V. Гималайский дневник 2 страница

Воскобойников — кандидат технических наук, заместитель гене­рального директора Всесоюзного научно-производственного объеди­нения пищеконцентратной промышленности и специальной пищевой технологии, а еще — повар по призванию. За все время нашего пре­бывания в Гималаях ни разу в столовой не повторилось меню. Все было вкусно, питательно, разнообразно. Повторы были только по за­казу, на «бис».

Руководителем экспедиционной кухни Володя стал случайно. Приехал на один из сборов как представитель института, готовив­шего рационы для нас. На роль повара готовился совсем другой, специалист, в отличие от Воскобойникова повар только по долж­ности. Но всем понравился Володя — веселый, дружелюбный, пре­красный знаток своего дела, он сразу пришелся ко двору. Так и стал специалистом по питанию.

Не только у Володи, у всех нас отличные отношения с шерпами. Это удивительно спокойный, доброжелательный народ. Они очень сильны, выносливы. Вполне могли бы быть чемпионами по переноске тяжестей в горах, если бы проводились такие соревнования. На них можно увидеть форму экспедиций со всего света. Выдача формы и снаряжения — обязательное условие любого контрак­та. Многие тут же продают полученную форму — это выгодный бизнес.

Шерпы очень набожны. Придя в лагерь, первым делом оградили его разноцветными ритуальными флажками, на которых написаны молитвы. Ветер колышет флажки, и молитвы, как надеются шерпы, постоянно идут к богу. Еще они соорудили ритуальную печь и пе­ред выходом зажигают в ней можжевельник.

Вечер. Как обычно, ветер, морозно. Рядом с лагерем грохочут со склонов гор ледовые обвалы. Эта канонада не прекращается и ночью.

3 апреля. Сегодня у нас выход. Цель — заброска грузов из пер­вого во второй лагерь. Целесообразность такого задания для меня лично была непонятна. Но таково решение наших руководителей. Уходим на три дня.

За время нашего отдыха Кхумбу несколько изменился, местами разошлись трещины. Особенно он стал опасен в верхней части, где у нас навешены вертикальные лестницы. Трещина перед ледовой стеной разошлась настолько, что скоро будет невозможно подойти к стене. Задерживаемся, чтобы перевесить лестницы правее. Этой работой ежедневно занимается «комендант Кхумбу» Леша Трощиненко и все, кто есть на подхвате. Но и Кхумбу не дремлет.

Через два часа мы уже в первом лагере. Вот что значит войти в форму.

4 апреля. Шли до второго лагеря шесть часов, подбирая по пути грузы, оставленные па маршруте группой Мысловского. Здесь в пол­ной мере оценили достоинства своих рюкзаков. На них много лямок, это помогает регулировать положение рюкзака на спине таким об­разом, что основное давление приходится на область бедер, а плачи разгружены. При лазании по скалам так не только удобнее — без­опаснее.

Расстояние между лагерями — 30 веревок, перепад высот — 800 метров. Очень длинный, изнурительный переход. Скалы разной сложности, есть участки довольно заковыристые, плюс к этому все­му еще и высота, ветер, снег...

Во втором лагере установлены палатки. Ходить здесь надо толь­ко прищелкнутым к веревке — возможности «улететь» неограни­ченные.

В первый лагерь возвращаемся к вечеру. Продуктов там мало, и спать ложимся на английский манер — с чувством легкого голода. Туркевич уверяет, что это очень полезно.

5 апреля. Сегодня с нами впервые идет запоздавший Сергей Ефимов. И еще кинооператор Хута Хергиани — будет нас снимать на маршруте. Идем без приключений, если не считать того, что Валю Иванова ударил по плечу летевший сверху камень. Перелома нет, отделался ушибом.

6 апреля. Утром — вот это сервис! — шерпы подают нам «в пос­тель» чай с молоком. Трое из них пойдут с нами во второй лагерь. Они берут по 4 баллона с кислородом, это около 15 килограммов. Мы берем столько же, чтобы не оставить все силы на маршруте.

