающее вместе два описательных утверждения, является гипотезой. Если ты говоришь, что первого февраля было полнолуние и первого марта было полнолуние, и затем связываешь эти два наблюдения любым образом, то утверждение, которое их связывает, является гипотезой.

Д: Да, и я знаю, что значит поп. Но что такое fingo [1]?

* Bateson G. Metalogue: What is an Instinct? // Approaches to Animal Communication / Ed. by Thomas A.Sebeok. 1969.

О: Ну, fingo - это по-латыни "делать". Оно образует отглагольное существительное fictio, от которого мы получили слово "фикция".

Д: Папа, ты хочешь сказать, что сэр Исаак Ньютон считал, что все гипотезы просто сделаны, как истории?

О: Да, именно так.

Д: Но разве он не открыл гравитацию? С яблоком?

О: Нет, дорогая. Он изобрел ее.

Д: Ага!.. Папа, кто изобрел инстинкт?

О: Я не знаю. Вероятно, это восходит к Библии.

Д: Но если идея гравитации связывает вместе два описательных утверждения, она должна быть гипотезой.

О: Это верно.

Д: Значит, Ньютон все-таки fingo гипотезы.

О: Да, конечно. Он был очень великий ученый.

Д: Ага!

* * *

Д: Папа, объяснительный принцип - это то же, что гипотеза?

О: Близко, но не совсем. Видишь ли, гипотеза пытается объяснить что-то конкретное, но объяснительные принципы, такие как "гравитация" или "инстинкт", в действительности ничего не объясняют. Это что-то вроде условного соглашения между учеными перестать пытаться объяснять вещи с определенного места.

Д: Может, Ньютон имел в виду это? Если "гравитация" ничего не объясняет, а есть только что-то вроде полной остановки в конце череды объяснений, тогда изобретение гравитации - это не то же, что изобретение гипотезы. И он мог сказать, что он не fingo никаких гипотез.

О: Это верно. У объяснительного принципа объяснения нет. Это как черный ящик.

Д: Ага!

* * *

Д: Папа, что такое черный ящик?

О: "Черный ящик" - это условное соглашение между учеными перестать пытаться объяснять вещи с определенного места. Я полагаю, обычно это временное соглашение.

Д: Но это не похоже на черный ящик.

О: Нет, но это так называется. Вещи часто не похожи на свои имена.

Д: Да.

О: Это слово пришло от инженеров. Когда они рисуют схему сложной машины, они пользуются чем-то вроде стенографии. Чтобы не рисовать все подробности, они ставят квадрат вместо целой кучи деталей и маркируют этот квадрат тем, что эта куча деталей должна делать.

Д: Значит, "черный ящик" - это маркировка того, что должна делать куча вещей...

О: Это верно. Но это не есть объяснение того, как куча работает.

Д: А гравитация?

О: Это маркировка того, что гравитация должна делать. Это не есть объяснение того, как она это делает.

Д: Ага!

* * *

Д: Папа, что такое инстинкт?

О: Это маркировка того, что должен делать некоторый черный ящик.

Д: Но что он должен делать?

О: Хм... это очень трудный вопрос.

Д: Продолжай.

О: Он должен контролировать (отчасти контролировать), что делает организм.

Д: А у растений есть инстинкты?

О: Нет. Если ботаник, говоря о растениях, использует слово "инстинкт", его обвинят в зооморфизме.

Д: А это плохо?

О: Да. Очень плохо для ботаника. Для ботаника провиниться в зооморфизме так же плохо, как для зоолога провиниться в антропоморфизме. Очень, очень плохо.

Д: Ага! Понимаю.

* * *

Д: Что ты имеешь в виду под "отчасти контролировать"?

О: Хорошо. Если животное падает со скалы, его падение контролируется гравитацией. Но если оно во время падения дергается, это может быть из-за инстинкта.

Д: Инстинкта сохранения своего "Я" (Self-preservative instinct)?

О: Полагаю, так.

