Учебной и научной литературы 14 страница

В исследовании Фельсона (Felson, 1982, 1984) можно найти пример того, каким образом угрозы и оскорбления переходят в физическое насилие. Анализируя полицейские сводки о преступлениях с применением насилия и опрашивая многих людей о их личном опыте столкновения с насилием, Фельсон выявил типичную модель перехода конфликта в стадию физического насилия (в некоторых случаях убийства или нанесения тяжких телесных повреждений). Изображенная на рис. 4. 5 модель взаимодействия, ведущего к физическому насилию, включает следующие фазы: оскорбление со стороны одного участника и ответ другого ведут к конфликту на вербальном уровне, далее за угрозами следует физическое нападение. Фельсон и Стедман (Felson & Steadman, 1983) резюмировали результаты своих исследований перерастания словесной перебранки в драку и убийство такими словами: «Представляется, что именно месть не дает погаснуть и, более того, разжигает конфликты, в которых агрессивные действия обеих сторон и вероятность смертельного исхода потерпевшей стороны сплетаются в единый узел». Данные Фельсона подчеркивают также важнейшую для данной главы мысль: агрессия есть процесс взаимодействия по меньшей мере двух людей. Как мы утверждали ранее, агрессия возникает не в социальном вакууме, но в ответ на реальные или воображаемые действия и намерения других людей.

ПОЧЕМУ ЛЮДИ МСТЯТ

Вряд ли вас удивит высказывание, что большинство людей агрессивно реагируют на нападение: в конце концов, принцип «око за око» — очень древний. Но просто сказать, что это старая истина — не значит объяснить, почему люди склонны отвечать на нападение нападением. Нельзя сказать, что такую реакцию можно отнести к роду адаптивных, напротив, она нередко приводит к эскалации конфликта и дальнейшему ущербу. Итак, почему же именно месть является наиболее вероятной реакцией на нападение?

Месть как защита

Давая простое объяснение нашей склонности реагировать на атаку контратакой, мы говорим о защитной реакции — эквивалентными действиями мы обороняемся от возможного причинения нам вреда. Денджеринк и Ковей (Dengerink & Covey, 1983) в теории «бегства» для ответной агрессии предположили, что такое поведение представляет собой «инструментальную попытку модифицировать поведение другого человека». В сущности, бегство или уход от ситуации может служить негативным подкреплением агрессии. Если мы мстим напавшему на нас, мы можем рассматривать как вознаграждение за свои собственные действия прекращение агрессивного поведения с его стороны. Аналогичным образом наша агрессия, направленная на того, от кого мы ожидаем возможных неприятностей, может рассматриваться как вознаграждение, если удержит противника от нападения.

По данным экспериментов, уже одна мысль о том, что другой человек хочет причинить нам вред, может оказаться адекватным стимулом агрессии. Восприятие враждебных или миролюбивых намерений другого человека может оказаться так же важно, как его реальные намерения. Если мы считаем, что некто хочет тем или иным образом причинить нам зло, мы скорее всего приготовимся к контратаке. Представьте себе, например, что вы проснулись среди ночи и обнаружили, что кто-то с пистолетом в руке крадется вдоль стены вашего дома. Увидев, что незнакомец приблизился к дверям, вы лихорадочно начнете искать подходящий предмет, чтобы защититься. Когда «злоумышленник» позвонит в вашу дверь, вы усомнитесь в его намерениях. Тем не менее у дверей вы вооружитесь зонтиком. К счастью, прежде чем вы успеете нанести удар, незнакомец вытащит из кармана полицейский жетон и представится детективом, проверяющим сообщение, что в окне соседнего дома промелькнул незнакомец. Какое облегчение выяснить, что человек, которого вы уже считали своим убийцей, на самом деле преисполнен благих намерений! Этот пример показывает, что восприятие ситуации или ожидания являются существенными детерминантами агрессии.

