Предварительные замечания

V

IV

III

II

I

IV

III

II

I

За пятнадцать лет между Церковным Собором 1667 г. и смертью царя Федора московскому правительству приходилось преодолевать один кризис за другим – восстание Разина, проблемы на Украине, война с Турцией, крестьянские волнения.

Хотя и с большими трудностями, Москва постепенно их преодолевала. Русская экспансия в Сибири продолжалась, пока не была остановлена китайцами в районе Амура. Несмотря на все тяготы крепостного права, производство сельскохозяйственной продукции росло. Промышленные предприятия разного рода, руководимые западными специалистами или их русскими учениками, приобретали все большее значение. Обученные регулярные отряды постепенно превращались в основу русских вооруженных сил. И, несмотря на попытки боярской аристократии получить большее влияние в правительстве, продолжался процесс бюрократической централизации.

Тогда как многие социальные и политические конфликты – реальные и потенциальные – были взяты под контроль, конфликт в психологическом отношении нации к государству и церкви не только оставался неразрешенным, но и, по сути дела, углублялся.

Церковь переживала двойной кризис: никонианцев и староверов. Правительство и официальная церковь пытались заставить замолчать богословскую оппозицию староверов суровыми наказаниями, налагаемыми на их лидеров.

Однако опасность ситуации для стабильности правительства лежала не столько в богословии староверов, сколько в сочувствии и поддержке, которые их движение завоевывало в различных слоях населения, чьи требования были не просто религиозными, но также социальными и политическими. Хотя и религиозная по своему нахождению и сути, оппозиция староверов к власти потенциально составляла ядро широкого народного движения.

Староверы продолжали традиции национальной Русской церкви, считая себя единственно истинными православными. Хотя они не отрицали (сначала, по крайней мере) необходимости церковной иерархии и церковной дисциплины, для них никонианцы являлись разрушителями устоявшихся канонов.

Однако, поскольку народная оппозиция церковным властям развилась внутри церкви, ею не могли управлять ни никонианские, ни старообрядческие иерархи, точно также ее не могло удовлетворить традиционное высокое богословие. Многие люди начали поиски прямого пути к Богу без посредничества официальных иерархов или. обряда. Это направление мысли привело к интересу и поддержке народом различных радикальных религиозных течений, таких как капитоны, чье движение зародилось в 1630‑х гг. Капитоны отрицали необходимость государства и его институтов (см. главу 3), в их движении присутствовали апокалиптические и эсхатологические мотивы. В 1645 г. один отшельник объявил, что новый царь Алексей – «Антихристово отродье».

Осенью 1651 г. против Капитона и его последователей приказали принять жесткие меры, но они рассеялись по лесам. К 1664 г. большое количество Капитонов сосредоточилось в лесах между Шуей и Вязниками (в районе между Суздалем и Нижним Новгородом). Московское правительство, занятое конфликтом царя с Никоном, мало обращало внимания на их действия.

На основе протокола допроса приверженца Капитона Вавилы проведенного в конце 1665 г., дознаватель сообщил властям, что в лесах поселились «неизвестные люди, духовные и миряне». Они говорят, что Благодать ушла из церкви; они сами не посещают церковные службы и запрещают другим. Когда новый человек приходит к ним, он получает кусок хлеба в качестве символа обращения в их веру и перестает ходить в церковь.[1468]

Рядом с капитонами жили староверы, монахи и миряне. Некоторые из них полностью порвали с официальной церковью, другие посещали церковь, если священник соглашался вести службу по старым (дониконианским) книгам. Они могли даже исповедоваться такому священнику и принять от него причастие. В противном случае они бойкотировали службу.

Митрополит Илларион Рязанский предупреждал высшие церковные и государственные власти о том, что эти лесные жители представляют угрозу как для церкви, так и для государства. «Они стараются спастись от Антихриста и его предтеч [подразумевая царя, патриарха и их служащих]. Они объявляют, что в этом году наступит конец света. Что же касается монахов, живущих на берегу озера Кшара, то они побуждают народ не дожидаться прихода Антихриста, а умирать от голода. Много 'мужчин, женщин и девушек сгинули подобным образом».[1469]

Шведский дипломатический представитель в Москве, Лиленталь, в докладах своему правительству утверждал, что в лесах вокруг Костромы и Казани собралось шесть тысяч религиозных раскольников, и что они часто захватывают в церквах иконы, приносят их в леса и сжигают; они плохо относятся также и к [никонианским] священникам.[1470]

Правительство отправило в район Суздаля и Нижнего Новгорода карательную экспедицию под командованием полковника Авраамия Лопухина и Артамона Матвеева, их солдаты и стрельцы прочесали леса, сожгли скиты и арестовали всех раскольников, которых сумели изловить. Сам Капитон умер до прихода Лопухина, так, во всяком случае; тому было доложено. Захватили нескольких ведущих последователей Капитона, включая Вавилу, которого "за его глупость'' сожгли на костре. Многих других посадили в тюрьму или сослали. Ещё большему количеству людей удалось спастись.[1471]

Некоторые раскольники предпочитали покончить с собой, чем попасть в руки стрельцов. В Вологодской земле четыре человека сожгли себя в 1666 г., и так же поступили несколько монахов в районе Нижнего Новгорода. Они называли подобное действие «очищением опвем».[1472]Это оказалось началом ужасной практики принесения себя в жертву, позднее распространившейся как среди Капитонов, так и в группах непримиримых староверов.

Примерно в 1680 г. один из последователей Капитона – Касилии Косматый, похвалялся, что отправил в лучший мир тысячу мучеников, убедив их либо умереть от голода, либо сгореть в огие.[1473]

Наряду с подобными пассивными формами протеста началась и открытая борьба определенных групп раскольников. В 1668 г. монахи Соловецкого монастыря восстали против правительства в защиту старой веры. Их бунт был подавлен стрельцами только через шесть лет. Позднее антиправительственные настроения распространились среди самих стрельцов. Группы староверов вместе с капитонами стремились защитить свои идеи. К 1680 г. ремесленниками и подьячими (преимущественно капитонами) в Москве был сформирован тайный кружок религиозной и политической оппозиции. Было составлено воззвание, призывающее народ к восстанию. 6 января 1681 г. член кружка, Герасим (подьячий, лишенный чина за ересь), взобрался на колокольню Кремля и оттуда сбросил воззвания людям, наполняющим площадь внизу. Его немедленно схватили и допросили. Под пыткой он упомянул имена некоторых своих сообщников. Последовали новые аресты.[1474]Заговор подавили, однако его цели, вне всякого сомнения, вдохновили немало людей, поскольку его можно считать первопричиной стрелецких мятежей 1682 г.

Заметную роль в различных формах раскольнического брожения в тот период играли исступленные фанатики, известные под названием Божьи люди, или Христы. Позднее в устах людей, не принадлежащих к этому движению, их название превратилось В Хлысты.[1475]Движение в целом называли Хлыстовством.

Хлысты считали своим непосредственным основателем и пророком некоего Данилу Филипова, жившего в середине XVII в. Он, говорят, был беглым солдатом, беспоповцем (человеком, не признававшим священников; впоследствии так называли целое направление старообрядничества) и учеником Капитона (тоже беспоповца). Полагают, что Данила был образован и имел много старых (дониконианских) книг. Согласно хлыстовским представлениям, пророки существовали среди них задолго до появления Данилы Филипова. По легенде. Божьи люди сражались против татар Мамая на Куликовом поле (1380 г.), и татары отрубили голову их пророку того времени, Аверьяну.[1476]

Хлыстов было немного, и они не вмешивались в политику. Более того, большинство из них старалось не порывать открыто с православной церковью. Они посещали церковные службы и даже принимали причастие. Вероятно, именно по этой причине правительство и церковные власти сначала не обращали на них внимания. О них не существует никаких официальных записей XVII в., в любом случае ничего не сохранилось. Первое упоминание о хлыстах в известных дам источниках – краткое описание хлыстовщины образованного митрополита Дмитрия Ростовского в его работе о староверах, написанной в 1708‑1709 гг.[1477]

Из‑за недостатка внешней информации того времени о хлыстах в XVII в., все, что мы знаем о них в тот период, по крупицам собрано, очевидно, из их гимнов и традиций, которые были записаны в XVIII и XIX вв., однако некоторые, без сомнения, сложились в XVII в.