Д: Папа, что такое "Я" (Self)? Собака знает, что у нее есть "Я"?

О: Я не знаю. Но если собака знает, что у нее есть "Я", и дергается, чтобы сохранить это "Я", то ее дергания являются рациональными, а не инстинктивными.

Д: Ага! Тогда "инстинкт сохранения своего "Я"" - это противоречие.

О: Ну, это что-то вроде полустанка на пути к антропоморфизму.

Д: Ага! Это плохо.

О: Но собака может знать, что у нее есть "Я", но не знать, что это "Я" нужно сохранять. Тогда рациональным будет не дергаться. Если собака по-прежнему дергается, то это инстинктивно. Но если она обучилась дергаться, то это не будут инстинктивно.

Д: Ага!

* * *

Д: Что же не будет инстинктивным, папа? Обучение или

дергание?

О: Нет, только дергание. Д: А обучение будет инстинктивным? О: Хм... да. Если только собака не обучалась обучаться.

Д: Ага!

* * *

Д: Но, папа, что должен объяснять инстинкт?

О: Я всё пытаюсь избежать этого вопроса. Видишь ли, инстинкты были изобретены тогда, когда никто ничего не знал о генетике, а большая часть современной генетики открыта тогда, когда никто ничего не знал о теории коммуникации. Поэтому вдвойне трудно перевести "инстинкт" в современные термины и идеи.

Д: Да, продолжай.

О: Ну, ты знаешь, что в хромосомах есть гены, а гены - это некоторый вид сообщений, которые касаются того, как организм развивается и как он себя ведет.

Д: Папа, а развитие отличается от поведения? В чем отличие? И какое из них - обучение? Это "развитие" или "поведение"?

О: Нет, нет, не так быстро! Давай избежим этих вопросов, положив развитие-обучение-поведение вместе в одну коробку. Единый спектр феноменов. Теперь попробуем сказать, какой вклад инстинкт вносит в объяснение этого спектра.

Д: А это спектр?

О: Нет, это просто расплывчатый способ выражаться.

Д: Ага!

* * *

Д: Но разве инстинкт не весь находится на поведенческом краю этого "спектра"? И разве не все обучение определяется окружающей средой и хромосомами?

О: Давай внесем ясность: в самих хромосомах нет ни поведения, ни анатомии, ни обучения.

Д: А разве у них нет своей собственной анатомии?

О: Разумеется, есть. И их собственная физиология. Но анатомия и физиология генов и хромосом не есть анатомия и физиология целого животного.

Д: Конечно, нет.

О: Но она про анатомию и физиологию целого животного.

Д: Анатомия про анатомию?

О: Да, так же, как буквы и слова имеют свои собственные очертания и формы и эти формы являются частями слов или предложений и так далее которые могут быть про что-то.

Д: Ага!

Д: Папа, а анатомия генов и хромосом - это про анатомию целого животного? А физиология генов и хромосом - про физиологию целого животного?

О: Нет, нет. Нет причин ожидать такого. Все это не так. Анатомия и физиология не разделяются подобным образом.

Д: Папа, ты собираешься положить анатомию и физиологию вместе в одну коробку, как ты сделал с развитием-обучением-поведением?

О: Да. Несомненно.

Д: Ага!

* * *

Д: В ту же коробку?

О: Почему нет? Я полагаю, развитие находится ровно в середине этой коробки. Точно в самой середине.

Д: Ага!

* * *

Д: Если у хромосом и генов есть анатомия и физиология, они должны развиваться.

О: Да. Как следствие.

Д: Ты думаешь, что их развитие может быть про развитие всего организма?

О: Я даже не знаю, что мог бы значить этот вопрос.

Д: А я знаю. Он значит, что хромосомы и гены как-то изменялись бы или как-то развивались в процессе развития ребенка, и изменения хромосом были бы про изменения ребенка. Контролируя их или частично контролируя их.

О: Нет. Я так не думаю.

Д: Ага!

Д: Хромосомы обучаются?