Прежде чем мы действительно ощутим угрозу в поведении потенциального агрессора, мы должны расценить его поведение как агрессивное. И первым нашим вопросом будет: какие факторы заставляют нас расценивать те или иные действия как агрессивные? В иследованиях, посвященных этому вопросу, испытуемым предлагали различные описания одного и того же происшествия. Затем испытуемых просили оценить виновника происшествия по нескольким показателям, среди которых была и агрессивность. В целом непреднамеренное причинение ущерба или деструктивные действия в целях самозащиты (например, в ответ на совершенную ранее провокацию) не так часто классифицировались как негативные или агрессивные, в отличие от намеренных или неспровоцированных действий (Berkowitz, Mueller, Schnell & Padberg, 1986; Carpenter & Darley, 1978; Ferguson & Rule, 1983; Harvey & Enzle, 1978; Horai & Bartek, 1978; Kane, Joseph & Tedeschi, 1976; Lisak, Rule & Dobbs, 1989; Mummendey, Bornewasser, Loschper &

Linneweber, 1982). Эти результаты не протеворечат данным из рассмотренных выше экспериментов, указывая на реальное нападение как на значимую причину агрессивного поведения. Таким образом, разрушительное поведение, не являющееся реакцией на предшествующую провокацию, скорее всего будет расценено как агрессия и получит агрессивный отпор.

Люди реагируют агрессивно при наличии малейших признаков агрессивных намерений у другого человека, даже если их в действительности не атакуют (Epstein & Taylor, 1967; Gaebelein & Hay, 1974; Ohbuchi & Kambara, 1985; Taylor, Shuntich & Greenberg, 1979). Одной мысли о том, что другие имеют враждебные намерения, зачастую достаточно, чтобы вызвать неприкрытую агрессию. Это выразительно продемонстрировано в эксперименте, проведенном Гринуэллом и Денджеринком (Greenwell & Dengerink, 1973).

Экспериментальная процедура данного исследования была аналогична процедуре, разработанной О'Лири и Денгеринком (O'Leary & Dengerink, 1973): студенты колледжа состязались с фиктивным противником в выполнении заданий на время реакции. Необходимую информацию они считывали с ряда сигнальных ламп, показывающих, что противник либо увеличил мощность электрического разряда, используемого в качестве наказания, либо оставил прежнюю невысокую мощность. Половина испытуемых каждой группы была «наказана» действительно более мощным разрядом электрического тока, для другой половины мощность оставалась на прежнем уровне. Исследователей интересовало, побудит ли испытуемых мнимое намерение противника к тем же действиям, что и реально полученный удар током? Результаты эксперимента это подтвердили; более того, обнаружилось, что для выбора мощности ответного разряда намерения противника важнее, чем мощность разрядов, получаемых от него. В варианте, в котором сигнальные лампочки информировали об увеличении противником мощности электрического разряда, испытуемые, независимо от того, был ли полученный разряд более мощным или оставался на прежнем уровне, выбирали для ответного разряда более высокое напряжение. А если приборы показывали, что мощность электрических разрядов, назначаемых противником остается постоянной, испытуемые не увеличивали мощность ответных разрядов, даже когда интенсивность получаемых ими разрядов на самом деле росла. Комментируя эти результаты, Гринуэлл и Денджеринк (Greenwell & Dengerink, 1973) отмечают: «... несмотря на то что нападение является важным стимулом для актуализации агрессивного поведения, представляется, что физический дискомфорт, который испытывает индивид, имеет

меньшее значение, чем символическая составляющая нападения». Короче говоря, явные мотивы поступков другого человека или его намерения — особенно когда они в принципе провокационны — зачастую могут гораздо сильнее влиять на наше стремление направить против него агрессию, чем сам характер этих действий (для иллюстрации этого см. рис. 4. 6).

Месть как способ не уронить свое достоинство в глазах других

Мы начали этот раздел о вербальных и физических нападениях с описания гипотетической ситуации, где продавец довел вас до белого каления тем, что оскорблял вас и критиковал ваш вкус. Предположим теперь, что несколько людей стали свидетелями этой сцены. Что вы почувствуете в этом случае? Вероятно, в таких обстоятельствах инсинуации продавца будут еще обиднее, а ваша реакция станет для вас еще важнее. Вы, вероятно, захотите доказать и продавцу и покупателям, что ваш вкус не плох и что критика была несправедливой. Подоплекой вашего ответа на оскорбления продавца, видимо, будет стремление не уронить свое достоинство в глазах других и восстановить образ человека с хорошим вкусом. Ряд исследователей утверждает, что такое желание восстановить или произвести благоприятное впечатление часто является той силой, которая подвигает отомстить в ответ на вербальные или физические выпады (Felson, 1978, 1982; Melburg.Te-deschi, 1989; Tedeschi, 1984).