Хлысты не признавали достоверными ни старые (дониконианские), ни новые (никонианские) церковные книги. Единственным авторитетом для них было откровение Святого Духа, Книга Голубиная?[1478]

Ф. Конибер ищет параллель хлыстовским принципам в форме раннего христианства, которую в широком смысле называют адоптианской ересью.[1479]По эдоптианской христологии, Святой Дух сошел с небес, приняв облик голубя, чтобы овладеть «человеком, рожденным от людей», Иисусом Назаретским. Воплощение Бога в Иисусе было, таким образом, его существованием, наполненным Святым Духом. «Благодать пророчества и избрания Господня не закончилась с Иисусом, но лишь вошла в него на новом витке жизни».[1480]Точно так же, «хлысты полагают, что тело Христа после его смерти лежит в могиле, как тело любого другого человека. Воскресение на самом деле означает, что через Святого Духа, составлявшего его [Иисуса], Христос завещан им, преемникам, достойным того».[1481]

Данила Филиппов, как говорят, изрек своим последователям двенадцать заповедей. Дошедшая до нас запись этих заповедей сделана, по всей видимости, в XVIII в., и мы не знаем, вся ли она подлинна.[1482]

Вот первая заповедь, приписываемая Даниле:

Я Бог, предсказанный пророками, сошел на землю во второй раз, чтобы спасти души человеческие. Нет другого Бога, кроме меня.

Среди других правил праведной жизни следующие:

Не пейте хмельного, не совершайте плотских грехов.

Не вступайте в брак Те, кто в браке, живите со своей женой, как с сестрой.... Пусть неженатые не женятся, женатые – расстанутся.

Не произносите лживых слов.

Не ходите на свадьбы, крестины или хмельные застолья.

Не крадите.

Посещайте один другого, предлагайте хлеб и соль [тем, кто придет к вам], любите, соблюдайте мои заповеди, молитесь Богу.

Верьте в Святого Духа.

Храните эти правила в тайне, не открывайте их даже отцу и матери, даже если люди будут бичевать вас или пошлют на костер, снесите это.

Хлыстовский Христос, или, по их вере, Святой Дух в таком Христе, избирал себе Богородицу и двенадцать апостолов. Вместе, эта группа составляла направляющую духовную основу секты, хотя каждая община, называемая «корабль», имела своего пророка, иногда тоже именуемого Христом.

Цель их религиозных собраний состояла в достижении духовного единения со Святым Духом при помощи сдерживания дыхания и экстатических танцев. Это называлось ранение, т.е. «ревностный труд» для призыва Святого Духа. К моменту, когда они достигали состояния экстаза, некоторые из них начинали произносить то, что они называли «пророчествами» – отдельные фразы или слова, непонятные окружающим. Считалось, что языком этих людей говорит Святой Дух. В конце радения все участники в изнеможении падали на пол.[1483]

Заповедь девственности (как и среди первых христиан) играла важную роль в психологии и настроениях хлыстов.[1484]Говорили, что хлыстовские девушки – многие из них – с энтузиазмом соблюдали правило духовного супружества. Но для некоторых, как мужчин, так и женщин, напряжение оказывалось невыносимым. Отсюда идея предотвращения возможности греха нанесением себе увечий (кастрации). В течение XVII в. о подобной практике не упоминается, хотя отдельные случаи, очевидно, происходили. В XVIII в. скопцы (кастраты), хотя и придерживаясь тех же общих принципов и что и хлысты, образовали отдельную секту.[1485]

Хлысты, как правило, порицали практику членовредительства. Они считали, что плоть должно побеждать духовное усилие, а не хирургическая операция. «Это не победа, когда враг убит до сражения».[1486]

Хлыстовский культ девственности, соединенный с их аскетичным стилем жизни, привлекал многих православных монахов и монахинь. Духовное единение со Святым Духом, к которому стремились хлысты, отвечало православному мистицизму. Радения давали выход чувствам, подавляемым монашеской дисциплиной. В результате в нескольких монастырях появились группы хлыстов.

Большинство приверженцев хлыстов составляли крестьяне и ремесленники, однако секта имела последователей и среди купечества. В XVIII и первой четверти XIX в., некоторые члены аристократических фамилий, а также церковные прелаты стали сторонниками и даже участниками хлыстовского движения. Подобные случаи происходили также и в XVII в.

Хлысты утверждали, что, когда царь Алексей якобы приказал боярину Морозову изучить доклады о ереси и допросить их «Христа», Ивана Тимофеевича Суслова (преемника Данилы Филиппова), беседы Суслова произвели на Морозова благоприятное впечатление, и он отказался продолжать следствие (которое после этого поручили князю Одоевскому). Это, безусловно, позднейшая легенда[1487]. Известно, что примерно в 1700 г. князь Ефим Васильевич Мещерский стал хлыстом и покровителем этого движения.[1488]По всей видимости, расположение к хлыстам существовало еще до этого в семье Мещерского или его жены.

Что же касается доброжелательного отношения среди духовенства, то, когда епископ Досифей Ростовский получил доклады о деятельности хлыстов в его епархии и должен был провести расследование, он закрыл дело и освободил всех подозреваемых (1716 г.).[1489]Вероятно, его прохлыстовские симпатии зародились задолго до того, как он стал епископом.[1490]

Случаи участия некоторых хлыстов или их сторонников в оппозиционном к правительству движении тоже, очевидно, бывали в конце XVII в. Некоторые хлысты, наряду с капитанами, судя по всему, участвовали в заговоре 1680‑1681 гг.

Осуждение старообрядческого движения Соборами 1666 и 1667 гг., карательные меры, предписанные царем, публичное покаяние нескольких выдающихся староверов и анафема, наложенная на них Собором, придали правительству и церковным властям уверенностью том, что это движение подавлено.

Скоро, однако, стало ясно, что подобная оценка ошибочна. Движение староверов демонстрировало поразительную жизненную силу, Оказалось, что его вожди имели колоссальную поддержку в значительных группах населения. Наказания и гонения правительства не могли поколебать дух Аввакума и его друзей, их мученичество вызывало широкое сочувствие. Некоторые из вождей, прежде публично покаявшиеся, отказались от своих обещаний подчиниться. «У этих людей [староверов]... психология мученичества сложилась как способ отрицания светского вмешательства в религиозные дела.... Историк церкви А. Карташев справедливо сравнил преданность старообрядцев своей вере с самоотверженностью древних израильтян, которая прослеживается в обвинительных заключениях их проповедников.»[1491]

В 1667 г. соловецкие монахи убедительно защищали старую веру в петиции к царю. Многочисленные ее копии разошлись по стране. В 1668 г., когда царь и патриарх категорически потребовали, чтобы монахи приняли никонианские книги и обряды, те поднялись на восстание.[1492]

В это время Аввакум и другие сосланные вожди староверов активно сочиняли послания верующим, составляли полемические трактаты против никонианцев, формулировали основы старой веры и крепили духовное братство своих приверженцев.[1493]