Погода испортилась. Ветер. Снег. Дошли с Мишей до 16-й ве­ревки и решили перевесить ее — неудачно навешена. Небрежность в нашем деле (впрочем, как и в тысячах других, скажем, у врачей, летчиков, учителей) чревата... Здесь нас догоняет один из шерпов, Темба. Обходит меня, дергает основную веревку, чтобы его про­пустил Миша. Пока эти ребята в лучшей форме, чем мы, потому и обходят. Ничего, посмотрим, как будет повыше. Интересно они хо­дят по веревочным перилам — пробежит несколько метров, постоит, отдохнет, снова бежит.

Во втором лагере группа Онищенко, которая из-за непогоды не вышла на заброску грузов в третий лагерь. Ребята нас ждали, при­готовили сок, но пить его нет никакого желания — очень холодно. Скорее вниз. Один из шерпов бросил свой груз на 17-й веревке. Жалуется, что очень болит голова. Валя Иванов тоже после вчераш­него случая с камнем не в форме. Работаем в ослабленном со­ставе.

7 апреля. Сегодня идем вниз. Отдыхать. В промежуточном лагере на высоте 6100 варим кисель. Запасы его у нас быстро иссякают —
кисель на высоте идет отлично. На Кхумбу будто кто-то рассыпал яркие бусы — это цветные куртки шерпов, которые несут грузы в первый лагерь. Ахпаци, одип из самых сильных и опытных, порав­нявшись с нами, говорит, что надо сделать удобнее стенку па ледо­паде — с грузом им сложно ее преодолевать.

Там, где требуется сила и выносливость, с шерпами трудно со­ревноваться. А вот технических навыков им, увы, недостает.

8 апреля. Утром отдыхаем. В баню выстроилась очередь. Сверху
ребята передали, что у Славы Онищенко «горняшка», плохо себя чувствует. О том, насколько это было плохо, знал только один Сла­ва.

9 апреля. Группа Онищенко передает, что Славе по-прежнему
плохо. Ему необходимо как можно быстрее вниз — это самое луч­шее лекарство от «горняшки».

Выходим с Мишей встречать Онищенко на ледопад. Иди тяже­ло, мучает кашель — мы ведь еще не восстановились. Постепенно втягиваемся в ритм движения. Становится немного легче. Вот уже и ребята. Онищенко идет с кислородом, его поддерживают Голодов и Москальцов. Походка раскоординированная, взгляд мутный — буд­то видит и не видит нас и все происходящее. Похоже, Славе наверх в этом сезоне уже не ходить. Сменяем с Мишей ребят, идем со Сла­вой. В лагере Онищенко приободрился, даже ужинал. Переносим Славу в кают-компанию. Раскладушку устанавливаем прямо на сто­лах — так доктору удобнее ввести капельницу с раствором необхо­димых лекарств. Всю ночь Голодов и кинооператор Дима Коваленко не отходят от Славы. К утру ему становится лучше.

Ночи по-прежнему морозные — минус десять. Сейчас полнолу­ние. Небо чистое, усыпанное неправдоподобно огромными звездами. В лунной синеве громады гор совершенно невесомы, призрачны. Ка­кое счастье видеть все это! Какое счастье, что помощь успела во­время, что еще не раз увидит это небо и горы Слава Онищенко — великолепный альпинист, отличный парень, с которым мы много ходили в Альпах, Кордильерах, на Кавказе, Памире и Тянь-Шане.

10 апреля. Сегодня Дима Коваленко приглашает нас на кино­съемку. Солнце — будто по заказу. Демонстрируем на ледопаде про­хождение ледовой стенки в связке со сменой ведущего. Интересно, как это будет выглядеть в будущем фильме? Не исключено, что кадры пойдут на фоне интригующей музыки и диктор будет ком­ментировать: «Они идут к вершине. Этот нелегкий путь пройти да­но лишь настоящим мужчинам». На самом деле пока это просто про­гулка. И до вершины нам еще...

Вечером разбор работы группы Онищепко. Сделано меньше, чем запланировано. Разговор идет суровый. Руководители поначалу ви­нят во всех неудачах выхода команду. Затем все же приходят к вы­воду — ребята не виноваты.

