Жукова Н.С. Формирование речи у детей с моторной алалией 2 страница

' ния, если он безотносителен к ритму речи, не оказывает на нее никакого влияния. В контрольных опытах проводилось равномерное постукивание-рукой, без акцентного выделения, т. е. без ударения. Решение наиболее трудной задачи — счет квадратиков — в этих условиях не нарушалось ни у одного испытуемого. Еще меньшее мешающее влияние, а скорее улучшение происходит в том случае, когда испытуемому разрешается любое удобное ему по ритму постукивание. Ок выбирает тот самый переменный ритм, в котором развертывается процесс основной деятельности. Но нарушения всегда наступают при несовпадении ритмов. Те же самые явления происходят и при загрузке речевого аппарата посторонним основному заданию речевым материалом. Произнесение слогов ба-ба-ба может быть безакцентным, тогда оно не мешает. Испытуемый может ввести слоговые акценты как раз в тех местах, которые необходимы по ходу'развития основной деятельности. В таком случае процесс снова не будет терпеть ущерба. Наконец, если вводится посторонний сплошной стихотворный текст (как тормозящий фактор), то и & зтом случае его произнесение путем растягивания слогов или их сокращения может приспособиться к ритму основной деятельности. Если же при решении мыслительной задачи происходит переозначение ранее сложившихся словесных комплексов, то роль слоговой динамики в процессе внутренней речи значительно ослабляется и она сама может приспособиться к любому ритму посторонней деятельности. Когда испытуемому надо умножить в уме 23 на 4, он освобождается от необходимости произносить полностью двадцать три, восемьдесят, двенадцать, сложить, разряд единиц, разряд десятков и т. п., тем более что значительная часть ответов заранее подготовлена сложившимся механизмом таблиц умножения и сложения. Планируется лишь порядок применения таблиц. Наоборот, в тех случаях, когда переозначение ранее усвоенных словесных комплексов невозможно, так как именно они в полном составе своих элементов и определяют порядок, тогда динамика словопроизнесе-ния вступает в полную силу и любое несовпадение ритма нарушает оба. процесса. Порядок остается тем же самым при разных по динамике словах — один, два три...; пять, шесть, семь; двадцать один, двадцать два, двадцать три. Никакая замена слов и их переозначение невозможны,, так как при одинаковых порядках произносимые слова будут разными. На основании изложенного в этой главе материала можно сделать следующие общие выводы. 1. Внутренняя речь, как и все другие виды речевого процесса, — речь шепотная, устная громкая, письменная — не может изучаться без учета общего для всех этих видов механизма. Внутренняя речь образуется из устной, но, становясь внутренней, она перестраивается по механизму. Переходя на письменную передачу, речевой механизм снова перестраивается. Необходимо установить общие контуры всего механизма речи, для того чтобы разобраться во всех этих перестройках. В устной речи прием осуществляется через слуховой анализатор, а выдача—через речедвигательный анализатор. В' письменной речи прием начинает осуществляться со зрительного анализатора, но так как весь запас слов сконцентрирован в двигательном анализаторе, то и он включается в процесс в какой-то новой форме участия. Перестраивается и роль слухового анализатора, в особенности если учесть явные различия между чтением письменного текста и самостоятельным составлением текста. Внутренняя речь возникает на основе уже принятых сообщений и подготавливает к выдаче новые сообщения, поэтому соотношение в работе всех анализаторов здесь особенно сложно. Но и в устной речи прием не может ограничиться одним слуховым анализатором, а выдача — двигательным, так как при этом не учитывались бы подготовительные приспособления для приема и выдачи. Вот почему при решении поставленных вопросов возникает необходимость изучения элементарных основ речевого механизма Ш|^ в делом, учитывая факты и наблюдения по всем видам речевого процео ся. Одной из задач этой работы и является определение таких элементарных основ. 