Советская сексофобия

Октябрьская революция прервала это поступатель­ное развитие. Декадентская эротика была чужда рабо­че-крестьянским массам, а большевистская партия ви­дела в неуправляемой сексуальности угрозу своей идеологии тотального надзора над личностью.

Вот что писал об этом Джордж Оруэлл: «Дело не только в том, что половой инстинкт творит свой соб­ственный мир, который неподвластен партии, а значит, должен быть по возможности уничтожен. Еще важнее то, что половой голод вызывает истерию, а она жела­тельна, ибо ее можно преобразовать в военное неистовство и в поклонение вождю <...> Когда спишь с человеком, тратишь энергию; а потом тебе хорошо и на все наплевать. Им это – поперек горла. Они хотят, чтобы энергия в тебе бурлила постоянно. Вся эта маршировка, крики, махание флагами – просто секс протухший. Если ты сам по себе счастлив, зачем тебе возбуждаться из-за Старшего Брата, трехлетних планов, двухминуток ненависти и прочей гнусной ахинеи?.. Между воздержанием и политической правоверностью есть прямая и тесная связь. Как еще разогреть до нужного градуса ненависть, страх и кретинскую доверчивость, если не закупорив наглухо какой-то могучий инстинкт, дабы он превратился в топливо? Половое влечение было опасно для партии, и партия поставила его себе на службу».

Арон Залкинд: «Чисто физическое влечение недопу­стимо... Половое влечение к классово-враждебному, мо­рально-противному, бесчестному объекту является та­ким же извращением, как и половое влечение человека к крокодилу, к орангутангу. <...> Не надо часто менять половой объект. Поменьше полового разнообразия. По­ловой подбор должен строиться по линии классовой, революционно-пролетарской целесообразности. В любов­ные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально полового завоевания. Половая жизнь рассматривается классом как социальная, а не как узколичная функция, и поэтому привлекать, побеждать в любовной жизни должны социальные, классовые достоинства, а не спе­цифические физиологически-половые приманки, яв­ляющиеся в своем подавляющем большинстве либо пережитком нашего до-культурного развития, либо ре­зультатом гнилостных воздействий эксплуататорских ус­ловий жизни» («Двенадцать половых заповедей револю­ционного пролетариата», 1924).

Столкнувшись уже в 1920-х годах со сложными со­циально-демографическими и социально-медицинскими проблемами (дезорганизация брачно-семейных отноше­ний, рост числа нежелательных беременностей и абор­тов, распространение проституции, заболеваний, пе­редающихся половым путем (ЗППП) и т. д.) и не сумев разрешить их цивилизованным путем, Советская власть в 1930-х годах обратилась к репрессивным, командно-административным методам: установление уголовного наказания за мужеложество (1933), запрещение коммерческой эротики, ограничение свободы развода, запрещение искусственных абортов (1936) и т. д. Идеологическим оправданием этой политики была уникальная большевистская сексофобия («у нас секса нет») с резко выраженной антибуржуазной и антизападной направлен­ностью. С помощью репрессивных мер вся сексуально-эротическая культура — эротическое искусство, научные исследования и какое бы то ни было сексуальное просвещение — в СССР была выкорчевана. Люди черпали знания из рассказов старших, личного опыта, классической литературы (например Мопассана) и старых книжек, вроде «Полового вопроса» А. Фореля, да и те большей частью лежали на спецхране. Недаром Васисуалий Лоханкин вынес из горящей квартиры лишь одеяло и любимую книгу «Мужчина и женщина». Так продолжалось до середины 1960-х годов.

Андрей Платонов: «Неурегулированный пол есть не­урегулированная душа — нерентабельная, страдающая и плодящая страдания, что в век всеобщей научной орга­низации труда... не может быть терпимо <...> Наш ло­зунг •— душевная и физиологическая судьба нашего по­купателя, совершающего половое отправление, вся должна находиться в его руках, положенных на соот­ветствующие регуляторы. И мы этого достигли» («Антисексус», 1926).

Этот поворот был не просто реакцией на социально-нравственные издержки послереволюционной дезорга­низации брачно-семейных отношений, а одним из аспек­тов системы тотального контроля и подавления личности. Если человек является прежде всего производительной силой, то он обязан на рабочем месте создавать мате­риальные блага, а в семье — детей. Все остальное — от лукавого и подлежит уничтожению. Хотя эта жестокая, бесчеловечная по сути идеология тотального контроля драпировалась в моральные одежды, фактически она порождала лишь цинизм и лицемерие.

Официально провозглашенные цели этой политики -укрепление семьи и нравственности и повышение рож­даемости — разумеется, не были достигнуты. Вместо повышения рождаемости страна получила рост числа подпольных абортов, а как только аборты были легали­зованы (1955), Советский Союз занял по этому показа­телю первое место в мире. Запрещение легального сек­суально-эротического дискурса неизбежно низводит человеческую сексуальность до уровня немой, чисто физиологической активности, делая ее не только при­митивной, но социально опасной и непредсказуемой. И если вначале режим мог использовать подавление сек­суальности против своих противников, то в дальней­шем репрессивность обращается против него самого. Сексуальность стала знаком социального протеста и убе­жищем от тоталитарного режима.

Уже в начале 1960-х годов, как только репрессив­ный режим ослабел, сексуальный дискурс стал возрож­даться. При этом выяснилась не только чудовищная от­сталость страны, но и то, что, несмотря на все репрессии и социальную изолированность от Запада, главные тен­денции динамики изменения сексуального поведения в СССР были те же, что и у наших идеологических вра­гов: снижение возрастной планки сексуального дебюта, эмансипация, отделение сексуальной мотивации от мат­римониальной, рост числа разводов, добрачных и вне­брачных зачатий и рождений, повышение интереса к эротике, ресексуализация женщин и т. д. В том же на­правлении эволюционировали и сексуальные ценности россиян, причем сдвиги в этом направлении начались не в эпоху перестройки и гласности, а уже в 1960-х и, особенно, 1970-х годах. Молодежь 90-х только продол­жила этот процесс.

Дата добавления: 2014-01-04