Причина неудач, по-моему, в том, что группа начала восхожде­ние недостаточно восстановившись после предыдущего выхода. Две ходки с грузами из ледового лагеря в первый лагерь, потом обра­ботка маршрута в сторону второго лагеря. И Слава, конечно, вы­кладывался больше всех.

На связи группа Мысловского сообщила, что чуть ниже плеча бастиона установлена палатка. Высота третьего лагеря 7800 метров. Снег засыпал скалы, а ребята не взяли с собой кошки и вынужде­ны ночевать в третьем лагере.

11 апреля. Славе стало лучше. Конечно, не настолько, чтобы доктор позволил ему встать.

Совершаю экскурсию по окрестностям базового лагеря. Всюду следы побывавших здесь экспедиций — консервные банки, бутылки. Отвратительное зрелище. Надо совсем не любить горы, чтобы ос­тавлять по себе такую память. Правительство Непала всерьез оза­бочено проблемой сохранения природы в горах. Здесь, к примеру, запрещено пользоваться дровами, жечь костры, (ритуальные печки шерпов — исключение). Но этих мер, очевидно, недостаточно. Впро­чем, это проблема глобальная. Печально, что она касается и наших гор — Памира, Кавказа, Крыма.

12 апреля. С утра улыбающееся солнце, после обеда ветер со снегом — типично гималайская погода. Оглушительный грохот летящих с ледопадов глыб. Завтра выходим на обработку пути выше третьего лагеря.

13 апреля. Сегодня необычный день. Идем обрабатывать марш­рут выше восьми тысяч метров. «Зоной смерти» называют такие высоты. Там не то что лазать по сложным скалам, опасно просто находиться длительное время. Запало в память прочитанное где-то: «Там рассудок мрачен и эмоции бесцветны».

Посмотрим. Все это будет там, наверху. А пока обычные хлопо­ты перед выходом. Завтрак, проверка снаряжения. Вместе с нами идут наверх пять шерпов. Утром, соблюдая свой ритуал, они за­жгли священный огонь. По лагерю потянуло приятным можжеве­ловым дымком.

Выход из лагеря, как всегда, мимо ритуальной печки. Ее огонь, как верят шерпы, должен отвести от них, а заодно и от нас, козни злых горных духов.

Дорога по леднику и дальше, до самого второго лагеря, хожена каждым не раз и хорошо знакома. Правда, ледник не стоит на месте, а движется довольно резво, со скоростью метр в сутки, хоро­ня в своих трещинах лесенки. Ночуем в первом лагере. На вечер­ней связи Мысловский передал, что они с Бэлом прошли еще че­тыре веревки и вышли к высоте 8000 метров! Завтра начинают спуск вниз. Дальше обрабатывать маршрут, искать место для чет­вертого лагеря и устанавливать его предстоит нашей четверке. Ве­чером шерпы поют песни. Беседуем с ними на разные житейские темы: о семьях, детях, обычаях. Попутно выясняется, что сегодняш­няя ночь — новогодняя! В Непале наступает 2039 год. Но так, как принято у нас, его здесь не встречают.

14 апреля. Покидаем первый лагерь. Солнечно, безветренно. С рюкзаком идти даже жарко. Наверное, поэтому так тяжело дается каждый шаг. На шестнадцатой веревке встречаю Балыбердина. Он дает советы по обработке маршрута выше третьего лагеря. И в это время сверху — еле успеваем спрятать головы под выступ скалы — камнепад! Пронесло... Несколько мелких камней в рюкзаке — па память. Могло быть и по-другому.

Во второй лагерь прихожу раньше ребят. В палатке отдыхает Эдик Мысловский. Отправляюсь рубить лед для обеда: на таких высотах вода лишь в твердом состоянии.

Вспомнилось, как однажды на Юго-Западном Памире мы делали первовосхождение на безымянный пик высотой около 5000 метров. Сейчас это пик Советского Бадахшана. Ключевым участком нашего маршрута была 600-метровая стена. Ни воды на ней, ни снега. И сложность такая, что за день не пройти. Воду с собой нести — тяжело, неудобно. И тогда на леднике под маршрутом нарубили льда, сложили в полиэтиленовый мешок, сверху натянули еще один — джутовый, чтобы лед не таял, и два дня, за которые прошли стену, им пользовались. На Эверест лед носить незачем. Могло бы и поменьше его быть.

