Современная Россия

Крушение советского режима принесло людям желан­ное сексуальное освобождение. Но рождение новой сексу­ально-эротической культуры — долгий и сложный про­цесс. Так же как в экономике и политике, сексуальное освобождение обернулось криминальным беспределом. Главными тенденциями развития массовой сексуальной культуры в постсоветской России стали вульгаризация (сведение сложных любовно-эротических чувств и пе­реживаний к примитивной и стандартной сексуальной технике), коммерциализация, не имеющая, как и ее западные прообразы, ничего общего ни с этикой, ни с эстетикой, ни с педагогикой, и вестернизация. Как ре­акция на эти процессы, у представителей старших воз­растов и консервативно настроенных людей возникает стремление вернуться назад, к идеализированному, ни­когда на самом деле не существовавшему, «целомуд­ренному прошлому». Единственной альтернативой без­нравственности становится Домострой.

Сдвиги в сексуальном поведении молодежи, сопро­вождающиеся значительными социальными издержка­ми, застали российское общество и государство врас­плох. Глобальные демографические процессы, такие как снижение рождаемости, органически сливаются с ло­кальными, обусловленными социально-экономическим упадком и дезинтеграцией России (снижение уровня жизни, рост детской смертности, разрушение обществен­ного здравоохранения и общая криминализация стра­ны). Обсуждающие их политики и журналисты вместо серьезной научной статистики пользуются случайными, недостоверными данными, отобранными весьма предвзя­то, при этом делая крайне политизированные выводы. Отечественную картину не сравнивают с происходящим в других странах, а закономерные глобальные процессы зачастую принимают за местные, сугубо российские, вытекающие из специфических местных трудностей. Сложные и противоречивые тенденции общественного развития примитивно объясняются «падением нравов», влиянием «растленного Запада», происками западных спецслужб и фармацевтических компаний. При этом ре­альные трудности, переживаемые страной, мистифи­цируются и усугубляются.

Как показывают историко-социологические исследования, долгосрочные тенденции сексуального поведения россиян уже в 1960-70-х годах были принципиально теми же, что и в странах Запада, и имели те же самые глубинные причины. Отличие России от Запада заключается не в направлении развития, а в его хронологических рамках и в степени осознания обществом происходящих перемен.

По данным российско-финского исследования 1996 года, сексуальное поведение и ценности петербуржцев середины 1990-х напоминают те, которые существовали в Финляндии в начале 1970-х, когда там был достигнут пик сексуальной терпимости. В России либерализация сексуальной морали часто сочетается с махровым сек-сизмом и традиционализмом, особенно когда речь захо­дит о сексуальных и репродуктивных правах женщин.

Второе отличие России от Запада касается уровня осознанности происходящих процессов. В демократичес­ких странах Запада сдвигам в сексуальном поведении обыч­но предшествовали сдвиги в социальных установках,

которые выражались и обсуждались публично. В России на бытовом уровне дело обстоит так же (иначе просто не бывает). Однако цензурные запреты (раньше) и от­сутствие профессионального дискурса (теперь) препят­ствуют осознанию этих сдвигов, которые из-за этого кажутся неожиданными и катастрофическими, а порой и в самом деле становятся таковыми.

Каковы же эти сдвиги?

Как и на Западе, в России происходит быстрое снижение возрастной планки сексуального дебюта.

