Субъекты ответственности по международному уголовному праву

В теории международного права при анализе режима ответственности принято было различать прежде всего виды и формы ответственности государств. Употребляемая юристами терминология еще недостаточно разработана в этом отношении, а кроме того, порой понятия видов и форм ответственности применяются недостаточно последовательно.

Обычно под видом ответственности понимается общее содержание последствий международного правонарушения, их юридический характер. Формы ответственности — это способы осуществления ответственности в пределах данного вида[1].

Критерии установления видов и форм ответственности государств — характер и

объем ущерба, наносимого противоправным поведением государства.

Что касается материального ущерба, то противоправное поведение государства

может нанести реальный материальный ущерб другим государствам и

международным организациям, а также привести к упущенной выгоде, т. е. к

потерям пострадавших государств и международных организаций, которых не

было бы, если бы не противоправное поведение государства-делинквента[2]. К

реальному ущербу, по нашему мнению, можно относить и ущерб, причиненный

противоправным поведением имущественным интересам различных юридических и

физических лиц.

Что касается нематериального ущерба, то он выражается в отрицательных

последствиях противоправного поведения государства для международного

правопорядка и для защищаемых международным правом нематериальных

интересов государств (его авторитета на международной арене,

внешнеполитической роли).

Характер и объем причиненного ущерба должны тщательно учитываться при

определении видов и форм ответственности за международные правонарушения.

При обычных правонарушениях очень часто наносится какой-то материальный

ущерб либо ущемляются нематериальные, но ограждаемые международным правом

интересы пострадавшего государства. Отсюда следует и определение в

отношении государства-делинквента видов и форм ответственности.

При совершении международных преступлений и преступлений международного

характера, например агрессии, наносится тяжелейший материальный ущерб и

повышенный урон международному правопорядку. Это несомненно должно

учитываться при определении государству-правонарушителю соответствующих

видов и форм ответственности за его преступное поведение.

Помимо характера и объема причиненного ущерба при решении вопроса об

ответственности государства-правонарушителя должны приниматься в расчет и

другие факторы. К их числу относится определение степени его вины. Речь

идет о том, что устанавливается более тяжелый режим ответственности, если

ущерб – это следствие обдуманной и целенаправленной политики и

противоправного умысла, чем отличаются международные преступления и

преступления международного характера от ситуаций, когда государства в

лице их органов или должностных лиц допускают небрежность.

Соответственно видам причиняемого этими правонарушениями ущерба в

современном международном праве различаются два основных вида

ответственности – материальная и нематериальная.

Довольно часто, особенно в доктрине старого международного права,

нематериальную ответственность называли моральной. Эта тенденция была

подвергнута обоснованной критике. Однако на смену ей пришла довольно

устойчивая традиция считать этот вид ответственностью политической.

Было бы, однако, неправильно говорить только о политическом характере этой

ответственности. Г.И. Тункин отмечал, что выражение "политическая

ответственность"[3] не очень удачно, поскольку имеет неправовой оттенок, в

то время как виды и формы ответственности государств носят

международно-правовой характер. Очевидно, что когда авторы избегают

говорить о нематериальной ответственности как о международно-правовой, это

делается в первую очередь с целью отделить ее от ответственности

материальной.

В старом международном праве четко прослеживалось разделение

ответственности на эти основные категории, хотя вся доктрина

ответственности носила преимущественно материально-репарационный характер.

При этом в рамках материального вида ответственности существовали такие

его формы как реституции и репарации.

Реституция – это возмещение государством-правонарушителем материального

ущерба в натуре. Государство, у которого в результате неправомерного

поведения государства-делинквента были захвачены промышленное оборудование

или художественные ценности, имеет право на их возвращение.

Широкое применение в международной практике получили и репарации, т. е.

возмещение причиненного материального ущерба ценностями, товарами,

услугами. В то же время современным международным правом запрещены

контрибуции, т. е. имущественные изъятия под видом возмещения военных

издержек, не имеющие отношения к причиненному материальному ущербу и

носящие характер военной дани в пользу государства-победителя.

В результате появления категории особо опасных международных

правонарушений — международных преступлений — эта в принципе верная схема

видов и форм международно-правовой ответственности государства претерпела

значительные изменения.

Во-первых, некоторые традиционные формы ответственности неприменимы к

международным преступлениям. Ю.В. Петровский отмечал, что сатисфакция как

форма политической ответственности применяется в тех случаях, когда

совершаются правонарушения, не приобретающие характера международных

преступлений[4].

Во-вторых, изменилось внутреннее содержание форм ответственности. Хотя

после второй мировой войны, по решению Крымской и Берлинской конференций в

отношении Германии и по мирным договорам с Болгарией, Венгрией, Италией,

Румынией и Финляндией, возмещение материального ущерба, причиненного ими,

устанавливалось в традиционной форме репараций и реституций, содержание

этих конкретных форм ответственности за международные преступления

Германии и ее союзников было качественно другим по сравнению с содержанием

этих форм в старом международном праве.

Как во внутреннем, так и в международном праве юридическая ответственность

выполняет две основные функции: право-восстановительную и штрафную,

карательную, что имеет большое значение для эффективности самого института

ответственности. Эти функции находятся, как правило, в диалектическом

подвижном взаимодействии. Такое взаимодействие подчиняется следующему

правилу: чем выше общественная опасность международного правонарушения,

тем большую роль должна играть штрафная, карательная, функция

ответственности. В перспективном плане как бы увеличивается и

правоохранительно-превентивное воздействие института ответственности.