2. Главной проблемой, поставленной в исследованиях по изучению внутренней речи, является вопрос о роли кинестезии в речевом механизме. Существует мнение, что кинестезии выполняют контрольную функцию. Однако совершенно несомненно, что контроль речи производится прежде всего слухом. Слух — потребитель речи. Если на выдаче появятся такие звуки, которых нет в составе данного языка, то слуховой анализатор их не примет, сообщение не состоится и речи не будет. Речь контролируется как слухом другого человека, так и слухом говорящего, так как выдаваемая речь слышится обоими. Тогда спрашивается, зачем же нужен еще один контрольный аппарат, что нового он добавляет и какие предъявляет особые контрольные требования? Легко заметить, что кинестезии, и в частности речевые, не выполняют никакой контрольной функции, а сами являются объектом контроля и именно — единственного для речи слухового контроля. Конечный продукт речи состоит из звуков и поэтому он может контролироваться только слухом. Речедвигательный анализатор вырабатывает тот самый продукт, который поступает под слуховой контроль. Первоначально центральное управление двигательного анализатора неспособно подать такой верный импульс на органы речи, который вызвал бы артикуляцию и звук, соответствующий нормам контролирующего слуха. Первые попытки управления речевыми органами будут неточными, грубыми, недифференцированными. Слуховой контроль их будет отклонять. Но управление речевыми органами никогда не наладится, если сами они не будут сообщать в управляющий центр, что ими делается, когда воспроизводится ошибочный, не принимаемый слухом звук. Такой обратный посыл импульсов от речевых органов и происходит. На основании их центральное управление может перестроить ошибочный посыл в более точный и принимаемый слуховым контролем. Таким образом, кинестезии есть не что иное, как обратная связь, по которой центральное управление осведомляется, что выполнено из тех приказов, которые посланы на исполнение. Контроль исполнения производится слухом, а кинестезии лишь доносят о том, в каком положении находились органы речи в момент выполнения подконтрольного звука. Отсутствие обратной связи прекратило бы всякую возможность накопления опыта для управления движениями речевых органов. Человек не смог бы научиться речи. Усиление обратной связи (кинестезии) ускоряет и облегчает выучку речи. Когда выучка произнесению в какой-то части закончилась, т. е. образовался запас слов, возникает необходимость отбора слов для составления сообщения. Роль кинестезии при этом меняется. Отбор слов, конечно, не может осуществляться речевыми эффекторами. Он происходит в корковой части речедвигательного анализатора. Так как лексикон, из которого происходит отбор, достаточно обширен, то требуется усиление как возбудительных, так и тормозных процессов для всплывания одних слов и отклонения других. Кроме того, усиление необходимо для удержания слов в отобранном составе сообщения. На основании ряда фактов можно выдвинуть гипотезу о двух способах усиления отбора слов во внутренней речи. 1. Или возникает активность периферии речедвигательного анализатора в виде кинетических импульсов обратной связи, однако н е в форме артикуляционных движений, необходимых при формировании словесного стереотипа, а в форме динамических модуляций, усиливающих соединение и разделение слов. 2. Или появляется тормозное выключение динамической активности периферии речедвигательного анализатора в результате перехода на ком- 6& бинацию статических сигналов и схем, заменяющих ранее-накопленные динамические словесные образования. При этом образуется тормоз на выходе корковой части анализатора, вследствие чего возникает положительная одновременная индукция в его ядре и, соответственно, усиление отбора слов. Так как эта часть вопроса требует учета управления всей системой речевого механизма, то дополнительный фактический материал, сюда относящийся, будет изложен в главе XII. На кинорентгенограмма.; будут показаны случаи тормозного состояния языка и верхнего сжимателя глоточной трубки в момент решения испытуемым задачи. Таким образом, как включение динамики периферии речедвигатель- -ного анализатора, так и выключение ее, если запас слов уже создан, приводит к одному и тому же эффекту — усилению отбора слов. Испытуемые разделяются на две вышеуказанные группы и, кроме того,.