О: Я не знаю.

Д: Они вроде черных ящиков.

О: Да, но если хромосомы или гены могут обучаться, они становятся гораздо более сложными черными ящиками, чем кто-либо в настоящее время их считает. Ученые всегда предполагают или надеются, что вещи просты, а затем открывают, что это не так.

Д: Да, папа.

* * *

Д: Папа, а это - инстинкт?

О: Что - инстинкт?

Д: Предполагать, что вещи просты?

О: Нет. Конечно, нет. Ученых нужно обучить так делать.

Д: Но я думала, что никакой организм нельзя обучить быть всегда неправым.

О: Юная леди, вы проявляете неуважение и ошибаетесь. Во-первых, ученые не ошибаются каждый раз, когда предполагают, что вещи просты. Весьма часто они правы или частично правы, и еще чаще они думают, что правы, и говорят это друг другу. И это является достаточным подкреплением. И в любом случае вы неправы, когда говорите, что никакой организм нельзя обучить быть всегда неправым.

Д: Когда люди говорят, что что-то является "инстинктивным", они стараются упростить вещи?

О: Да, конечно.

Д: И они неправы?

О: Я не знаю. Это зависит от того, что они имеют в виду.

Д: Ага!

* * *

Д: А когда они так говорят?

О: Да, эта постановка вопроса лучше. Они так говорят, когда видят, что существо что-то делает, и уверены, во-первых, что существо не обучалось это делать, а во-вторых, что существо слишком глупо, чтобы понимать, почему оно должно это делать.

Д: А еще?

О: Да. Когда они видят, что все члены вида делают те же вещи при тех же обстоятельствах, и когда они видят, что животное повторяет то же действие, когда обстоятельства изменились и действие заканчивается неудачей.

Д: Значит есть четыре возможности знать, что что-то - инстинктивно?

О: Нет. Четыре условия, при которых ученые говорят об инстинкте.

Д: Но что, если одно условие отсутствует? Инстинкт довольно похож на привычку или обычай.

О: Но привычкам обучаются.

Д: Да.

Д: Привычкам всегда обучаются двукратно?

О: Что ты имеешь в виду?

Д: Ну, когда я учу аккорды на гитаре, сначала я их учу или нахожу, а когда я практикуюсь, я привыкаю их так играть. И иногда у меня образуются плохие привычки.

О: Обучаешься всегда быть неправой?

Д: Ага. Хорошо. Но как насчет этой двукратности? Если бы игра на гитаре была инстинктивной, то отсутствовали бы обе части обучения?

О: Да. Если бы обе части обучения явно отсутствовали, ученые могли бы сказать, что игра на гитаре является инстинктивной.

Д: Но что, если отсутствует только одна часть обучения?

О: Тогда по логике вещей отсутствующую часть можно было бы объяснить "инстинктом".

Д: Может ли отсутствовать любая часть?

О: Я не знаю. И не думаю, что кто-то знает.

Д: Ага!

* * *

Д: А птицы практикуются в пении?

О: Да. Говорят, что некоторые птицы практикуются.

Д: Наверное, инстинкт дает им первую часть пения, но они должны работать над второй частью.

О: Возможно.

Д: А можно практиковаться инстинктивно?

О: Я полагаю, можно, но я не уверен, что в таком случае начинает означать слово "инстинкт".

Д: Это - объяснительный принцип, папа, как ты и говорил... но я не понимаю одного.

О: Да?

Д: Есть одно множество инстинктов? Или есть множества инстинктов?

О: Да. Это хороший вопрос, и ученые много об этом говорили, составляя списки отдельных инстинктов и затем снова сваливая их все в одну кучу.

Д: Но каков же ответ?

О: Ну, он не вполне ясен. Одна вещь, впрочем, ясна: объяснительные принципы не следует умножать сверх необходимости.

Д: Что это значит? Пожалуйста?

О: Это идея, которая стоит за монотеизмом: идею одного большого Бога следует предпочесть идее двух маленьких богов.