Наличие у ответственности штрафной, карательной, функции отнюдь не

противоречит основному принципу международного права — принципу

суверенного равенства государств. Напротив, заложенная в самой основе

института ответственности идея возложения на государство-правонарушителя

негативных последствий и лишений — гарантия поддержания международного

правопорядка и нормальных отношений государств в соответствии с принципами

и нормами международного права.

Для репарационной конструкции ответственности, связанной с обычными

международными правонарушениями, главной была правовосстановительная

функция. Основной метод борьбы с международными преступлениями — штрафная,

карательная, функция. Однако это не означает, что правовосстановительная

функция, в частности, включающая возмещение материального ущерба,

утрачивает свое значение.

"Учитывая особо опасный характер и вредность международных преступлений, —

указывает В.А. Василенко, — следовало бы предусмотреть, что при их

совершении должен в максимально возможной степени возмещаться весь

причиненный ущерб, т. е. и положительный ущерб, и упущенная выгода"[5].

Для достижения правовосстановительного эффекта и обеспечения возмещения

причиненного ущерба, проистекающего из факта международных преступлений,

устанавливаются те же традиционные формы материальной ответственности, а

именно реституции и репарации, как это имело место после второй мировой

войны в отношении Германии и ее союзников. Некоторые авторы специально

подчеркивают необходимость возмещения материального ущерба, явившегося

следствием колониального господства, аналогично возмещению ущерба за

агрессию. Однако фактическое содержание традиционных форм ответственности

в случае международных преступлений, как правило, далеко выходит за рамки

осуществления лишь одной правовосстановительной функции.

Международной практике и ранее были известны случаи, когда за

морально-политический ущерб судами назначалось материальное возмещение.

Практически это означало, что формы нематериальной ответственности

признавались неадекватными и не способными обеспечить равноценное

возмещение нематериального ущерба, которому находили материальный

эквивалент. Если благодаря развитию и долговременному применению

международной практикой репарационной ответственности материальные формы

ответственности оказывались достаточными для возмещения материального

ущерба и выполнения связанной с ним пра-вовосстановительной функции, то

формы нематериальной ответственности были недостаточно развиты и

разработаны для возмещения нематериального ущерба и достижения

карательного, штрафного, эффекта мер ответственности. Именно поэтому для

восполнения нематериального ущерба применялись формы ответственности,

традиционно характерные для материального типа ответственности.

Однако случаи, когда политический ущерб влечет материальную

ответственность, а в ответ на материальные лишения, являющиеся следствием

неправомерного поведения государства, применяются нематериальные формы

ответственности, свидетельствуют не только о неадекватности данных форм'

ответственности тому ее виду, которому в принципе они должны

корреспондировать. Такое переплетение форм ответственности выражение

тесной взаимосвязи между ее материальным и нематериальным видами. В

реальных международных ситуациях иногда трудно установить, какой

преимущественно характер носит причиненный международным преступлением

ущерб, особенно нематериальный. Если нанесен исключительно материальный

ущерб, то трудности могут возникнуть в отношении установления его размера.

При сложном характере ущерба установление не только его объема, но и

характера связано с субъективными моментами и зависит преимущественно от

воли пострадавшего государства. Таким образом, характер ответственности

является вторичным по отношению к характеру совершенного правонарушения и

причиненного ущерба, которые не всегда легко установить. Однако на выбор

вида ответственности и соответствующих ее форм влияют и другие факторы, в

первую очередь степень достаточности тех или иных форм для удовлетворения

целей ответственности за возмещение конкретного ущерба.

В результате характер ответственности может не совпадать с характером

ущерба, и могут быть определены формы ответственности, в принципе

свойственные другому ее виду.

Что касается пресечения международных преступлений, то при выборе вида и

форм ответственности решающим является обеспечение ее карательной,

штрафной, функции.

Запрещение агрессивной войны как тягчайшего международного преступления

имеет свое юридическое следствие: при определении режима ответственности

за преступное поведение государства сумма возмещенного вреда может

устанавливаться не только исходя из действительного материального ущерба,

но и с учетом дополнительной штрафной санкции.

В правовой литературе возмещение, превышающее причиненный ущерб, иногда

называют штрафным платежом, причем некоторые авторы высказываются за его

запрещение[6]. Однако представляется, что отказ от такого средства

воздействия на государства, совершающие международные преступления, был бы

неоправданным. Этому положению не противоречит тот факт, что после второй

мировой войны страны антигитлеровской коалиции пошли по другому пути. В

соответствии с решениями Крымской конференции на Германию был наложен

объем репараций значительно меньше ущерба, который она нанесла

Объединенным Нациям. Однако этот факт должен рассматриваться, по существу,

в свете беспрецедентных мер, принятых союзниками для ограничения ее

суверенитета и носивших ярко выраженный карательный и превентивный

характер. После безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии союзные

державы взяли на себя функции верховной власти в Германии, осуществили ее

разоружение и демилитаризацию, уничтожили военный потенциал, ликвидировали

и запретили нацистские организации, учреждения и законы, установили

оккупационный режим. Некоторые из подобных мер были осуществлены и в

отношении бывших союзников Германии – Венгрии, Италии, Румынии и

Финляндии.

Особая форма ответственности этих государств — изъятие из их юрисдикции

военных преступников, которые были судимы военными трибуналами, созданными

государствами антигитлеровской коалиции.