Желание произвести или сохранить благоприятное о себе впечатление может породить разные способы агрессивного реагирования. Во-первых, как в вышеприведенном примере, человек может проявлять мстительность исключительно в присутствии других людей, то есть когда есть на кого произвести впечатление (Felson, Ribner & Siegel, 1984). Во-вторых, жертва, для которой отрицать факт причинения морального или физического ущерба не имеет смысла, но которая не хочет оказаться в роли проигравшего, может попытаться вернуть свое доброе имя с помощью возмездия (Worchel, Arnold & Harrison, 1978). И наконец, стремление произвести впечатление может рассматриваться как общая тенденция отвечать на нападение эквивалентной реакцией (Donnerstein & Hatfield, 1982; Hammock, Rosen, Richardson & Bernstein, 1989; O'Leary & Dengerink, 1973). Отвечая «ударом на удар», человек будет выглядеть в глазах окружающих справедливым и честным, а это позитивный образ.

Обучи и Камбара (Ohbuchi & Kambara, 1985) утверждают, что, согласно теории мести как способа не уронить свое достоинство в глазах других, на реакцию жертвы должно влиять, осознает ли нападающий, как, успешно или нет, завершилась начатая им атака. Если преднамеренная атака закончилось для нападающего неудачей, уровень агрессии, адресованной «палачу», должен быть выше, если «палач» не знает о своем промахе. Для проверки этого предположения исследователи пригласили японских студенток участвовать в эксперименте, включающем уже известную вам процедуру «учитель—ученик». В случае, когда экспериментальные условия подразумевали «физическое воздействие высокой интенсивности», ученицы-испытуемые видели сигнал обратной связи, показывающий, что испытуемая, игравшая роль учительницы, намерена выбрать разряд очень высокого напряжения. Однако часть испытуемых на самом деле получала слабый разряд. Перед тем как поменяться ролями (эта ситуация дала бы им возможность поквитаться), испытуемым говорили, что по условиям завершившейся стадии экспери-

мента сообщение о мощности разряда и реальная мощность были прямо противоположны. Половину испытуемых убеждали в том, что «учительница» тоже узнала об этой обратной зависимости. Как и предполагалось, испытуемые выбирали разряды меньшей мощности для той «учительницы», которая осознала, что интенсивность физического воздействия неожиданно оказалась низкой, а не той, которая якобы оставалась в убеждении, что сумела причинить физический ущерб. Эти результаты подтверждают жизнеспособность трактовки ответной агрессии как способа не уронить свое достоинство в глазах других, так как испытуемые, знавшие, что обидчице известно о неудачной атаке, не приобретали образ, рассматриваемый другими как негативный (образ проигравшей), который нужно было бы менять. Кроме того, жестокая месть кажется несправедливой, когда и жертве, и обидчице известно о низкой интенсивности изначального физического воздействия.

ХАРАКТЕРИСТИКИ ОБЪЕКТА АГРЕССИИ: ПОЛ И РАСА ОБЪЕКТА КАК ПРЕДПОСЫЛКИ АГРЕССИИ

Мы уже знаем, как поведение и намерения потенциального объекта агрессии могут влиять на поведение агрессора. Ничего удивительного нет в том, что люди склонны мстить, считая, что кто-то причинил им вред или хотел это сделать. Но верно также и то, что агрессивные намерения нападающего могут быть обусловлены простейшими физическими характеристиками потенциальной жертвы. В этом разделе мы рассмотрим результаты экспериментов, показывающих, как пол и раса объекта могут влиять на актуализацию агрессивных реакций.