Д: Бог - это объяснительный принцип?

О: О, да. И очень большой. Ты не должна использовать два черных ящика (или два инстинкта) для объяснения того, что мог бы объяснить один черный ящик.

Д: Если бы он был достаточно большим.

О: Нет. Это значит...

Д: А есть большие инстинкты и маленькие инстинкты?

О: Ну, фактически ученые говорят так, как будто они есть. Но они дают маленьким инстинктам другие имена - "рефлексы", "врожденные пусковые механизмы", "фиксированные паттерны действий" и так далее.

Д: Понимаю. Один большой Бог для объяснения Вселенной и множество мелких "бесов" или "гоблинов" для объяснения происхождения маленьких вещей.

О: Ну, да. Очень похоже.

Д: Папа, а как они сваливают маленькие инстинкты все вместе для образования больших инстинктов?

О: Например, они не говорят, что у собаки есть один инстинкт, который заставляет ее дергаться, когда она падает со скалы, и другой, который заставляет ее убегать от огня.

Д: Ты имеешь в виду, что все будет объяснено инстинктом самосохранения?

О: Что-то вроде этого. Да.

Д: Но если ты укладываешь эти различные действия вместе в один инстинкт, то ты не можешь не сказать, что собака должна использовать идею "Я".

О: Да, вероятно, не можешь.

Д: А что ты будешь делать с инстинктом пения и инстинктом практики пения?

О: Ну, это зависит от того, для чего используется эта песня. Как песня, так и практика могут подпадать под инстинкт территории или сексуальный инстинкт.

Д: Я бы не положила их вместе.

О: Нет?

Д: Что, если птица также практикуется в склевывании зерен или что-то еще? Тебе придется умножать инстинкты (кстати, что это такое?) сверх необходимости.

О: Что ты имеешь в виду?

Д: Инстинкт добывания пищи для объяснения практики склевывания зерен и инстинкт территории для практики пения. Почему бы не иметь для обоих случаев инстинкт практикования? Это экономит один черный ящик.

О: Но тогда ты отбросишь идею соединения действий, имеющих одну цель, под одним инстинктом.

Д: Да, поскольку если практика имеет в виду цель, т.е. если у птицы есть цель, тогда практика является рациональной, а не инстинктивной. Разве ты так не говорил?

О: Да, я так говорил.

Д: Мы можем обойтись без идеи "инстинкта"?

О: А как бы тогда ты объясняла вещи?

Д: Хорошо. Я бы смотрела только на маленькие вещи: когда что-то хлопает, собака подпрыгивает. Когда земля уходит из-под ног, собака дергается. И так далее.

О: Ты хочешь сказать - одни бесы, а богов нет?

Д: Да, что-то вроде этого.

О: Хорошо. Есть ученые, которые пытаются так говорить, и это становится очень модным. Они говорят, что это более объективно.

Д: А это так?

О: О, да.

Д: Что значит "объективно"?

О: Ну, это значит, что ты очень строго смотришь на те вещи, которые выбрал для рассматривания.

Д: Это кажется правильным. Но как объективные люди выбирают, относительно каких вещей быть объективными?

О: Ну, они выбирают те вещи, относительно которых объективным быть легко.

Д: Ты имеешь в виду, легко для них?

О: Да.

Д: Но как они узнают, что какие-то вещи - легкие?

О: Я полагаю, они пробуют разные вещи и находят опытным путем.

Д: Значит, это - субъективный выбор?

О: О, да. Весь опыт субъективен.

Д: Но он - человеческий и субъективный. Они решают, относительно каких фрагментов поведения животных быть объективным, консультируясь с человеческим субъективным опытом. Разве ты не говорил, что антропоморфизм это плохо?

О: Да, но ведь они пытаются быть не людьми.

Д: Какие вещи они отбрасывают?

О: Что ты имеешь в виду?

