Предпосылки западной традиции права

Политические и правовые учения в феодальном обществе. в Средние века

Тема 5

В качестве первой предпосылки можно назвать влия­ние римского права, память о котором сохранялась в тече­ние всего раннего Средневековья. Это было «римское вульгарное право», то есть право упрощенное, приспособ­ленное к уровню понимания народов, живших в Европе в V-X веках¹⁸⁵.

Совершенно другая ситуация возникла в XI веке, ког­да были переведены «Дигесты». Хотя текст рукописи Юстиниана и изложенные в ней законы воспринимались почти как священное писание, многие сюжеты и темы «Дигесты» были непонятны и поэтому нуждались в истол­ковании. Берман отмечает, что юристы Средних веков, изучавшие римские тексты, «считали, как и вообще все их современники, что эта более цивилизация, Римская импе-

¹⁸⁵ Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. - М., 1998. С. 64.

рия, дожила до их дней и на Востоке, и на Западе. Она ос­талась жива в особом смысле, в новой форме, как душа, пе­режившая тело. Более того, они были уверены, что та им­перия обладала универсальностью и постоянством. Они воспринимали право Юстиниана не как право, примени­мое в Византии в 534 г., а как право, применимое всегда и везде. Другими словами, они принимали право Юстини­ана за истину точно так, как принимали на веру Библию, произведения Платона и (позже) Аристотеля. Хотя, ска­жем, то, что было написано в своде Юстиниана о собствен­ности на землю, не имело ничего общего с регулировани­ем феодального права собственности, господствовавшего в 1100 г. в Тоскане или Нормандии»¹⁸⁶.

Чтобы разобраться в этих противоречиях и вообще по­нять «Дигесты», студенты, съезжавшиеся со всей Европы в Болонью, Париж и другие крупные города, стали объеди­няться и нанимать учителей, которые бы объяснили им эти тексты (из этого, в частности, родились средневековые университеты). И церковные законы, как показывает Бер­ман, испытали на себе сильное влияние римского права:

были заимствованы различные понятия и нормы классиче­ского и постклассического римского права, особенно в во­просах собственности, наследования и договоров'⁸⁷.

Вторая предпосылка западной традиции права - прак­тика разрешения конфликтов и других социальных про­блем, имевшая место до XI-XII веков. Она включала в се­бя судопроизводство и выработку законов, регулировав­ших социальную жизнь того периода. Важно, что и то, и другое основывалось не на праве, а на племенных или на­родных обычаях, феодальных отношениях, религиозных или квазирелигиозных представлениях, напоминавших со­бой представления о богах периода древних царств. И принципы, на основе которых осмыслялись и обосновы­вались законы, были похожи на принцип эквивалентности

предыдущей эпохи, только теперь «равное действие» часто измерялось в денежном эквиваленте. Например, Саличес-кая правда (496 г.) начинается с перечисления денежных штрафов, которые обидчики платят пострадавшим за нане­сение им ущерба, включая убийство, нападение, кражу;

в Законах Этельберга приводится настоящий прейскурант преступлений: столько-то за потерю ноги, глаза, раба; че­тыре передних зуба оценивались по шесть шиллингов, со­седние зубы - по четыре и т. д.

Интересно, что в монастырях и при дворах королей су­допроизводство и законотворчество недалеко ушло от на­родной племенной практики. «Начиная с VI в. настоятели ведущих монастырей писали сборники правил, которые назывались уложениями о наказаниях или книгами покая­ний, где за разные грехи полагались разные наказания. Сначала за разные проступки виновные наказывались раз­ным числом ударов, со временем телесные наказания стали более разнообразными и к ним добавились нетелесные. Обычным наказанием стал пост на определенное время, к этому прибавились богоугодные пожертвования, добрые дела и возмещение ущерба пострадавшим. Таким образом, монашество, не осуждая старые общинные методы разре­шения споров и наказаний, предложило свои собственные процедуры, которые больше заботились о спасении душ, чем об умиротворении мести»¹⁸⁸. А сборники королевских законов содержали не законы в современном понимании, а скорее увещевания «хранить мир, блюсти справедли­вость и воздерживаться от преступлений». Некоторые вар­варские правды указывали, что если человек не мог найти справедливости в местных судах, он должен обращаться к королю¹⁸⁹.

Третьей предпосылкой становления западной тради­ции права выступают лавинообразно нарастающие в XI ве-

¹⁸⁸ Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. - М., 1998. С. 79.

