Особенности мифологического сознания

Коллективное сознание, господство которого

осуществлялось в мифе, может быть названо мифическим или мифологическим (более распространенный термин) сознанием. И чтобы понять своеобразие культуры первобытной эпохи или ее проявлений в жизни современных народов, необходимо представить себе состояние сознания народов древних. Главной особенностью мифологического сознания, по мнению многих исследователей, является синкретизм (от греч. «соединение»), что значит нерасчлененность, неразделенность, характеризующая неразвитое состояние человеческого сознания и психики.Это специфический тип сознания. Незрелость практики, опыта, человеческого интеллекта не способствовали дифференциации психической деятельности человека, вычленению из него качественно различных, относительно обособленных и самостоятельных функций и сфер.

Что же было слитным, неразделенным в мифологическом сознании?

1) Сознательное и бессознательное: Миф как воплощение коллективного сознания рождается спонтанно, непроизвольно в обыденной жизни людей, ее переживании. Это – «примитивно-интуитивная реакция на вещи»[9] и простейшее взаимодействие с ними, еще «не задумываясь». Это – коллективное «первосознание», в котором нерасторжимо связаны структуры сознательного и бессознательного в человеческой психике. Люди не конструируют сознательно мифологические образы и сюжеты, они (образы) возникают произвольно как некоторое состояние духа. Было бы совершенно не верно толковать мифологический образ Горгоны-Медузы с оскаленными зубами, дико выпученными глазами и шевелящимися волосами-змеями – это воплощение ужаса и дикой, жестокой, мрачной одержимости – как результат абстрактной работы человеческого ума, интеллекта, наблюдающего мир. Мифологический образ – целостное состояние духа, причем достаточно смутное состояние, хотя и полное реальных мыслей, чувств, настроений, желаний, волевых актов, которыми обладает человек в обыденной жизни. Ф.Ницше сравнивал миф как бессознательное, спонтанно возникающее состояние духа (за пределами рационального осмысления своего состояния) – с музыкой, которая начинает «вдруг звучать» в душе композитора.

2) Вера и знание: Повторяясь от поколения к поколению, мифы принимались на веру. В данном случае под верой мы понимаем доверие к коллективному сознанию в смысле сопричастности ему («свои», «мы»). Чем примитивнее и изолированнее это «мы», тем сильнее доверие – «вера на слово», тем больше возможностей для сохранения заблуждений. Индивидуальный опыт тут не может опровергнуть «коллективный опыт», зафиксированный в мифе или внести в него нечто новое, так как эмпирические впечатления соотносились с реальностью не непосредственно, а только через образы коллективных мифов, через всю мифологическую картину мира. По описанию Ч.Дарвина, когда знаменитый корвет «Бигл», совершающий кругосветное путешествие, вошел в Магелланов пролив, то туземцы встретили его очень странно: на маленьких пирогах они сновали по проливу, совершенно не обращая внимания на большой корабль, который мог их потопить при столкновении. Как выяснилось позже, в мифологической картине мира туземцев не было представления о «большой пироге», и они ее «не видели» - информация органов чувств отбрасывалась бессознательно, не осознавалась. Так что можно смотреть на одно и то же, но видеть разное.

В то же время, миф, безусловно, определенным образом отражал, воспроизводил реальность. Миф фиксировал и сохранял имеющиеся у людей знания о мире, необходимые для организации человеческой жизнедеятельности, чем обеспечивал ее успех, а в сочетании со своей способностью консолидировать сообщество и мобилизовать его силы – выживание коллектива. Миф поражает способностью человека подмечать и фиксировать множество деталей в конкретных явлениях жизни. Однако вряд ли о мифе можно говорить как о «первобытной науке», рассматривать его как форму примитивно-научной деятельности первобытного человека. Знание присутствовало в мифах в неявном виде. Миф, скорее всего, не имел самостоятельной познавательной функции, не был ориентирован на специальную познавательную деятельность. Итак, миф – вненаучен и донаучен, однако критиковать мифы за недостаток научности также бессмысленно, как и сонаты Бетховена – иная природа, иное назначение.