В декабре 1667 г. Аввакума, Никифора, Лазаря и Епифания, доставили в Пустозерск. (Никифор вскоре после этого умер). В апреле 1668 г. к ним присоединился диакон Федор. Всех их должны были содержать отдельно друг от друга, и, поскольку в Пустозерске в то время не было специального тюремного здания, воевода приказал его построить. Строительство задержали суровые зимние морозы, недостаток лесоматериалов и рабочих рук, в связи с чем новое здание было готово лишь в концу 1669 г.[1494]До его завершения ссыльных, плохо кормили, однако не подвергали строгой изоляции. Охранявшие их стрельцы почувствовали к ним расположение. Все ссыльные возобновили свои литературные занятия. Лазарь и Аввакум написали прошения царю; Федор – обширный трактат о Старой вере под названием «Ответ православных защитников религии по поводу Символа веры и других догматов».[1495]

Прошение Лазаря в действительности представляло собой увещевание и протест. Лазарь напоминал царю о его долге защищать истинную веру, как это делали его отец (царь Михаил) и дед (патриарх Филарет). Он требовал нового суда и предупреждал царя Алексея: «Не думайте, что нас мало. Сотни тысяч человек на Руси готовы умереть за веру своих отцов».[1496]

Письмо Аввакума носило личный характер, было мольбой за его семью. «По моим грехам я заслуживаю пустозерской тюрьмы. Но, святая душа, сжалься над моей женой и детьми... Я благословляю тебя...Да простит нас Господь... Мы всегда должны думать о смерти, об аде, о Царствии небесном и помнить наставления нашего [покойного] отца, протоиерея Стефана».[1497]

Стефан, бывший вождь этих ревнителей, много лет являлся исповедником царя Алексея. Таким образом, в слегка завуалированной форме Аввакум передавал свой конфликт с царем на Божий суд и моральную ответственность святого человека, чью память почитали и Аввакум, и Алексей.

Аввакум также нашел различные пути, чтобы передать свои послания друзьям и последователям в Москве. Одним из посредников в этой секретной переписке служила жена Аввакума, Анастасия, сосланная на Мезень.

В Москве полуподпольным центром староверов являлся дом боярыни Морозовой. Морозова пришла к тому, чтобы всю свою жизнь посвятить делу Аввакума. Он был ее обожаемым духовным отцом" «светом и радостью ее души», как сказал Паскаль.[1498]

Она посылала деньги Анастасии, информировала Аввакума об общине его последователей в Москве, просила отпустить ее незначительные грехи, истинные и мнимые, настаивала на его благословении. В душе искренне любя ее, Аввакум тем не менее в письмах к ней был строг и суров.

Как вследствие собственного богатства и положения, так и по статусу своего рода, Морозова играла заметную роль при царском дворе. Ее любила первая жена Алексея, Мария. Частично под влиянием Морозовой, члены других именитых родов московского общества; такие как Салтыковы и князья Хованский, Долгоруков и Волконский, сочувствовали староверам.

Смерть царицы Марии Милославской 3 марта 1669 г. лишила боярыню Морозову и ее круг не только друга, но и влиятельной покровительницы.

Мария, с ее приверженностью к старому русскому быту, сдерживала пристрастие Алексея к западным новшествам. После ее смерти царь психологически освободился, чтобы развивать свои вкусы более открыто. Род Милославских терял свое влияние, а звезда склонного к западничеству друга Алексея, Артамона Матвеева, восходила. Матвеев считал староверов упрямыми фанатиками, мешающими прогрессу в России. Московские церковные власти тоже настаивали на более тщательном контроле за религиозной оппозицией.

В Москве одним из самых ревностных защитников церковных традиций был «блаженный» (юродивый) Афанасий, принявший постриг под именем Авраамия. Он служил связным между Москвой я Мезенью и распространял трактаты и послания, приходящие из Пустозерска. 13 февраля 1670 г. Авраамия арестовали и допросили. После почти двух лет тюремного заключения, в начале 1672 г. его сожгли на костре. У него обнаружили письма и документы, свидетельствующие о тесных связях пустозерских ссыльных с Москвой через Мезень.

Правительство немедленно направило в Пустозерск и на Мезень специального представителя, голову (капитана) караульного отряда стрельцов Ивана Елагина, чтобы принять меры для прекращена деятельности ссыльных. На Мезени Елагин поместил жену и двух сыновей Аввакума в тюремную яму, а двум его мезеньским последователям приказал публично покаяться. Оба отказались и были повешены.

С Мезени Елагин отправился в Пустоэерск. Действуя в соответствии с полученными инструкциями, он собрал четырех сосланных (протопопа Аввакума, священника Лазаря, диакона Федора и монаха Епифания), чтобы сделать им предложение. Если они согласятся подписать документ об их подчинении официальной церкви и принятии ими символа веры и способа осенения крестом, их освободят и простят. Все они категорически отказались.

14 апреля 1670 г. четырех заключенных повели на место публичной казни: Елагин объявил, что всех их ждет казнь через отсечение головы. Жители Пустозерска в благоговейном страхе, в большинстве своем сочувствуя заключенным, собрались вокруг плахи. Затем подьячий Елагина зачитал приговор: царь и бояре оказали Аввакуму милость, приказывая заключить его в яму вместо приведения в исполнение смертной казни, которой он заслуживает. Что касается остальных, то им должны были отрубить язык и правую руку. Лазарю и Епифанию однажды уже рубили языки, но, по всей видимости, часть языка сохранилась. Приговор привели в исполнение немедленно. Люди вокруг рыдали, повторяя: «Помилуй нас, Господи!»

После наказания пустозерских ссыльных, царское правительство обратило свое внимание на покровителей староверов среди боярских родов в Москве. Дворецкого Салтыковых арестовали и после его отказа отвечать на вопросы, сожгли на костре. Молодого князя Ивана Хованского подвергли порке.

Боярыню Морозову сначала не трогали. Ее не запугали гонения на ее друзей. Напротив, ее дух закалился. Она почувствовала, что больше не может вести двойную жизнь – жизнь при царском дворе и деятельность влиятельного члена преследуемой религиозной общины. Она понимала, что ее высокое положение при дворе все еще может быть полезным для старообрядческого движения, но ее отвращение к образу жизни этого общества стало слишком велико. 6 декабря 1670 г. она тайно постриглась в монахини под именем Феодора в соответствии с обрядами староверов. Обряд совершил настоятель Досифей.[1499]

После этого она прекратила исполнять какие‑либо функции в придворных церемониях. 22 января 1671 г. ее пригласили на бракосочетание царя Алексея с его второй женой, Натальей Нарышкиной (чьим опекуном был Артамон Матвеев), но она отказалась, сославшись на плохое здоровье. Царь Алексей прекрасно понимал, что она не хочет иметь ничего общего с гонителями того, что она считает истинной верой, В конце дета Алексей предупредил Морозову, через посредников, что она должна подчиниться официальной церкви или приготовиться к наказанию. Одним из гонцов Алексея по этому делу был князь Урусов, муж сестры Морозовой Евдокии, преданно поддерживающий Феодосию‑Феодору.

14 ноября 1671 г. Урусов открыл своей жене, что этой ночью Морозову арестуют. Евдокия поехала к Феодоре, чтобы быть с ней. Ночью появился архимандрит Чудова монастыря Иоаким (будущий патриарх) с дьяком и солдатами. Он посоветовал сестрам покаяться. Когда они отказались, их взяли под стражу и заковали в кандалы на глазах юного сына Морозовой Ивана. На следующий день Морозову и Урусову доставили для допроса в Чудов монастырь. Митрополит Павел спорил с ними всю последующую ночь, но они оказались непреклонны в своей верности Старой вере. Сестер разделили и затем поместили в два разных монастыря,

Тем временем молодой Иван Морозов умер от сильного нервного потрясения. Никонианский священник объявил его матери, что это ей Божья кара. Царь конфисковал все имущество Ивана.[1500]Примерно в то же время на Дону арестовали и привезли в Москву близкую подругу Морозовой и Урусовой Марию Давидову (жену полковника Акинфа Данилова). Ее содержали в Стрелецком приказе. Эти три женщины – Феодосия‑Феодора, Евдокия и Мария – были преданы друг другу и своему общему делу. Им суждено было принять страдания и умереть за истинную веру.