Формами политической ответственности государства-агрессора могут быть

различные ограничения его международно-правовой субъектности, как-то:

временное ограничение суверенитета, лишение части территории, послевоенная

оккупация, демилитаризация и запрет содержания вооруженных сил или

определенных их родов, ограничение судебной юрисдикции агрессивного

государства.

В принципе государства, совершающие международные преступления, несут как

материальную, так и нематериальную ответственность, и тот факт, что

основной функцией этой ответственности можно считать карательно-штрафную,

отнюдь не может преуменьшить ее правовосстановительного значения.

Соотношение видов ответственности меняется применительно к различным видам

международных преступлений. Ответственность за агрессию, наносящую

международному сообществу тягчайший материальный и нематериальный ущерб,

очевидно, носит как материальный, так и нематериальный характер;

ответственность за преступление колониализма имела значительные

материальные аспекты; для военных преступлений и экоцида характерно

сочетание видов ответственности с преобладанием материальной; для

преступлений против человечности характерны политические и моральные

аспекты, но не исключены и материальные.

В доктрине международного права при рассмотрении вопроса о формах

ответственности государств традиционно большое внимание уделяется вопросу

о юридической природе международно-правовых санкций.

Во внутреннем праве можно выделить два основных значения этого термина.

Во-первых, это правовые последствия правонарушения, зафиксированные, как

правило, в качестве части правовой нормы, устанавливающие объем и формы

ответственности за нарушение ее диспозитивной части, и реализуемые в

случае наступления юридического факта; во-вторых, различные принудительные

меры, хотя и связанные с поддержанием правопорядка, но не являющиеся

юридическими последствиями правонарушений.

В нормах международного права отсутствуют конкретные указания на объем и

форму ответственности за правонарушение, т. е. отсутствует структурная

часть нормы, называемая во внутреннем праве санкцией. Такой объем и форма

ответственности устанавливаются либо по соглашению участвующих в

правоохранительных отношениях государств, либо, и это характерно для

международных преступлений, международным сообществом, которое применяет

по отношению к государству-делинквенту принудительные меры.

Что касается принудительных мер, то они хорошо известны международному

праву. Такие меры составляют основу дискреционных полномочий Совета

Безопасности, имеющих целью поддерживать международный мир и безопасность.

Если говорить о самом широком смысле, соответствующем широкому понятию

санкций во внутреннем праве, то все принудительные меры, предусмотренные в

Уставе ООН, суть санкции[7]. Кроме того, в некоторых случаях международное

право допускает использование принудительных мер отдельными государствами.

В то же время в международном праве под принуждением, или санкциями,

понимают и меры международного сообщества, направляемые на побуждение

какого-либо государства выполнить свои обязательства или воздержаться от

противоправного поведения, либо собственно санкции, т.е. реакцию на

совершенное правонарушение. Как отмечает Г.И. Тункин, санкции в первом

значении этого термина — действия принудительного характера вообще, а во

втором правовые последствия правонарушения, выражающиеся в применении к

государству-правонарушителю мер принуждения[8]. Эти две разные по своему

характеру группы мер в международном праве часто трудноразличимы, а порой

присущие им функции — с одной стороны, принуждения, не являющегося

следствием противоправного поведения, а с другой – реакции на

правонарушение, – сливаются в одну в рамках одних и тех же действий. Это

результат того, что международные органы, принимая решения о таких

действиях, далеко не всегда четко определяют, где кончается принуждение в

чистом виде и начинается собственно санкция. Однако такое различие важно с

точки зрения института ответственности.

Ю.Я. Михеев отмечает, что принудительные меры, применяемые Советом

Безопасности, могут и не иметь характера санкции[9].

Вполне естественно, что, отдавая должное значению санкций, которые могут

предприниматься по отношению к государствам-делинквентам международным

сообществом, юридическая доктрина уделяет большое внимание осмыслению их

характера и функций. Вместе с тем порой высказывается точка зрения, что

по-настоящему санкционный характер могут иметь лишь коллективные меры

принуждения, а меры индивидуальной реакции на правонарушение такого

характера иметь не могут.

Представляется, что коллективным мерам санкционного характера в большой

мере присущ карательный характер, а государство, реагируя, например,

индивидуально на агрессию, более заинтересовано в правовосстановительном

эффекте своих действий, однако вряд ли можно утверждать, что последние не

выполняют и карательных функций. Разумеется, воздействие коллективных

акций такого характера в принципе должно быть более весомым, чем действия

отдельных пострадавших государств.

К международно-правовым санкциям, применяемым государствами индивидуально,

т. е. в порядке самопомощи, относятся реторсии, непризнание, разрыв

дипломатических, консульских и экономических отношений, самооборона. К

санкциям, применяемым через международные организации, можно отнести

приостановление прав и привилегий, связанных с членством в этих

организациях, отказ в членстве или исключение из международных

организаций; принудительные меры с использованием вооруженных сил,

создаваемых для этого случая организациями.

В международно-правовой доктрине санкции иногда рассматриваются в

определенном отрыве от традиционных форм ответственности. По нашему

мнению, это отголосок репарационной теории ответственности, в соответствии

с которой обязательное условие применения санкций — выяснение намерений

государства-делинквента в отношении добровольного возмещения им ущерба,

причиненного его противоправным поведением. "Воля государства-агрессора, —

пишет Ю.М. Рыбаков, — или его волевой акт, не имеет, на наш взгляд,

существенного значения для установления форм его ответственности за

агрессию"[10]. Кроме того, очевидно, здесь недооценивается преимущественно

карательно-штрафной характер санкций по сравнению с правовосстановительным

эффектом традиционных форм ответственности. По крайней мере, некоторые из

этих санкций, являясь в случае международных преступлений принудительными

мерами, результатом которых может быть и осуществление традиционных форм

ответственности, могут сами выступать способами осуществления

ответственности, т.е. представлять собой ее формы.