Ужинаем с аппетитом, а вот спим плохо, беспокойно. Впервые ночуем на высоте 7300.

15 апреля. Путь к третьему лагерю представляет собой стену. После снегопада полки на ней заснежены и идти трудно, тем более что у нас довольно увесистые — 15-килограммовые — рюкзаки.

Перед третьим лагерем чувствую, что больше не могу сделать ни шагу. Слышу где-то рядом голоса, музыку. Беспокойно верчу головой — никого. Ребята ушли далеко вперед. Слуховые галлюци­нации, что ли?

Надо идти. Надо! Шаг. Еще один. Еще... Не доходя пару вере­вок до палаток, спотыкаюсь об оставленный кем-то рюкзак. Потом узнал, что это Сережа Ефимов так вымотался с ним, что решил рюк­зак бросить и вернуться за ним утром.

В третий лагерь прихожу, когда уже темнеет. Есть не хочется. Пьем сок, чай. Настроение у всех какое-то подавленное.

Спать ложимся, не подключаясь к кислородным баллонам. Но мой баллон все-таки рядом. С высотой, думаю, лучше не шутить. Около часа безуспешно пытаюсь уснуть. Только удается забыться — тут же просыпаюсь от удушья. Не могу согреться, мерзнут руки, ноги. Это гипоксия, кислородное голодание. Так не пойдет. Ставлю подачу кислорода на 0,5 литра в минуту, надеваю маску. Как хоро­шо! Что значит кислород — сразу же стало тепло, зверски хочется есть — ладно, с этим подождем до утра. А сейчас — спать. Валя, Сережа и Миша ворочаются, вздыхают. Спят без кислорода. Ну и зря.

16 апреля. Просыпаемся в шесть утра. Палатка изнутри вся в инее. Миша уже раскочегарил примус. Оттаявший иней течет, за шиворот и в спальники.

— Переходим к водным процедурам, — комментирует Туркевич. Настроение ему не портит даже гипоксия.

Места в палатке мало, одеваемся по очереди. При этом надо по­стараться не опрокинуть примус с остатками чая.

Процедура одевания закончена. Вылезаем с Мишей из палатки, начинаем одевать страховочные обвязки, кислородную аппаратуру. Отчаянно мерзнут руки и ноги. Пальцы не слушаются. Несколько минут борюсь с кариматом. Он на морозе замерз, как лист же­леза, и никак не желает скручиваться валиком, чтобы его можно было нести. Завтра надо будет провести эту процедуру в па­латке.

Но вот подключен кислород, и сразу будто теплеет на несколько градусов. Ничего загадочного. Элементарная физиология. Когда ор­ганизм испытывает кислородное голодание, кровью снабжаются прежде всего жизненно важные органы, а конечности — в послед­нюю очередь. Потому они больше всего и мерзнут.

Выходим на маршрут, взяв по две веревки и все необходимое. Проходим без приключений восемь веревок, навешенных группой Мысловского. Единственная проблема — запотевают солнцезащит­ные очки. Приходится их протирать, поправлять — теряется время. Но и без них нельзя — можно обжечь глаза. К полудню выходим к концу закрепленной нашими предшественниками веревки. Я уже от­дышался, а Мише необходим отдых. Решаем, что он станет на стра­ховку, а я выйду вперед. Поэтому облегчаем мой рюкзак килограм­мов на 10—12, а у Миши он, соответственно, на столько же тяже­леет.

Предо мной десятиметровая скальная стенка. Скалы типа слан­цев заснежены. Прежде чем ухватиться за зацепку, поставить ногу, приходится счищать снег. Хорошо, что день выдался относительно теплый и можно лезть в тонких хлопчатобумажных перчатках. Строение скал не позволяет забить достаточное количество ключьев. Лазание требует большого напряжения сил.

Очки совсем запотели. Снимаю их. Не идти же в самом деле на ощупь. Скалы здесь разрушенные, прежде чем сделать очеред­ной шаг, нужно тщательно опробовать каждую зацепку, каждый выступ.