Д: Субъективный опыт показывает им, относительно каких вещей быть объективным легко. Тогда они идут и изучают эти вещи. Но на какие вещи их опыт указывает как на трудные? Они избегают этих вещей. Каких вещей они избегают?

О: Ну, ранее ты упомянула нечто, что называется "практи-кование". Относительно этой вещи быть объективным трудно. Есть и другие вещи, которые трудны в том же смысле. Например, игра. Или исследование. Трудно быть объективным относительно того, действительно ли крыса исследует и действительно ли играет. Поэтому они не исследуют этих вещей. Также есть любовь. И, конечно, ненависть.

Д: Понимаю. Это вещи такого типа, для которых я хотела изобрести отдельные инстинкты.

О: Да, такого типа. И не забудь юмор.

Д: Папа, животные объективны?

О: Я не знаю, вероятно, нет. Я также не думаю, что они субъективны. Я не думаю, что они расщеплены подобным образом.

Д: Правда ли, что людям особенно трудно быть объективными относительно более животной части своей природы?

О: Думаю, да. Во всяком случае, так говорил Фрейд, и я думаю, что он был прав. А почему ты спрашиваешь?

Д: Из-за этих бедных людей. Они пытаются изучать животных. И они специализируются на тех вещах, которые они могут изучать объективно. А они могут быть объективны только в отношении тех вещей, в которых они сами меньше всего похожи на животных. Наверное, им это трудно.

О: Нет, такого необходимого следствия нет. Для людей по-прежнему возможно быть объективными относительно некоторых вещей в своей животной природе. Ты не показала, что всё животное поведение входит в то множество вещей, относительно которых люди не могут быть объективными.

Д: Нет?

* * *

Д: Какие есть действительно большие различия между людьми и животными?

О: Ну, интеллект, язык, инструменты. Вещи вроде этих.

Д: И людям легко быть интеллектуально объективными на языке по поводу инструментов?

О: Это верно.

Д: Но это должно означать, что в людях есть целое множество идей, которые все связаны воедино. Что-то вроде второго существа внутри цельного человека, и это второе существо должно иметь весьма отличающийся способ думать обо всем. Объективный способ.

О: Да. Королевская дорога к сознанию и объективности идет через язык и инструменты.

Д: Но что происходит, когда это существо смотрит на все те части личности, относительно которых людям трудно быть объективными? Оно просто смотрит? Или оно вмешивается?

О: Оно вмешивается.

Д: И что происходит?

О: Это очень страшный вопрос.

Д: Продолжай. Если мы собираемся изучать животных, мы должны взглянуть в лицо этому вопросу.

О: Хорошо... поэты и художники знают ответ лучше ученых. Позволь мне прочитать тебе отрывок [1]:

Мысль претворить возмогла Бесконечность живую в коварного Змия, В пламени всепожирающем миру представшего, - и человеки, Плача, бежали от взора его в Сокровенного Мрака чащобы, Ибо из Вечных Лесов получились премногие смертные Земли, В вихре пространства вращаясь, потоплены, как в океане, - и только Плоти вершины последние чуть поднимались над черной водою. Змиеподобный воздвигнуть во славу Коварного Храм порешили, - Тень Бесконечности, ныне разъятой на циклы конечных вращений, Ангелом стал Человек, Небо кругом, Господь - венценосным тираном.

1 Уильям Блейк. "Европа, Пророчество", перевод В.Л.Топорова. Так этот фрагмент выглядит в оригинале (курсив Г.Б.I.): EUROPE A PROPHECY

Thought chang'd the Infinite to a Serpent, that which pitieth

To a devouring flame; and Man fled from its face and hid

In forests of night; then all the eternal forests were divided

Into earths, rolling in circles of Space, that like an ocean rush'd

And overwhelmed all except this finite wall of flesh.

Then was the Serpent temple form'd, image of Infinite

Shut up in finite revolutions; and Man became an Angel,

Heaven a mighty circle turning, God a tyrant crown'd.

Д: Я не понимаю. Звучит устрашающе, но что это значит?

