Сверхразумность совести

СОВЕСТЬ

Совесть представляет собой один из наиболее уди­вительных феноменов. Голос совести предупреждает о моральной недопустимости порой весьма соблазнительных поступков и сурово карает долгими и тяжкими мучениями за неправильно сделанный выбор. Если этика — это наука о навигации в ценностно-ориентиро­ванном мире, то совесть — это встроенный в душу человека навига­ционный прибор, нечто вроде морального компаса. Навигация не учит изготовлению компаса, но объясняет, как им пользоваться для ориентировки в маршруте. Аналогично этому этика не учит тому, что такое совесть, как возникает в нас и почему у того или иного человека может она отсутствовать. Этика объясняет роль совести в нравственной жизни и предупреждает о последствиях тех ситуаций, когда человек пренебрегает ее голосом.

Если справедливость низводит этические решения до уровня рассудочной логики, формулируя четкие критерии, то совесть решает этические проблемы вне разумного обоснования: интуитивно, путем озарения, внутреннего видения ситуации в целом. Критерии спра­ведливости слишком рассудочны и потому недостаточно разумны, совесть же действует сверхразумно. В сущности, совесть — это орган моральной интуиции. Вся проблематика справедливости нацелена на то, чтобы найти и обосновать этически удовлетворительное решение, совесть же включается, чтобы удержать от дурного ре­шения, даже если разум находит достаточные аргументы для его обоснования.

Совесть способна наложить вето на решения, принимаемые разумом как вполне удовлетворительные. Вот почему совесть вы­зывала негативное отношение у рационалистов-просветителей XVIII столетия. Один из видных представителей этого умонастро­ения — Ж. Ламетри прямо считал одной из важнейших задач че­ловечества освободиться от власти совести. Сам он считал своей

целью восстановление этики Эпикура. Думается, что причина его опасений связана с тем, что существование совести не совме­стимо с последовательным рационализмом, ибо ее духовная реаль­ность ограничивает претензий разума на абсолютизм, а рациона­лизма — на право быть исчерпывающей философской позицией. Да, конечно, разум может претендовать на обоснование справед­ливости, на право вырабатывать критерии справедливого социаль­ного устройства, даже на формулировку моральных норм, но не может взять на себя роль судьи над совестью. Здесь ему отводится важная, но не столь престижная роль советника, к которому вполне стоит прислушаться.

В сфере ценностей роль совести по отношению к справедливости аналогична той роли, которую интуиция играет относительно ра­зума в сфере познания истины. Аналогия эта проходит достаточно далеко. Подобно тому, как существуют исследователи с особо раз­витой интуицией, есть нравственно одаренные люди с очень чув­ствительной совестью. Равно можно говорить о тупицах с очень слабой интуицией и о практически бессовестных людях, бесчувст­венных к безнравственным деяниям людей и царящему в обществе злу. Совесть позволяет ощутить фальшь и нравственную злокаче­ственность того, что порой выдается обществом за справедливость. Аналогично этому интуиция помогает распознать ошибку в научном рассуждении, т. е. почувствовать недостаточность аргументации. И в то же время опыт честных научных исследований развивает интуицию ученого, а поступки, противостоящие злу, обостряют чувствительность совести к соблазнам. В обществе, где право разрушено, a справедливость попирается, спасти положение могут только люди с особо чувствительной совестью. Таковы библейские пророки, обличавшие неправедность царей и царящих нравов. Толь­ко благодаря им сохранился закон в Израиле. Противостояние неправедности и беззаконию тоталитаризма в нашей стране было прежде всего делом людей, в которых громко говорил голос совести.

Таким образом, само существование справедливости в любом обществе нуждается в совести, в людях, способных говорить и действовать по совести.

ВСЕГДА ЛИ СЛЕДУЕТ СЛУШАТЬСЯ СОВЕСТИ?

Всегда ли человек обязан слушаться голоса совести? Является ли совесть безошибочным судьей во всех нравственных вопросах? Ра­зумеется, и совесть может ошибаться. И все-таки при всех условиях

послушаться голоса совести предпочтительнее. Лучше ошибиться по совести, чем оказаться правым вопреки ей. Важно только уметь отличить голос совести от инстинктивного желания соблюсти свою выгоду и душевный покой. Совесть все равно отравит удо­вольствие от полученной выгоды.