Среди ленинградских/петербургских студентов, име­вших сексуальный опыт, начали сексуальную жизнь в воз­расте моложе 16 лет: в 1965 году — 5,3%, в 1972 — 8,2%, а в 1995 — 12,2%. Доля молодых людей, осуще­ствивших сексуальный дебют между 16 и 18 годами, вы­росла за эти тридцать лет с 33% до 52,8%. «Омоложе­ние» возраста сексуального дебюта («В каком возрасте вы начали половую жизнь?») убедительно демонстри­рует московский опрос Всероссийского центра изу­чения общественного мнения (ВЦИОМ) (март 2002 г.). В младшей возрастной группе (от 20 до 30 лет) средний возраст этого события составил 16,6, а в старшей (от 31 до 45 лет) — 17,8 лет. Более конкретно, среди 20-30-летних до 16 лет начали половую жизнь 26,5%, в 16-17 лет — 35,6%, итого: до 18 лет — 62%, старше 18 лет — 28%. Среди 31-45-летних до 16 лет сексуальную жизнь нача­ли 16,5%, в 16-17 лет — 17,4%, итого: до 18 лет -- 34%, старше 18 лет - - 53%. Если бы мы сравнили сексуаль­ный опыт сегодняшних подростков с опытом их деду­шек и бабушек, разница была бы гораздо более замет­ной. Разумеется, что все эти связи являются добрачными. В 1996 году средний возраст вступления в брак в России составлял 22,2 года — у женщин и 24,4 года — у мужчин, Эти цифры не сенсационны и вполне сопоставимы с Западными. По данным Британского национального оп­роса 2000 года, 30% 16-19-летних мужчин и 26% жен­щин этого же возраста пережили первый коитус еще до наступления 16-летия, средний возраст сексуально­го дебюта в этой подгруппе — 16 лет. По новейшим польским данным, средний возраст начала половой жиз­ни у юных поляков в 2001 году составлял 15,11 лет у 15— 16-летних девочек, а у мальчиков той же возрастной группы — 14,6 лет. Однако в России эти сдвиги происхо­дят в крайне неблагоприятной социально-экономичес­кой обстановке и на фоне низкого уровня сексуальной культуры, включая отсутствие систематического сексуального образования детей и молодежи.

Поведенческим сдвигам соответствуют аналогичные сдвиги в общественном сознании. Уже в 1960-х годах сексуальная мотивация молодежи не совпадала с матримо­ниальными намерениями. В дальнейшем они и вовсе ра­зошлись.

Вопреки утверждениям об извечном исключительном целомудрии российских женщин, отношение россиян тс добрачному и внебрачному сексу весьма либерально. При сравнении сексуальных установок населения 24 стран (было опрошено 1998 человек, из них 64% — женщины, средний возраст которых 41 год), россияне опередили всех остальных по готовности принять и оправдать внебрач­ные связи; их категорически осудили только 36% опро­шенных, а 17% признали их взгляды допустимыми.

Сравнив две сходные выборки молодых специали­стов по 250 человек в каждой с интервалом в 20 лет (1969 и 1989), С. И. Голод нашел рост не только терпимости к внебрачным связям, но и увеличение их количества. Доля женщин, признавших, что они имели внебрачные связи, выросла с одной трети в 1969 до половины в 1989 году; среди мужчин в 1969 году наличие внебрачных связей признало меньше половины, а в 1989 — свыше трех чет­вертей женатых мужчин. Среди опрошенных в 1999 году финнов, эстонцев и петербуржцев временную супруже­скую неверность сочли допустимой 51% питерских муж­чин, по сравнению с 20% финнов и эстонцев; наличие «параллельных связей» признала почти половина жена­тых питерцев и только треть финнов и эстонцев.

О прагматизме россиян свидетельствуют и ответы американских, японских и русских студентов на вопрос «Согласились ли бы вы вступить в брак с человеком, в которого вы не влюблены, если он обладает всеми ос­тальными желаемыми вами качествами?». Авторы ожи­дали, что непременно требовать любви будут только индивидуалистически воспитанные американцы, а рус­ские и японцы будут более практичными. Но оказалось, что для японцев любовь почти так же важна, как и для американцев: мало кто из них готов вступить в брак без любви. Российские мужчины оказались слегка более праг­матичными, чем остальные: жениться без любви способ­ны 30% опрошенных. Зато 41% наших женщин препод­несли сюрприз: они вполне готовы выйти замуж без любви.