ке конфликты и другие проблемы, обусловленные не­сколькими факторами: развитием хозяйственной и куль­турной деятельности,^бурным развитие городов и культу­ры, наконец, борьбой церкви за власть и автономию. Почти все историки Средних веков отмечают, что в XI-XII веках наблюдается резкий экономический рост, связанный с раз­витием техники и более прогрессивными способами обра­ботки земли, бурный рост городов (если в 1050 году на всю Европу было всего два города - Венеция и Лондон - с на­селением больше 10 тысяч человек, то к 1250 году многие города насчитывали более 100 тысяч человек, десятки -более 30 тысяч человек, сотни - более 10 тысяч; в городах уже проживало 3-4 миллиона жителей), развивается тор­говля, кредит, банковское дело, страхование, по всей Евро-

1QO

не создаются цеха.

Не меньшее значение имели конфликты между свет­ской и церковной властью. Дело в том, что в Европе этого периода отчасти повторилась история, которую мы рас­смотрели выше в культуре древних царств, а именно: ба­зисный культурный сценарий позволял претендовать на высшую власть двум социальным институтам - христиан­ской церкви и светской власти в лице королей, императо­ров, баронов. С одной стороны, именно папа и кардиналы выступали посредниками между христианами и Творцом, представляли Творца на земле, с другой - короли и импе­раторы Западной Европы в VI-XI веках считались «Хрис­товыми наместниками», сакральными фигурами, религи­озными вождями своего народа; в особенности император благодаря помазанию воспринимался как высший духов­ный руководитель всех христиан, которого не смел судить ни один человек, но который сам судил всех людей и отве­чал за них на Страшном суде¹⁹¹. Более того, в этот период под властью королей, императоров и крупных феодалов находились западное христианское духовенство и большая

часть церковной собственности. Светские власти не только «контролировали земли и доходы церкви, но и назначали на должности епархиальных архиереев и других, находив­шихся на их земле угодных им лиц, часто из числа близких родственников. Эта власть раздавать церковные должнос­ти (бенефиции) часто оказывалась весьма прибыльной, так как этим должностям сопутствовала обязанность получать доходы и службы с земельных владений при них»¹⁹².

Ситуация стала быстро меняться в Х и начале XI века, когда началось движение за объединение множества суще­ствовавших самостоятельно монастырей и приходов, а так­же борьба за очищение церкви от феодальных и местных влияний и неизбежно сопутствующей им коррупции. (Но еще во второй половине IX века папа Николай I пытался утвердить власть не только над архиепископами и еписко­пами, но и над «императорами, заявив, что короли не име­ют права судить священников и что священники не подле­жат юрисдикции королей; впрочем, тогда эта декларация не изменила положения дел»¹⁹³.) Инициатором нового дви­жения выступило аббатство Клюни, которое сумело со­здать и объединить более тысячи монастырей, которые все управлялись приорами под юрисдикцией аббата Клюни Одилона. Он же выступил инициатором церковного дви­жения за «Мир Господний», направленного против войн и насилия, что способствовало существенному поднятию авторитета христианской церкви.

Объединение приходов и монастырей и других церков­ных сообществ и организаций позволило папам объявить войну светской власти. Начал ее папа Григорий VII, про­возгласивший юридическое верховенство папы над всеми христианами и светскими властями, а чтобы его слова не расходились с делом, он тут же низложил императора Ген­риха IV. Одновременно Григорий VII приступил к рефор-

¹⁹² Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. - М., 1998. С. 96.

мированию и самой церкви, например, он «приказал всем христианам бойкотировать священников, живших в браке или внебрачном сожительстве, и не принимать их услуг в отношении таинств»¹⁹⁴. Поскольку христианская церковь не имела собственной армии, свои претензии на верховную власть она пыталась утвердить, в частности, на основе пра­ва. В 1075 году папа Григорий VII, «заглянув в собствен­ную грудь», написал документ под названием «Dictates Рарае» (Диктаты папы), из которого имеет смысл привес­ти несколько положений:

«I. Римская церковь основана одним только Господом.

2. Римский епископ один по праву зовется вселен­ским.

3. Он один имеет право низлагать и восстанавливать епископов.

7. Ему одному позволено создавать новые законы в соответствии с нуждами времени.

9. Одному лишь папе все князья должны целовать ноги.

11. Он может низлагать императоров.