некоторые из них могут переходить от одного способа работы к другому. Рассматривая кинестезии как обратную связь, нетрудно понять соотношение в работе речедвигательного и слухового анализаторов и необходимость двух сенсорных частей в одной рефлекторной дуге речевого рефлекса. Слуховой прием и кинестезический прием одинаково являются началом речевого процесса. Если звуки не будут приняты слухом, то не будет принята и речь. Менее банальным кажется другое положение, но и оно столь же очевидно: если органы речи не будут доносить по обратной связи о том, как и какие звуки они могут делать и делают, то и тогда речи также не будет. Слух принимает то, что говорит собеседник, а кинестезии принимают и доносят то, что делает сам говорящий, когда он говорит. Разные донесения должны передаваться по разным эфферентным путям. Отсюда вытекают довольно существенные выводы о связи анализаторов. Известно, что двигательный анализатор теснейшим образом связан со слуховым при помощи ассоциативных волокон. По этим волокнам могут передаваться возбуждения и торможения от одного анализатора к другому, но совместная работа обоих анализаторов в процессе речи, о которой мы здесь говорим, обеспечивается не только этой связью, но и связью процесса общения двух людей. Именно поэтому и нужны два сенсорных начала в одной рефлекторной дуге. Слуховой анализатор действует на речедвигательный через посредство учета внешнего акустического эффекта. Непринятая слухом речь приводит к непониманию, ошибочным действиям, прекращает общение, в значительной степени нарушает связь человека с обществом. Такие серьезные последствия учитываются не одним слуховым анализатором, а всем, чем располагает человек для приема раздражителей и ответа на них. Именно поэтому понимание речи является наисильнейшим подкреплением для множества вновь образуемых временных связей в разных анализаторах. Связь между речедвигательным и слуховым анализаторами обеспечена тем, что в процессе общения в работе того и другого возникает эквивалентность. Система речедвижений равна нормативному речевому звуку, хотя речедвижения совсем не то же самое, что звуки речи. Это отношение можно выразить, обозначив его следующими знаками:;—~-» (эквивалентность), P (речедвижения), 3 (звук), P r. ~* 3—это значит, что если есть Р, то есть и 3, и если есть 3, то есть и Р. Если включены все нормативные речедвижения, то включен и нормативный звук речи; если включен нормативный звук речи, то включены и нормативные речедвижения. 3. Из представленного в этой главе материала с достаточной убедительностью обнаруживается наличие в механизме речи двух частей — статической и динамической. Статика составляет набор постоянных элементов, динамика определяет изменчивость по определенной сетке уровней. Это значит, что в составе речевого звука, слова и фразы есть такие признаки, которые остаются постоянными, и такие, которые модулируются. Набор одних постоянных признаков может заменяться набором дру- •лих постоянных признаков, и тогда возникает стереозначение, например 'слово стол может заменять слово пища. Динамические же модуляции не -могут заменять друг друга. Так слоговая динамика слова или синтаксическая конструкция фразы являются индивидуальными и незаменимыми другой динамикой. Если в опыте подобрать такой материал, оперируя которым испытуемый не может заменять одни слова другими и вынужден пользоваться только заданными, то при разрушении динамики этих слов любыми способами разрушается и весь процесс оперирования словами. Наоборот, всякое усиление динамики, откуда бы оно ни возникало, <если ритм усилителя совпадет с переменным ритмом словесных образований, будет способствовать членораздельности речи, ее выразительности. При отборе заранее известных слов в фразу динамическое членение.лмеет большее значение, чем набор движений для образования звуков, составляющих слово, поэтому обратная кинестезическая связь выполняет преимущественно роль усиления динамики речи. Это заметно уже из наблюдений за вспомогательными, экспрессивными движениями в процессе речи, а именно движением рук, головы, глаз, бровей и вообще мимики и пантомимики. Жест помогает членению речи и усил-ивает ее интонационные модуляции. Учитывая это, следует думать, что в процессе речи кинестезии поступают не только от органов речи, но и от множества других мышц, не выполняющих собственно речевых движений. Это обстоятельство, с одной стороны, облегчает, с другой стороны, затрудняет применение электромиографической методики для изучения речевых кинестезии. Облегчение состоит