Если к государству-правонарушителю – именно вследствие его преступного

поведения — применяются международно-правовые санкции, то в целом ряде

случаев они не только имеют превентивный характер, но и являются сами по

себе лишениями, ограничениями материального или нематериального,

политического характера, юридическое основание для возникновения которых —

факт неправомерного поведения. Это характерно для индивидуальных санкций,

таких как реторсии, репрессалии, разрыв отношений. Это же можно сказать и

о санкциях, применяемых международными организациями. Например, лишение

прав и привилегий, связанных с членством, исключение из организации могут

быть формами и нематериальной, и материальной ответственности. Исключение

из международного общения и применение централизованных мер принуждения

также могут означать очень серьезные лишения и материального, и

нематериального порядка.

Подход к санкциям как форме ответственности может иметь

революционизирующее значение для всего института ответственности,

поскольку тем самым — даже в условиях международного сообщества, для

которого в силу суверенности государств свойственна очень небольшая

степень централизации, — достигается определенная автономность

функционирования этого института от согласия государств-правонарушителей.

"Представляется, — правильно указывает Ю.М. Рыбаков, — что вопрос о

международно-правовых санкциях должен рассматриваться прежде всего как

один из важнейших аспектов проблемы международной ответственности

государств за агрессию и другие тяжкие международные преступления, а в

более широком плане и всей проблемы международной безопасности"[11].

Применение санкций как формы ответственности открывает возможности для

функционирования института ответственности в условиях отсутствия мировых

вооруженных конфликтов. Однако этому, помимо политических трудностей,

мешает и недостаточно четкое определение функций и характера

международно-правовых санкций именно как формы ответственности государств.

Если, например, централизованное использование вооруженных сил

международной организацией в общем плане может рассматриваться как

принудительная мера, не имеющая характера санкции, то их конкретное

использование для временного занятия незаконно оккупированной территории

может не только принудить государство-делинквент к выполнению его

международных обязательств, но иметь и характер санкции за предшествующее

несоблюдение им своих международных обязательств.

[1] Петровский Ю.В. О политической ответственности государств //Советский

ежегодник международного права. 1970. М., 1972. С. 157.

[2] Василенко В.А. Ответственность государства за международные

правонарушения. Киев, 1976. С. 206, 242.

[3] Тункин Г.И. Вопросы теории международного права М, 1962. С. 298

[4] Петровский Ю.В. Указ. соч. С. 158.

[5] Василенко В.А. Указ. соч. С. 206.

[6] Там же. С. 209.

[7] Багинян К.А. Борьба Советского Союза против агрессии М., 1959 С.

171.

[8] Тункин Г.И, Указ. соч. С. 300.

[9] Михеев Ю.Я. Применение принудительных мер по Уставу ООН. М., 1967. Г.

[10] Рыбаков Ю.М. Вооруженная агрессия — тягчайшее международное

преступление. М.. 1980. С. 151.

[11] Там же. С. 125.

[ Назад ] [ Домой ] [ Вверх ] [ Следующий ]

www.refua.narod.ru // Международное уголовное право. - 1-3-3

Украинская Баннерная Сеть

[ Назад ] [ Домой ] [ Вверх ] [ Следующий ]

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ ОБЩАЯ ЧАСТЬ

ГЛАВА III ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

§ 3. ИНДИВИД КАК СУБЪЕКТ МЕЖДУНАРОДНОЙ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

В настоящее время общепризнанной является норма Приговора Международного

военного трибунала (МВТ): "Преступления против международного права

совершаются людьми, а не абстрактными категориями, и только путем

наказания отдельных лиц, совершивших такие преступления, могут быть

соблюдены установления международного права... Принцип международного

права, который при определенных обстоятельствах защищает представителя

государства, не может быть применим к действиям, которые осуждаются как

преступные по международному праву"[1].

Это правильное и справедливое положение. Однако возникает вопрос: не

только действия, представляющие собой преступления по международному

праву, совершаются отдельными лицами. Государство как внутри, так и вовне

всегда действует через свои органы и должностных лиц. Любое международное

правонарушение государства, а не только международное преступление,

складывается из действий (или бездействия) конкретных физических лиц.

Поэтому и возникает вопрос: почему принцип международного права, при

обычных обстоятельствах защищающий представителя государства, не может

быть применен к действиям, которые осуждаются как преступные согласно

международному праву?

Ответом первого порядка на этот вопрос может служить следующее положение:

индивиды, из действий которых складывается международное преступление

государства, несут международную уголовную ответственность потому, что это

закреплено в нормах международного права (Устав и Приговор МВТ; Резолюция

95/1 Генеральной Ассамблеи ООН от 11 декабря 1946 г.; Конвенции о геноциде

и апартеиде; Устав Международного трибунала для судебного преследования

лиц, ответственных за серьезные нарушения международного гуманитарного

права, совершенные на территории бывшей Югославии; проект Устава

Международного уголовного суда; проект Кодекса преступлений против мира и

безопасности человечества, принятые на сорок шестой сессии Комиссии

международного права (КМП) ООН в 1994 г.). Однако возникает следующий

вопрос: почему международное право в одном случае предусматривает

индивидуальную ответственность физических лиц, а в других - нет. Чтобы

ответить на него, необходимо вспомнить о различиях между двумя категориями

международных правонарушений международными преступлениями и

преступлениями международного характера. Правоотношения ответственности

возникают не только между государством-правонарушителем и непосредственной

жертвой агрессии или другого международного преступления, но и между

правонарушителем и международным сообществом государств в целом.