В феврале 1672 г. патриарх Иоасаф II скончался. Его преемник митрополит Новгородский Питирим, человек более миролюбивого нрава, просил царя освободить Морозову и Урусову. Алексей отказался и дал Питириму указание еще раз допросить двух сестер и Данилову и побороть их сопротивление. Питирим согласился на требование царя.

Три женщины, как прежде, оставались тверды в своем отказе покориться никонианской церкви. Тогда их подвергли пыткам кнутом и огнем. Даже полуживые после пыток, они все же не сдавались. Тогда их отправили в Боровск и посадили там в монастырскую темницу.

19 апреля 1673 г. умер патриарх Питирим. Его преемник Иоаким (который в ноябре 1671 г. в качестве Чудовского архимандрита арестовывал Морозову и Урусову) по рождению принадлежал к дворянству и начинал свою карьеру как офицер. Когда ему было тридцать пять лет, умерла его жена, и он постригся в монахи. Он не имел ни богословского образования, ни истинно религиозного духа. Он скорее был церковным администратором, чем прелатом. Иоаким продолжил политику патриарха Никона по защите монастырских земель от посягательств государственной администрации. Что же касается староверов, то он считал их врагами как государства, так и церкви, и, являясь в прошлом военным человеком, больше верил в карательные меры, чем в богословские диспуты.

По делу Морозовой и Урусовой Иоаким сначала ничего не предпринимал. По‑видимому, царь Алексей колебался какое‑то время прежде чем позволить патриарху вернуться к делам непокорных сестер. Но в апреле 1675 г. Иоаким отправил в Боровск подьячего, чтобы установить для заключенных более строгий режим содержания. У них конфисковали книги и иконы, а также дополнительную одежду. Два месяца спустя в Боровске появился дьяк Кузьмищев. Он перевел Марию из ее кельи в камеру к обычным преступникам. Феодору и Евдокию заключили в темную яму. Всем было запрещено, под страхом смерти, давать сестрам еду и питье. Несмотря на это, некоторые охраняющие их солдаты жалели женщин и время от времени передавали им воду, хлеб, яблоки и огурцы.[1501]

Силы сестер быстро таяли. Первой умерла Евдокия (11 сентября). После смерти к Феодоре перевели Марию Данилову. Режим их содержания усилили. Морозова умерла 1 ноября; Данилова 1 декабря.

23 декабря правительственные войска, в течение пяти лет безуспешно осаждавшие оплот староверов у Соловецкого монастыря, предприняли новую попытку взять его штурмом, но снова потерпели неудачу. Вскоре, к счастью для правительства, один монах дезертировал и сообщил командиру стрельцов, что в одной из монастырских стен существует замаскированный проход,

Ночью 22 января 1676 г., во время сильной метели, отряд стрельцов проник внутрь и открыл ворота. В крепость ворвались осаждавшие. Монахи были захвачены врасплох. Некоторые оказали отчаянное сопротивление и сложили головы в сражении. Других арестовали и либо казнили, либо сослали; совсем немногие попросили прощения и покорились.

Когда известие о падении Соловков дошло до Москвы, царя Алексея уже не было в живых. Он умер на рассвете 30 января. Царем стал его старший сын Федор, болезненный мальчик четырнадцати лет. С ним к власти возвращался клан Милославских, или так казалось. Артамон Матвеев попал в опалу, его арестовали и лишили боярского чина. Земельные владения и почти все его имущество конфисковали (ему оставили только тысячу рублей). Его вместе с сыном выслали в Пустозерск.[1502]

Таким образом, по иронии судьбы (или по умыслу его врагов?) Матвеев должен был разделить место ссылки с Аввакумом и его соратниками, которых Матвеев, находясь у власти, туда сослал. Стрельцы Матвеева обычно охраняли в Пустозерске заключенных староверов. Теперь у стрельцов был новый командир, и они должны были охранять также и своего бывшего командующего.

Какое‑то время староверы надеялись, что колесо истории поворачивается и правительство станет относиться к ним более миролюбиво. Эти надежды не оправдались. Западные влияния при дворе не исчезли с Матвеевым. К этому времени они уже прочно укоренились в высших слоях московского общества. Царь Федор был воспитан в атмосфере полонофильства; он бегло говорил по‑польски. Его наставник, Симеон Полоцкий, являлся автором яркого опровержения старообрядческих принципов. В политике два молодых советника царя Федора, Языков и Лихачев, скоро стали руководить московским правительством. Кроме того, патриарх Иоаким твердо держал бразды правления церковной администрацией в собственных руках и не был склонен идти на какой‑либо компромисс со староверами.

Среди приверженцев истинной веры распространилось отчаяние. Они чувствовали, что вот‑вот наступит царство Антихриста. Те дни, развивавшиеся среди староверов, беспокоили даже Аввакума.

В конце декабря 1678 г. тобольский воевода Петр Шереметев получил информацию, что толпы староверов и их сторонников собрались в скиту на берегу реки Березовка и находятся в состоянии религиозного экстаза. Доложили, что там произошло чудо: небеса раскрылись и появилась Дева Мария и ангелы.

2 января 1679 г. Шереметев послал отряд рейтаров, литовцев и татар разрушить скит и арестовать староверов. Однако сочувствующие, по всей вероятности, предупредили их об этом. Когда дошли до места, они нашли только дымящиеся руины; староверы сожгли строения и себя. В огне погибло 1700 мужчин и женщин.[1503]

В Москве старообрядческий священник Исидор не только потребовал, чтобы были расторгнуты браки, заключенные никонианскими священниками, но и запретил истинно верующим вообще вступать в брак, даже по старому обряду.[1504]Более того, Исидор и его последователи, Игнатий и Иона, исключили из своих имя варя Федора, как еретика.[1505]

Из своей тюрьмы Аввакум послал Исидору два письма, возражая против его отрицания брака.[1506]По поводу молитвы за царя Аввакум писал Ионе: "Если и когда вы молитесь за царя отступника, не называете его по имени, но говорите просто: «Боже, дай царю определенного имени победу над его супостатами, то есть владеющими демонами».[1507]

В письме к Исидору Аввакум защищал царя Федора: «Почему не молиться Богу за царя Федора. Он хороший человек. Спаси, Господи, его и его благочестивый род: его деда, царя Михаила, и его великого прадеда, патриарха Филарета».[1508]

Мы можем заметить, что Аввакум не упоминает отца Федора, царя Алексея, так как своей поддержкой никонианства он исключил себя из «благочестивого рода». Но Аввакум ещё верит в возможность возвращения Федора на путь Михаила и Филарета.

Для этого казалось необходимым оказать на Федора некоторое давление. К 1681 г. настоятель Досифей (тот, который посвятил в монахини боярыню Морозову) пришел к заключению, что только петиций к царю будет недостаточно и староверы должны поддержать мольбы силой, если понадобится. Он надеялся, что по крайней мере стрельцов можно убедить потребовать восстановления истинной веры, и что царь пойдет на это. Досифей обсудил свой план с Аввакумом. Тот одобрил: «Действуй во имя любви к Богу, но двигайся с благоразумием».[1509]

Неудавшийся московский заговор 1681 г. показал, что капитоны и радикальные группы внутри движения староверов выступают больше за открытое восстание, чем за организованное давление на царя.

Разоблачение заговора капитонов, а также постоянно поступающая информация о литературной и другой деятельности староверов насторожили правительство и церковные власти. Было решено усилить карательные меры против староверов. Психологически, это был подходящий момент для облегчения положения выдающихся противников старообрядчества – бывшего патриарха Никона (высланного при царе Алексее) и боярина Артамона Матвеева (сосланного Федором).

