Каждый поступок необходимо оценивать в свете того, что получится, если бы он стал всеобщим правилом поведения

Вот почему ложь, даже если она выгодна, не может считаться нравственной ни при каких обстоятельствах: если утвердить ложь в качестве всеобщего закона, которому все должны следовать, то сразу станет ясно, что подобная мораль была бы невозможной.

Вот что пишет Кант по этому поводу:

«Кратчайший, однако безошибочный способ ответить на вопрос, совместимо ли ложное обещание с долгом, – это спросить самого себя, было ли бы хорошо для меня и для окружающих, если бы это мое намерение (выпутываться из затруднительных ситуаций при помощи ложных обещаний) распространить в качестве обязательного всеобщего закона? … Не будучи искушенным в ходе мирового процесса и не имея возможности предусмотреть все непредвиденные обстоятельства, я только спрашиваю себя: «Хочешь ли ты, чтобы твой образ действий стал также позволен всем?» Если нет, тогда он должен быть отвергнут, и не потому, что мне или другим он принесет какие-то неприятности, но так как он не может войти в качестве принципа в возможное всеобщее законодательство, и разум отторгает от меня даже саму его идею».

Кант ввел понятие категорического императива, которое позволяет взглянуть на вышеизложенную мысль несколько по иному. Он различает категорический и так называемый гипотетический императив.

Гипотетический императив есть руководство к действию:

если вы хотите того-то и того-то, то должны поступать так-то и так. Таким образом, гипотетический императив касается целесообразного поведения.

Например, если вы хотите из точки А попасть в точку В кратчайшим путем, руководство для осуществления этого может быть дано в форме гипотетического императива:

если вы хотите попасть в точку В кратчайшим путем, вам следует двигаться по дорогам X, У и 2.

В противоположность этому, категорический императив дает предписание без каких бы то ни было «если», то есть безотносительно результата, к которому может привести данное действие. Он безоговорочно предписывает поступать так-то и так. Таким способом формулируется правило, следуя которому человек станет поступать заведомо морально.

Кант дал несколько формулировок категорического императива, вот одна из них.

«Таким образом, существует единственный категорический императив, а именно: поступай только так, чтобы при этом ты мог желать, чтобы твой образ действий мог стать всеобщим».

«Поступай так, как если бы максима твоего поступка посредством твоей воли должна была стать всеобщим законом природы»

Максима – это правило поведения, выраженное в краткой формуле.

Как мы уже отметили, Кант понимал под этим утверждением, что человеку следует всегда поступать так, как если бы под каждое его действие можно было подвести общее правило поведения.

Так, никому нельзя воровать, поскольку если бы человек стал красть и если бы стали красть все (если бы воровство стало общим правилом поведения), то нравственные отношения, основанные на владении частной собственностью, стали бы невозможны. То же верно и относительно лжи. Никому нельзя лгать, поскольку, если бы ложь стала всеобщим законом, любые человеческие отношения, основанные на знании истины и верности своему обещанию, стали бы невозможными также.

Короче говоря, идея состоит в том, чтобы каждое действие проверять по тому, что было бы, если бы оно стало общепринятым, – вот о чем говорит категорический императив. Если совершаемое действие проходит такую проверку всеобщностью, то оно нравственно.

Другая, так же широко известная формулировка категорического императива звучит так:

«Действуй так, чтобы при этом относиться к человечеству – в твоем ли лице, или в лице кого-то другого как к цели, и никогда только как к средству».

Эта формулировка категорического императива связана в истории этики с давней традицией. Это переиначенный вариант максимы «Поступай по отношению к другим так, как ты хочешь, чтобы они поступали по отношению к тебе» (Ср.: «...во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними...» (Мат. 7:12)).

Нам предписывается уважать других людей, поскольку они такие же разумные человеческие существа, как и мы. Мы обязаны относиться к другому как к цели в себе, потому что так мы относимся к себе самим. Относиться к другому человеку только как к средству для удовлетворения своих желаний – значит считать другого человека просто вещью и демонстрировать свое пренебрежение к его статусу разумного человеческого существа. Данная доктрина играет значительную роль в формировании идеи демократии. Она обосновывает демократическое представление о том, что «все люди сотворены равными», которое интерпретируется в смысле равенства всех людей перед законом.

Возражения против этой формулировки категорического императива основаны на некотором ее недопонимании. Если данную версию категорического императива воспринимать буквально, то можно подумать, что она означает недопустимость противодействия чьим бы то ни было интересам или желаниям. Но из такой интерпретации следует, что при возникновении конфликта между людьми никакие, скажем, судьи не в состоянии решить их спор, поскольку осуждение одной из сторон повлекло бы ущемление ее интересов. Такое истолкование точки зрения Канта привело бы к возникновению анархии, сделав нравственную жизнь несовместимой с жизнью общества. Однако такое понимание позиции Канта ошибочно.

Говоря, что к каждому человеку следует относиться как к цели в себе, Кант не подразумевал, что с интересами каждого человека необходимо соглашаться или им содействовать. Он просто утверждал, что в любом конфликте между людьми каждое лицо необходимо рассматривать как равнозначную сторону. Ни прошлое человека, ни его нынешний социальный статус, ни материальное благополучие не могут служить основанием для какого бы то ни было ущемления его интересов. Перед лицом закона все должны быть равны.

