Дискуссии и планы межреволюционного периода

Переворот 3 июня 1907 г. рассматривался тюрками-мусуль-манами России и, в частности, татарами как окончание надежд на демократические реформы внутри российского общества, получение равноправия и реализацию идей автономии. Произошло массовое закрытие татарских периодических изданий и школ, распад политических организаций, эмиграция и аресты национальных лидеров^[43]. Изменения в политической ситуации в России затронули прежде всего лидеров либерального движения 1905–1907 гг. Предложенный в ноябре 1907 г. на должность казыя Г. Апанай не был утвержден властями^[44]. 7 мая 1908 г. по указанию казанского губернатора были высланы в Вологодскую губернию лидеры казанского бюро «Иттифака»: Г. Баруди, Г. Апанай (члены ЦК «Иттифака» и руководители духовной и школьной комиссий III Всероссийского мусульманского съезда), С. Галеев и Г. Казаков^[45].

Основным теологом, занимавшимся вопросами богословского обоснования национальных реформ, стал Р. Фахретдин. В 1906 г., после отказа муфтия М. Султанова провести реформу Духовного собрания, он покинул пост казыя и возглавил журнал «Шура» в Оренбурге.

В 1914 г. Р. Фахретдин выпустил книгу «Дини вэ иджтимагый мэсъэлелэр» («Религиозные и общественные вопросы»), анализирующую позицию мусульман по отношению к реформам. Само название работы говорит о необходимости синтеза религиозных и светских основ для развития исламской нации. В реформе права «основные правила» зиждились на суннитской доктрине, заключающейся в том, что «…Коран и Сунна напрямую должны быть потребностью и доказательством для мусульманских правителей». Основным источником реформы права становилась «иджма», которая «…выражается в согласованном вынесении решений по реформам своего времени». При этом наряду с мнениями улемов она учитывает позиции «…глав благотворительных обществ, воинских командиров и глав других организаций, адвокатов и докторов, инженеров и торговцев, редакторов и писателей, рабочих». Шура – Совет, принимающий правовые решения, превращается в орган мусульманской общины Нового времени. Шура должна действовать в соответствии с реалиями экономики и культуры и представлять собой союз всех классов и обществ. Эта идея в 1917 г. во многом легла в основу создания Миллет Меджлисе, местных мусульманских комитетов и бюро, которые представлял союз всех вышеупомянутых групп национальной элиты.

Р. Фахретдин утверждал, что «…в парламенте и Государственном совете... нужно выполнять решения, согласные с Кораном и Сунной». Он считал, что главная реформа предстоит в сфере права. В итоге должна быть создана Конституция как «…очень полезная вещь для исламского мира». Ислам должен сохранять значение как система мировоззренческих и моральных устоев: «Ислам, будучи универсальной религией, пригоден для всех времен, всех мест и государств, всех народов и наций». Мусульмане должны вернуться к путям чистой религии (саф дингэ юллары) времен асхабов. Улем отрицал позитивистскую доктрину об отсталости религии по сравнению с наукой, популярную среди социалистов и младотурок. Конечным идеалом Р. Фахретдина является возникновение единого мусульманского правителя в лице халифа. Здесь он повторил позицию Дж. Афгани и М. Абдо^[46].

Единственным легальным каналом политической деятельности оставалась мусульманская фракция Государственной Думы. Рассмотрим деятельность фракции прежде всего в сфере образования и ее взаимодействие с татарскими общинами России. III Дума была созвана по новому избирательному закону от 3 июня 1907 г. По нему представительство в Думе потеряло коренное население Средней Азии, степей, большей части Кавказа (кроме Дагестана) и турецкой части российского Закавказья. Вместо 29 человек во II Думе фракцию составили 8 человек: 7 из них были татарами из Казанской, Уфимской, Оренбургской и Самарской губерний. Фракция в третьей Думе, таким образом, стала почти чисто татарской.