3) Реальность и вымысел: Мифологическое сознание имеет дело с реальными, максимально конкретными явлениями и предметами, однако, все, кто знакомился с мифами прошлых эпох, знают, что они фантастичны. Зарождающееся человеческое сознание отличалось от простого чувственного восприятия (переживания последовательности событий, их внешних качеств) попыткой проникновения в невидимый мир свойств, связей и отношений. Как? С помощью воображения. Сам опыт жизнедеятельности подготавливал человека к «выходу за пределы реальности», и человек «достраивал» свой мифический мир в соответствии с логикой мифологического сознания той эпохи, чаще всего по принципу «так хочу», где это «хочу» было неразрывно связано с наличным коллективным сознанием, вырастало из него.

Миф – синтез реальности и фантазии, вымысла. За его фантастической формой можно прочитать реальную историю людей. Но все это – с нашей точки зрения, анализирующей миф как культурно-исторический объект. Для членов первобытного коллектива это была самая настоящая, подлинная и единственная реальность, воспринимаемая очень ярко. Как влюбленный юноша видит свою избранницу сквозь призму своих осознаваемых и неосознаваемых желаний, идеалов и т.д., достраивая ее образ в соответствии с ними, так и первобытный человек осваивал мир в своем коллективном сознании с помощью воображения. Для мифологического сознания миф – наивысшая в своей подлинности реальность, и самое невероятное, фантастическое тут представлено очень просто, обыденно и наивно-конкретно, натуралистически, в знакомых по жизни деталях. Таковы мифологические образы кентавров, циклопов, горгон и т.д.

Другими словами, реальность, в которой живут и действуют первобытные люди, мифологична. Ни одно существо, ни один предмет, ни одно явление природы не является в их представлении (для них) тем, чем они кажутся нам. Почти все, что мы в них видим, ускользает от их внимания или безразлично для них. Зато они видят в них много такого, о чем мы и не догадываемся.

4) Мысль и образ: Миф как воплощение определенных, жизненно важных идей всегда выступал в чувственно-наглядном обличии, доступном самому примитивному, наивному восприятию. Он общедоступен и общепонятен, потому что непосредственно и воспринимаем и не требует специальной работы мысли. Этот образ – изображение реальных объектов, которые в неразвитом сознании сливаются с самими объектами. И в этом смысле, мифы – буквальная, а не аллегорическая реальность. Есть существенное отличие аллегорических образов искусства (например, в басне, в сказке) от образов мифов. В баснях Крылова действует и говорит муравей, стрекоза «злой тоской удручена» и т.д. Но все это – форма поэтического иносказания, которую надо понимать (и все понимают) в переносном смысле. Образы же мифов нечто иное. Страшный пёс Цербер, охраняющий врата Аида; вещие птицы Сирин, Гамаюн; один из коней Ахилла, заговаривающий человеческим голосом и предсказывающий своему господину близкую смерть – все это образы, которые мифологическим сознанием принимаются как живые и непосредственно действующие участники реальных событий. И представлены они в мифах с максимальной наглядностью и натурализмом, с обилием конкретных, знакомых по жизни деталей. Таким образом, мифы давали не абстрактно выраженные объяснения важных для человека сторон жизни, а яркое, выразительное, наглядное изображение их.

5) Мысль и чувство: Миф не является и формой чистой мысли, порождаемой логическим уровнем сознания. В определенном отношении он, конечно, результат мыслительной деятельности человека, но в то же время в мифе действует нечто более интенсивное, подобное состоянию аффекта. Миф – это интенсивно переживаемая мысль, которая связана с определенным, неравнодушным состоянием духа. Рождаясь из переживаний повседневной жизни, мифологический образ воспроизводит вещи и явления мира как предметы «живого человеческого опыта». Так солнце, проглянувшее зимою сквозь тучи впервые после долгих пасмурных дней, в обыденном восприятии не есть солнце астрономической науки (объективное явление природы), но оно веселит, бодрит, при нем физически легче дышать, прибывают силы, а жизнь кажется легче и лучше.