Важный показатель либерализации половой морали — рост терпимости по отношению к добрачным связям. Несмотря на ханжество официальной советской морали и педагогики, реальное общественное мнение, особенно молодежное, уже в 1960-е годы относилось к ним спо­койно и даже равнодушно. Из 500 ленинградских сту­дентов, опрошенных Голодом в 1965 году, добрачные связи признали допустимыми 45%, недопустимыми — 22%, неопределенную позицию заняли 33% опрошенных. В марте 2002 года на вопрос «Как вы считаете, это нормально, допустимо — заниматься сексом до вступления в брак?» утвердительно ответили 83% опрошенных москвичей. Однако мужчинам это «позволяют» значительно охотнее, чем женщинам. Так думают не только взрослые, но и подростки. На вопрос «Хотели бы вы, чтобы ваш брачный партнер имел сексуальный опыт до брака?» 71% девушек ответили положительно, а 60% юношей — отрицательно.

Каковы бы ни были публично высказываемые суж­дения, добрачные связи в России носят массовый харак­тер. В подавляющем большинстве случаев брачный союз не предшествует сексуальной близости, а закрепляет ее, причем с каждым новым поколением это считается все более нормальным.

В репрезентативном опросе ВЦИОМ в 1994 году на­личие добрачного сексуального опыта признали 52% мужчин и 42% женщин, при этом в группе людей стар­ше 55 лет этот опыт имели 28%, а среди людей моложе 25 лет — 77% состоящих в браке.

О том же (а также о низкой контрацептивной куль­туре россиян) говорит и большой процент добрачных зачатий. Проанализировав архивы Ленинградского двор­ца регистрации новорожденных «Малютка» за несколь­ко лет, С. И. Голод нашел, что из 239 супружеских пар, зарегистрировавших рождение первенца в декаб­ре 1963 года, 24% зачали его за три месяца до юриди­ческого оформления брака; в 1968 году таких пар было 23%, в 1973 — 28%, в 1978 — 38%, а в 1984 — 49%.

Сходные результаты дало изучение регистрационных актов одного из районов Ленинграда. Скороспелые дети «модны» в нашей стране и сейчас. По данным националь­ной 5-процентной микропереписи 1995 года, от даты регистрации брака до рождения первого ребенка в Рос­сии в среднем проходит около 6 месяцев. О том же говорит и анализ основ гражданского состояния. В 1995 году в Москве доля рождений, стимулировавших брак, составила 34%, а в младшей возрастной группе (15-19 лет) — до 50%, то есть в пять раз выше, чем у женщин, вступивших в брак после 27 лет.

Сравнительное исследование американских, россий­ских и японских студентов показало, что хотя в целом американские студенты относятся к добрачному сексу терпимее российских и японских, российские студенты значительно опередили американцев и японцев по по­казателю готовности вступить в сексуальную связь на первом же свидании. Если американцы и японцы допус­кают для себя возможность сексуального сближения на более поздних стадиях ухаживания и знакомства, то многие молодые россияне – как мужчины, так и жен­щины – готовы лечь в постель чуть ли не с первым встречным.

Долгосрочные тенденции брачно-семейных отноше­ний в России аналогичны западным. Абсолютное число разводов в России с 1959 по 1995 год неуклонно росло. В 1996 году оно несколько снизилось, но одновременно снизилось и число браков. В 1990 году на 100 браков приходилось 42 развода, а в 1996 их стало 65! Сниже­ние рождаемости, начавшееся еще в советский период, также отражает долгосрочные мировые тенденции. Зато многие другие социально-демографические по­казатели — детская смертность, аборты, состояние репродуктивного здоровья, охрана детей, сексуаль­ное насилие, распространение ЗППП и ВИЧ-инфек­ции, о которой мы будем говорить дальше, действи­тельно являются катастрофическими, некоторые — даже уникальными. И связано это не только с обни­щанием страны, но и с ошибочной социальной (в том числе сексуальной) политикой государства.