С. Максуди придавал именно религии первенствующее место в самоидентификации татар. 7 мая 1911 г. при принятии во втором и третьем обсуждении законопроекта Министерства народного просвещения о высших начальных училищах, он заявлял: «…мусульманин первым условием ставит религию, и нет ничего, чем для нее он бы не пожертвовал, даже просвещением. Так что, прежде чем отдать в школу, мы спрашиваем: преподается ли родная религия в школе, и если нет, то детей не отдаем»^[47].

12 апреля 1911 г. в Казани состоялось собрание в честь предстоящего юбилея муфтия М. Султанова. Главным вопросом повестки дня была обозначена необходимость открытия учительских школ. В защиту этого проекта выступили муллы С. Иманколый, К. Тарджемани, А. Амирхан, Касымов, купцы А. и М. Сайдашевы. Их поддержало большинство собрания. Противниками этого решения выступили муллы Сенной Мечети кадимисты И. Халитов и Т. Алтынбаев. Они предлагали передать право выдачи учительских свидетельств Духовному собранию. Кадимисты выступали против подготовки педагогов в светских учебных заведениях, что открывало возможности для преподавания общеобразовательных предметов в национальных школах. Так они сопротивлялись созданию конкуренции своим медресе. Лозунг автономии мусульманского образования здесь способствовал сохранению отсталости образования у мусульман. Собрание окончилось созданием комиссии для изучения вопроса^[48].

Пиком кампании за создание независимой светской школы стал съезд, собравшийся 19–21 мая 1911 г. в Уфе в честь 25-летнего пребывания М. Султанова на посту муфтия. Всего присутствовало до 1500 человек из 36 губерний, включая около 600 делегатов. Организатором подготовки реформы образования выступил казый Х.- Г. Габяши. Х. и С. Максуди, Ф. Карими, имамы К. Тарджемани, С. Иманколый, Дж. Хурамшин, Ф. Муртазин и ряд других добились принятия решения об открытии в Уфе мужской и женской учительских школ. Однако, несмотря на поддержку губернского земства, этот проект вновь был отвергнут правительством. Ахун Уфы Дж. Абзгильдин выступил за направление «садака» на нужды образования. Съезд стал кульминацией просветительского движения в межреволюционный период. Он стал смотром оставшихся национальных кадров и во многом способствовал унификации программы и учебной литературы.

В связи с принятием закона о всеобщем начальном образовании в России 16 декабря 1911 г. Уфимское губернское земское собрание на своей сессии обсудило и приняло доклад губернской управы по вопросам просвещения. В докладе предусматривалось обучение в начальной школе на родном языке, открытие мужской и женской мусульманских учительских школ в Уфе и проведение педагогических курсов, создание при земстве постоянной комиссии по выработке учебников на татарском языке и введение книг на татарском языке в ученические библиотеки. Намечалось статистическое обследование мусульманских школ^[49]. Согласованный вариант реформы просвещения татарских лидеров и местных земств не прошел. В соответствии с Правилами 14 июня 1913 г. единственным отличительным предметом у мусульман оставалось вероучение. Сама программа носила унифицированный характер, а все обучение было настроено на скорейший переход полностью на русский язык.

Проблема реформы религиозных учреждений также сохраняла свою актуальность для татарского общественного движения. На протяжении срока созыва III-й Думы (1907–1912 гг.) лишь однажды рассматривался вопрос, непосредственно связанный с деятельностью духовных собраний. В думском выступлении 11 января 1912 г. С. Максуди изложил наиболее целостную программу реформы духовных собраний. Ее основные пункты содержали избираемость всего духовенства; равноправие с христианским духовенством, включая льготы по отбыванию воинской повинности; передачу всех духовных школ (мектебе и медресе) в заведование духовных собраний; создание духовных собраний «в Туркестане, Северном Кавказе и киргизских степях»; принятие законодательства о созыве съездов духовных лиц; создание губернских отделений духовных собраний, учреждение отделов «…для заведования духовными школами и другими религиозными учебными делами» при духовных собраниях^[50]. Эта программа не требовала объединения всех мусульман России под властью единого Раис уль-Улама, как программа, принятая на III Всероссийском мусульманском съезде. По содержанию она ближе к программе, принятой на съезде доверенных башкирских волостей Уфимской губернии в 1905 г. Вместе с тем С. Максуди требовал религиозной автономии и контроля духовенства над школой.