Через каждые три-четыре метра останавливаюсь, чтобы отды­шаться. Высота дает о себе знать. Предполагаемый путь не облег­чается, а становится еще более сложным. Над нами нависает 400-метровая стена. Обойти? Не получится — справа и слева крутые сбросы.

Пройдены сорок метров. Закрепляю веревку на двух сблокиро­ванных крючьях, кричу Мише, что можно идти.

Туркевичу не позавидуешь: на такой высоте — с рюкзаком, в котором весу больше двадцати килограммов... Готовлю к работе следующую веревку. Отдышавшись, любуюсь открывающейся па­норамой. Сверкает снегом и льдом Нупцзе — мы уже выше ее вер­шины. Вот Лхоцзе, хорошо просматривается путь, по которому в прошлом году на нее взошли болгары. Лхоцзе похожа на зебру: по скалам гигантские светлые полосы.

Подходит вконец измотанный Миша. Тяжело, натужно дышит. Ему, понятно, сейчас не до красот.

Дальнейший наш путь — по крутым стенкам, которые переме­жаются узкими полками. Пройдя первую стенку, закрепляю верев­ку и кричу Туркевичу, чтобы подходил. Стараемся не терять друг друга из виду. Кислородные маски заглушают звук, и уже метров через десять-пятнадцать почти ничего не слышу. А альпинисты во время движения должны постоянно переговариваться. И это не разговоры от скуки, а чисто технические: «выдай веревку», «закре­пи», «страховка готова».

Миша уже рядом со мной. Дальше — вертикальная стенка с малым количеством зацепок. Мы с Туркевичем ходим в одной связке так давно, что понимаем друг друга с полувзгляда — слова необя­зательны. Миша молча подставляет мне бедро. Быстро влезаю ему на плечи и выхожу вверх, во внутренний угол. Скалы здесь тоже заснежены и разрушены. Сверху нависает карниз. Дальше путь только один — между скальной стеной и огромным снежным наду­вом. Эта щель так узка, что приходится протискиваться в нее, сняв рюкзак. Выбираюсь наконец на узкую полку. Справа — отвес в ку­луар Бонингтона, прямо вверх — крутая скальная стенка. Закреп­ляю веревку, Миша может идти. Лезу выше и... Дальше — нави­сающая стена. Трещин для забивки крючьев нет. Все же нахожу что-то, отдаленно напоминающее трещину, с огромным трудом за­биваю крюк. Уверенности в нем у меня мало, закрепляю веревку еще и за выступ.

Миша снова рядом со мной. Как пойдем дальше? Предлагаю лезть прямо вверх по крутому внутреннему углу с очень трудным началом. Но мой друг успел высмотреть путь влево по стене. Здесь, правда, начало не лучше, но дальше идти как будто можно.

На крюк навешена петля-оттяжка, хватаюсь за нее и, качнув­шись маятником, добираюсь до зацепок. Цирк на высоте 8200.

Правда, кроме Миши, аплодировать некому. А у Туркевича руки заняты — страхует меня. Прохожу по некоему подобию полочки, забиваю два крюка и принимаю Мишу.

Путь дальше — в таком же духе. Снизу слышим крики Иванова и Ефимова. Оказывается, зрители у нас все же были. Валя и Сере­жа напоминают, что пора возвращаться в лагерь.

К пяти часам на нашем счету пять навешенных веревок. Путь по скалам — в основном шестой, высшей категории трудности. Се­режа и Валя вечером рассказали, что были немало удивлены, наблюдая наш цирк. Иванов сравнил это с лазанием на Пти-Дрю, од­ной из сложнейших альпийских вершин.

Как мы устали, чувствуем только сейчас. Подключаю кислород. Теперь спать! Завтра трудный день.

17 апреля. Утро. Весело гудит примус. Миша готовит завтрак. Это постоянная обязанность Туркевича, поскольку спит возле при­муса.