Учитывая общественную опасность международных преступлений, их тенденцию

развития, могущую привести к всемирной катастрофе, ответственность

государства-правонарушителя выражается в различных формах и степенях

ограничения его суверенитета. Одна из форм такого ограничения —

ответственность виновных физических лиц согласно международному праву,

часто вопреки национальному праву государства-правонарушителя. Ю.М.

Рыбаков пишет, что "само изъятие физических лиц, совершивших преступления

против мира, из юрисдикции государства-агрессора, несомненно представляет

собой форму ограничения его суверенитета в связи с совершенной им

агрессией, а следовательно, один из видов его политической ответственности

за агрессию"[2]. Эта же мысль была высказана Л. Н. Галенской и Ю. В.

Петровским: "... ответственность физических лиц выступает в качестве

проявления ответственности государства, одной из форм его политической

ответственности"[3].

Поэтому не совсем точен Р. Аго в своем докладе КМП ООН, когда говорит:

«Было бы ошибочно видеть в признаваемом за государством праве -

обязанности наказывать лиц, совершивших преступления упомянутой категории,

"особую форму" ответственности, применяемую к государству в случаях, о

которых идет речь"[4]. Р. Аго прав, когда пишет, что "наказание лиц,

стоящих во главе государственного аппарата, которые развязали агрессивную

войну или вели политику геноцида, не освобождает тем не менее само

государство от его международной ответственности за такие деяния»[5].

Правильно было бы сказать, что физические лица, виновные в совершении

государством международного преступления, понесут международную уголовную

ответственность. Государство-правонарушитель должно нести и другие формы

политической и материальной ответственности. Постановления ст. 3 и ст. 5

проекта Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества

полностью подтверждают изложенный тезис[6].

Из того факта, что международная уголовная ответственность физических лиц

— это форма ответственности государства, выражающаяся в ограничении его

суверенитета, вытекает возможность реализации международно-правовой

ответственности конкретных индивидов. Подобное ограничение суверенитета

государства, являясь формой его политической ответственности, служит

необходимым условием ответственности физических лиц. Сама международная

уголовная ответственность физических лиц имеет два аспекта. С одной

стороны, это форма политической ответственности государства, выражающаяся

в ограничении его суверенитета, а с другой - уголовная ответственность

конкретных физических лиц, вытекающая из норм международного права.

Характерная черта международной уголовной ответственности физических лиц —

ее связь с международным преступлением государства. Без последнего нет и

первого. В силу этого нелишне еще раз подчеркнуть различие между двумя

категориями деяний - международными преступлениями и преступлениями

международного характера. Это тем более важно, что еще встречаются работы,

в которых не обращается должного внимания на различия между этими

явлениями. Так, Н.А. Ушаков преступления против мира называет уголовными

преступлениями международного характера[7]. В другом месте, говоря о

международных договорах, которые содержат определения "тяжких преступлений

международного характера", он приводит в качестве примеров Международную

конвенцию 1973 г. о пресечении преступления апартеида и наказании за него

и Конвенцию 1970 г. о борьбе с незаконным захватом воздушных судов и т.

д.[8].

Однако в этих двух конвенциях речь идет о различных явлениях. Апартеид —

это международное преступление, а не преступление международного

характера. Незаконный захват воздушного судна — не международное

преступление, а преступление международного характера. Преступления

международного характера -это общеуголовные преступления, в борьбе с

которыми государства сотрудничают между собой (борьба с наркотиками,

воздушное пиратство, распространение порнографических изданий,

фальшивомонетничество и т. д.). Если международное преступление

совершается непосредственно государством и международная ответственность

физических лиц часто есть форма политической ответственности самого

государства, то преступления международного характера совершаются в

основном только физическими лицами, а не государством. Ответственность

государства за совершение физическими лицами преступлений международного

характера может наступить только в случае невыполнения им своих договорных

обязательств по борьбе с преступлениями международного характера или

непосредственного участия государственных органов (например спецслужб) в

этих преступлениях.

Получается, что режим ответственности в случае совершения преступления

международного характера как бы обратен режиму ответственности в случае

совершения международного преступления. Когда совершается международное

преступление, государство отвечает за него непосредственно. Международная

уголовная ответственность физических лиц выступает как форма и следствие

ответственности самого государства. В случае совершения физическими лицами

преступлений международного характера непосредственно отвечают именно они.

Ответственность государства может возникать как результат необеспечения

ответственности физических лиц, т. е. невыполнения своих договорных

обязательств.

Международная уголовная ответственность не обязательно выражается в

осуждении международным трибуналом. Характерные черты международной

уголовной ответственности — ее связь с международным преступлением

государства и возможность применить к виновным индивидам непосредственно

нормы международного права.

Однако и в нашей международно-правовой литературе можно встретить

отрицание возможности и необходимости существования института

международной уголовной ответственности индивидов.

Н.А. Ушаков считает, что «никакой особой международной

(международно-правовой) ответственности индивидов не существует и

существовать, очевидно, не может. Индивиды несли, несут и, возможно, будут

нести применительно к рассматриваемым деяниям уголовную ответственность за

совершенные ими уголовные преступления. Нет также никакой "особого рода

уголовной ответственности", например, за уголовные преступления против

человечества. Ее не установили, ибо вполне достаточно существующих форм

уголовной ответственности по национальным системам уголовного права»[9].