Летом 1681 г. царь Федор издал указ, позволяющий Никону возвратиться в его Воскресенский монастырь. К этому времени здоровье Никона сильно пошатнулось. Он умер на лодке, везущей его обратно вниз по Волге, у Ярославля, 17 августа.

Матвеева в 1680 г. перевели из Пустозерска на Мезень (где жизнь была легче). В декабре 1681 г. царь Федор простил его, ему возвратили его прежние владения и пожаловали новое в Суздальском уезде. Он получил совет проследовать в Лух, городок между Суздалем и Нижним Новгородом.

Активные действия против староверов одобрил церковный Собор, созванный патриархом Иоакимом в феврале 1667 г. На основе решений Великого Собора в 1667 г. Собор 1682 г. дал наказ административным властям церкви и государства действовать сообща в подавлении любой раскольнической деятельности, искать главарей и брать их под стражу.[1510]До окончания работы Собора правительство приказало пустозерских заключенных (Аввакума, Епифания, Лазаря и Федора) сжечь на костре. Приказ был исполнен 14 апреля.

Болезненный царь Федор пережил Аввакума менее чем на две недели (он умер 27 апреля 1682 г.). Династический кризис и дворцовая интрига, последовавшие за его кончиной, дали староверам совершить попытку реализации плана Досифея.

Две партии соперничали за влияние при дворе – Милославские (клан первой жены Алексея) и Нарышкины (родственники второй его жены). Следующим по возрасту после Федора был его родной брат Иван (род. в 1666 г.), как и Федор, слабый здоровьем и вялый по натуре. Сводному брату Федора Петру (род. в 1672 г., сын второй жены Алексея) исполнилось тогда только десять лет, но он был энергичен и смышлен.

Бывшие советники Федора, Языков и Лихачев, решили поддержать кандидатуру Петра. Патриарх Иоаким присоединился к ним и быстро созвал претендующее на звание Земского Собора собрание церковных прелатов, государственных и придворных лиц и лишь отдельных представителей «народа» и объявил царем мальчика Петра. Артамона Матвеева немедленно призвали из Луха в Москву.

Милославские не пожелали молча согласиться и тут же начали организовывать дворцовый переворот. Энергичная царевна Софья, старшая сестра Ивана (род. в 1657 г.), приняла на себя руководство. Софье и ее приверженцам удалось использовать недовольство рядовых стрельцов большинством своих полковников и капитанов.

Кроме обиды на полковников, в душе некоторых стрельцов жило сочувствие к староверам, и они были недовольны гонениями на них. Все это разожгло тлеющий пожар. Агенты Милославских распространили среди стрельцов слух, что Нарышкины планируют убить царевича Ивана, чтобы править самим от имени Петра. 12 мая в Москву из ссылки возвратился Матвеев. Можно было ожидать, что он возьмет бразды правления в свои твердые и опытные руки. Милославские вынуждены были действовать быстро.

15 мая стрельцы штурмом взяли дворец и потребовали выдачи Матвеева, братьев Нарышкиных и других бояр‑изменников. Два дня стрельцы охотились за мнимыми изменниками и убивали их без всякой причины. Среди сложивших голову были Матвеев и выдан военачальник князь Григорий Ромодановский.

Стрельцы затем потребовали от своего имени и от лица солдат, гостей, купеческих сотен, посадских и ямщиков грамоту, подтверждающую их права и ограждающую их от притеснений бояр. Для себя стрельцы затребовали привилегированного статуса караульных отрядов, статуса «дворцовой пехоты». Эту часть прошения немедленно удовлетворили, командующим назначили популярного среди стрельцов князя Ивана Алексеевича Хованского.

23 мая Хованский доложил Софье, что стрельцы настаивают на объявлении Ивана царем, чтобы он и Петр могли править вместе. Поспешно созванное совещание церковных и придворных официальных лиц одобрило идею. Через три дня совет духовенства и Боярская Дума решили, что Иван займет положение первого царя, а Петр – второго. Софья стала регентом.

Достигнув при помощи стрельцов своей цели, Софья и ее фаворит и главный советник князь Василий Васильевич Голицын должны были придумать, как поставить стрельцов под контроль. На деле брожение среди стрельцов продолжалось, и в движении появился новый фактор – староверы.

Хованский сочувствовал старой вере. Один из его близких помощников, стрелец Алексей Юдин, заместитель командира Воробинского полка, являлся ревностным старовером. Ситуация, казалось, созрела для попытки реализовать план Досифея. Можно было рассчитывать, что стрельцы поддержат петицию царям о восстановлении истинной веры. План Досифея также рекомендовал публичные дебаты между староверами и никонианскими богословами.

Подготовку аргументов для дискуссии взяли на себя наставники староверов: ученик Аввакума монах Сергий и священник Никита Добрынин, автор изложения старообрядческих принципов, написанного для церковного Собора 1666 г. Собор не только проигнорировал эту петицию, но и приказал лишить Никиту сана и посадить в тюрьму. В тяжких условиях одиночного заключения Никита покаялся, но позже отказался от своего покаяния. После непродолжительных лет бездеятельности, он снова был готов к борьбе.

Сергий привез экземпляр пространной петиции в Москву соловецких монахов, написанной в 1667 г. Он и Никита Добрынин использовали ее в качестве основы при составлении более короткого прошения, краткого изложения доводов в защиту истинного православия. Это резюме обсуждали на нескольких тайных собраниях делегатов от старообрядческих фракций стрельцов, монахов и нескольких мирян, среди которых самым выдающимся был Савва Романов. Текст петиции окончательно завершили к середине июня. Он был написан таким образом, чтобы привлечь к себе большую часть народа. Прошение должны были подать царям от имени стрельцов и посадских.[1511]23 июня Никита, Сергий и толпа их сторонников пошли в Кремль и передали экземпляр прошения князю Хованскому, который принял его и пообещал, что дискуссия состоится в течение двух недель. И действительно, торжественное собрание по этому поводу объявили на 5 июля.[1512]

Староверы ждали открытой дискуссии, однако патриарх Иоаким не желал допускать этого. Еще более пагубным для дела староверов являлось противодействие царевны Софьи. От своих агентов она знала, что не все стрельцы на стороне староверов и, кроме того, боялась, как бы они снова не вышли из‑под контроля.

5 июля, примерно в 10 часов утра, процессия староверов, с зажженными свечами, иконами Богоматери и Страшного суда, евангелием и религиозными книгами, вошла в Кремль. За ней следовала огромная толпа. Все ожидали, что патриарх и другие никонианские власти выйдут и дискуссия состоится при всем народе.

Софья, однако, твердо решила предотвратить возможность мятежа. Староверов пригласили в Грановитую палату. Там их ждали царевна Софья, царица Наталья (Нарышкина), патриарх, митрополиты и много другой церковной и светской знати.

После обмена злобными репликами и обвинениями между никонианцами и староверами Никита Добрынин начал зачитывать прошение. Чтение несколько раз прерывали или сама Софья, или кто‑то из официального духовенства. Софья возражала, что если Никон – еретик (как утверждалось в петиции), то и ее отец – тоже еретик.

Присутствующие стрельцы заявили, что они пришли к царям, а не к царевне. «Тебе, царевна, настало время принять постриг». В ответ Софья пригрозила увезти царей из Москвы и собрать против мятежников войска.

Так как приближалось время вечерни, заседание отложили, а новое назначили через неделю. Покинув Грановитую палату, «отцы» староверов с чувством победителей отправились на Красную площадь и еще раз прочли свою петицию народу.

Софья и Иоаким приняли решения не допускать продолжения дебатов. Агенты Софьи сыграли на религиозных разногласиях стрельцов, поскольку лишь некоторые из них были готовы сражаться за старую веру. Опираясь на поддержку большой группы стрельцов, Софья приказала арестовать предводителей старообрядческого движения. Сергия сослали в Ярославль; других – в район Терека. Никите Добрынину ранним утром 11 июля отрубили голову, а его тело бросили собакам.