Так и мифологические образы воспроизводят предметы и явления такими, какими они даны в живом восприятии, непосредственном переживании. Причем, это переживание может быть достаточно сложным и противоречивым. Страх, например, нечто очень неприятное, как и обида, унижение и т.д. Но все это «только» неприятное лишь в чистом сознании, а в жизни это далеко не всегда так. Люди ищут «сильных ощущений», ставя себя в ситуацию страха, любят быть обиженными – «приятно обидеться» (Ф.М.Достоевский) и т.д. В мифах воспроизводится весь этот сложный, многоплановый, противоречивый мир человеческих чувств, и потому их смысл не так прямолинеен, как нам порою кажется.

6) Человек и природа: Миф не фиксировал качественные различия человека и природы, в мифе мир представал как единая жизнь, в которой человек и природа диффузно взаимопроникали друг в друга, продолжали друг друга. Природа мыслилась в человеческих образах, а жизнь человека описывалась в природных терминах. Так, Солнце и Луна в мифологиях мира часто воспринимались как мужчина и женщина со всеми вытекающими отсюда последствиями для мира, что объясняло появление многих природных явлений; жизнь и смерть человека воспринималась как смена времен года. Но чаще все же человеческое переносилось на природное. В мифах мир представал как множество вещей-личностей, имеющих человеческие желания, стремления, способность к действию и т.д. Подобное очеловечивание мира придавало ему более родной, уютный, обжитой вид (а не безразлично-холодный, жестокий, враждебный), поддерживая ощущение доступности и понятности мира, простодушного доверия к нему и доброжелательности. Такой мир можно было любить, почитать, а не только бояться, что, возможно, создавало определенный психологический комфорт, помогало выжить в очень суровых условиях существования. Человек не воевал с миром природы, а сотрудничал, взаимодействовал – и чем меньше из него выделялся, тем легче приспосабливался.

7) Логическое и алогическое: Образы мифологии, воспроизводя множество деталей реальных явлений, следуют логике земной жизни, включая, однако, и совершенно фантастические ее нарушения. Это как бы дает основание говорить об алогичности («а» - отрицание) мифа, проявляющейся, в частности, в безразличии к противоречиям. С этой точки зрения, в мифе возможно все. Однако многочисленные исследования показывают, что скорее следует признать наличие некоторой собственной, специфической логики мифологического сознания, отражающей его культурно-историческое своеобразие[10]. То, что с точки зрения формальной логики современного мышления, является противоречием, вовсе могло не быть таковым в логике мифологического сознания древних.

Так, например, попытка выйти за рамки видимых свойств и связей, к которой подталкивала сама развивающаяся человеческая деятельность, при синкретизме сознания сформулировала своеобразную логику выражения «чудесного». В мифе еще нет разделения мира на естественный и сверхъестественный (как это появится позже в религии), мир един, живой мир жизни, где все существует в вещной, чувственно-наглядной форме мифологических образов. Но так как эти вещи-образы всегда связаны с человеческими состояниями, чувствами, желаниями…, то они могут отвлекаться от обычных свойств и наделяться другими – необычными, особенными, желанными, как правило, взятыми из других явлений жизни. Например, ковер – обыкновенная вещь повседневной жизни. Ковер-самолет – мифологический образ. В своей вещной форме он остался таким, каким был, но получил иной смысл, свойства, и потому на него стали смотреть другими глазами. Образ ковра-самолета очень показателен, он есть объединение двух естественных, обычных явлений – ковра и полета (птиц, насекомых). Иногда это объединение раздельно существующего в едином, синкретном мире осуществлялось с помощью образа-посредника, который при этом наделялся и двойственным характером в обличьи, в поведении – в его вещной форме. Таковы, например, кентавр, минотавр, русалка и т.д.

