Лекция № 6. Социокультурные и социальные основания политики

1. Политическая культура.

2. Роль этноконфессиональных факторов в политике.

3. Социальная стратификация и политическая жизнь.

1) Термин «политическая культура» введен немецким философом-просветителем И. Гердером еще в XVIIIв. Но целостный взгляд на политическую культуру как совокупность норм и ценностей, которыми руководствуется каждая личность, принадлежащая к данной культуре, в процессе политического участия сложился лишь после Второй мировой войны в американской политической науке (Г. Алмонд, Л. Пай, С. Верба, Г. Пауэлл). В конце пятидесятых годов ХХв. Г. Алмонд и Г. Пауэлл сформулировали субъективистское понимание политической культуры как совокупности личностных ориентаций, которыми человек руководствуется в процессе политического участия. Иной взгляд на политическую культуру как на совокупность объективно заданных норм и ценностей, т.е., фактически, как на общественный институт, менее распространен.

Разрабатывая первую и ставшую достаточно распространенной модель политической культуры, Г. Алмонд выделил ориентационный (антропологический) и институциональный уровни анализа политической системы. При этом человек руководствуется когнитивными (сознательными), аффективными (эмоциональными, неосознанными) и ценностными ориентациями. По мнению современного американского автора С. Шилтона, именно модели политической культуры соединяют системный и институциональный подходы к политике.

В 1963г. американские исследователи Габриэл Алмонд и Сидней Верба сформулировали классическую модель «идеальных типов» политической культуры. Модель основана на тщательном эмпирическом и количественном (научная строгость - сильная сторона американской социологии) анализе фактического социологического материала, собранного в ряде стран. Три типа, предложенных Алмондом и Вербой – это 1) приходская (патриархальная или традиционная); 2) подданническая культуры; и 3) партиципаторная (participation - англ. – участие), реже – активистская, культура или культура участия. Приходская, т.е. сложившаяся вокруг церковной общины, культура не предполагает не только участия в политике, но - даже интереса к ней, эта культура ориентируется на местные, локальные, «приходские» ценности. Культура подданного сочетает интерес к политике и неучастие во власти. Культура участия – это активная вовлеченность в политику. По мнению Алмонда и Вербы, гражданская культура – это сочетание всех трех типов с преобладанием участия.

2) Субъективная оценка лицом или группой своей этноконфессиональной принадлежности нередко становится явным и рождающим конфликты выражением политико-правовой культуры.

Две сложившиеся модели отношений государства и нации как сложной, но, преимущественно, этноконфессиональной общности - это 1) этатистская (англосаксонская и романская от фр. еt a t - государство); 2) этническая (немецкая). Согласно этатистской модели нация – это политически организованный народ, совокупность граждан государства. В соответствии с данной парадигмой надгосударственная структура, призванная помочь становлению нового, более справедливого мирового порядка, и не слишком успешно справляющаяся с этой задачей, названа – Объединенными нациями (калька с английского- Union Nations – русский перевод – Организация Объединенных наций (ООН). Этноцентристская (этническая) модель – это многообразные, возможно, весьма умеренные и гуманные, но ориентированные на единство «крови и почвы» концепции. Нация в этой парадигме может рассматриваться и как исключительно духовное или религиозное единство (во всем мире, как и в старой России, евреем считали и считают только правоверного иудея).

В рамках обоих подходов может быть внедрена модель национально-культурной автономии. Ее авторы, представители левой гуманистической традиции, сформулировали весьма корректный с формально-правовой точки зрения подход, ныне вошедший в международно-правовые нормы, охраняющие свободу личности, и действующее внутригосударственное публичное законодательство. Лицо вправе свободно определять свою этноконфессиональную принадлежность или не указывать ее, что, безусловно, не влечет никаких отрицательных правовых последствий. При этом объединение граждан одной этноконфессиональной группы может сохранять свою культурную и религиозную самобытность (развитие языка, литературы и искусства, национальное образование, центры досуга, культовые учреждения), уважая действующие правовые нормы.

Политическое участие, обусловленное религиозными причинами, нередко еще более конфликтно, чем национальное участие. Противостояние «чужому», обусловленное осознанно принятыми вне разума догматами, не допускает компромиссов. В условиях лишь межнационального, а не межконфессионального конфликта привычка к компромиссам, складываясь во взаимодействии элитарных групп наций-государств, постепенно распространяется на низы. Отметим, что роль религии в социально-политической жизни ныне столь же амбивалентна, как и роль социальных или национальных конфликтов. В подтверждение данного тезиса приведем практически хрестоматийные примеры.

