Время и место

25 октября 2012

В семидесятые годы, когда КГБ, понимая, что напрочь проигрывает «голосам» идеологическую войну, пытался наладить контрпропаганду, появился такой анекдот.

Тихого еврея вызывают в КГБ. «Скажите, Лев Абрамович, а это правда, что у вас двоюродный брат в Америке?» — «Увы, правда». «А вы с ним переписываетесь?» — «Что вы, боже упаси!». «Напрасно. Давайте, садитесь, берите ручку, бумагу и пишите. Начините сами, а дальше мы вам подскажем, как и что».

Делать нечего. Лев Абрамович садится и начинает писать: «Дорогой брат! Наконец я нашел время и место, чтобы тебе написать...»

Как мы видим, время и место имеют значение. И не только в анекдоте — который остался бы малопонятен, если бы я сразу не обозначил время действия, но и во всем фикшне. «Время и место» объединяют порой в одно звучное греческое слово «хронотоп». Когда автор пишет: «Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина...» — это хронотоп. И когда он пишет «Однажды давно-давно в далекой галактике...» — это тоже хронотоп.

Время и место имеют значение, потому что фикшн — это истории о людях. А люди, как известно, живут в материальном мире, имеющем три пространственных измерения и одно временнóе. Даже если ваши герои перемещаются взад-вперед во времени через четвертое измерение или в мановение ока переносятся из Бухары в Багдад на ковре-самолете, всё равно в каждый конкретный момент вашего повествования они находятся где-то и когда-то. И пока вы не дадите почувствовать это своим читателям, вы не сможете вызвать в них сопереживание к своим героям, как бы прекрасно они ни были выписаны и какими бы затейливыми ни были их приключения.

Например, роман «Низший пилотаж», душераздирающая история о наркоманах, их глюках и ломках, лишился бы большей части своего парадоксального обаяния, если бы автор, Кирилл Воробьев, выступающий под именем Баян Ширянов, не описал мерзкие наркоманские притоны, аптеки, где торчки по поддельным рецептам закупают сырье для варки «винта», и помойки при больницах, где они рыскают в поисках бланков для этих рецептов.

Бывает, даже в самой короткой истории, что место и время действия меняется. Не забывайте четко дать понять это читателю. Если всякий раз перед тем, как пускаться во все тяжкие вместе с героями «Низшего пилотажа», читателю приходилось говорить себе: «Стоп. А где это мы сейчас находимся? На флэту или на улице»? — ему бы это быстро надоело. Несмотря на красочные и жуткие описания приходов и ломок. Этим, между прочим, сильно грешат «кислотные» опусы Кена Кизи 60-х годов, читать которые сейчас, когда их раскованность и «психоделичность» никого больше не удивляет, попросту скучно.

В некоторых произведениях хронотоп выступает полноценным героем. Например, Умберто Эко в «Имени Розы» с сознательной избыточностью воспроизводит быт и реалии средневекового монастыря. Пока читаешь, эти подробности описания кажутся порой излишними. Но, закрывая книгу, понимаешь — они-то и создают ощущение полного погружения в далекую, полулегендарную ныне эпоху и не позволяют оторваться от книги. В «Рэгтайме» Доктороу действие разворачивается в начале XX века Нью-Йорке, пропитанном ранним джазом. И Доктороу сознательно усугубляет это впечатление, вводя в повествование реальных исторических лиц и события. Точно так же в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», которые поразили русских читателей не только виями и лешими, но и красочными описаниями доселе практически неизвестной им жизни украинской глубинки. Или в «Чуме» Камю, действие которой, несмотря на камерность и притчеобразность, невозможно себе представить где-либо, кроме как в задыхающемся от жары, пыли и скуки городке Оране — столице французского Алжира.

В других произведениях время и место не так важны — но все равно необходимы, потому что без них и герои, и читатель окажутся в прямом смысле слова нигде.

Итак, хронотоп — это единство времени и места повествования. Но попробуем всё-таки, на зависть физикам, разорвать это единство и проанализировать его по частям.

Дата добавления: 2014-01-04