Совесть позволяет человеку иметь доступную его восприятию абсолютную точку отсчета. В этике Канта такой точкой отсчета служат требования категорического императива, но они не дают конкретных нравственных рекомендаций. В реалистической этике требование верности действительности сильнее, чем диктат кате­горического императива, хотя и не отменяет его полностью. Совесть помогает понять, в чем состоит верность действитель­ности, какие запреты эта действительность ставит перед нами. Вполне можно столкнуться с уникальной ситуацией, когда совесть велит совершить поступок, оправданный лишь в этой си­туации и потому не могущий стать универсальным образцом. Су­ществует научно-фантастический рассказ про христианского проповедника, который поведал очень добрым и отзывчивым ино­планетянам о крестном пути Иисуса Христа. Они поняли, что с точки зрения этого проповедника судьба Иисуса прекрасна, и из добрых чувств распяли самого миссионера. Они действовали по прекрасному образцу, не заметив, что подражали не поведению Иисуса, а его палачам. Похоже, что рассудок заглушил в них голос совести, который должен был бы показать, что так поступать нельзя было даже для блага любимого проповедника.

Совесть необходима именно для того, чтобы соблюдать абсо­лютные моральные запреты, требующие при всех обстоятельствах избегать некоторых действий, сколь целесообраз­ными они ни представлялись бы, какие разумные обоснования для них не возникали бы. Соблазны всегда имеют разумные основания для того, чтобы им поддаться. Например: «Это никому не по­вредит» (голос совести подсказывает: «Тебе повредит»), или «Это разумный компромисс» (совесть: «...нет, это удобный для тебя компромисс — предлог для неисполнения долга»), или «Это поможет моим ближним» (совесть: «А ты подумал, кому это повредит? А видишь ли ты все последствия этой помощи?»), или что-нибудь еще в том же роде. С точки зрения религиозного человека, совесть говорит по подсказке Бога, но и нерелигиозному понятно, что совесть — это наиболее верный способ видеть действительное по­ложение вещей. Именно поэтому реалистичная этика утверждает необходимость безоговорочно поступать по совести, повиноваться ее запретам.

СОВЕСТЬ И ВНИМАТЕЛЬНОСТЬ

Прислушиваться к голосу совести — значит быть внимательным к действительности и к предпосылкам, которые использует разум в своих оценках. Важное преимущество совести — это ее автоматическое срабатывание в ситуации, грозящей нару­шением морального закона. Действие совести подобно глазу, который автоматически фокусируется на важном, слуху, фиксирующему непривычный звук, свидетельствующий об опасности. В некотором смысле совесть — это инстинкт этического самосохранения, убе­регающий от дурных поступков.

Идеологическая тоталитарная система не совместима с уваже­нием совести отдельных людей, не разрешающей не замечать творимые ужасы. Совестливый человек не способен радоваться собственным удачам на фоне тотального разрушения ценностей, массовых концлагерей, доносов и т. д. Но и в нормальном госу­дарстве, где есть определенный уровень правовых гарантий, именно совесть помогает замечать социальную несправедливость, необхо­димость поддержки людей, нуждающихся в помощи. Характерно, что в коммунистическую эпоху никто не говорил о социальной несправедливости, о незаконных привилегиях, о нищете провинции и т. п. Сегодня такие голоса звучат очень громко, и это свиде­тельствует о нравственном оздоровлении общества. При отсутствии достаточного количества людей с развитой совестью любые потуги создать относительно справедливое демократическое общество могут привести только к бесчеловечности, к отчуждению людей. Утопия, обещающая царство справедливости на земле, ведет человечество в кромешный ад — это однозначно показал опыт истории. Но и общество, забывшее о справедливости, потерявшее совесть, тоже обречено на весьма жалкое существование. Разум слишком легко смиряется с принятием таких критериев справедливости, при ко­торых благополучие общества созидается за счет страданий большой его части. Совесть не позволяет смириться с этим и заставляет пересматривать слишком рационалистичные представления о спра­ведливости.

Совесть требует от нас быть внимательными к людям и ситу­ациям. В некотором смысле совесть — это обостренная внима­тельность, позволяющая усмотреть в этически безразличной, на первый взгляд, ситуации необходимость четкой моральной оценки. Когда человек оставил открытым водопроводный кран и не заметил, что в раковине лежит оставленная для мытья миска, через которую вода перельется потом на пол и протечет через потолок нижних соседей, он не делал дурной выбор, т. е. не предпочитал зло добру.

Он просто был невнимательным. Совесть напоминает о том, что нужно обращать внимание на целый ряд вещей, и это может уберечь от дурного поступка. Внимательность важна и в большом и в малом.