По данным общенационального опроса ВЦИОМ в 1994 году, 81% взрослых выступали за введение по­лового просвещения в образовательных учреждениях для 14-16-летних подростков, и только 10% были против. Такие же результаты давали многочисленные выбороч­ные опросы школьников, учителей и родителей. Однако политически и методически неподготовленная попытка Министерства образования РФ начать в 1996 году при поддержке ООН экспериментальный проект такого рода провалилась.

Против идеи сексуального просвещения начался и продолжается инициированный Русской Православной Церковью и КПРФ форменный крестовый поход под антизападными лозунгами. Дело изображается так, буд­то за пропагандой безопасного секса и контрацепцией стоят западные спецслужбы, желающие не только де­морализовать, но и физически истребить российский на­род. В этом походе приняли участие и некоторые дея­тели культуры, медицины и педагогики. Не только школьники, но даже студенты медицинских и педагоги­ческих вузов не получают никакого сексологического об­разования.

Идеологически сексуальная контрреволюция – все­го лишь один из элементов консервативного сознания, растерявшегося перед лицом быстрых, драматических и часто нежелательных социальных перемен и пыта-! ющегося найти точку опоры в историческом прошлом. Психологически это вполне понятно. Многие достой­ные и уважаемые люди старших поколений сегодня склонны отождествлять «хорошее» и «правильное» с «традиционным». Но исторические традиции так же противоречивы, как современность. Традиционализм стремится вернуть к жизни не реальное, а вообража­емое, идеализированное прошлое.

Новые проблемы не могут быть решены старыми средствами, а их замалчивание или умаление приносят обществу только вред.

Кто расплачивается за это воинствующее средневе­ковое мракобесие? Прежде всего, конечно, подростки. Все проведенные в стране исследования обнаруживают чудовищное невежество в вопросах секса. По данным опроса (2001 год) 1600 школьников 10-11-х классов школ Дмитрова, Мурманска, Пскова и Таганрога, только 15% матерей и 4% отцов говорили с детьми на «сексуальные» темы, да и то между делом. Школу как важный источ­ник сексуальной информации назвали лишь 7% опро­шенных. Большую часть знаний о сексуальной жизни подростки получают из книг и журналов (53%), телеви­дения и радио (38%), от друзей (33%) и от собственных любовников (35%). Информация эта отрывочна и во мно­гом недостоверна.

В отличие от западных стран, на нашем телевидении нет ни одной просветительской программы, а в россий­ском Интернете — ни одного специального образователь­ного сайта для подростков, где они могли бы получить правдивые сведения по волнующим их вопросам, начиная с того, какого размера член считается «правильным» и нужно ли мальчику ложиться на операцию, если «он» почему-то смотрит влево, и кончая информацией о контрацепции, признаках и способах профилактики ЗППП, адресами вендиспансеров и телефонами дове­рия. Причина этого — не только безденежье. Создате­лей такой программы или сайта немедленно обвинят в развращении молодежи, стимулировании «нездоровых сексуальных интересов» (здоровых сексуальных инте­ресов, как и половых органов, у советского — прости­те, русского — человека по определению не бывает!) и даже педофилии (кто же, кроме педофила, станет говорить с подростками на такие темы?!).

Неудивительно, что 42% опрошенных девушек при пер­вом сношении вообще не прибегали к помощи контрацеп­ции, а 13% воспользовались самым ненадежным методом (прерванное сношение). Для сравнения: среди опрошен­ных в 1998 году немецких подростков обошлись без кон­трацепции при первом сношении только 11% девочек! По справедливому замечанию известного голландского спе­циалиста Эверта Кеттинга, сексуальное поведение россий­ских подростков принадлежит XXI веку, а их сексуаль­ное сознание и знания остаются на уровне 1950-х годов.

Каковы результаты российской антисексуальной по­литики?

По данным ООН на 2002 год, число абортов на 1000 женщин в возрасте от 15 до 45 лет составляет: в Бель­гии — б, в Нидерландах — 7, в Германии — 8, а в России – 62. Абсолютный, недостижимый для цивили­зованных стран рекорд!