О: Хорошо. Это не есть объективное высказывание, поскольку оно говорит о последствиях объективности - того, что поэт здесь называет "мысль", - для цельной личности или цельной жизни. "Мысль" должна оставаться частью целого, но вместо этого она самораспространяется и вмешивается во все остальное.

Д: Продолжай.

О: Она разрезает все на кусочки.

Д: Я не понимаю.

О: Хорошо, первый разрез проходит между объективной вещью и всем остальным. Затем внутри того существа, которое сделано по модели интеллекта, языка и инструментов, естественным образом развивается цель. Инструменты имеют цели, а все, что блокирует цель, становится препятствием. Мир объективного существа расщепляется на "полезные" вещи и "мешающие" вещи.

Д: Да. Это я понимаю.

О: Хорошо. Затем существо применяет это расщепление к миру цельного человека, и "полезное" и "мешающее" становятся Добром и Злом, а мир расщепляется между Богом и Змеем. За этим следуют все новые и новые расщепления, поскольку интеллект всегда классифицирует и разделяет вещи.

Д: Умножает объяснительные принципы сверх необходимости?

О: Правильно.

Д: Поэтому когда объективное существо смотрит на животных, оно неизбежно расщепляет вещи и заставляет животных выглядеть как человеческие существа, у которых интеллект вторгся в душу.

О: Именно так. Это разновидность нечеловеческого антропоморфизма.

Д: И поэтому объективные люди изучают маленьких бесов вместо больших вещей?

О: Да. Это называется "психология "стимул - реакция"". Легко быть объективным в отношении секса, но не в отношении любви.

Д: Папа, мы говорили о двух методах изучения животных: о большом методе инстинктов и о методе "стимул - реакция", и ни один метод не выглядит очень здравым. Что же нам теперь делать?

О: Я не знаю.

Д: Разве ты не говорил, что королевская дорога к объективности и сознанию - это язык и инструменты? А королевская дорога к другой половине?

О: Фрейд говорил, что это - сновидения.

Д: Ага!

* * *

Д: Что такое сновидения? Как они составляются?

О: Ну, сновидения - это кусочки и обрывки вещества, из которого мы сделаны. Необъективного вещества.

Д: Но как они составляются?

О: Послушай, не слишком ли далеко мы ушли от вопроса объяснения поведения животных?

Д: Не знаю, но мне так не кажется. Дело выглядит так: что бы мы ни делали, мы все равно тем или иным образом будем антропоморфными. И явно ошибочно строить наш антропоморфизм с той стороны человеческой природы, с которой она наиболее непохожа на животных. Поэтому надо испробовать другую сторону. Ты сказал, что сновидения являются королевской дорогой на другую сторону, значит...

О: Не я. Фрейд сказал это. Или что-то в этом роде.

Д: Хорошо. Но как составляются сновидения?

О: Ты имеешь в виду, как два сновидения относятся друг к другу?

Д: Нет. Ты же сказал, что это только кусочки и обрывки. Я имею в виду: как сновидение составлено внутри самого себя? Не может ли поведение животных составляться подобным же образом?

О: Я не знаю, с чего начать.

Д: Хорошо. Сновидения действуют от противного?

О: О, Боже! Старая простонародная идея. Нет. Они не предсказывают будущее. Сновидения как бы отстранены от времени. Они не имеют никаких временных форм.

Д: Но если человек боится чего-то, что, как он знает, случится завтра, это может присниться ему ночью?

О: Конечно. Или что-то из его прошлого. Или о прошлом и будущем вместе. Но сновидение не содержит маркировок, говорящих "о чем" оно в этом смысле. Оно просто есть.

Д: Ты имеешь в виду, что у сновидения как бы нет титульной страницы?

О: Да. Оно похоже на старую рукопись или письмо, у которого потеряны начало и конец, и историк должен догадаться, о чем оно и кто и когда его написал, из того, что есть внутри него.

Д: И мы также должны быть объективными?