Часто сами условия существования притупляют нравственную внимательность к происходящему вокруг. Жизнь при тоталитарном режиме устроена так, что любое проявление совести в виде сочувствия или сострадания к невинно преследуемым создает ситуацию риска: ставит под угрозу спокойствие сочувствующего и его близких. Инстинкт самосохранения внушает че­ловеку не обращать внимания на совершаемые вокруг злодейства, заглушает голос совести. Очень соблазнительно уйти от трудного и опасного морального выбора, просто не заметив, что этот выбор поставлен жизнью. Но фактически — это дурной выбор, сделанный как бы неявно, без видимого поступка. Совесть не дает человеку возможности не заметить стоящий перед ним выбор. Именно потому идеологические глушилки, подобно радиоглушилкам, не дававшим прорваться вольному слову, специально направлены на подавление голоса совести и предлагают удобные для душевного комфорта объяснения творимого зла в виде исторической необхо­димости, классовых интересов или принципов типа «лес рубят — щепки летят». У одних людей совесть убаюкивается привилегиями, у других — тяжестью материального существования, требующего непрерывно думать о навалившихся на плечи заботах, отвлекающих внимание от всего остального.

Оставаться внимательным к ценностным измере­ниям происходящего в мире — это очень важная моральная про­блема, а решается она прежде всего с помощью совести, как «органа души», чувствительного даже к неявно выраженным соблазнам. (Подобно тому, как интуиции открываются истины, не замечаемые рассудком.)

Очень важно отметить рефлексивный характер совести, т. е. ее направленность на собственное сознание. Совесть непрерывно оценивает этический характер наших мыслей, указывает на возникающие дурные помыслы или на попытки са­мооправдания. Совесть — это последнее препятствие, которое нравственная природа человека ставит перед соблазняющими до­водами разума, умело учитывающего объективные выгоды, интересы, потребности. Ее сила в том, что она не выводит моральную оценку из каких-то исходных предпосылок, которые всегда могут быть по­ставлены под критическое сомнение, но непосредственно усматривает абсолютную недопустимость некоторых поступков.

6 - Ю. Шрейдер 81

Более того, совесть помогает увидеть наши поступки с точки зрения другого человека и осознать, что они даже при самых благих намерениях могут восприниматься другим как посягатель­ство на его интересы. В этом смысле совесть тесно связана с воображением и сочувствием, т. е. со способностью поставить себя на место другого и ощутить его боль. Совесть напоминает нам, что люди, с которыми нам приходится иметь дело, не объекты, которые можно безоговорочно использовать для достижения собст­венных целей, но субъекты с самостоятельными интересами и целями. Об этом говорит глубинный смысл слова «со-весть», т. е. совместное ведение, понимание того, что поступок не просто личное дело поступающего, а вопрос его отношения к другим суверен­ным личностям. Совесть помогает не только ориентиро­ваться в мире ценностей, но и ориентироваться относительно ценностей других участников ситуации.

Совесть имеет две функции: предупреждающую и ретроспек­тивную. Внимательность связана с первой из них, когда совесть предупреждает о грозящих соблазнах, о моральной недоз­воленности поступков, на которые человека подталкивает жизнь или дурные страсти.

Угрызения совести направлены на уже совершенные в прошлом поступки, за которые человек порой стыдится всю свою жизнь.

СОВЕСТЬ И СТЫД

В своей ретроспективной функции совесть выступает как стыд за совершенное. Обычно человек заботится о том, как его оценивают окружающие. Ему присуща определенная стыдливость, заставляющая не афишировать дурные поползновения, считаться с оценками своих поступков в глазах других. Подобное не стоит осуждать как лицемерие. Ведь, не говоря уж о том, что демонстрировать совершаемые или задуманные гадости перед другими достаточно гадко само по себе, такая демонстрация служит соблазном допустимости дурных поступков. Говорят, лицемерие — это дань, которую порок вынужден платить добродетели. Если такова ситуация в обществе, то она свидетельствует о его достаточно высоком моральном уровне. Иначе добродетели пришлось бы платить дань пороку, как это и происходит в бандитских сообществах. Голос совести предупреждает не только о том, что данный поступок недопустим вопреки всем доводам, но и о том, что он может быть воспринят другими как недопустимый. Так, порой бывает оправдана «ложь во спасение».

Но для свидетеля этой лжи, не знающего ее истинной (оправды­вающей) причины, вся ситуация будет выглядеть как демонстрация допустимости лжи. Совесть действует как моральная стыд­ливость, мешающая обнажить перед другими уловку, которая сама по себе вполне простительна. Впрочем, стыд за совершенный поступок, о котором никто, кроме совершившего, не знает,— это тоже не что иное, как ощущение больной совести. Фак­тически совесть и есть нравственные внимательность и стыдливость, способность противостоять возникающим жизненным соблазнам и сожалеть о допущенных ошибках.