ПОЛ ОБЪЕКТА АГРЕССИИ

В большинстве случаев данные исследований, в которых манипулируемой переменной был пол объекта, подтверждают широко распространенное мнение, что женщины подвергаются физическому нападению реже мужчин, а если и подвергаются, то интенсивность физического воздействия будет ниже (Frodi, Macaulay & Thome, 1977). Такие результаты были получены во многих экспериментах, использующих различные процедуры, методы измерения агрессии и разные выборки испытуемых (Buss, 1966a; Taylor & Epstein, 1967). Тенденция к меньшему проявлению агрессии по отношению к объектам женского пола часто интерпретируется как «рыцарство», как отражение социализированного запрета причинять вред женщинам. «Неприемлемость» агрессии по отношению к женщине, особенно со стороны мужчины, была продемонстрирована экспериментом Канекара, Нанджи, Колсаваллы и Мукерджи (Kanekar, Nanji, Kolsawalla & Mukerji, 1981), в котором выяснилось, что мужчины, проявляющие агрессию по отношению к объекту женского пола, воспринимаются как более аморальные, чем проявляющие агрессию по отношению к объекту мужского пола. Интересно, что объекты агрессии женского пола тоже оценивались сравнительно негативно.

Ричардсон, Ванденберги Хамфриз (Richardson, Vandenberg & Hunphries, 1986) провели эксперимент, результаты которого повторили результаты предыдущих исследований, но предложили несколько иную интерпретацию. В их эксперименте мужчины и женщины выполняли процедуру Тэйлора на время реакции, соревнуясь с противником мужского либо женского пола. При этом уровень агрессии измерялся по трем родственным шкалам: 1) мощность электрического разряда, выбранная до провокаций со стороны объекта, была показателем уровня начальной агрессии; 2) мощность электрического разряда, выбранная в ответ на нарастающую провокацию объекта, — показателем уровня агрессии как акта возмездия; 3) частота выбора чрезвычайно высокой мощности электрического разряда (испытуемые были уверены в чрезвычайной болезненности удара для объекта) — показателем реакция насилия. В соответствии с ранее полученными результатами участники эксперимента реагировали на объект мужского пола более агрессивно, чем на объект женского пола, по всем трем шкалам. Исследователи предположили, что женщины вызывают меньшую агрессивность, так как воспринимаются менее угрожающими, чем мужчины. «То есть от женщин не ждут ответных агрессивных действий, считают их менее опасными, и поэтому им скорее всего не будут мстить так жестоко, как мужчинам».

Хотя лабораторные эксперименты неизменно свидетельствуют о сдерживании агрессивных действий по отношению к женщинам, случаи изнасилований и грубого обращения с женами указывают на тот факт, что женщины часто становятся жертвами насилия. Исследователи, пытавшиеся объяснить расхождения между полицейской статистикой и экспериментальными данными, сообщают, что мужчина склонен «спускать тормоза», когда угроза, исходящая от женщины, воспринимается однозначно (Golin & Romanowski, 1977; Richardson, 1981; Thompson & Richardson, 1983). В эксперименте, поставленном для выявления факторов, увеличивающих вероятность агрессии мужчин против женщин, Ричардсон, Леонард, Тэйлор и Хэммок (Richardson, Leonard, Taylor & Hammock, 1985) сталкивали мужчин-испытуемых с двумя вариантами страха. Узнав, что цель эксперимента — изучение влияния утомления на время реакции в условиях соревнования, испытуемые выполняли задание, предназначенное для измерения их физической силы (сжимание ручного динамометра) в присутствии ассистентки экспериментатора, которая регистрировала «показания». Одну половину испытуемых уверяли, что их показатели близки к зарегистрированной норме (которую женщина называла вслух), — группа средних показателей. Показатели силы у другой половины испытуемых оказывались значительно ниже установленной нормы — группа низких показателей. Внутри этих групп реакция женщины в соответствии с условиями эксперимента менялась. В половине случаев ассистентка отпускала о показателях испытуемых (как низких, так и средних) пренебрежительные реплики типа «я-то думала, что мужчины должны быть сильными» или «может быть, у меня это получится» — вариант «вербального унижения». При работе с другой половиной ипытуемых женщина просто записывала их результат, объявляя вслух норму и воздерживаясь от дальнейших комментариев, — вариант «без вербального унижения». На рис. 4. 7 представлены результаты этого эксперимента. Когда испытуемые позднее получали возможность проявить агрессию по отношению к ассистентке в процедуре Тэйлора, их ничто не сдерживало от того, чтобы осуществить агрессивные действия по отношению к женщине, пренебрежительно отзывавшейся о их показателях, особенно если эти показатели были очень низкими. Страха выглядеть «хуже других» в глазах женщины, а также страха от высказанного ею пренебрежения оказалось достаточно для появления необычайно высокого уровня агрессивности мужчины по отношению к женщине. Очевидно, рыцарство про-являетя только по отношению к безобидным объектам.