Газета «Йолдыз» отмечала, что «…III Госдума для мусульман ничего не сделала, так как большинство было против требований мусульманской фракции». Программа, составленная С. Максуди для мусульманской фракции в IV Думе, требовала расширения прав Думы и избирательных прав, издания законов о свободе слова, печати, личности, союзов, свободе совести и религии, введения общих законов для всех конфессий России, реформы городских и земских учреждений, мусульманских духовных учреждений и духовной школы^[51].

IV Государственная Дума в 1912 г. была избрана по тому же избирательному закону. В ней мусульманская группа состояла из 6 депутатов (из них пять татар): трое – от Уфимской и по одному – от Оренбургской и Самарской губерний. Мусульмане Казанской губернии не были представлены. Пост председателя сохранил К.-М. Тевкелев, а секретарем стал Ибн Ахтямов, сын А. Ахтямова, выпускник юридического факультета Петербургского университета. 7 декабря 1912 г. Ибн Ахтямов выступил с развернутым заявлением фракции, где критиковал национальную и переселенческую политику правительства. Он фактически повторил основные программные решения III Всероссийского мусульманского съезда, потребовав религиозную автономию и «…самостоятельность в области культурно-просветительской деятельности», отмену цензовой системы в местном самоуправлении. Его тезис о том, что «…только путем самобытного развития мы сможем достичь уровня культуры, который необходим для граждан современного государства», носил центральный характер^[52].

В феврале 1914 г. при мусульманской фракции состоялось совещание, на которое прибыли, в частности, И. Гаспринский, А.-М. Топчибашев и Ф. Карими. Со времени революции 1905–1907 гг. это было первое общероссийское совещание либеральных мусульманских лидеров. Представители Казани отсутствовали. Лидеры «Иттифака» решили сконцентрировать деятельность на реформе Духовного собрания. Правительство намечало его ревизию, и лидеры мусульман надеялись на то, что муфтият будет превращен в достаточно автономный орган, обладающий, в частности, правом выдачи дипломов учителям. В статье, опубликованной в органе фракции газете «Миллет», утверждалось, что Всероссийский мусульманский народный союз (фактически другое название «Иттифака») будет руководствоваться в своей деятельности программой мусульманской фракции Государственной Думы и программой Нижегородского (III Всероссийского мусульманского съезда). Требования мусульман включали три группы: общеполитические, то есть «…осуществление начал правового строя, возвещенного Манифестом 17 октября»; «…политическая свобода национального самоопределения во всех областях общественной жизни»; «социальные, при включении которых в программу мусульманская фракция исходила из интересов широких народных масс, поэтому и требования эти имеют демократический характер»^[53].

15–25 июня 1914 г. в Петербурге состоялся IV Всероссийский мусульманский съезд. Делегаты-татары представляли все основные городские центры. На съезде присутствовали лидеры казахов (А. Букейханов), крымских татар (М. Давидович) и азербайджанцев (А.-М. Топчибашев). Основной акцент съезд сделал на реформе Духовного собрания. По докладу С. Максуди было принято постановление о выборности духовенства, передаче контроля над всеми школами, их программой и составом преподавателей в руки Духовного собрания. Было отклонено предложение С. Максуди о создании всероссийского духовного учреждения и избрании Раис аль-улама в соответствии с решениями III Всероссийского мусульманского съезда^[54]. Решения IV съезда также остались нереализованными. Попытки С. Максуди добиться принятия на съезде какой-либо политической программы не имела результата.

В 1915 г. муфтием был назначен Сафа Баязитов. Годом ранее члены фракции К.-М. Тевкелев, Ибн Ахтямов, видные национальные деятели, включая Г. Исхаки и М. Биги, оценили деятельность С. Баязитова и его партии «Сырат уль-мустаким» следующим образом: «Сырат мостакым» по своему духу и своей цели является истинной копией русской черносотенной партии... Мусульмане кроме вреда от него ничего для себя не увидят»^[55].