Однако автор не уточняет, почему не может существовать "особой

международной (международно-правовой) ответственности индивидов". Вряд ли

можно также утверждать, что "вполне достаточно существующих форм уголовной

ответственности по национальным системам права".

В другом месте Н.А. Ушаков пишет: "Для того чтобы индивид подвергся

уголовной ответственности за это (военные преступления. — Р.К.),

независимо от того, что его действия не являлись нарушением права его

национального государства, ему надо оказаться во власти иностранного

государства"[10]. Эта точка зрения основана на отрицании физического лица

субъекта международного права. Получается, что если и правовая система

иностранного государства не содержит соответствующих норм, то указанные

индивиды вообще не могут нести никакой ответственности. Отрицание

возможности применять нормы международного права для наказания индивидов,

совершивших международные преступления, в таком случае означало бы

безнаказанность последних. Следует отметить, что и советское уголовное

законодательство не содержало норм, предусматривающих, например, уголовную

ответственность за "планирование, подготовку, развязывание и ведение

агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров".

Однако это не должно было означать ненаказуемость лидеров тех государств,

которые планировали, участвовали в подготовке агрессивных войн, хотя

реализация этой ответственности стала возможной только в случае поражения

агрессора, что, к сожалению, не всегда имеет место.

Н.А. Ушаков совершенно справедливо утверждает, что "выделение категорий

международных преступлений и правонарушений имеет не только и не столько

юридическое, но и важнейшее морально-политическое значение.

Установление в современном международном праве категорий международных

преступлений и определение конкретных преступлений государств имеют

моральную и политическую силу воздействия против потенциальных

совершителей таких преступлений, в частности, путем мобилизации мирового

общественного мнения на борьбу за предотвращение и пресечение

международных преступлений государств"[11].

Такую же морально-правовую роль призван играть и институт международной

уголовной ответственности индивидов.

Ответственность физических лиц, виновных в совершении международных

преступлений, может осуществляться не только перед международными

трибуналами, но и перед национальными судами. П.С. Ромашкин правильно

подчеркивает, что "...идея о международной уголовной ответственности лиц,

являющихся виновниками агрессии и военных преступлений, стала

общепризнанным принципом современного международного права, хотя

осуществление данного принципа может происходить в различных формах, в

форме международной юрисдикции... и в форме национальной юрисдикции"[12].

Но и во втором случае — это международная уголовная ответственность,

вытекающая из норм международного права и осуществляемая часто вопреки не

только нормам национального права государства-правонарушителя, но и

национального права страны суда в случае отсутствия в нем соответствующих

норм.

В советской международно-правовой литературе отрицалось качество

международной правосубъектности физических лиц. Однако теоретические

концепции, используемые для объяснения применения норм международного

права в отношении физических лиц при несении ими международной уголовной

ответственности, не являются, с нашей точки зрения, безупречными[13].

Можно выделить несколько таких теоретических конструкций. С. В.

Черниченко, например, считает, что нормы международного права об уголовной

ответственности физических лиц в случае совершения государством

международного преступления применяются к физическим лицам не

непосредственно, а в трансформированном виде, как нормы национального

права. Ответственность главных немецких военных преступников перед

Международным военным трибуналом в Нюрнберге он объясняет следующим

образом: " Нельзя также считать, что процессуальное положение подсудимых в

Нюрнберге определяется путем непосредственного применения к ним норм

международного права, норм, предусмотренных Лондонским соглашением...

Статья 1 Закона Контрольного Совета для Германии № 10 от 20 декабря 1945

г. установила, что Московская декларация 1943 г. и Лондонское соглашение

1945 г. (включая и Устав Международного военного трибунала) составляют

неотъемлемую часть внутреннего права, действовавшего в тот период на

территории Германии. Его можно рассматривать как совместное внутреннее

право четырех оккупирующих держав для Германии, именно как нормы

внутреннего права, т. е. в трансформированном виде; касались они лично

подсудимых, регулируя, в частности, их процессуальное положение"[14].

Представляется, что такой ход рассуждения не совсем точен. Во-первых, МВТ

— этонеоккупационныйсуд. Так считает и С. В. Черни-ченко. Это видно уже из

названия его статьи. Но не совсем понятно, почему индивид может нести

ответственность перед международным судом и в то же время к нему не могут

быть применены нормы международного права? Во-вторых, Закон № 10

предусматривает, что он издается в целях "осуществления Московской

декларации от 30 октября 1943 г., Лондонского соглашения от 8 августа 1945

г., Устава Международного военного трибунала и в целях установления в

Германии единообразных принципов судебного преследования военных и других

подобных преступников, за исключением лиц, против которых ведется

преследование Международным военным трибуналом..."[15] (курсив мой. —

Р.К.). В Законе № 10 речь идет о тех процессах над немецкими военными

преступниками, которые осуществлялись военными трибуналами оккупационных

держав в соответствующих зонах оккупации, а не о процессе над главными

военными преступниками. Кроме того, Закон № 10 был принят 20 декабря

1945г., т. е. ровно через месяц после начала процесса в Нюрнберге.

В.М. Шуршалов по-другому подходит к объяснению применения норм

международного права к указанным лицам. Он считает, что индивид, не

являясь субъектом международного права, может тем не менее быть субъектом

конкретных международных правоотношений[16]. С его точки зрения, для того

чтобы быть субъектом международного права, недостаточно обладать правами и

обязанностями, непосредственно вытекающими из норм международного права.