В итоге нет оснований считать, что женщины подвергаются агрессии реже мужчин. Страх является одним из множества факторов, подавляющих предполагаемое сдерживающее начало не причинять вреда женщине (White, 1983). Одним из важных факторов, который мы изучим в главе 8, является пол агрессора.

РАСА ОБЪЕКТА АГРЕССИИ

Большинство исследований по влиянию расовой принадлежности объекта агрессии на агрессивность нападающего основано на двух распространенных предположениях. Первое: люди склонны быть более агрессивными по отношению к лицам, чья раса отличается от их собственной, чем к лицам одной с ними расы. Более комплексное предположение: люди с расовыми предрассудками будут вести себя более агрессивно по отношению к расе, против которой имеют какое-либо предубеждение, чем по отношению к собственной расе. Данные исследований не подтверждают однозначно ни одно из этих предположений.

Что касается первого предположения, будто человеку свойственно вести себя более агрессивно по отношению к лицам другой расы, чем по отношению к лицам одной с ним расы, здесь данные противоречивы и подразумевают наличие множества промежуточных факторов в зависимости агрессивности от расы объекта (Rogers, 1983). Хотя Уилсон и Роджерс (Wilson & Rogers, 1975) сообщают, что чернокожие более агрессивны по отношению к белым, чем к черным, во многих исследованиях агрессии было выявлено одинаковое отношение к обеим расам (Genthner, Shuntich & Bunting, 1975; Genthner & Taylor, 1973; Leonard & Taylor, 1981). Однако, если учитывать и другие факторы, мы обнаружим, что белые испытуемые иногда более агрессивны по отношению к черным, чем к белым, а иногда — наоборот. Например, Доннерштайн и другие (Donnerstein et al., 1972) сообщают, что при условии предполагаемого возмездия со стороны жертвы испытуемые были более агрессивны по отношению к белым, чем к черным, а в случае, когда у жертвы не было возможности отомстить, испытуемые выбирали для чернокожих жертв более мощные разряды тока, чем для представителей белой расы. В других экспериментах Доннерштайна, где экспериментальным условием была анонимность испытуемых, были получены алогичные результаты: анонимные испытуемые (то есть те, чье поведение нельзя было оценивать и порицать) реагировали на черных более агрессивно, чем на белых, в то время как испытуемые, которых можно было идентифицировать, больше агрессивности проявляли по отношению к белым, чем к черным (Donnerstein & Donnerstein, 1973; Donnerstein & Donnerstein, 1978). Рис. 4. 8 иллюстрирует влияние анонимности на межрасовую агрессию. Выглядит это так, будто белые боятся мести черных и/или общественного порицания за поведение, которое может быть интерпретировано как расизм; поэтому они подавляют свою агрессивность, если возможно возмездие или общественное осуждение, но проявляют ее, когда защищены анонимностью.