в том, что для регистрации кинестезии можно ставить электроды на легко доступные части тела, считая, что и они, а не только речевые органы, и среди них расположенные во внутренних областях тела, будут посылать кинестезические импульсы. Затруднение же состоит в том, что отсутствие кинестезии из какого-либо места нельзя рассматривать как отрицательный ответ вообще, так как кинестезии в этот момент могли бы быть сняты от какого-либо другого пункта. Наибольшие затруднения при изучении динамики речи состоят в том, что неизвестны те органы, которые осуществляют речевую динамику. Одна из главнейших задач этой работы состоит в том, чтобы исследовать эти органы, определить механизм их работы и управления ими. Установленные здесь общие положения находят подтверждение при изучении механизма речи с новой стороны, а именно при исследовании нарушений работы этого механизма, что и будет предметом изложения -следующей главы. . И. Жинкин ГЛАВА III ПАТОЛОГИЯ РЕЧЕВОГО ПРОЦЕССА § 6. АФАЗИИ Изучение речевых расстройств может дать богатый материал для выводов о механизме речи. Наблюдающиеся нарушения и поломки механизма помогают найти звенья и способы их связи в целой, нормально действующей речевой системе. Однако исключительная сложность речевого процесса и недостаток сведений о функциях отдельных речевых уст* ройств значительно затрудняют умозаключения от фактов патологии к норме. Обычно рассматриваются два 'термина сравнения—локализация; нарушенного центрального очага и конечный результат — дефект речи, Но как тот, так и другой термины берутся в самой общей, приблизительной и грубой форме. Патологический процесс все время видоизменяется, и его точная локализация прижизненно затруднительна. С другой стороны, и более доступный для наблюдения сам речевой процесс оценивается обычно лишь на слух, без анализа работы речевых резонаторов,, генераторов и дыхания. Таким образом, в обоих терминах сравнения берутся лишь самые грубые и заметные явления. К этому следует добавить, что нейродинамику нельзя рассматривать только как цепь последовательных, линейных включений и размыканий, в которой выпадение одного звена уничтожает полностью весь конечный эффект. Современная концепция нейродинамического процесса заставляет признать, что, кроме последовательных включений, вступают в действие; одновременные параллельные замыкания и размыкания. Поэтому нарушение какого-либо звена в общем механизме следует соотнести с нарушением только какого-то определенного компонента в конечном сложном эффекте. Так известно, что нарушение проводимости подъязычного, языкоглоточного и блуждающих нервов по отдельности приводит к дизартрии или даже к анартрии, т. е. к невозможности говорить. Следовательно, каждый из этих проводников, работая одновременно с другими, необходим для осуществления акта речи. Но отсюда нельзя сделать вывод о том, что функции этих проводников одинаковы. Совершенно очевидно, что проводимые ими импульсы выполняют разную роль в управлении речевыми эффекторами. Последовательные и параллельные импульсы идут от. множества элементов речевого механизма как в центробежном, так и в центростремительном направлениях. В результате-складывается алгебраическая сумма этих импульсов. Часто одна и та же задача решается очень разными средствами и способами. Так, например, движение глаз при чтении следует рассматривать как материальное Средство синтеза во времени элементов текста. В устной же речи тот же самый синтез осуществляется двигательным анализатором совершенно иначе, а именно путем удерживания предшествующих элементов и упреждения» предстоящих произнесению. Слуховой анализатор осуществляет тот же синтез только путем удерживания последовательно поступающих элементов, так как упреждения здесь быть не может. Кроме того, затруднительно удержание слуховым анализатором и очень длинного словесного ряда. В таком случае синтез временной последовательности должен быть усилен через проговаривание, т. е. двигательным анализатором. При исследовании чтения, устной и письменной речи важно понять сходство и различие этих структур, входящих в общий механизм речи, Так как при изучении патологических явлений речи обычно встречаются с локальными расстройствами, возникает опасность преувеличить роль отдельных звеньев всего механизма. Даже в том случае, когда исследователь