Роль католицизма в Испании, Португалии, Италии, Латинской Америке, несомненно, противоречива. Католическая церковь в этих странах поддерживала авторитарные режимы. Диктаторы, прекрасно понимая роль религии, прямо провозглашавшей политическую лояльность («Всякая власть от Бога»), жестко преследовали лишь оппозиционную политическую активность церковных иерархов. В то же время во всех романо-язычных странах, а за прошедшие два десятилетия и в европейских странах бывшего «соцлагеря» католическая вера с ее явно либерально-гуманистическими установками (свобода воли, гарантии небесного блаженства, лояльность Бога и Богоматери ко всякому верующему) способствовала относительно мирной - в большинстве случаев - демократизации общества. Начиная со II Ватиканского Собора (1960-е гг.), современный неотомизм с большей или меньшей последовательностью придерживается следующих положений:

· Ответственность богатых и влиятельных государств за помощь бедным, слаборазвитым странам и народам;

· Ответственность церкви за благотворительность, использование церковного влияния на правящие группы и состоятельных людей для привлечения «сильных мира сего» к активной социальной политике;

· Развитие классического для католиков учения о свободе воли.

Исламская социально-политическая модернизация в ряде арабских и афро-азиатских стран (Малайзия, Турция, Иордания, Марокко, Пакистан, Казахстан, Кыргызстан и др.) происходит, пусть и с огромными трудностями, но, преимущественно, на неэкстремистских путях.

Межрелигиозные конфликты новейшего времени отражает сложившаяся в западной теологии и социально-политическом анализе роли религий в общественной жизни традиция – христианство после Освенцима (религия и религиозная мысль после Холокоста-гитлеровского антисемитского геноцида).

Среди политиков в современной Палестине преобладают сторонники регулирования конфликта с евреями жесткими методами. Но в рамках палестинской «теологии освобождения» встречаются и пацифисты.

Лево-либеральные пути решения арабо-еврейского конфликта (единое арабо-еврейское государство с безусловным гражданским равноправием независимо от этноконфессиональной принадлежности каждого лица) поддерживали видные иудейские богословы Мартин Бубер и Иуда Магнес, которых иногда называют сионисты-пацифисты. Евреи-сторонники леволиберального решения арабо-еврейского конфликта, Р. Баум, Абба Эбан и др., указывают на злоупотребление символикой Холокоста со стороны израильских правых и предлагают отказаться от подобных спекуляций на тему реально имевшей место человеческой и национальной беды.

3) При всей важности социокультурной традиции, личностных мотивов или устоявшихся стереотипов, политика, что подтверждается и многими эмпирическими исследованиями, – это столкновения по поводу участия во власти различных социальных групп. А индивидуальное участие – это, в значительной мере, отражение, возможно искаженное, стремления улучшить собственные статусные характеристики и (или) перспективы.

Социальная стратификация – это расслоение общества по четырем основным признакам: власть, доходы, образование, престиж. Сама по себе социальная группа – лишь потенциальный субъект политики. Побудительным мотивом для политической активности той или иной общности является наличие интересов, которые она может реализовать, лишь используя властные механизмы. Насколько эффективно будут защищены интересы данной общности, зависит не столько от ее потенциальной силы, сколько от активности, влияния, формальных и неформальных ресурсов тех «вторичных ассоциаций» (А. де Токвиль), партий, организаций, движений, групп давления, которые транслируют интересы социальной общности на политическом уровне. Система социально-политического представительства интересов общественных групп во властных отношениях – посредник между обществом и государством (подробнее об этом см. лекции №№ 8-9).

Классическая теория стратификации и актуализации социального положения лица или группы в борьбе за власть сложилась в условиях развитого индустриального общества. Западные общества в к.ХIХ-пер.пол.ХХвв. характеризовались четкой взаимосвязью статуса и социально-политической, а также идеологической позиции. Низшие слои, преимущественно, малоквалифицированные низкооплачиваемые лица наемного труда, разделяли левые, социалистические взгляды. «Старые средние слои», мелкие и средние собственники, рантье, придерживались тех или иных вариантов либеральной или консервативной идеологии. Праворадикальные политики, которые не могли найти поддержку как у относительно образованных и умеренных средних слоев, равно так и у «ангажированных» социалистами рабочих, вставали на путь «бонапартизма», привлечения на свою сторону «социального дна», маргинальных слоев.

Кризисному, радикальному, а затем, возможно, внеконвенциональному, революционному, поведению могут способствовать и 1)недовольство низов своим сложившемся жизненным уровнем в сравнении со средними слоями и «богатеями», и 2)резкое ухудшение положения тех или иных социальных групп по отношению к сложившемуся, ставшему привычным, стандарту, и 3)«обманутые надежды», «неполученные выгоды».

Дата добавления: 2014-01-04