12 июля группа разъяренных Стрельцов потребовала, чтобы цари выдали бояр, которые якобы намереваются уничтожить всех стрельцов. В прошении было отказано. Волнения в стрелецких полках продолжались. Софья и ее соратники заподозрили Хованского в подготовке дворцового переворота. В августе два стрельца донесли на него, докладывая, что он планирует убить царевну Софью и царицу Наталью, созвать Земский Собор для избрания себя царем, сместить патриарха Иоакима и выбрать нового патриарха, который признает «старые книги»[1513]

20 августа, в качестве меры предосторожности, Софья и цари уехали из Москвы в Коломенское. В течение следующих двух недель поезд Софьи переезжал из одной деревни в другую, пока 13 сентября не остановился в селе Воздвиженское. Затем Софья призвала из Москвы всех бояр, придворных и дворян. Обезопасив таким образом свое положение, она была готова встретиться с Хованским.

Как высокое официальное лицо царской администрации Хованский тоже должен был явиться в Воздвиженское. Он имел сомнения по поводу намерений Софьи и держал охрану из пятидесяти пеших стрельцов. Он и его сын Андрей выехали из Москвы в Воздвиженское со своей охраной.

Получив информацию о его приближении 17 сентября (в день ее именин), Софья отправила сильный отряд дворянской кавалерии под командованием князя М.И. Лыкова с приказом взять под стражу на пути из Москвы Хованского, его сына и его помощника, стрельца Алексея Юдина. Лыковские кавалеристы быстро справились с охраной Хованского. Обоих Хованских и Юдина тут же казнили.

Коясца стрельцы в Москве узнали о судьбе своих предводителей, они объявили чрезвычайное положение и приготовились к осаде, Софья и цари отправились в Троицкий монастырь. Из этой цитадели Софья и Голицын начали собирать армию, достаточную для кампании против Москвы. Стрельцы, не найдя поддержки в народе в целом, потеряли мужество, попросили прощения и согласились принять новые правила, устанавливающие более строгую дисциплину. Покорение стрельцов правительством Софьи означало окончательный провал плана Досифея.

В 1684 г. правительство Софьи, на основе решений церковного Собора от феврали 1682 г., выпустило новые драконовские правила против староверов.[1514]Всех, не посещающих церковь, допрашивать, а подозреваемых в ереси – пытать. Признавшихся в ереси и отказавшихся покаяться – сжигать на костре. Населению районов, где живут староверы, запретить давать им приют под угрозой сурового наказания.[1515]

Объявленное вне закона, движение староверов ушло в подполье. Истинно верующие были вынуждены прятаться или искать убежища в отдаленных территориях – на крайнем севере России, в лесах Поволжья, на Дону. Многие бежали через польскую границу.

Среди гонимых членов истинной веры распространились апокалиптические настроения. Казалось, наступает приход Антихриста и конец света. В религиозном экстазе многие староверы искали выхода из своего положения в принесении себя в жертву, как они поступал раньше. Некоторые их наставники боялись, что верующим, когда власти начнут их пытать, не хватит духовной силы выдержать пытки, и в агонии они отрекутся и этим погубят свои души. Поэтому они рекомендовали своим последователям не ждать прихода карательной экспедиции, а совершать самосожжения. «И в огне вы спасаетесь. Огонь очистит все ваши грехи».[1516]Подсчитано, что за период с 1684 по 1691 гг. в огне погибло не менее двадцати тысяч мужчин и женщин. Этот психоз беспокоил лидеров старообрядческого движения и вызыва. возмущение большинства его членов. Настоятель Досифей проклял самосожжения и отказался молиться за их жертвы.

В 1691 г. ученик Досифея Евфросин написал решительное «Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей».[1517]После этого эпидемия жертвоприношений пошла, на убыль, хотя отдельные случаи имели место и позже.

При Петре Великом законы Софии о староверах были отменены, однако их обложили двойным подушным налогом. Согласившимся зарегистрироваться и платить подобный налог не досаждали.

Пользуясь ситуацией, два замечательных религиозных лидера, Андрей Денисов (1674‑1735 гг.) и его брат Семен, сумели создать процветающий центр старообрядческой духовной культуры в ските на реке Выг в Олонецком уезде в северной России.[1518]Они, таким образом, сохранили и распространили традиции Аввакума. К этому времени староверы почитали Аввакума как отца‑основателя своего движения и святого.

7. Внутреннее развитие Руси (1667‑1682 гг.)

Главной политической тенденцией развития Русского государства во второй половине XVII в. было сохраняющееся господство идеи абсолютизма, а с ней связан рост бюрократической системы управления.

Этот путь приведет к превращению Руси в регулярное государство западного типа во время царствования Петра Великого. Однако, прежде чем этот результат мог быть достигнут, строители абсолютизма в России – государственные деятели, военачальники и идеологи – должны были преодолеть немало препятствий.

Среди сил, которые могли – и иногда делали это – оказать сопротивление всемогуществу государства, были Церковь, аристократия и Земский Собор.

Церковь, однако, была ослаблена расколом староверов. Эта группа не выступала против высшей власти царя, пока он защищал Православие. Но когда царь одобрил никонианские реформы церковных книг и обрядов, он, с точки зрения Аввакума и его последователей, предал истинную веру. Преследования староверов объединенными усилиями правительства и господствующей церкви только укрепили дух старообрядцев, и они перешли к открытому неповиновению. Когда правительственные силы подавили их сопротивление, многие и" них, в отчаянии, предпочитали спасать свои души, принося в жертву собственные тела.

В господствующей церкви сохранилось никонианство, хотя самого Никона в 1666 г. низложили и сослали. Царь Алексей был вынуждая сделать церкви некоторые уступки, в которых Никону он отказывал. Третий патриарх после Никона, Иоаким, оказался человеком энергичным и волевым. В последние два года царствования царя Алексея и во время правления царя Федора он играл важную роль не только в Церковной администрации, но и в государственных делах.

Именно в патриаршество Иоакима были предприняты окончательные меры к упразднению Монастырского Приказа (1667 г.). Восстановив таким образом исключение духовенства из юрисдикции светских судов, Иоаким объединился с правительством в его репрессивной политике по отношению к староверам и поддержал царское самодержавие против аристократических проектов высшей группы боярства.

Иоаким ничего не имел против института Земского Собора в принципе. После кончины царя Федора он даже поспешно созвал специальную ассамблею, избравшую царем мальчика Петра. Это, разумеется, был чисто марионеточный Собор. Когда, в 1674 г., Иоаким взошел на патриарший престол, институт Земского Собора уже не функционировал.

В 1653 году Земский Собор одобрил решение распространить царский протекторат на Украину. После этого он уже не использовался. Существовало несколько причин, почему царь прекратил созывать Земский Собор.

Во‑первых, после объединения с Украиной и неудавшегося объединения с Белоруссией Алексей стал именоваться Царей Всея Великой, Малой и Белой Руси.. Украинцы и белорусы присягали на верность царю, а не Земскому Собору, то есть России, а не Московии. В отношениях с Украиной, Белоруссией, а в связи с ними и с Польшей, царь не желал быть ограниченным Земским Собором.

Другой важной причиной прекращения деятельности этого совета было растущее отчуждение между сословиями (чинами) в Московии, особенно между дворянством и посадскими, двумя группами, сотрудничавшими при подготовке свода законов 1649 г. Большинство бояр, в свою очередь, возражали против притязаний дворян на равный с боярами социальный статус. Нарождающаяся русская буржуазия – гости (купцы) и промышленники – тоже требовали большего внимания к своим интересам, чем бояре были склонны уделить им. Они стремились к финансовому господству над розничными торговцами и посадскими.