Совесть помогает трезво осознать критические ситуации, в которые попадает человек и которые уже невозможно изменить в силу необратимости происходящего. Конечно, реалистическое от­ношение к складывающимся обстоятельствам налагает обязатель­ства на разум, но не все ему по силам. В трагической ситуации человеку свойственно вопрошать: «За что мне выпала такая судь­ба?!» Это вовсе не выражение человека с религиозным сознанием, как могло бы показаться на первый взгляд. Чаще всего так ставит вопрос человек, отрицающий Бога в силу того, что с ним самим жизнь обошлась несправедливо. Именно совесть прежде всего по­могает почувствовать некорректность такой постановки вопроса, во-первых, потому, что совестливый человек остро чувствует свою вину и не станет соразмерять ее с тем, что он воспринимает как наказание. Во-вторых, совесть поможет нерелигиозному человеку осознать неправомерность самого понятия «наказание» без призна­ния существования Того, Кто наказывает. А для человека рели­гиозного важен не вопрос: «За что?», но совсем иной вопрос: «Для чего?», требующий увидеть в реальной ситуации данное ему сим­волическое указание, нуждающееся в осмыслении.

В отличие от фатализма и цинизма реализм требует от субъекта вдумчивой интерпретации складывающейся ситуации и выведения из нее некоего морального урока. Независимо от религиозных убеждений такое отношение оказывается не только этически наи­лучшим, но и еще наиболее эффективным практически, помогая в известном смысле преодолеть барьер, который данная ситуация ставит перед субъектом. Подчеркнем, что совесть обладает при­оритетом, выступая в запретительной функции, единственно ей присущей.

Совесть может потребовать совершения некоторого поступка, но она не дает мотивированного убеждения в необходимости та­кового. Более того, здесь она легко может ошибиться, ибо не способна рассчитывать далеких последствий этого поступка, которые могут оказаться совсем отличными от ожидаемых. Но авторитет

₆. 83

совести непререкаем, когда она запрещает совершить действия, казалось бы, вполне обоснованные, ибо есть действия, на которые распространяется абсолютный моральный запрет. Даже назвать такое действие — это почти дурной поступок, потому что на­зывание как бы дает санкцию такому поступку, рассматриваемому как возможный. Совесть избавляет нас от рассуждений об этом поступке как предполагающих его априори возможным. Совесть отрицает эту возможность заранее. И в этом ее сила и преимущество перед разумом, которому требуются время и достаточно мощные усилия, чтобы постичь необходимость моральных запретов. Попытка обойтись разумной системой справедливости, по сути дела, есть, как писал Томас Элиот, мечта создать столь справедливую систему, что уже никому не нужно быть хорошим.

Остановимся еще на проблеме «чистой совеет и». Если совесть у человека чиста, то это редко свидетельствует о моральном благополучии. Это значит попросту, что совесть молчит, не видит нарушений. Фактически это признак отсутствия работы совести, ее омертвение, т. е. бессовестность. Быть совестливым и иметь «чистую совесть» — понятия противоположные. Дело в том, что чем сильнее в человеке развита совесть, чем она чувствительнее, тем сильнее ее укоры. Известно, что люди с наиболее высокой моралью никогда не имели того, что свойственно обычным грешным людям, — «чистой совести». Есть хороший шуточный вопрос: «Ка­кое чудо не в состоянии совершить ни один святой?» Ответ таков: «Он не в состоянии ощутить свою святость». Именно святым при­суще наиболее острое ощущение собственной греховности, ибо их совесть имеет очень низкий порог чувствительности, т. е. их мо­ральная внимательность к себе очень велика, а стыдливость высоко развита.

Что такое суд совести в его предельном проявлении, замеча­тельно выразил поэт Варлам Шаламов в стихотворении, написанном в поселке Туркмен Тверской области, где он до 1956 г. проживал после 17 лет колымской каторги. Казалось бы, человеку, прошед­шему ад сталинских лагерей, естественно было бы говорить о возмездии палачам или об их прощении. Однако в авторском примечании к этому стихотворению написано нечто совсем иное: «Нам слишком много прощено». В нем звучит голос совести самого поэта:

Меня застрелят на границе, Границе совести моей. Кровавый след зальет страницы, Что так тревожили друзей. -

Когда теряется дорога

• Среди щетинящихся гор,

Друзья прощают слишком много, Выносят мягкий приговор.

•

Но есть посты сторожевые На службе собственной мечты. Они следят сквозь вековые Ущербы, боли и тщеты.

Когда в смятенье малодушном Я к страшной зоне подойду, Они прицелятся послушно, Пока у них я на виду.

Когда войду в такую зону Уж не моей — чужой страны, Они поступят по закону, Закону нашей стороны.

Чтобы короче были муки, Чтобы убить наверняка, Я отдан в собственные руки, Как в руки лучшего стрелка.