18. Никакой его приговор не может быть никем отме­нен, и только он один может отменять любые»¹⁹⁵.

Начался затяжной конфликт светских властей с цер­ковными, не ограничившийся одними письмами: в ход по­шло оружие, проклятия, отлучение от церкви. Например, Иоанн Солсберийский в трактате «Norman Anonymous», на­правленном против партии папы, пишет, что и «королев­ское достоинство Христа, и его святость прямо передаются королям через коронацию. Как викарий есть наместник Христа, король сам божественен и является священником своего народа. Он даже может совершать таинства, после коронации - такова традиция в Византии, у франков и ан­глосаксов - император или король входил в алтарь и гото­вил хлеб и вино для своего собственного причащения. Ко-

роль также благодетель и спаситель своего народа, поэтому он может прощать грехи».

Успех в борьбе пап с королями попеременно был то на одной стороне, то на другой, поскольку обе партии имели своих многочисленных сторонников, которые, однако, са­ми часто меняли свои взгляды, ведь и христианская цер­ковь представляла собой тело Христово, но и светская власть была сакральна. «В итоге ни папам, ни императорам не удалось настоять на своих изначальных притязаниях. По Вормскому конкордату 1122 года император гаранти­ровал, что епископы и аббаты будут свободно избираться одной лишь церковью, и отказался от присвоения им ду­ховных символов - кольца и посоха. Со своей стороны па­па согласился на право императора присутствовать на вы­борах и вмешиваться там, где возникал спор»¹⁹⁶. За этим первым шагом последовали и другие, в ходе которых цер­ковь и светская власть постепенно разграничивали компе­тенции и определяли границы собственных институтов. Другой важный результат - формирование канонического права и по его образцу права светского государства.

В качестве четвертой предпосылки может быть назва­на структура средневекового общества. Оно состояло из многих сообществ (племенных союзов, дворов королей и других крупных феодалов, христиан-монахов, мирян, связанных феодальными отношениями, горожан и т. д.), каждое из которых отстаивало свою самостоятельность. Средневековое общество было обществом равных перед Богом, а также, отчасти, в силу договорных отношений. Это общество признавало разных социальных субъектов (церковь, светские власти, города, цеха и т. д.). Потому и не могли в рассмотренном конфликте победить ни церковь, ни светские власти, что средневековое общество было об­ществом многих равных перед Богом, обществом, не мыс­лящим деспотизм в качестве нормы социальности. По су­

ти, начиная с XI-XII веков средневековое общество пыта­ется конституировать себя на основе права и механиз­мов, напоминающих собой демократические.

Образцом при этом выступала христианская церковь. Так, несмотря на единовластие папы, сам папа избирался кардиналами, в свою очередь епископ избирался соборным капитулом, то есть канониками и другими клириками, аб­бат избирался монахами монастыря. «Хотя законодатель­ство было прерогативой пап, они все же в XII-XIII веках чувствовали потребность в периодическом созыве вселен­ских соборов, чтобы те помогали им в законодательном процессе. Это и были первые законодательные собрания Европы»¹⁹⁷. В формировании подобного общества колос­сальную роль сыграли монастыри, университеты, средне­вековая философия и теология.

Пятая предпосылка становления западной традиции права - структура церкви, соединявшая в себе три разных образования - христианское мировоззрение (в значи­тельной степени определявшее базисный сценарий и карти­ну мира средневековой культуры), церковь как сообщество христиан и церковь как корпорацию. В первой своей ипо­стаси церковь манифестировала идею Бога-Творца, создав­шего мир и продолжающего в нем пребывать, определяя все происходящие события. Это также идеи «концепирова-ния» (то есть собирания человеком по слову смыслов, тво­рения конкретных предметов), развитые Боэцием и Абеля­ром. Отсюда идея и образ средневекового права как цело­го, организма, но творимого человеком, через которого действует Бог.

Во второй ипостаси церковь, как можно понять, пред­ставляла собой общество, с одной стороны, отстаивавшее свободу своих членов и более мелких сообществ, с дру­гой - выстраивавшее отношения между ними на демокра­тической средневековой основе (выборность всех основ­ных должностей, обсуждение на вселенских соборах, об-суждение на философски-теологическом уровне, сложная иерархическая, опирающаяся на право структура управле­ния). Как пишет Г. Сайз, «при такой тонкой сверхразветв-ленной системе управления, как в средневековой Церкви, консенсус решал абсолютно все»¹⁹⁸.