В 8.30 утренняя радиосвязь. Тамм интересуется, как прошла ночь, какие планы на день. Связь всегда начинается с тех, кто вы­ше по маршруту. Сегодня это мы. Сообщаем, что двойка Туркевич — Бершов пойдет вперед и постарается обработать маршрут до удоб­ной площадки для четвертого лагеря, а Иванов с Ефимовым сде­лают ходку к новому лагерю уже со снаряжением.

Миша выходит на маршрут, а я жду, пока оденется Сережа. Вспомнив вчерашнее утро, обвязку и кислородное снаряжение на­деваю в палатке.

Наконец выхожу. На удивление быстро, где-то на пятой-шестой веревке догоняю Туркевича. К месту, где вчера была закончена об­работка маршрута, подходим к двум часам дня. Валя и Сережа вышли позже нас. Видим их пятью веревками ниже. Когда шли наверх, в кулуаре Бонингтона, далеко внизу, заметили следы лаге­ря его экспедиции, в верхней части кулуара — остатки веревок ан­гличан. Парадоксы гор: вчерашних следов на снегу — будто не бы­вало никогда, а остатки экспедиции семилетней давности — пожа­луйста. Маршрут англичан тоже проходил по юго-западной стене, но в стороне от нашего контрфорса. Тогда, в 1975-м, англичане покорили Эверест, но победа была омрачена трагедией — один из восходителей погиб. В память врезались слова руководителя экспе­диции Криса Бонингтона: «Это жестокое напоминание о том, на­сколько тонка грань между жизнью и смертью на Эвересте, как бы ни была сильна команда».

Сегодня первым в связке — Туркевич. Скалы, как и вчера, за­снежены, Миша сгребает снег с зацепок, а у меня — марш-бросок с полной выкладкой. Страдаю под рюкзаком, как вчера Туркевич. Если идти без остановок, темнеет в глазах. То и дело останавли­ваюсь, чтобы отдышаться.

С большим напряжением Миша проходит скальную стенку мет­ров в тридцать. Здесь два нависающих участка. Дальше — фирно­вый гребень.

Закончились крючья, ждем, когда их поднесет Ефимов. Вот и Сережа. Есть крючья, но появилась и проблема: забивать их неку­да. Изрядно намучившись, все же организуем страховку и выпускаем Мишу вперед. Гребень, по которому он идет, становится настолько крутым и острым, что Миша садится на него и верхом проходит метров сорок. Бесконечно долго закрепляет веревку (как оказалось, это потому, что в скалах практически нет щелей). Наконец можно идти нам с Серегой.

Собравшись втроем, решаем, где будем ставить лагерь. Если сре­зать острую верхушку гребня, можно оборудовать его здесь. Но лавинных лопат нет, а без них жесткий фирн гребня не одолеть. Подходит Валя Иванов с грузами для лагеря. Решаем оставить их и спускаться.

Вечером в третьем лагере долго не засыпаем. Слушаем музыку. От идеи поставить эксперимент — попробовать спать без кисло­рода — быстро отказываюсь.

Для сна у нас в экспедиции есть специальные ночные маски, но они никому не нравятся, им предпочитаем ходовые — удобные, надежные. Не раз добрым словом вспоминаем тех, кто их изобрел. По сравнению с зарубежными образцами они — выше всяких по­хвал. Испанские альпинисты, с которыми довелось встретиться в базовом лагере, попробовав наши маски в работе, только восхищенно цокали языками и задавали единственный вопрос: где можно купить такие?

18 апреля. Обледенелая, выстуженная за ночь палатка. Ужас как не хочется вылезать из теплого спальника. Но Миша уже со­грел чай, и начинается бесконечная процедура одевания.

На утренней связи Евгений Игоревич предлагает нашей группе сделать еще одну заброску грузов в четвертый лагерь. Мы же пред­лагаем иной вариант — ведь грузы почти все уже там, а без лопат лагерь все равно не оборудовать. Нужно благоустраивать третий лагерь — он оборудован на скорую руку. Если в одной палатке худо-бедно помещаются три человека, то в другой лишь один.

Иванова отправляем вниз — у него начинает нарывать палец на руке. Вместе с Сережей Ефимовым расширяем место для второй па­латки. Работаем без кислорода. На такой высоте долго ледорубом не помашешь. Часто останавливаемся, ловим ртами воздух.