По справедливости, Шаламов мог бы написать в своем приме­чании вместо «нам» — «нами» и был бы прав: слишком много прощено виновникам массового террора. По сути, это так и есть. Но Шаламов пишет не о справедливости, а о совести, которая высвечивает лишь собственные вины. Добавление всего одной буквы резко изменило бы смысл всего текста, превратило бы голос совести в требование справедливого возмездия.

Что же касается «чистой совести», то она свидетельствует не о моральном совершенстве, а об отсутствии или слабом развитии стыдливости, т. е. о бесстыдстве.

Лекция 8_____________

МОДЕЛЬ

МОРАЛЬНОЙ РЕФЛЕКСИИ

КАК ОПРЕДЕЛИТЬ

МОРАЛЬНЫЙ СТАТУС СУБЪЕКТА?

»

Мы будем строить формальную матема­тическую модель функционирования сове­сти и отношения человека к голосу своей совести. Эта модель в своих основных чертах разработана известным математиком и психологом Владимиром Александрови­чем Лефевром, который в 1974 г. эмигрировал в США и в настоящее время работает в Калифорнийском университете. Его работы от­носятся не только к этике, но и к другим ситуациям ценностного выбора. Нас сейчас интересует только то, что связано с формали­зацией нравственного поведения человека в ситуации выбора. Здесь имеется в виду, что в мире, где есть добро и зло, человеку постоянно приходится выбирать между тем и другим. Каждый раз, когда нечто (ситуация, поступок, образ ситуации) оценивается по шкале зло — добро, мы будем эту оценку обозначать числовой величиной.

Зло условимся обозначать 0 (нуль), а добро—1 (единица). Промежуточные между нулем и единицей значения выражают то, что мы имеем дело с чем-то промежуточным между добром и злом. Мы будем трактовать оценку как вероятность того, что нечто является добром. Если нечто оценивается величиной х, то можно полагать,, что это нечто имеет вероятность х оказаться добром. Соответственно вероятность того, что оно окажется злом, равна 1-х. Таким образом, оценкой в нашей модели служит вероятность.

Какой смысл имеет здесь слово «вероятность», мы увидим чуть-чуть позже. Если х = 1, то это нечто с вероятностью единица (т. е. наверняка) окажется добром, а в случае х = О — безусловным злом.

Фактически мы будем говорить о вероятностях быть добром или злом в тех случаях, когда это нечто представляет собой:

— мир, в котором находится субъект (внешнее окружение этого
субъекта);

— оценку этого мира субъектом (что говорит о состоянии
мира его совесть);

— оценку этой оценки или, что то же самое, готовности субъ­
екта считаться с голосом своей совести (качество намерений этого
субъекта);

— решение, принимаемое субъектом в этих условиях, или, что
равносильно, совершаемый им поступок. В этом случае вероятность
того, что совершаемый поступок можно оценить как добро, харак­
теризует моральный статус субъекта.

Заметим, что оценка мира, или голос совести, есть мысль или осознаваемое ощущение субъекта. Возникновение этой оценки не контролируется волей субъекта, ибо совесть действует не по воле этого субъекта, но как самовольно возникающая интуиция. Оценка оценки, или готовность субъекта подчи­няться голосу совести, — это уже мысль о мысли, или рефлексия, «догоняющая эту мысль». Отношение субъекта к голосу своей совести есть акт его свободной воли. Основ­ная гипотеза модели Лефевра состоит в том, что моральный статус субъекта определяется указанными тремя сущностями: качеством мира, в котором находится субъект, оценкой этого мира, или голосом совести субъекта, и готовностью субъекта последовать рекомендации собственной совести (рефлексией над этой рекомен­дацией).

Введем необходимые для дальнейших рассуждений обозначения.

Пусть х1 — это объективная оценка мира, т. е. не оценка его субъектом, действующим в этом мире, а именно объективная оцен­ка, которую может произвести внешний по отношению к субъекту и к его миру наблюдатель, исследующий поведение субъекта в этом мире. (Несколько позже выяснится, как можно выполнить такое измерение.) Оценка х1 характеризует вероятность появления в мире соблазнов, толкающих субъекта к дурным поступкам. Естественно интерпретировать _Х1 как вероятность того, что мир не воздействует на субъекта как соблазн (не провоцирует его на дурной поступок). Случай х1= 1 означает, что мир, окружающий субъекта, абсолютно хорош: не подвергает субъекта никаким со­блазнам. Случай x1 = О — это дурной мир, который с единичной вероятностью (т. е. наверняка) провоцирует субъекта поступить дурно. Промежуточные значения х1 соответствуют миру отчасти хорошему, отчасти дурному.