Необходима еще способность участвовать в создании норм международного

права и возможность обеспечивать их соблюдение. Согласно В. М. Шуршалову,

индивид может обладать правами и обязанностями, вытекающими из

международного права, и не быть при этом его субъектом, но в то же время

он может быть субъектом международного правоотношения. С нашей точки

зрения, такая ситуация как теоретически, так и практически невозможна.

Лицо, будучи субъектом права, может не быть субъектом каких-либо

конкретных правоотношений, так как для возникновения последних, кроме

существования норм права, необходимо наличие определенного юридического

факта. Обратное, т.е. быть субъектом правоотношения, не будучи субъектом

права, — невозможно. "Нельзя быть субъектом правоотношения, не будучи

субъектом права", правильно пишет С.В. Черниченко[17].

Конструкция В.М. Шуршалова тем более противоречива, что и в само понятие

международного права он включает не только нормы права, но и

правоотношения[18]. Если это так, что совсем непонятно, как субъект

правоотношения может не быть субъектом права, если правоотношение,

согласно В.М. Шуршалову, — этой есть международное право. Он пишет, что "в

ряде случаев в советской международно-правовой литературе субъектом

международного права считается всякий носитель права и обязанностей, что

логически ведет к признанию правосубъектности отдельной личности"[19].

В отечественной международно-правовой литературе действительно встречаются

две точки зрения на определение субъекта международного права. Если одни

авторы считают возможным применить определение, разработанное общей

теорией права, согласно которому субъект любой обладатель прав и

обязанностей по международному праву, то другие в определение субъекта

международного права включают дополнительные критерии. Г.В. Игнатенко и

Д.И. Фельдман определяют субъекты международного права "как образования,

независимые друг от друга, не подчиненные в области международных

отношений какой-либо политической власти, обладающие юридической

способностью к самостоятельному осуществлению прав и обязанностей,

установленных международным правом"[20].

Международное право традиционно отличалось и в большей своей части

продолжает отличаться от внутригосударственного тем, что здесь создатели

норм и обладатели прав и обязанностей совпадают, т. е. они путем

согласования воль взаимно создают для себя права и обязанности.

Характеристика субъекта международного права не ограничивается только

обладанием прав и обязанностей по международному праву. Однако все чаще

государства начинают совместно путем согласования воль создавать нормы,

регулирующие не их взаимоотношения, а адресованные физическим либо

юридическим лицам, отдельным органам международных организаций,

международным неправительственным организациям, а индивиды оказывают

прямое влияние на создание международного права. И хотя часто такие нормы

действуют в отношении этих лиц и образований не прямо, а опосредованно,

через внутригосударственные нормы, в настоящее время нельзя отрицать факт

непосредственного регулирования поведения указанных лиц и образований

нормами международного права, их участия в создании норм международного

права.

Являются ли физические и юридические лица, международные

неправительственные организации в таком случае субъектами международного

права? На наш взгляд, да. Если субъект международного права — это

обладатель прав и носитель обязанностей, то они — субъекты. Если же

руководствоваться определением, данным, к примеру, Г.В. Игнатенко и Д.И.

Фельдманом, то эти лица и образования скорее всего не могут быть

субъектами международного права. Выход, с нашей точки зрения, может быть

двояким: в международном праве существуют две различные категории

субъектов права, отличающиеся друг от друга в зависимости от их роли и

места в создании принципов и норм международного права, и объединенные

тем, что как те, так и другие обладают правами и несут обязанности,

вытекающие из норм международного права. Физические и юридические лица и

неправительственные образования выступают в качестве субъектов

международного права второго уровня как его дестинаторы, т. е. как

образования и лица, обладающие правами и обязанностями по международному

праву, участвующие в создании его норм, в обеспечении косвенно их

соблюдения[21].

В случае совершения международного преступления, в отличие от

международных деликтов, к индивидам — субъектам национального права -

непосредственно могут применяться нормы международного права. Этот факт

поднимает некоторые вопросы, касающиеся соотношения международного и

национального права.

В приговоре МВТ сказано, что "самая сущность Устава заключается в том, что

отдельные лица имеют международные обязательства, которые превышают

национальный долг неповиновения, наложенный отдельным государством"[22]. В

резолюции международной конференции юристов по вопросу об американской

агрессии во Вьетнаме закреплено, что "никто не должен повиноваться

правительству, если ему приказано совершить действие, являющееся

международным преступлением". Далее отмечается: "Поэтому индивид вправе и

даже обязан отказаться повиноваться приказу, если существуют основания

считать, что действие, приказываемое ему, является тяжким нарушением

международного права".

Физические лица, совершившие международное преступление, подлежат

ответственности согласно нормам международного права, даже если их

действия вполне соответствуют предписаниям национального права. Нормы

национального права, закрепляющие политику геноцида, апартеида, расовой

дискриминации и т. д., не оправдывают действий индивидов, их совершавших,

не освобождают их от ответственности в соответствии с международным

правом. Акты агрессии, геноцида и апартеида не могут быть правомерными

(даже если национальное право предусматривало, например в ЮАР, проведение

политики апартеида), ибо эти действия как самого государства, так и

конкретных индивидов непосредственно соотносятся с международным правом, а

не с нормами национального права. Сами нормы национального права,

разрешающие, поощряющие или предписывающие проведение политики,

противоречащей нормам международного права, нарушение которых составляет

международное преступление, недействительны с точки зрения международного

права.