прекрасно понимает эту опасность и тщательно сравнивает разные виды расстройств, он все же по самому характеру собранного материала, да и по задаче исследования замыкается в ограниченном круге проблем, среди которых обследование всего речевого механизма в целом не является основной. Однако, учитывая все вышесказанное, никто из тех, кто исследует речевой процесс в норме, не может пройти мимо фактов, собранных из области патологии речи. В задачу этой главы не может входить обсуждение собственно невропатологических концепций. Следует обратить внимание лишь на те наиболее отчетливо установленные факты, учет которых необходим при постановке проблемы механизма речи. Классификация явлений производится в зависимости от той или другой практической или теоретической задачи. Так, при неврологическом подходе к вопросу, нарушения речи могут быть разделены по рефлекторной схеме. В таком случае глухонемота может быть отнесена к нарушениям рецепторного слухового прибора, дизартрии разного вида, к нарушениям проводникового характера, афазии, к органическим изменениям коркового замыкательного механизма, а заикание — к расстройствам эффекторно'го запуска. Эта классификация может быть сделана более подробной, принимая в расчет функции корковых полей, роль подкорки, бульбарного отдела и все разнообразие проводящих путей. Однако деление по нервному субстрату должно опираться на уже готовые и достаточно отчетливые 'представления о локализации функций, тогда как исследо'вания в области патологии речи сами стремятся собрать материал для нерешенной еще проблемы локализации. В связи с этим возникает необходимость в классификациях явлений по чисто функциональным признакам, нозологическим единицам или просто по эмпирически удобным группировкам. Таковы, например, описания видов расстройств речи в психиатрии или логопедии. Сложность и трудность классификации речевых расстройств, надо думать, во многом зависят от особенностей самого механизма речи. В отличие от других анализаторов, например слухового, зрительного, кожного, речевой анализатор не имеет ни своих, только ему принадлежащих рецепторов, ни особых проводников, ни одной определенной замы-кательной области, ни отдельных эффекторов. Рот и глотка прежде всего входят в систему пищеварительного тракта, гортань — в дыхательную систему. Все эти органы снабжены термо- и барорецепторами, обслуживающими не только речь. Кроме того, они снабжены двигательной рецепцией, в которой лишь функционально можно отличить рецепцию речевых движений от глотательных, жевательных и др. В речевом анализаторе Нет и специального для речи проводникового аппарата. Как указывалось, Дизартрия может возникнуть как от поражения подъязычного нерва, так и языкоглоточного и блуждающего нервов. По всем этим проводникам передаются импульсы не только для речедвижений, но и для других жизненно важных отправлений организма. 5* 67 То же следует сказать и о центральных замыкательных механизмах. "Известно, что И. П. Павлов отказался от представления о локализации второй сигнальной системы только в лобных долях мозга. В состав мозговых концов анализаторов, участвующих в регулировке речевого процесса, входят по меньшей мере три — двигательный, слуховой и зрительный. Кроме того, есть основания думать, что и левая ретроцент-ральная и теменная области также по-своему включаются в регулировку речевого процесса. Таким образом, действительно, речевой анализатор не имеет своей собственной особой территории. Ом вклинивается, надстраивается и господствует в разных областях мозга, пользуется уже существующими путями передач импульсов и регулирует эффекторы, (выполняющие, кроме речи, и другие, важнейшие для организма функции. Вполне понятно, что все это вносит значительные трудности в толкование патологических явлений и их классификацию. Задачи изучения механизма речи толкают на другой, чем чисто медицинский или логопедический, подход к явлениям патологии речи. Эти задачи диктуются общепсихологическими и педагогическими требованиями и состоят в том, чтобы узнать, как усваивается язык, формируется речь, как происходит ее восприятие, понимание, произнесение. В конце концов эта задача в целом сводится к исследованию механизма речевого общения. С такой точки зрения в механизме речи можно обнаружить два основных крупных звена, о которых уже говорилось в предшествующей главе: а) составление слов из речевых звуков и б) составление фраз из слов. Сообщение образуется из двоякого рода элементов — простых и сложных. Простые элементы — это речевые звуки. Из отбора этих элементов составляются слова. Но как только словарь составлен, сами слова становятся простыми элементами и, отбираясь по известным прави-.