Пусть х2 — это оценка мира субъектом, т. е. характеристика голоса совести. Величина х2 выражает вероятность того, что совесть

оценивает мир как хороший, т. е. не замечает таящихся в нем соблазнов. Мы уже говорили о том, что суждения совести значимы только тогда, когда они предупреждают о дурной ситуации — соблазне дурно поступить. Поэтому правомерно считать, что 1 - х₂ есть вероятность того, что совесть обнаружит соблазн, предлагаемый миром субъекту.

Пусть х₃ — оценка субъектом своей совести. Она значима только в том случае, когда совесть предупреждает субъекта о грозящем ему соблазне. Тогда х3 есть вероятность того, что субъект последует такому предупреждению своей совести и тем самым избежит дур­ного поступка.

Оценку морального статуса субъекта мы обозначим X и будем ее понимать как вероятность того, что субъект не совершит дурного поступка. Наконец, сделаем вслед за Лефевром естественное пред­положение, что в мире, где отсутствуют соблазны, т. е. в случае х1 = 1 субъект не может совершить дурного поступка. Это предпо­ложение Лефевр в своей книге «Формула человека» (М., 1992) называет постулатом незлонамеренности. Содер­жательно этот постулат означает, что человек совершает дурные поступки только в результате приходящего извне соблазна, а сам по себе не имеет намерений совершать зло.

Вычислим теперь оценку морального статуса X, выразив ее через величины х1, х₂, х3 В теории вероятностей существует так называемая формула полной вероятности, которая в исследуемой ситуации позволяет утверждать следующее. Вероятность X того, что субъект не совершит дурного поступка, складывается из веро­ятности х1 того, что субъекту не будет предложен соблазн, умно­женной на вероятность того, что субъект при отсутствии соблазна поступит хорошо (которая согласно постулату незлонамеренности равна единице), и вероятности 1-х1 появления соблазна, умно­женной на вероятность 1 - х₂ того, что голос совести предупредит об этом соблазне, и умноженной на вероятность того, что субъект послушается веления своей совести. Иначе говоря,

X = x1*1+(1-х1)(1-х2)х3 (1)

Это и есть основная формула обсуждаемой модели, или «формула человека».

Посмотрим, что дает эта формула в важных предельных случаях. Если мир плох (х1 = 0) и совесть этого не ощущает, оценивая мир как хороший (х₂= 1), то мы получим Х = 0, т. е. моральный статус субъекта, находящегося в дурном мире и обладающего бес­чувственной совестью (его совесть чиста, т. е. она молчит, не реагируя на угрозу соблазна), оказывается равным нулю. Если же

в дурном мире (х1 = 0) совесть ясно различает соблазн и предуп­реждает об этом (х₂ = 0), то мы имеем X = х3, т. е. качество решения совпадает с качеством намерения субъекта. Иначе говоря, в правильно оцениваемом совестью дурном мире решение субъекта определяется его намерением, т. е. в этих условиях реализуется свобода воли этого субъекта.

При х2=1, т.е. когда совесть признает мир хорошим, мы получим X = х1, т. е. моральный статус субъекта и качество его решений (поступков) совпадают с качеством мирза, в котором он живет. (Человек, не различающий в мире зла, поступает ровно настолько плохо, насколько плох сам мир.) Разбор всех этих крайних случаев подтверждает осмысленность выведенной формулы.

В своей книге В. Лефевр дает вывод основной, формулы, не опираясь на вероятностные понятия. Однако при этом он вводит заранее предположение о том, что величина X зависит от каждой из величин x1, х₂, хз линейным образом, и пользуется двумя дополнительными постулатами (предположениями):

1) при х1=x₂ = 0 Х=хз; 2) при х1=0, х2=1 Х=0, которые при вероятностном подходе вытекают из полученной без этих предположений формулы. В этом заключается преимущество ве­роятностной интерпретации. Заметим, что оценка мира сове­стью Х2 возникает как инстинктивная (интуитивная) реакция совести на окружающую ситуацию, а оценка х3 той оценки (рефлексия оценки в сознании субъекта) возникает в акте свободной воли субъекта (а это его сознательное намерение: одобрить ли мнение собственной совести (случай х3= 1) или действовать вопреки ему (случай х3 = 0). Понятно, что с увеличением х3 моральный статус субъекта X возрастает, что соответствует упоминавшемуся в предыдущей лекции этическому принципу: всегда следует под­чиняться голосу своей совести. В то же время это и дополнительный довод считать, что оценка голоса совести субъектом выражает одновременно качество его намерений: чем выше субъект по соб­ственной воле оценивает суждение совести о ситуации в мире, тем выше его готовность поступить согласно совести, тем лучше качество его намерений.