Миша в палатке сортирует снаряжение и продукты, составляет их список, чтобы точно знать, что необходимо забросить сюда сни­зу. Закончив работу, спускаемся. Ниже второго лагеря, там, где снега нет, во многих местах просматривается тропа, утоптанная нами и шерпами, которые носят грузы во второй лагерь. В первом лагере группа Валиева. Здесь и Валя Иванов. Черти! Лежат по па­латкам, обед варить никто не думает. Даже чаю не согрели. Хо­чется растянуться во весь рост, — благо в палатке «Зима» это впол­не возможно,— расслабиться. Но и без обеда нельзя. Варю суп из лосося.

Вечером слушаем Мишины рассказы про его родное карпатское село Утишки. И так вдруг захотелось туда — в сад, в поле, вдохнуть запахи луга или леса, погладить рукой траву. Среди камня и льда особенно скучаешь по зелени.

19 апреля. Утро морозное, ветреное, связавшись трофейной ве­ревкой, оставленной на Кхумбу кем-то из предыдущих экспедиций,
спускаемся по ледопаду. Даю волю фантазии и представляю, что все
уже позади — мы взяли вершину. Мысли такие, наверное, оттого, что спускаемся с высоты 8300. На многие гималайские вершины мы смотрели сверху вниз. Но наша пока над нами. Ребята из на­шей четверки явно устали. Сказывается сон без кислорода на 7800.

В лагере нас ожидает новость: тренеры предлагают группе че­рез три дня снова идти на обработку маршрута и установку пятого лагеря. Положение в экспедиции складывается непростое. Все груп­пы сделали, как и предусматривалось тактическим планом, по три выхода, а пятый лагерь не установлен.

Мысловский, Шопин, Черный и Балыбердин восстанавливаются в лесной зоне. Группа Ильинского, переработав на маршруте один день, спускается в базовый лагерь. Группа Хомутова подносила гру­зы к четвертому лагерю и должна была обработать путь выше чет­вертого лагеря. Но, установив лагерь, оставив грузы, группа начала спуск: Голодов вырвал крюк, на котором была закреплена веревка, пролетел метров пять, получил небольшую травму. Выше четверто­го лагеря не обработано ни метра. Жаль, что ребята приняли такое решение. Навесили бы хоть те четыре веревки, которые были в чет­вертом лагере.

Итак, отрабатывать маршрут выше четвертого лагеря и устанав­ливать пятый тренеры предлагают нам. А уже потом, после четвер­того выхода — восстановление в лесной зоне. С предложением тре­неров не соглашаемся. После обработки маршрута выше 8000 метров необходимо не меньше пяти-шести дней отдыха, мы это знаем по опыту предыдущих выходов. Тем более что Валя, Сережа и Миша спали на этом выходе без кислорода, все трое нуждаются в отдыхе. К тому же тактическим планом предусматривается, что вслед за группой Мысловского в лесную зону спускаемся мы.

20—28 апреля. В эти дни наша четверка отдыхала, копила силы для решающего штурма. Несколько дней в лесной зоне, где вода — это вода, а не лед или снег, где солнце не яростное, а ласковое, где щебечут птицы и шелестит листва — что может быть прекраснее! Но мы торопили время, впереди было самое главное — штурм.

Запомнился вечер в горной хижине, где мы заночевали по пути домой, в базовый лагерь. Там собралось довольно пестрое общест­во — новозеландские, итальянские, австралийские туристы. Для мно­гих из них это была первая встреча с советскими людьми. Смотрели на нас с некоторым любопытством — какие они, эти русские? Сере­жа Ефимов владеет английским, и у нас сразу же завязалась ожив­ленная беседа: говорили о политике, о наших профессиях, о женах и детях, о спорте. Наших собеседников интересовало все об экспе­диции. Кем и на какие средства она организована? Кто ее руково­дители и участники? Есть ли среди восходителей женщины?

Больше всего их поразило, что на время экспедиции за нами сохраняются места работы, что мы получаем за все дни в Гималаях зарплату. Они переглядывались между собой и недоверчиво улы­бались.