В третьей своей ипостаси церковь представляла собой корпоративную организацию (в нашей терминологии «консолидированного субъекта»), ставящую перед собой определенные цели и стремящуюся их реализовать. Так, именно в XI-XII веках церковь «вознамерилась переде­лать и саму себя, и окружающий мир на основе права», ор­ганизовала Крестовые походы, приучая христиан к своей новой роли, еще раньше создавала школы и монастыри, поддерживала университеты, способствуя переделке вет­хого человека в нового. Важно понять, что необходимым условием церкви как корпоративного института являются две ее другие ипостаси.

Обсуждая этот вопрос, Берман сравнивает два разных понимания корпорации - германское и римское - и обра­щает внимание, что средневековое понимание сочетает в себе оба и опирается на признание общества. «Эти и дру­гие нормы и понятия канонического права, - пишет он, -по всей видимости, отражают германские представления о корпорации как товариществе, имеющем групповую лич­ность и групповую волю, в противоположность римскому представлению о корпорации как "учреждении", сущность которого создается вышестоящей политической властью... Сомнительно, однако, чтобы корпоративная личность в юридическом смысле вообще могла возникнуть из одной лишь группы. Ее существование всегда отчасти зависит от признания ее извне, другими слоями, от признания ее тем обществом, частью которого она является. Равным обра­зом сомнительно, чтобы корпоративная личность в юриди­ческом смысле могла возникнуть исключительно по воле

общества или государства, без предварительного наличия группы людей, имеющих общие интересы и способность действовать как единое целое»¹⁹⁹.

Наконец, шестая предпосылка - это средневековое мы­шление и, в частности, используемый юристами схоласти­ческий метод. С одной стороны, средневековое мышление включило в себя достижения античной философии и логи­ки, с другой - переосмыслило их на основе христианского мироощущения, в результате чего средневековые формы познания стали двуосмыслены и этически нагружены. Не только перевод и осмысление «Дигест», но и средневе­ковое отношение к законам, существенно различавшимся в разных общественных образованиях того времени, дела­ло необходимым анализ и применение всех этих квазипра­вовых текстов. Для этого, как известно, и применялся схо­ластический метод, истоки которого шли от «диалектичес­кого» метода Платона и Аристотеля.

Схоластический метод, пишет Берман, «называется "диалектическим" в том смысле, который придавался это­му слову в XII веке, то есть стремящимся примирить про­тивоположности»²⁰⁰. Он включал в себя две группы про­цедур: одну, напоминавшую собой платоновские и арис­тотелевские диалектические рассуждения (постановка вопросов и проблем, по которым расходятся мнения, ве­дущих к отрицанию определенных положений, выдвиже­ние (построение) примиряющих понятий на основе рас­членения и синтеза родов и видов), вторую, основанную на работах Пьера Абеляра, обсуждавшего, как строятся «максимы». «Слово "максима" было взято из аристоте­левской терминологии, оно означало "максимальная (предельная) посылка", то есть "универсалия".

Точно так же юристы Болоньи, современники Абеля­ра, индуцировали универсальные принципы из содержа­ния отдельных случаев. Это было прямой противополож-ностью старого римского понятия о норме как всего лишь "кратком изложении дела". Вместо этого считалось, что все право, jus, можно индуцировать путем синтеза из об­щих черт определенных видов прецедентов. Такую же ло­гику несколькими веками позже применили английские и американские юристы для выведения общих норм из от­дельных судебных решений... Юристы схоластической школы XII в., однако, пошли дальше своих англо-амери­канских коллег, будучи уверены, что каждое правовое ре­шение или норма - это вид рода "право". Поэтому они смогли использовать все части права для построения це­лого и одновременно использовать целое для толкования каждой части»²⁰¹.

В данном случае Берман обсуждает вопрос, как в Сред­ние века создавались новые понятия. Он думает, что глав­ными были диалектический метод и схоластическая логи­ка. Это верно, но только отчасти. Действительно, именно на основе схоластической логики средневековый философ осмысляет способы построения новых понятий. Но не меньшее значение имели идеи концепирования, а также споры реалистов с номиналистами, последнее Берман как раз подчеркивает. Новое понятие создавалось не столько как следствие построения диалектических умозаключе­ний, сколько как результат сборки («концепирования») различных смыслов на основе новых схем. А номинализм позволял оправдать это творчество человека.

Дата добавления: 2014-01-04