Мухаммад-Сафа Баязитов (1885 – после 1937) был последним (шестым) и самым неудачным из всех муфтиев ОМДС, единственным смещенным с поста. Это было парадоксально, так как все: происхождение, образование, связи в верхах, личные способности – было за него. Его отец Баязитов Гатаулла (1846–1911) был выдающимся улемом, мударрисом и публицистом. В 1871 г. он получил приглашение из Петербурга, где возглавил 2-й мусульманский приход, позднее стал военным ахуном Петербургского гарнизона. Одновременно Гатаулла состоял переводчиком, лектором тюркских наречий и мусульманского права в Учебном отделе восточных языков Азиатского департамента при Министерстве иностранных дел, преподавателем основ Ислама в разных учебных заведениях Петербурга, в том числе и в Пажеском корпусе. В Петербурге он изучает русский язык, общается со столичной интеллигенцией. Ахун Гатаулла был вхож в высшие круги имперской администрации, лично знаком с председателем Совета министров П. А. Столыпиным.

Сам Мухаммад-Сафа родился в Санкт-Петербурге. Он получил прекрасное образование в казанском медресе «Мухаммадия» и на факультете восточных языков Петербургского университета. С 1911 г. он имам 2-го прихода в Петербурге, затем ахун С.-Петербурга и имам Петербургского военного округа, одновременно преподаватель ислама в военно-учебных заведениях, переводчик МИД России. С 1911 г. стал редактором-издателем газеты «Нур». Звездный час Мухаммад-Сафа Баязитова настал во время открытия Санкт-Петербургской Соборной мечети в 1913 г., где он очаровал бюрократию прекрасным знанием русского языка. Во время празднования 300-летия династии Романовых он вошел в делегацию, принятую императором Николаем II.

После смерти Мухаммедъяра Султанова в татарской прессе началось обсуждение кандидатур на должность муфтия. Однако власти отказались вступить в дискуссию, и в 1915 г. Мухаммад-Сафа Баязитов был назначен муфтием благодаря прекрасному образованию и обширным связям в верхах. Однако светский образ жизни при петербургском дворе был весьма далек от уфимских реалий. По одной из версий в его семье он был близок к императрице Александре Федоровне, и это в период распутинщины. Но мусульманская элита отвергла его. При этом МВД отказалось даже обсуждать эту тему^[56]. Таким образом, муфтий Баязитов фактически превратился в идеальную мишень для всех недовольных, число которых увеличивалось пропорционально с ростом военных тягот и нестабильности^[57].

В результате если после 1905 г. Духовное собрание рассматривалось национальными лидерами скорее как нейтральный орган, то после назначения С. Баязитова они ориентировались на создание светского общенационального органа, не связанного с Собранием. В начале 1916 г. в Петрограде состоялось совещание, принявшее решение о создании бюро при мусульманской фракции. Бюро приняло на себя роль информационного и координирующего центра мусульман России. Фракция и Бюро все более воспринимали себя единственными законными представителями мусульман России. Здесь обсуждался вопрос о присоединении к оппозиционному думскому «Прогрессивному блоку». Наиболее горячим сторонником этой идеи был С. Максуди. Он предлагал войти в Прогрессивный блок при признании им таких требований мусульман, как устранение законодательных ограничений по отношению к мусульманам, реформа мусульманских духовных учреждений и разрешение вопроса об отдыхе торговых служащих. С. Максуди поддержали такие умеренные деятели и улемы, как редактор уфимской газеты «Тормыш» З. Кадыри и имам Петроградской мечети М. Биги. Противниками этого предложения выступили социалисты Г. Исхаки, Ш. Мухаммедъяров и член кружка «Татар учагы» К. Сагит. Инициативе С. Максуди препятствовала и осторожная позиция председателя фракции К.-М. Тевкелева^[58].

Дата добавления: 2015-08-31