В результате подобных трений царь стал предпочитать созывать специальные совещания представителей каждой социальной группы по отдельности, когда возникала необходимость обсудить их требования.

До конца правления царя Федора состоялись два таких важных совещания: одно для обсуждения необходимых финансовых реформ, а второе – по упразднению местничества (генеалогического старшинства на гражданской и военной службе) (1681‑1682 гг.).

Боярская Дума составляла органическую часть русского правительства, работавшую в тесном сотрудничестве с царем, как это было во второй половине XVI в. Ключевая позиция в Думе в ХVII в. принадлежала первосоветнику.

Первосоветниками в первой половине XVII столетия были боярин Иван Никитич Романов и, после его смерти, князь Иван Борисович Черкасский (умер в 1642 г.). Последний из известных первосоветников – князь Никита Иванович Одоевский, подучивший этот высокий пост к концу царствования Алексея и сохранявший его до своей кончины в 1681г.[1519])

Почти все первосоветники принадлежали к самым именитым княжеским родам и, таким образом, представляли в правительстве аристократический элемент. Некоторые из них, как князь И.Б. Черкасский, стояли во главе центральной администрации царства. Положение Черкасского, со всеми необходимыми оговорками, можно сравнить с положением премьер‑министра. Подобное положение занимал Борис Иванович Морозов в начале царствования царя Алексея, однако нет свидетельств, что он имел титул первосоветника.

После своей второй женитьбы царь Алексей пожаловал боярский титул человеку не принадлежавшему к кругу древних боярских родов, Артамону Сергеевичу Матвееву, и поставил его во главе администрации, можно сказать, назначил премьер‑министром. Это вызвало недовольство многих князей и бояр. Им пришлось ждать смерти Алексея, чтобы получить возможность избавиться от этого одаренного государственного деятеля. Царь имел прерогативу жаловать боярство, однако при назначении на военные и административные должности его выбор ограничивали родовые притязания (местничество) кандидатов. Самое большее, что мог сделать царь, – это освободить от соображений родовой знатности назначения командиров для определенных кампаний, объявив их без мест, то есть освобожденными от традиционных правил, во даже это не всегда удавалось.

И все‑таки ущерб, наносимый местничеством нормальной работе органов управления, особенно в армии, был очевиден. Первоначально местничество распространялось только на княжеские и именитые боярские рода. Храня традиции местничества, московская аристократия пыталась защитить себя от произвола великого князя (позже, царя) сверху, а также от претензий низшего дворянства снизу социальной лестницы.[1520])

В течение XVII в. местничество утеряло свой чисто аристократический характер. Понятия местничества распространились среди дворянских офицеров и даже среди дьяков. В результате природа института изменилась. В своей новой форме местническая система больше не могла удовлетворять нужды ведущих боярских и княжеских родов. В то же время местнические притязания и тяжбы продолжали сеять раздоры между самими боярами и подрывать престиж аристократии в целом. В связи с этим возник новый план – план обеспечения политического преимущества древних боярских и княжеских родов как высшего сословия русского государства. В этих условиях бояре не выступали против идеи упразднения местнической системы.

Инициатива подобного шага исходила от армейских офицеров, которые лучше, чем любая другая социальная группа, осознавали ущерб, наносимый местничеством. К концу 1681 г. под председательством князя Василия Васильевича Голицына была созван совет армейских офицеров, чтобы обсудить основные реформы, модернизации русских вооруженных сил. О необходимости реформ говорил анализ недавних войн. «В этих войнах противники показали новые тактические приемы, которые царские армии должны принять во внимание».

Было предложено заменить традиционное дворянское ополчение регулярной армией, состоящей из полков, подготовленных по современным западным образцам, и в связи с этим упразднить местничество. Голицын доложил об этом решении царю Федору. Патриарх Иоаким его поддержал.

12 января 1682 г. царь Федор повелел, «случаи местничества полностью искоренить; а для их полного искоренения и вечного забвения мы желаем, чтобы все прошения касательно прежних случаев и разрядные книги [которые рассматривались при назначениях в армии и органах управления] предать огню».[1521]) Это аутодафе произвели немедленно.

Чтобы удовлетворить желания аристократии, правительство царя Федора приказало составить книгу княжеских и боярских родословных. В нее также вошел высший слой дворянства, однако в целов книга подчеркивала значение аристократии. Она стала известна как Бархатная книга.[1522])

Борцы за аристократические принципы желали не только престижа, но и власти. Они задумали план, по которому царю конституционно должны были помогать старшие бояре древних родов. Царь остается верховным правителем страны, однако царская держава делится на несколько государств, каждое из которых возглавляет один из старших бояр – царский наместник.

Эти наместники поселяются навечно в Новгороде Великом, Казани, Сибири и некоторых других регионах. Проект по сути превращал Россию в аристократическую федерацию при верховном правлении царя. Федор был готов принять план, но сначала отправил его на одобрение к патриарху Иоакиму. Патриарх наложил на этот проект вето. Он считал, что претворение этого плана в жизнь приведет к распаду царства на отдельные княжества, что означало бы возвращение к системе уделов с ее междоусобными распрями, и погубит Россию.

Как комментирует Острогорский, «еще раз, незадолго до упразднения московского патриархата [Петром Великим], лидер Русской Церкви действенно продемонстрировал свое национальное сознание».[1523])

Хотя аристократический план был отвергнут, в правительственных кругах чувствовали, что необходимо что‑то сделать для обеспечения высшим боярам определенного места на государственной службе. С этой целью был разработан другой проект – табель о рангах высших постов в органах управления и армии. Он был предшественником гораздо более сложного табеля Петра Великого. Замечательной чертой этого проекта было разделение гражданской и военной службы.[1524])

Первый ранг принадлежал верховному судье; второй – воеводе при царском дворе с функциями своего рода министра обороны. Боярин третьего ранга с титулом наместник Владимира, должен был председательствовать на заседаниях Боярской Думы. Среди служащих более низких рангов были командующие пехотой и кавалерией, начальники военных округов (разрядов), высшие придворные чиновники, уездные управляющие и т.д.

Стоит заметить, что гетман Украины («обоих берегов Днепра») тоже вошел в табель о рангах. Ему присвоили довольно низкий, двадцать пятый, ранг. Получившего упомянули по имени (единственный подобный случай в этом проекте), Иван Самойлович, «верный подданный Нашего Царского Величества». «Он живет вместе с Запорожской армией в малорусском городе Батурине, и они должны быть всегда готовы послужить, где Мы, Великий Государь, Наше Царское Величество, им прикажем».

Об автономном статусе гетмана и Запорожской армии не упоминалось. Это свидетельствует, что правительство царя Федора, точнее один из самых влиятельных в нем людей на тот момент, князь Василий Голицын, желал сократить, или даже ликвидировать, автономию Украины. Во внешней политике Голицын выступал за соглашение с Польшей, по которому правый берег Украины (кроме Киева) в 1686 г. отойдет полякам. Кроме того, Голицын не любил Самойловича, с которым (и с князем Григорием Ромодановским) он не ладил во время второй Чигиринской кампании 1678 г.

Характерной чертой проекта являлось то, что в нескольких случаях русские названия чинов сопровождались греческими (византийскими). Это говорит о том, что в подготовке проекта принимал участие человек, или люди, знакомые с греческим языком. Много таких состояло в окружении патриарха Иоакима, что делает вероятным его доброжелательное отношение к этому плану. Проект был как раз готов для окончательного одобрения царем Федором, когда тот умер, после чего проект оставили.

Для модернизации Московского государства было важно навести порядок в хаотичной системе департаментов центральной администрации – системе приказов. Царь Алексей увеличил неразбериху, создав Приказ Тайных Дел, первоначально как свою канцелярию, но впоследствии передав ему управление своими личными поместьями. В первоначальной форме целью этого приказа было подчеркнуть усиление царского контроля над деятельностью правительства. Смешение государственных и личных дел царя, происшедшее в результате придания приказу новых функций, привело к возвращению на удельный путь и затушевыванию идеи абсолютизма. После смерти Алексея этот приказ‑гибрид был упразднен.