лам, входят в состав сообщения. Хотя правила для отбора звуков в состав слова и слов в состав фразы различны, в обоих случаях он осуществляется по общему принципу составления дизъюнктивной суммы. Если имеется некоторый постоянный фонд элементов — а, б, 0, г, д, е...я, то из него по правилу могут быть выбраны наборы, состоящие из аву а, ва, вд, де, ед, даве и т. д. элементов. Так как слово один раз является целым, состоящим из элементов, другой раз само превращается в элемент, включенный в целое, то оба звена механизма следует признать резко различными и вместе с тем тесно связанными. Наряду с этими двумя звеньями механизма речи нетрудно обнаружить и еще два новых звена, входящих в каждое из только что указанных. Набор звуков в слове нельзя представлять как последовательность неизменных элементов. Произнося слово, человек не говорит вначале один звук, потом второй, потом третий и т. д. Один и тот же элемент в составе слова, узнаваясь как себе тождественный по функции, меняется в составе своих признаков, в зависимости от места в слове. Гласные звучат иначе в соседстве с разными согласными, согласные изменяются по положению в слове, например в русском языке звонкие оглушаются на конце ело«. Особенно сильно меняются звуки в сильных ударных и слабых безударных позициях. Таким образом, в слове, как наборе звуков, можно найти два звена: одно из них составляет статику речи, другое — динамику. Различая эти два звена, можно заметить, что одно никогда не бывает без другого. Они объединяются по принципу конъюнктивного произведения. В то время как при составлении дизъюнктивной суммы происходит отбор элементов: или а/или б, или бит. д., при составлении конъюнктивного произведения включаются одновременно обе системы: статика и динамика. Простой слог а можно произнести тихо, громко или криком, но всег-яа на нем должна быть подана та или другая динамика. Не может быть речи как без отбора элементов статики, так и без осуществления их в динамике. Такое же соотношение между статикой и динамикой обнаруживается и в звене отбора слов для сообщения. Не входя в разбор грамматических вопросов о соотношении морфем слова с синтаксическими конструкциями, достаточно обратить внимание на фразовые интонационные перестройки, при которых слова и их звуки меняются по динамике, в зависимости от позиции слова во фразе. К указанным двум основным звеньям механизма речи —• отбору звуков для слое я слов для сообщения, с их внутренним подразделением на статику и динамику, присоединяется еще одно крупное и основное разделение на два новых звена — прием и выдачу: речь принимается слухом и воспроизводится речедвигательным анализатором. Слух принимает статику и динамику как звуков в составе слова, так и слова в 'Составе сообщения. Совершенно так же в норме работает и рече-двигательный анализатор. Весь интерес материала патологии при изучении механизма речи состоит в том, что/анализ отчетливо установленных случаев нарушения в полной мере подтверждает и совпадает с указанной здесь общей структурой механизма речи. Прежде всего элементарное и очевидное различие между сенсорной и моторной афазиями свидетельствует о том, что существуют раздельные и вместе с тем тесно связанные корковые области высшего анализа и синтеза, особые для приема и воспроизводства речи. Нарушения приема отражаются на выдаче и наоборот, что общеизвестно. В работе А. Р. Лурия «Травматическая афазия» (1947) в двух основных видах афазических расстройств выделены достаточно определенные нодвиды, переходные и стертые формы, сопоставление которых позволяет врощупать и другие вышеуказанные звенья механизма речи. Произведенная им обработка обширного материала и учет литературных данных показали, что сенсорная, акустическая, так же как и моторная, афазия встречается в двух вариантах, соответственно месту поражения. Вначале рассмотрим сенсорную афазию, как явление нарушения переработки в процессе приема сообщения. Под переработкой мы понимаем