Точно также для логики мифологического сознания характерно объединение (точнее, неразделение) вещи и ее изображения, вещи и ее «имени» (названия) и т.д., что реализовалось в магических обрядах, в бытовых обычаях, в традициях речи, которые ужасали и удивляли представителей других культур. Так, для европейцев очень неудобным и странным казался «витиеватый» способ изъясняться у многих представителей родо-племенного общества. В частности, это касалось описания событий жизни деревни: если человека укусила змея, то все говорили, что «он оцарапан терновником»; если охотник встретил леопарда – говорили о «кошке» и т.д.[11] Причина этих «иносказаний» коренится как раз в логике мифологического сознания, в слитности явлений и их «имен». Произнесение «имени» воспринималось как воздействие на явление. Поэтому о грозных, опасных для человека животных никогда не «говорили», а называли что-нибудь вполне безобидное, чтобы потревоженный, «разбуженный» дух опасного животного не принес вреда говорившему и его сородичам.

8) Мысль и действие: Миф не история, которую рассказывают, а реальность, которой живут, где слово является практическим руководством к действию и переходит в действие почти автоматически, неосознанно. Например, человеческих качеств на предметы и явления приводил к действиям с последними, как с людьми. Это распространялось и на обычай наказания – закон мести («око за око, жизнь за жизнь»). Если человек погибал, падая с дерева, то родственники в виде возмездия срубали это дерево и раскалывали в щепки. В эпоху классической античности в Древней Греции судили каждый неодушевленный предмет (топор, кусок дерева и т.д.), который был причиной чьей-либо смерти, если было доказано, что человек в этом не участвовал[12]. Отголоски подобной формы поведения, уходящей корнями в мифологическую древность, в виде определенных пережитков могут проявляться и в аффектном поведении современного цивилизованного человека, когда, например, в минуту жестокой боли он способен ударить или укусить безжизненный предмет, причинивший ему эту боль.

Такова общая характеристика мифологического сознания, его синкретизма. Будучи всеобъемлющей формой сознания в первобытный период истории, оно во многом предопределило своеобразие всей системы становящейся культурной системы.

По своему содержанию мифы были чрезвычайно разнообразны, так как отражали все стороны жизни человека, его взаимоотношений с миром. Существуют разнообразные типологии древних мифов, которые выделяют основные группы сюжетов и образов. Например, выделяют:

- космогонические мифы – мифы о происхождении мира;

- космологические мифы – мифы об устройстве мира;

- этиологические мифы – мифы о причинах различных явлений природы;

- антропологические мифы – мифы о возникновении человека;

- исторические и героические – о событиях человеческой истории;

- эпонимические мифы – о происхождении названий городов, гор, озер и т.д.

- нравоучительные мифы – мифы, распространяющие нравственные идеи и обычаи; и многие другие.

Мир мифов многообразен до неохватности. Даже мифы, принадлежащие к одному и тому же типу, но созданные разными племенами и народами, своеобразны и неповторимы, так как в них воспроизводятся особенности природы, видов деятельности, исторических событий и т.д. Своеобразны мифы и одного и того же народа, но на разных стадиях развития, так как менялись понимание событий и интерпретации образов – мифы эволюционировали и в этом аспекте. Мифы мигрировали в ходе культурных контактов народов, что тоже формировало черты своеобразия сюжетов и образов.

На фоне всего этого многообразия и своеобразия, исследователи отмечают существование некоторых схожих, магистральных сюжетов, повторяющихся в мифологиях народов, которые никогда не были связаны между собой: великий потоп, хаос и «разумные боги» и т.д. Причины их появления могут быть различны: сходные культурные влияния и опосредованные культурные связи; глобальные природные процессы и катастрофы; сходство морфологических структур сознания; единство процесса развития человеческого общества; взаимодействия человека и общества, общества и природы. По мнению многих исследователей, именно последняя причина является главной: общие проблемы жизни человека выражались в общих архетипах сознания. Миф – это история не персонажей мифа, а история его авторов.

Дата добавления: 2014-01-04