Итак, кантовская теория утверждает, что:

а) до некоторой степени нравственность поступка зависит от мотивации человека;

б) моральность действия не есть вопрос, связанный просто со склонностью, вкусом или предпочтением, но и содержит в себе нечто объективное.

В соответствии с обыденными представлениями, моральность учитывает оба эти компонента. Но если объективность идентифицировать, как утилитаристы, с результатами действий человека, то, по Канту, здравый смысл не стал бы связывать моральность с такого вида объективностью. Обычное мышление делает поправку на мотивацию человека, совершающего поступок. Если человек действует из лучших побуждений, но ошибается, мы, как правило, склонны извинить его. Хирург, оперировавший пациентку и из-за своей ошибки убивший ее, нравственному осуждению не подлежит. Его, как бы сказал Кант, можно обвинить в некомпетентности, можно назвать «сапожником», но мы не можем считать его аморальным человеком только на основании того, что он допустил ошибку. Это показывает, что при оценке нравственной состоятельности или несостоятельности действия необходимо в какой-то степени учитывать и человеческие мотивы.

В то же время Кант показывает, что моральность не есть функция одной только человеческой мотивации, если последняя рассматривается как производная желания, прихоти или склонности. Некоторые мотивы не связаны с добродетелью (например, стремление к наслаждению). Только если человек действует, исходя из уважения к долгу, тогда мы относимся к нему как к нравственному существу; но в таких случаях он действует наперекор своим склонностям.

Еще одно соображение в пользу позиции Канта – это представление здравого смысла о том, что нравственное поведение должно быть последовательным, то есть поддаваться обобщению со стороны деятеля.

У человека, уклоняющегося от призыва на военную службу, вполне законно спросить: «А что, если все станут себя так вести, как ты?» Мы внутренне чувствуем, что человек должен себя вести непротиворечиво: не может считаться моральным в одном случае исправно платить налоги, в другом – уклоняться от них. Мы понимаем, что человек должен всегда платить налоги, если он обязан это делать, то есть он должен себя вести в соответствии с общим правилом (максимой).

Эти обстоятельства делают этику Канта в высшей степени привлекательной.

G Критика Канта

Основных возражений – три.

Во-первых, хотя Кант и старается доказать, что моральная ценность поступка зависит исключительно от определяющего его мотива, в действительности, при определении правильности или неправильности действия он подспудно все-таки обращается к рассмотрению его последствий. Так, не заявляя об этом прямо, Кант показывает, что результат поведения не в соответствии с категорическим императивом сделал бы человеческую жизнь, в нашем ее понимании, невозможной.

Например, он говорит: «Вот здесь-то я сразу стану осознавать, что хотя я и хотел бы лгать сам, мне бы ни в коем случае не захотелось, чтобы возможность лжи стала всеобщим законом. Поскольку при таком положении дел мои будущие заявления вряд ли бы вызвали к себе серьезное отношение со стороны тех, кто с таким нововведением не согласился бы, а те, кто поспешил бы его принять, отвечали бы мне той же монетой». Приводя этот пример, Кант обращается к последствиям лжи («отвечали бы мне той же монетой»), и, в той степени, в какой он отходит от своего первоначального утверждения касаться исключительно мотивов, это делает его теорию несколько непоследовательной.

Вторая существенная претензия к этике Канта в том, что она не рассматривает конфликта обязанностей, представляющего, пожалуй, один из наиболее животрепещущих и серьезных случаев моральных затруднений.

Представим, что я пообещала не разглашать секрета, а кто-то спрашивает меня об этом. Я не могу одновременно и сказать правду, и сдержать свое обещание, хотя, вооружившись теорией Канта, я должна сделать и то, и другое. В этой ситуации я, естественно, не могу универсализировать мое поведение: если я скажу правду, то нарушу обещание не разглашать секрет; если сдержу свое обещание – не скажу правды.

Третья проблема связана с только что рассмотренной и заключается в том, что Кант чрезмерно настаивает на недопустимости лжи или нарушения обещаний. Согласно более умеренным версиям объективизма, подобная безусловность не должна иметь места. В свете этого возражения, нравственные правила необходимо истолковывать скорее как обобщения, чем как категорические требования, не имеющие исключений. Вообще, мы должны говорить правду, но возможно и стечение таких обстоятельств, когда мы будем чувствовать себя морально обязанными лгать.

Например, если вооруженный револьвером маньяк ищет свою родственницу, чтобы убить ее, было бы крайне аморальным сообщить ему, где она находится, только на основании того, что все должны говорить правду. Честность, верность слову, возврат долга – обязанности, которых необходимо придерживаться, при условии отсутствия каких-либо из ряда вон выходящих факторов. В. Д. Росс называл такие обязанности очевидным долгом. Каждый должен выполнять эти обязанности, если не говорить об экстраординарных ситуациях, и, в первую очередь, при прочих равных условиях. Это, третье, возражение не отнимает у моральности ее объективность, но уже не привязывает ее жестко к тому, что противно здравому смыслу, то есть к необходимости всегда говорить правду, всегда выполнять обещания безотносительно условий и обстоятельств. Разве у нас нет морального права осудить попавшего в плен солдата, который разгласил военную тайну на основании того, что он должен следовать категорическому императиву?

Дата добавления: 2013-12-13