Описанное нами представление действий субъекта трехуровневой схемой (рефлексивной структурой), включающей объективную оценку качества мира, оценку мира совестью и оценку этой оценки (или оценку готовности учитывать эту оценку), как раз и составляет модель моральной рефлексии, или формальную модель этики. В этой модели, как мы видим, можно выразить моральный статус субъекта X через указанные три параметра х1, х2 и х3.

Для интересующихся методологическими нюансами остановимся на одной тонкости, связанной с определением качества мира х1. Надо подчеркнуть, что х1 — это не оценка мира (т. е. своего ок­ружения) субъектом. Таковой является величина х2, выражающая показания совести субъекта о грозящих ему соблазнах, порожда­емых его окружением. Величина х1 может быть обнаружена внеш­ним наблюдателем, исследующим поведение человека в его окружении. Из нашей основной формулы (1) видно, что X >= х1 и при этом равенство X =X1 достигается при хз = 0 или Х2 = 1. Фиксируя серию поступков субъекта или группы субъектов в том же самом окружении, внешний наблюдатель может определить качество мира х1 как нижнюю грань оценок совершаемых поступков, т. е. наблюдаемых в серии экспериментов значений величины X.

ФОРМАЛЬНАЯ СТРУКТУРА РЕФЛЕКСИИ

Рассмотрим случай, когда субъект безусловно слушается голоса совести, т. е. для него всегда хз = 1. В этом случае основная формула упрощается и переходит в выражение морального статуса через две величины:

Х=х1+(1-х1)(1-х2)=1-х2+х1*х2 (2)

Посмотрим, что означает это выражение для некоторых пре­дельных случаев.

Случай 1: х1 = 1 и х2= 1, субъект находится в хорошем окру­жении (без соблазнов), и совесть позитивно оценивает это окру­жение. В этом случае X= 1 — 1 + 1 • 1 = 1, т. е. моральный статус субъекта максимально высок.

Случай 2: х1 = 1 и х2 = 0, субъект находится в хорошем окру­жении, которое он оценивает негативно.

В этом случае Х=1-0 + 0=1, т. е. моральный статус высок, влияние хорошего мира не портится от плохой оценки его совестью. Мир не имеет соблазнов, и дурной поступок субъекта исключается.

Случай 3: х1= О и х2 = 1, субъект попал в мир из сплошных соблазнов, и совесть, не реагируя на них, оценивает этот мир положительно. В этом случае Х=1- 1+0• 1=0, т. е. моральный статус субъекта низок, совесть не защищает его от соблазнов.

Случай 4: х1 = 0 и x2 = 0, субъект в дурном мире, но совесть его об этом предупредила. В этом случае Х=1-0 + 0*0 = 1, т. е. моральный статус субъекта высок, ибо, несмотря на наличие со-

блазнов, он от них защищен. Разбор этих случаев свидетельствует, что наша формула (2) дает результаты, согласующиеся с этической интуицией, по крайней мере, в случаях, когда субъект следует рекомендациям собственной совести.

Для ценителей математических красот продемонстрируем одну тонкость. Вернемся к основной формуле (1) и с помощью обычных алгебраических преобразований приведем ее к следующему виду:

X = (1 – х₁) (1 - х₂) х₃ + x_l = (1-x_l-x₂ + x1*x₂)x₃ + x_l =

= ^Х3-х1*х3-х2*х3+х1*х2*х3+х1

После этого прибавим и вычтем по единице и сгруппируем слагаемые следующим образом:

X = 1 — 1 + Х₃ — Х₂ • Х₃ + Х1 — Х1 • Х₃ + Х1 • Х₂ • Х₃.

Теперь снова расставим скобки в тройках слагаемых:

X = 1 - (1 - Х₃ + х2*х3) + ^х1( 1 - ^Х3 + ^Х2 • ^Х3) •

Введем теперь обозначение для общего содержимого скобок:

х1 = (1 - х₃ + х₂ • х₃). (3)

Тогда мы получим

X = 1 - Х₁ + х₁ • Х₁. (4)

Система равенств (3) и (4) равносильна основной формуле (1). Заметим, что эти равенства имеют одинаковую формальную струк­туру, такую же, как и правая часть равенства (2). Если в правой части (2) заменить величины х1 и х₂ на х₂ и х₃, то получится правая часть равенства (3). Поэтому величину Х1 можно рассмат­ривать как аналог морального статуса такого субъекта, у которого мир — x1 заменен его оценкой х₂, а оценка мира — оценкой оценки.