Сходная ситуация наблюдается у подростков. Во всех странах Евросоюза число и удельный вес подростко­вых беременностей снижается, составляя от 12 до 25 на 1000 девушек в возрасте от 15 до 19 лет; в России и Румынии на долю тинейджеров приходится 16% всех незапланированных беременностей, которые часто за­вершаются абортами.

Показатели по ЗППП и по ВИЧ-инфекции у россий­ских подростков в 1990-х годах были в 100 раз выше, чем в странах Западной Европы, и продолжают расти. В 1997 году по количеству больных сифилисом 15-19-летних Россия занимала первое место в Европе (262 на 100 000 населения по сравнению с 0,7 в западных стра­нах). Российская Федерация имеет сегодня самые высо­кие показатели по заболеваемости гонореей и сифилисом, а распространенность ВИЧ-инфекции среди подростков здесь самая высокая в Европе. Это связано не только с социально-экономическими факторами, но и с отсутствием элементарного сексуального образования.

Сексуальная безграмотность и привитое в детстве опасливо-враждебное отношение к сексу калечит жизнь и взрослым людям. Женщина с плачем и обидой в голосе говорит на сексологической консультации:

«— Я двадцать лет ему не изменяла! Я двадцать лет исполняла супружеские обязанности! Знали бы вы, чего мне это стоило! Теперь он уходит к другой, а ведь за все это время не подарил мне ни одного оргазма!

— А он об этом знает?

— Как же! Что я, дура? Чтобы он меня фригидной считал?»

Эта женщина знает научные слова, но думает, что оргазм ей может и должен «подарить» муж, как коробку конфет. А что она сама чувствует в постели?

«— Марина, а что значит для тебя хотеть мужчину?

— Ну, это хозяин в доме, чтобы гвоздь мог вбить.

— Нет, Марин, ты меня не поняла! Что для тебя означает физически хотеть мужчину?

— Ну, чтоб отец был моим детям, чтобы чувствовать себя как за каменной стеной.

— Нет, Марин...»

Когда наконец-то Марина понимает, о чем я ее спрашиваю, она заливается краской и быстро закрывает свое лицо руками.

Марине 40 лет, у нее двое детей. В детстве ее родители, конечно, избегали темы, откуда берутся дети, но не это сыграло главную роль в блокировании желаний, неприязненном отношении к занятию «этим». Травма была нанесена воспитательницей в детском саду, когда один мальчик во время «тихого часа» залез к Марине под одеяло и решил показать, что бывает между мамой и папой. Я не буду описывать ни то, что сделала воспи­тательница, ни то, что она при этом говорила. Это не для слабонервных!

Мне не хочется комментировать подобные факты. Это не женские и не мужские проблемы, это проблемы сек­суальной культуры страны. В борьбе государства, тре­бующего от своих граждан репродукции и не призна­ющего их сексуальных прав, против общества, которое явно предпочитает секс деторождению, победителя не будет. Битву с сексуальностью ни один политический режим никогда не выигрывал. Тем более невозможно такое в XXI веке. В этих вопросах люди голосуют не только руками, как обычные избиратели, но и более чувствительными частями тела. Абсурдная позиция вла­сти только углубляет разрыв поколений, который в Рос­сии и так очень велик.

Но и народу такая победа над властью не принесет пользы. Продолжение нынешней сексуальной политики (точнее, заменяющей ее антисексуальной истерии) в со­четании с другими неблагоприятными условиями (высо­кая детская смертность, низкий уровень жизни, низкая рождаемость, низкая культура здоровья и особенно тра­диционная нечувствительность россиян к факторам со­циального и личного риска и угрозы смерти, связанная с такими культурно-историческими диспозициями, как фатализм, социальный мазохизм и выученная беспомощ­ность) увеличивает вероятность физического вымирания и деградации страны.

Дата добавления: 2014-01-04