В случае совершения государством международного преступления нормы

международного права могут применяться непосредственно в отношении

определенных категорий физических лиц. В данном случае — в отличие от всех

других категорий международных правонарушений — суверенитет государства не

"охраняет" субъектов национального права от непосредственного действия

норм международного. Здесь нет необходимости санкционировать национальным

правом применение норм международного в отношении субъектов национального

права. Ответственность физических лиц в таком случае является

международно-правовой. В случае совершения государством международного

преступления -именно в силу правомерного ограничения его суверенитета

виновные физические лица подпадают под непосредственное действие норм

международного права, определяющих их международную уголовную

ответственность.

Заслуживающая внимания мысль об уголовной ответственности индивидов

высказана Ю.М. Колосовым. Он пишет: "По-видимому, было бы правильно

считать, что ответственность военных преступников представляет собой

объект правоотношений государств"[23]. Эта вполне правильная мысль требует

тем не менее дальнейшего развития с целью удовлетворительного объяснения

сути международной уголовной ответственности физических лиц. В случае

международной уголовной ответственности физических лиц между государствами

складываются правоотношения, согласно которым они имеют право и

обязанность наказать конкретных физических лиц. В этом случае

ответственность физических лиц (а не сами физические лица) является тем,

по поводу чего между государствами возникают международные правоотношения,

т.е. объектом международных правоотношений. Однако сам индивид несет

ответственность, вытекающую из норм международного права, т. е. является

субъектом международно-правовой ответственности. Если бы ответственность

индивидов выступала лишь как объект правоотношений государств, то

непонятно, как индивиды могли бы нести международную уголовную

ответственность, т. е. ответственность международно-правовую.

Объект международных правоотношений, например, — ответственность

физических лиц, совершивших преступления международного характера. Сами же

индивиды в этом случае выступают как субъекты национально-правовой

ответственности. По-другому обстоит дело с международными преступлениями.

Здесь ответственность физических лиц — объект межгосударственных

правоотношений, а сами индивиды – субъекты международно-правовой

ответственности.

Институт международной уголовной ответственности физических лиц, хотя и

применяется редко, и виновные индивиды не всегда несут заслуженную

ответственность, тем не менее играет свою роль в борьбе за мир, за

прогрессивное развитие человечества. Фактическое осуществление

ответственности физических лиц в данном случае зависит от несения

ответственности самим государством-правонарушителем. От усилий миролюбивых

государств, всех прогрессивных сил зависит реализация ответственности

физических лиц, виновных в международных преступлениях. В то же время этот

институт должен служить предостережением силам агрессии, государственным

деятелям, для которых "есть вещи, важнее чем мир".

[1] Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками.

Сборник материалов. М., 1957. Т. I. С. 368.

[2] См.: Рыбаков Ю.М. Указ. соч.

[3] Галенская Л.Н., Петровский Ю.В. Ответственность физических лиц за

совершение международных преступлений //СЕМП 1971. М., 1973. С. 120.

[4] Ежегодник Комиссии международного права 1976. Т. II, ч. II. С. 40.

[5] Там же.

[6] См.: ООН. Доклад Комиссии международного права о работе ее сорок

шестой сессии. 2 мая — 22 июня 1994 г. Генеральная Ассамблея Офиц. отчеты.

Сорок девятая сессия. Доп. № 10 (А/49/10). С. 127-130.

[7] Ушаков Н.А. Основания международной ответственности государств. М.,

1983.С. 24.

[8] Там же. С. 28-29.

[9] Там же. С. 23

[10] Там же. С. 58.

[11] Там же. С. 144.

[12] Ромашкин П. С. Преступления против мира и человечества. М., 1967. С.

255.

[13] См. также: Блищенко И.П., Солнцева М.М. Мировая политика и

международное право. М., 1991.

[14] Черниченко С.В.Статус подсудимых в международных судебных органах //

Сов. государство и право. 1971, № 7. С. 67.

[15] Нюрнбергский процесс. Т. I. С. 79.

[16] Шуршалов В.М. Международные правоотношения. М., 1971. С. 56 и след.

[17] Черниченко С.В. Допуск индивидов в международные суды и международная

правосубъектность //Советский ежегодник международного права. 1968. М.,

1969.С. 271

[18] Шуршалов В.М. Указ. соч. С. 43.

[19] Там же. С. 53.

[20] Международное право: Учебник / Под ред. Г.И. Тункина. М., 1982. С.

82.

[21] Блищенко И.П., Солнцева М. М. Указ. соч.

[22] Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками

Сбопник матеоиалов. М.. 1961. Т. 7. С. 369.

[23] Колосов Ю.М. Ответственность в международном праве. М., 1975. С.

124—125.

[1] Самощенко Н.С., Фарукшин М.Х. Ответственность по советскому законодательству. М., 1971. С. 125; См. также: Келина С.Г., Кудрявцев В.Н. Принципы советского уголовного права. М., 1988; Карпец И.И. Индивидуализация наказания. М., 1973.

[2] Ответственность за военные преступления и преступления против человечества. Сборник статей. М., 1969. С. 38-39.

[3] Работа Комиссии международного права. Изд. ООН. 80. V. 11. С. 82.

[4] Док. ООН А/34/491. С. 34.

[5] Док. ООН А/С. 3/34/1. С. 32.

[6] Работа Комиссии международного права. С. 82.

[7] Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. М., 1984. Т. 4. С. 169-170

[8] Там же. С. 248.

[9] Ответственность за военные преступления и преступления против человечества. С. 29-30.

Дата добавления: 2013-12-13