В базовом лагере уже готовились к выходу Мысловский и Балы-бердин. Вдвоем Коля Черный и Володя Шопин по решению трене­ров ушли с шерпами на заброску кислорода в третий лагерь.

Позже А.Г. Овчинников выскажет мысль, что решение послать на обработку маршрута выше четвертого лагеря, установку пятого лагеря с последующим выходом на вершину — вынужденное, что все другие группы отказались выполнить задание тренерского сове­та и только ребята из команды Мысловского согласились. Думаю, это было не совсем справедливо: никто не отказывался — познако­мившись уже не в барокамере, а в натуре с высотами за 8000 мет­ров, мы хорошо понимали, что без достаточного отдыха делать там просто нечего.

Решение тренеров послать наверх двоих, по нашему мнению, было неправильным, ведь работать в связке первым мог только Бэл, у Мысловского все силы уходили на то, чтобы пройти по уже на­вешенным веревкам. К тому же любая четверка выполнила бы на­меченное без приключений, которые еще предстояло пережить.

Вслед за Мысловским и Бэлом наверх идем мы!

29 апреля. Ранняя, как всегда в день выхода, побудка. И как всегда, не хочется вылезать из теплого спальника. На часах — пять. На термометре — минус десять.

Шерпы Боря и Саня подают на завтрак фирменные блюда на­шего «ресторана» — отбивные из мяса яка, жареную картошку, сырт квашеную капусту.

Сегодня нас провожают наверх наши руководители — Тамм, Ов­чинников, Романов. Суетится с кинокамерой и магнитофоном кино­оператор Дима Коваленко. Непривычный ажиотаж объясняется прос­то — идем на вершину. Волнуемся? Немного. Но впереди еще столь­ко работы, что волнения как бы на втором плане.

Торжественная часть упрощена до предела. В шесть утра мы уже выходим. Огонь в ритуальной печке, зажженный шерпами, го­рит ярко, без дыма. Идется легко. Вес наших рюкзаков 7—8 кило­граммов, а главное, чувствуется, что мы отлично восстановились. Делаю по пути снимки «Роллеем» Романова, который уверяет: фото­аппарат в работе безотказный.

Настроение у всех отличное. Идем к вершине! На Кхумбу Миша от избытка энергии полез в трещину доставать вытаявшую лестни­цу какой-то экспедиции. Времени у нас много, погода великолеп­ная — почему и не порезвиться?

В ледовом лагере на 6100 короткая остановка, и дальше — вверх. Солнечно, но сильный ветер. Эверест перед нами во всем величии. Делаю несколько снимков из Западного цирка.

На утренней связи Эдик Мысловский сообщил, что они с Бэлом и шерпом Навангом вышли из второго лагеря. Несут 180 метров ве­ревки, 4 баллона кислорода.

Накануне кислород в третий лагерь должны были вынести Во­лодя Шопин и Хута Хергиани с шерпами. Но из шерпов до третье­го лагеря дошел только сильный и опытный Темба. Очень сложное лазание — для шерпов — главная проблема. Скалы к тому же за­снежены.

Хорошо слышно, как наверху гудит ветер — будто безостановоч­но мчатся электрички. Циклы повторяются. Такая погода была ме­сяц назад. Тогда ураган повредил аэропорт в Лукле, район был объявлен зоной стихийного бедствия.

Задач на выход у нас много: вынести в третий лагерь по четы­ре баллона с кислородом, чтобы не зависеть от алмаатинцев, кото­рые выйдут на два дня позже нас, в четвертый — кислород, снаря­жение, рационы питания для Мысловского и Балыбердина, занести два спальника в четвертый лагерь и два — в пятый. На нас, естественно, — подстраховка первой двойки. И самое главное — после вос­хождения Эдика и Володи на гору идем мы!

На вечерней связи передали прогноз погоды: усиление ветра, гроза. Но есть и приятные новости: в лагерь пришли письма и маг­нитофонные записи с голосами родных и друзей. Сначала трансли­руют звуковые письма для Эдика и Володи. Потом для нас. Тут, как на грех, начинаются помехи, и я не слышу, что там щебечет Маринка. Завтра обещают повторить.

Дата добавления: 2017-01-14