Утверждая, что значительная часть межрасовой агрессии имеет место в контексте групповой деятельности, Роджерс и Прентис-Данн (Rogers & Prentice-Dunn, 1981) изучали влияние расовой принадлежности объекта агрессии и чувства гнева на агрессивное поведение людей в группе. В различных вариациях парадигмы Басса «учитель — ученик» белым мужчинам-испытуемым говорили, что на основе мощности электрического разряда, которую выбирали для объекта они сами и трое других испытуемых, подсчитано среднее значение мощности и длительности разряда, которому будет на самом деле подвергнут объект. Перед этим половина испытуемых слышала, как белый или чернокожий испытуемый, игравший роль объекта агрессии, позволял себе оскорбительные высказывания о данной группе испытуемых, адресованные экспериментатору (вариант «оскорбление»); другая половина испытуемых вербальному оскорблению не подвергалась (вариант «без оскорбления»). Результаты напоминают полученные в исследованиях Доннерштайна: в случае «оскорбления» испытуемые проявляли больше агрессии против черных, чем против белых; в варианте «без оскорбления» белым назначались более мощные разряды тока, чем черным.

Эти и аналогичные им результаты других экспериментов могут быть интерпретированы в терминах регрессивного расизма (Rogers, 1983; Rogers & Prentis-Dunn, 1981). Испытуемые, если только они не возбуждены и не оскорблены, своим поведением склонны демонстрировать неприятие традиционных, ныне социально

осуждаемых, расовых предрассудков. Реакция белых испытуемых может дойти до уровня обратной дискриминации, когда по отношению к чернокожим проявляется очень низкий уровень агрессии. Однако, если чернокожие возбуждены или оскорблены, испытуемые белой расы «регрессируют» до «старых, традиционных шаблонов поведения, имеющих своей целью дискриминацию черных, которые усвоены во время первичной социализации» (Rogers, 1983). Итак, предположение, что люди проявляют против чужой группы больше агрессии, чем против своей, не получило серьезного подтверждения. Скорее представляется, что ситуационные факторы, такие как анонимность и раздражение, являются промежуточными звеньями в цепи зависимости между расой объекта и агрессивностью. Люди, кажется, более склонны к дискриминации чужой группы, когда оскорблены, ощущают угрозу и /или свободны от общественного осуждения.

Литература, посвященная исследованию другой гипотезы, что лица, имеющие расовые предрассудки, будут более других стремиться к дискриминации людей другой расы, также дает нам минимум подтверждений (Genthner et al., 1975; Genthner & Taylor, 1973). Зато эти исследования неизменно доказывали факт, что люди с предрассудками в общем более агрессивны, чем люди без предрассудков, независимо от расы объекта.

Утверждая, что в первых экспериментах по этой теме такая переменная, как раса объекта, могла быть недостаточно выражена, Леонард и Тэйлор (Leonard & Taylor, 1981) попытались заострить внимание испытуемых на данной характеристике объекта. Ожидая начала эксперимента, белые мужчины-испытуемые (критерием отбора которых послужило наличие и отсутствие у них расовых предрассудков) видели, как белый или черный испытуемый (объект будущей агрессии) вел интимную беседу с белой женщиной, с которой, по всей видимости, жил. Получив возможность проявить агрессию против объекта (в процедуре Тэйлора), все испытуемые реагировали на белого и чернокожего одинаково. Тем не менее имеющие расовую предубежденность испытуемые были в общем более агрессивны по отношению и к белым, и к черным, чем испытуемые без расовых предрассудков. Представляется, что люди с предрассудками могут в целом быть более враждебно настроены и склонны подозревать окружающих в агрессивных намерениях, чем люди без предрассудков. Более детально мы обсудим влияние установок индивида на его агрессивное поведение в главе 6.

ПОДСТРЕКАТЕЛЬСТВО СО СТОРОНЫ ОКРУЖАЮЩИХ КАК ПРЕДПОСЫЛКА АГРЕССИИ

До сих пор мы рассматривали то, каким образом поведение и характеристики жертвы предопределяют агрессивную реакцию. В этом разделе мы продолжим изучать влияние социального окружения, а также рассмотрим социальное влияние других людей, а не потенциальной жертвы.

Третья сторона — люди присутствующие, но не являющиеся ни агрессором, ни жертвой — может повлиять на агрессивные взаимодействия множеством способов. Например, третья сторона может обладать властью и приказать одному человеку причинить вред другому. Менее авторитетная третья сторона может влиять на агрессию простым подстрекательством или «подначиванием» агрессора или его жертвы. Как это ни удивительно, даже простое присутствие другого человека, который не распоряжается и не подстрекает, может повлиять на взаимодействие конфликтующих.