центральный высший анализ и синтез поступившего речевого материала, в отличие от элементарного анализа и синтеза того же материала в рецепторах. При поражении верхних и средних отделов левой височной области возникает акустическая афазия, при которой теряется дифференцировка звуков речи. Больной не отличает одного звука от другого. Следовательно, у него нарушен механизм отбора звуков для составления слов. Для различения речевых звуков языка необходимо выделение в каждом из них таких переменных признаков, как громкость и высота, от постоянных признаков, характерных для данного звука, что составляет тембр этого звука и, определяется физически как резонансное усиление по амплитуде тех или других частот в спектре сложного звука. У афазика этого вида уменьшился запас постоянных элементов, из комбинации которых составляются слова. Вследствие этого выпавшие элементы заменяются другими, сохранившимися. Так, вместо слова кролик, он слышит кровит; слово строчка принимает как стрёшт\ слово трешка, как крошка 1. Так как набор звуков в слове является конъюктивным произведением статики и динамики, то у афазика неизбежно нарушается и слоговая динамика. Возможно, что вся проблема Сводится именно к нарушению динамики или, лучше сказать, к расхождению статики и динамики. Так как в зависимости от динамики слова, звуки, входящие в его состав; Изменяются, то при нарушении приема динамических модуляций затруд- 1 А. Р. Лурия, Травматическая афазия, изд-во АМН СССР, 1947, сгр. 133. няется отделение постоянных статических величин от переменных. У афазика теряется правило для замены изменяющихся в динамике переменных. Так, в слове кролик заменяется последнее к на т (кровит), но не замещается первое; в стрёшка он замещает твердое p (строчка) на мягкое, а в крошка—мягкое p (трешка) на твердое. Здесь нет вообще никакого правила. К сожалению, при изучении афазий не применяют более точный, хотя и вполне доступный для современной техники акустический анализ по воспринимаемым больными формантным характеристикам. Но независимо от этого, если даже признать, что замена звуков происходит по какому-то правилу, она не обусловлена обоюдно говорящим и принимающим. Это значит, что и у самого принимающего нет приспособления для расшифровки произведенной им же самим замены. Вследствие этого он и не понимает речь, т. е. не способен принять и переработать полученное сообщение. У афазика, таким образом, уменьшился алфавит звуко;В, из которого должен производиться дизъюнктивный отбор для составления слова. Так как при афазик разбираемого вида нарушено звено набора первичных элементов, то страдает и процесс чтения. В нашем письме буквы замещают звуки речи. При попытке чтения текста больной воспринимает буквы просто как начертания и рисунки. Он не может принять букву как сигнал речевого звука. В то же самое время начертания цифр принимаются им как обозначения величин. Для обозначения величины могут быть применены два знака, например «пять» и «5». Для расшифровки первого знака надо производить анализ и синтез звуков речи, для расшифровки же второго знака — не нужно. В норме эти зваки эквивалентны, т. е. есть переход от одного к другому. У афазика они теряют эквивалентность, один не может замещать другого. В опытах, изложенных в предшествующей главе, некоторые испытуемые превращались в кратковременных афазиков, когда ряд цифр Î312.545 они не могли при ритмическом постукивании перевести в словесный ряд. У них нарушалась эквивалентность этих рядов вследствие торможения динамики словесного ряда. Очевидно, что при нарушении первого, элементного звена механизма речи бездействует и второе звено — прием всего сообщения, состоящего из соотношения слов. Тот факт, что нервный субстрат второго звена механизма речи не нарушен, можно установить по некоторым данным. Афазики разбираемого вида могут принимать, понимать и сами воспроизводить фразовую, интонационную экспрессию речи. Они понимают мимику, жестикуляцию и улавливают эмфатическую интонацию из ситуации разговора, не различая слов. Таким образом, у афазика сохранна фразовая динамика. Был бы сохранен и прием фраз, если бы OIH не зависел не только анатомически, но и функционально от первого элементного звена механизма речи, — нельзя принять целого, если бессистемно выпала часть его элементов.

Дата добавления: 2017-01-14