О: Да, разумеется. Но мы знаем, что с этим нужно быть осторожным. Мы должны следить за тем, чтобы не навязывать материалу сновидения концепций того существа, которое имеет дело с языком и инструментами.

Д: Каким образом?

О: Вот пример: если сновидения не имеют временных форм и некоторым образом отстранены от времени, то сказать, что сновидение что-то "предсказывает", будет навязыванием ошибочного вида объективности. В равной степени ошибочно будет сказать, что оно является утверждением относительно прошлого. Это не история.

Д: А только пропаганда?

О: Что ты имеешь в виду?

Д: Они похожи на те рассказы, которые сочиняют пропагандисты. Они говорят, что это история, но на самом деле это только басни.

О: Правильно. Да. Сновидения во многих отношениях похожи на мифы и басни. Но они не фабрикуются сознательными пропагандистами. Они не планируются.

Д: А сновидения всегда имеют мораль?

О: Не знаю насчет всегда. Но часто. Но мораль в сновидении не утверждается. Психоаналитик пытается заставить пациента найти эту мораль. В действительности, всё сновидение есть мораль.

Д: Что это значит?

О: Я и сам не знаю.

Д: Хорошо. Сновидения действуют от противного? Является ли мораль противоположностью того, что сновидение, как кажется, говорит?

О: О, да. Часто. Сновидения часто принимают иронический или саркастический оборот. Разновидность reductio ad absurdum.

Д: Например?

О: Хорошо. Мой друг был пилотом истребителя. После войны он стал психологом и должен был сдать устный экзамен на ученую степень. Экзамен внушал ему ужас, но в ночь перед экзаменом ему приснился кошмар, в котором он снова пережил падение в сбитом самолете. На следующий день он пошел на экзамен без страха.

Д: Почему?

О: Поскольку пилоту истребителя глупо бояться кучки университетских профессоров, которые не могут на самом деле его сбить.

Д: Но как он это узнал? Ведь сновидение могло говорить ему, что профессора собьют его. Как он узнал, что это была ирония?

О: Хм... ответ таков: он не знал. Сновидение не имеет маркировки, которая говорит, что оно иронично. И когда люди иронизируют в бодрствующем состоянии, часто они не говорят тебе, что они иронизируют.

Д: Не говорят. Это верно. Я всегда думала, что это довольно жестоко.

О: Да. Часто так оно и есть.

Д: Папа, животные когда-нибудь бывают ироничными или саркастичными?

О: Нет. Полагаю, нет. Но я не уверен, что нам следует использовать эти слова. "Ирония" и "сарказм" - это слова для анализа материала языкового сообщения. А у животных нет языка. Вероятно, это ошибочный вид объективности.

Д: Хорошо. Действуют ли животные от противного?

О: Ну, да. Фактически действуют. Но я не уверен, что это то же самое...

Д: Продолжай. Как они действуют? И когда?

О: Хорошо. Ты знаешь, как щенок ложится на спину и подставляет свой живот большой собаке. Это что-то вроде приглашения большой собаки к нападению. Но это срабатывает противоположным образом. Это останавливает нападение большой собаки.

Д: Да. Понимаю. Это использование противоположностей. Но знают ли они это?

О: Ты имеешь в виду, знает ли большая собака, что маленькая собака говорит противоположное тому, что имеет в виду? И знает ли маленькая собака, что таким способом можно остановить большую собаку?

Д: Да.

О: Я не знаю. Я иногда думаю, что маленькая собака знает об этом больше, чем большая собака. Как бы то ни было, маленькая собака не дает никаких сигналов, показывающих, что она знает. Очевидно, она не может этого сделать.

Д: Тогда это похоже на сновидения. Там нет маркировки, говорящей, что сновидение действует от противоположного.

О: Это верно.

Д: Мне кажется, мы к чему-то пришли. Сновидения действуют от противоположного, и животные действуют от противоположного, и ни на тех, ни на других нет маркировки, говорящей, что они действуют от противоположного.

Дата добавления: 2015-08-31