ПРИКАЗ ЕСТЬ ПРИКАЗ: ПОДЧИНЕНИЕ ВЛАСТИ

Вообразите, что вы идете по улице, но вдруг вас останавливает абсолютно незнакомый человек и вручает вам заряженный пистолет, требуя выстрелить в кого-то, поставленного с завязанными глазами к стенке. Что вы сделаете? По всей вероятности, откажетесь: действительно, пока незнакомец будет требовать и убеждать, вы запросто сможете убежать и позвать на помощь, чтобы задержать этого явно сумасшедшего гражданина. Но теперь представьте себе несколько иные обстоятельства. Вы солдат, а тот, кто дает вам пистолет, — генерал в мундире со всевозможными регалиями. Как вы поступите в этом случае? Вполне вероятно, что подчинитесь и расстреляете человека, которого никогда прежде не видели.

Эти гипотетические примеры заставляют обратить внимание на то, как прямые приказы представителя власти могут влиять на развитие и течение агрессивного поведения. Совершение большого количества агрессивных действий — особенно полицейскими, солдатами, моряками и летчиками — является следствием приказов начальства, а вовсе не провокаций жертвы и фрустраций (Haritos-Fatouros, 1988). Такое деструктивное и бездумное повиновение никого не удивляет. В конце концов, за приказами скрывается весомость служебного положения и вся мощь государства. Более неожиданно, однако, то, что даже лица, не облеченные реальной властью и просто использующие некоторые ее внешние атрибуты, зачастую способны заставить других вести себя жестоко и разрушительно. Наиболее систематические и сенсационные исследования по этой теме были проведены Милгра-мом и его коллегами в серии широко известных экспериментов (Milgram, 1963; 1965а, Ь; 1974). Для изучения способности не самого авторитетного представителя власти побудить индивидуумов к антисоциальным жестоким действиям Милграм (Milgram, 1963) разработал простую, но хитроумную процедуру. Испытуемым говорили, что они участвуют в исследовании, посвященном влиянию наказания на обучаемость. Затем им предлагали наказывать ударом тока «ученика» (на самом деле — помощника экспериментатора) каждый раз, когда он допустит ошибку в учебном задании. Мощность разряда устанавливалась посредством переключателей, и участников инструктировали следовать простому правилу: после каждой ошибки «ученика» увеличивать мощность разряда на один пункт. Тридцать делений, обозначающих возрастающее напряжение в вольтах, были отмечены словами и цифрами. На рис. 4. 9 воспроизведены надписи на панели управления. Было очевидно, что ученик вскоре подвергнется мощным и потенциально опасным электрическим разрядам, если будет часто ошибаться. Разумеется, помощник на самом деле не получал ударов током; единственным настоящим ударом был слабый 45-вольтный импульс, соответствующий третьему делению, с помощью которого испытуемому предлагали лично убедиться, что агрегат функционирует исправно.

В соответствии с указаниями помощник делал большое количество ошибок. Испытуемый оказывался перед лицом крайне неприятной дилеммы: он мог либо продолжать наказывать «ученика», доводя мощность разрядов до откровенно болезненных, либо отказаться от этого и потребовать прекращения эксперимента. Чтобы усугубить положение, экспериментатор каждый раз, когда у испытуемого возникало желание остановиться, все более непреклонным тоном приказывал продолжать. Так, при первом возникновении у испытуемого желания прекратить процедуру экспериментатор говорил «дальше, пожалуйста» или «пожалуйста, продолжайте». В следующий раз он утверждал, что «условия эксперимента требуют, чтобы вы продолжали». Если испытуемый настаивал, экспериментатор говорил «чрезвычайно важно, чтобы вы продолжали», а если даже это не помогало, он заявлял «у вас нет другого выбора, вы должны продолжать». Таким образом, испытуемый мог прервать процедуру, только открыто не повинуясь указаниям сурового и властного экспериментатора.

Дата добавления: 2015-07-13