Правомерно поэтому сказать, что Х1 — это моральный статус некоего субъекта, существующий только в сознании исходного субъекта. Величина Х1 согласно формуле (4) играет роль скоррек­тированной с учетом величины х₃ оценки мира. Она выражает фактическое влияние совести субъекта на его решение с учетом качества его намерений повиноваться голосу совести. В цитиро­ванной книге В. Лефевра вышеуказанные соображения развиваются более детально.

Формулы (3) и (4) выражают рефлексивную структуру мораль­ного статуса субъекта: суждение совести х₂ отражается в рефлексии

субъекта. Принципиально здесь то, что рефлексивная структура моральных оценок (прежде всего морального статуса субъекта, проявляющегося в его решениях) оказывается следствием основной формулы (1) и обнаруживается путем установления ее равносиль­ности формулам (3) и (4).

Для иллюстрации сказанного применим эти формулы к анализу морального статуса героя библейской книги Иова, предполагая, что читатель достаточно знаком с ее содержанием. Мир, в котором живет Иов, безусловно плох, ибо через бедствия в этом мире Иову были ниспосланы испытания, которыми сатана пытался склонить его к ропоту и непослушанию. Итак, х1 = 0. Иов адекватно оценивает этот мир как дурной, принимая свое непосредственное ощущение (х2 = 0) за чистую монету (хз = 1). В этом случае из формулы (1) вытекает, что его статус X = (1 — 0) (1 — 0) 1 + 0 = 1, т. е. мо­ральный статус Иова максимально высок.

Друзья Иова.оценивают этот дурной мир (х1 = 0) как спра­ведливый, т.е. хороший (х₂⁼1), и принимают эту оценку как истинную (х3= 1). Для них согласно (1) моральный статус равен

Х = (1-0) (1-1)1+0 = 0.

Итак, моральный статус друзей Иова, упорно с ним спорящих, предельно низок.

Друзья пытаются убедить Иова принять их оценку мира Х2 = 1. Это невозможно, поскольку совесть не подчиняется воле человека. Но можно воздействовать на намерения Иова (на его х3) путем внушения ему необходимости перестать слушать собственную со­весть и признать мир справедливым. Для этого Иову следовало бы признать себя грешником, заслуженно несущим свои бедствия в качестве справедливой кары. Если бы Иов послушался своих друзей и по собственной воле сменил бы свою оценку голоса совести так, чтобы стало хз = 0, то у него возникло бы новое видение мира, а его моральный статус оказался бы равным:

X = (1 - 0) (1 - 0) 0 + 0 = 0.

Послушав друзей, Иов резко понизил бы свой моральный статус. Но он остается при своих убеждениях, и Бог подтверждает его правоту, говоря его друзьям, «что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов» (Иов. 42: 8). В этом примере ясно видно, что для оценки морального статуса субъекта важно не только, как непосредственно реагирует на мир его совесть, но и как он ре­флексивно оценивает суждение совести.

В описываемой формальной модели рефлексивный характер этики становится самоочевидным. Именно математическая мета-

физика делает наглядными философские представления о логике формирования моральных оценок. Формальная этика не менее правомерна, чем формальная (математическая) логика, завоевав­шая себе все права на существование.

Основная идея формальной этики связана с представлением о том, что знание о мире — это не пассивный слепок с происходящих в нем событий, а активно формируемое самим познающим субъ­ектом представление о мире и собственном отношении к этому миру. Еще в 60-е годы (до отъезда в США) В. Лефевр занимался описанием поведения субъектов в конфликтной ситуации, учитывая не только складывающуюся ситуацию, но и представления субъектов о ней, представления об этих представлениях и т. д. Для этой цели ему пришлось разработать формальный аппарат для представления структуры многоступенчатой рефлексии, учитывающей образы си­туации в сознании разных субъектов, образы образов и т. д. Только очень простые конфликтные ситуации решаются без рефлексии — без представления о намерениях и планах противника. Лишь за­урядный шахматист может интересоваться только положением фи­гур на доске. Изощренный шахматист думает и о том, каким это положение выглядит с точки зрения его противника. Более того, он постарается представить себе, чего противник от него ожидает. В статье М. Д. Ионова* очень детально вскрыт рефлексивный характер решения военно-стратегических задач.

Именно опыт формального описания таких рефлексивных струк­тур помог Лефевру открыть структуру этической рефлексии. Я даже думаю, что этика оказалась для Лефевра удачной находкой для применения его идеи формальной структуры рефлексии. Наи­более интересная формализация была им разработана впоследствии специально для описания этических проблем на основе идеи ком­бинирования оценок x_l, х2 и х₃ для вычисления морального статуса субъекта, хотя он и не использовал приведенную здесь трактовку этих оценок как вероятностей.

Дата добавления: 2014-01-04