Правительство царя Федора старалось реорганизовать структуру центральной администрации, объединяя небольшие приказы сходными функциями в более крупные и комплексные. Еще до царствования Федора управление делами вотчин и поместий бояр и дворян, а также проведение переписей было сконцентрировано в Поместном приказе.

При Федоре, в 1678 г., Пушкарский (артиллерийский) приказ слили с Рейтарским (кавалерийским) приказом. За 1679‑1680 гг. объединили несколько финансовых приказов. Эта реформа была завершена в 1684 г.[1525])

Во второй половине XVII в. государство уделяло значительное внимание организации регулярной почтовой связи между Москвой и зарубежными странами.[1526]) Русское правительство нуждалось в ней для поддержания дипломатических и торговых отношений как с Западом, так и с Востоком. Западине правительства и купцы, в свою очередь, тоже были заинтересованы в подобной службе.

В 1665 г. царь Алексей дал распоряжение Приказу Тайных Дел заключить контракт с голландским купцом, Иоганном ван Сведеном, на организацию почтовой службы. За жалованье 1 200 рублей в год плюс 1000 рублей на расходы ван Сведен взялся доставлять почту в Москву из Западной Европы каждые две недели и из Турции, Ирана м Индии периодически, с неопределенными интервалами.[1527])

В 1667 г. ван Сведена поручили строительство в Дединово (на реке Оке) первого из нескольких запланированных морских судов для каботажа по Каспийскому морю. Флотилия, предполагалось, будет поддерживать торговые отношения с Персией и Средним Востоком, а также будет полезной для почтового сообщения между Московией и Ираном. Племянника ван Сведена, Давида Бутлера, назначили капитаном первого (и единственного) построенного судна «Орел».[1528]) Во время разинского восстания этот корабль был сожжен казаками.

После смерти ван Сведена его вдова и племянник были готовы ваять на себя его контракт, однако вскоре, по настоянию Ордина‑Нащокина, почтовую службу поручили заботам датчанина.Леонарда Карселиса, сына Петра Марселиса, купца и промышленника, служившего русскому правительству в качестве дипломата с 1640‑вых гг. Ордии‑Нащокин снова консультировался с Петром Марселисом при подготовке Новоторгового Устава. Леонард Марселис заключил с рижским почтмейстером соглашение о почтовых маршрутах из Риги в Новгород и Москву через Псков. По соглашению с почтмейстером Вильно в 1669 г. организовали почтовый путь Берлин‑Вильно‑Смоленск‑Москва. В 1670 г. Леонард Марселис умер, его отец скончался двумя годами позже. Русскую линию этого рода тогда представил сын Леонарда, Петр, умерший в 1675 г.

В тот же год, по рекомендации боярина Артамона Сергеевича Матвеева (преемника Ордина‑Нащокина на посту главы Посольского приказа), царь Алексей доверил управление почтовой службой обрусевшему голландцу, Андрею Андреевичу Виниусу, сыну Андрея Денисовича Виниуса, в 1632 г. подучившего царский патент на строительство железоделательного и оружейного завода под Тулой. Испытывая недостаток средств, Андрей Денисович был вынужден принять в качестве партнеров Петра Марселиса и его родственника Акема. В 1640‑вых гг. эти двое удалили Виниуса из дела и стали владельцами. Назначение А.А. Виниуса, таким образом, было своего рода новым поворотом в усобице между семьями Виниуса и Марселиса.

Андрей Андреевич Виниус оказался прекрасным потчмейстером. Он продолжал возглавлять почтовую службу двадцать шесть лет. Кроме того, в 1677 г. его назначили дьяком (секретарем) Аптекарского приказа, а в 1689‑м – дьяком Посольского приказа.

Модернизация русской армии в XVII в. наложила на страну новое финансовое бремя. В 1620‑х гг. ежегодные расходы России на вооруженные силы составляли около 275 000 рублей. К 1680 г. они достигли примерно 700 000 рублей.[1529])

В 1680 г. готовые к действиям вооруженные силы Московии состояли из (1) дворян, около шестнадцати тысяч; (2) московских стрельцов, двадцать тысяч; (3) регулярной кавалерии (рейтары) тридцать тысяч; и (4) регулярной пехоты (солдаты), больше шестидесяти тысяч.[1530])

Во второй половине XVII в. московские вооруженные силы стояли несколькими группами по южной и западной границам царства. На этом основании было создано несколько военных округов под названием разряды.[1531])

В 1654 г., после захвата Смоленска, организовали Смоленский разряд, а в 1656‑м, в начале войны со Швецией, Новгородский разряд.[1532]) В 1663 г. создали Белгородский разряд, как оплот против крымских татар, а два года спустя – Севский разряд для защиты от потенциальных нападений поляков и антимосковских отрядов украинских казаков.

Система военных округов постепенно распространилась на большую часть России. После подавления восстания Разина появился Казанский разряд. В Сибири, Тобольске и Томске, разряды существовали с 1602 и 1627 гг. соответственно. В 1676 г. Енисейск стал центром отдельного разряда.[1533])

Организация системы военных округов была завершена в 1680 г., когда в центральной части Московии создали четыре разряда – Московский, Владимирский, Тамбовский и Рязанский. Там обучали рекрутов, собирали вооружение и припасы для внешних разрядов. Чтобы упростить финансирование разрядов и сделать их экономически независимыми, средства от налогов, собираемых в городах, принадлежащих внешним разрядам, не отправлялись в центральный финансовый приказ в Москве, а оставались в распоряжении властей каждого округа и использовались на местах. В конце концов разряды дослужили моделью для губерний, введенных царем Петром.

К середине XVII в. в государственных доходах России значительную роль стали играть косвенные налоги, хотя их общий объем все еще был меньше, чем прямых. Традиционным прямым налогом в Московии являлся налог на землю, единицей которого была соха (см. глава 1). Два основных источника косвенных налогов составляли таможенные пошлины и откуп продаж спиртного.

Продолжительные войны с Польшей (1654‑1667 гг.) и Швецией (1656‑1659 гг., формально окончилась в 1661 г. по Кардисскому договору) пошатнули русские финансы. Появилась настоятельная потребность в реформах финансового управления. И тут появился А.Л. Ордин‑Нащокин, который и взял на себя инициативу их проведения.

Подход Ордина‑Нащокина к проблеме не был исключительно техническим. Он осознавал необходимость увеличения русского национального производства и дохода в интересах народа – увеличения всенародных пожитков. Он считал купеческое сословие основным двигателем экономического прогресса, а косвенные налоги – главной опорой государственного бюджета.

Русские купцы страдали от конкуренции иностранных торговцев, особенно с Запада, которым московское правительство еще во второй половине XVI в. пожаловало значительные привилегии. Поэтому, на всем протяжении XVII столетия, русские купцы продолжали просить царя упразднить эти привилегии. Внутри страны, русские купцы имели основания жаловаться на притеснения со стороны предъявителей администрации. Кроме этого, и в самом купеческом классе не было единства. Розничные торговцы, принадлежащие к тягловым городским общинам (посадам), возражали против преимуществ состоятельных оптовых купцов (гостей).

Начиная свои реформы, Ордин‑Нащокин вынужден был принимать во внимание все эти противоречия. В то же время он не хотел включать иностранных купцов из русской торговли, поскольку это во многих отношениях было выгодно правительству, а также способствовало развитию промышленности.

Ордин‑Нащокин начал экспериментировать с намечаемыми реформами еще до окончания войны с Польшей. В 1665 г., между двумя раундами незавершенных переговоров с поляками, его в воеводой во Пс

Дата добавления: 2014-01-04