Государственное регулирование экономики и его различные модели

Важной современной формой взаимодействия политики и экономики является «государственное регулирование экономики». Существуют различные теоретические концепции этого регулирования: монетаристская, кейнсианская, социал-демократическая и др.

Концепции зависят от взглядов и, конечно, от того, как сосуществует на деле общество и государство. Задача государства - поддержание стабильности, равновесия в обществе. В этой связи необходимо противодействовать монополизму. Это, во-1-х. И, во-2-х, сохранять (поддерживать) конкурентные начала в экономике.

Немного об экономической роли государства.

Дело в том, что есть функции необходимые обществу в целом (содержание вооруженных сил, развитие науки, производство коммунальных услуг и др.). Такие функции – прерогатива и обязанность прежде всего государства.

Имеет место также недостаточность рынка как регулятора общественных отношений. И здесь на помощь опять же должно придти государство. Оно призвано обеспечить занятость; контролировать объем денежной массы; поддерживать равновесие между спросом и предложением.

Регулирование экономики со сторон государства осуществляется на всех трех уровнях экономики: макроуровень (государство в целом), мезоуровень (отрасль), микроуровень (предприятие).

Теперь, что касается основных направлений экономической деятельности государства. Одно из них это антимонопольная политика (еще в 1890 г. в США был принят антитрестовский закон, направленный на ограничение монополизма в экономике). Вторым направлением является развитие государственной собственности. Речь идет о так называемой смешанной экономике.

Концепция этой последней родилась в начале ХХ века в эпоху формирования государственно-монополистического капитализма. При смешанной экономике сочетаются:

- рыночное и регулирующее (со стороны государства) начала;

- плюрализм форм собственности и целей производства.

Главная задача смешанной экономики - обеспечение стабильности социально-экономических отношений. Различные сектора экономики заняты решением разных задач. Частный сектор решает задачи рентабельности; государственный сектор – задачу удовлетворения общественных потребностей.

Сегодня весьма характерным является увеличение государственного участия в перераспределении доходов. Не отнимать средства производства, а действовать налогами, как рычагом: брать себе, а затем отдавать бедным. Характернейшим примером такой политики является так называемый «шведский функциональный социализм».

Перераспределение - это функция, в которой наиболее проявляется роль политики во взаимодействии ее с экономикой. Если рынок порождает неравенство, то государство его, это неравенство, нейтрализует.

Выполнение данного требования предполагает однако то, что государство должно быть консенсуальным.

В теории государственного регулирования экономики можно выделить две основные концепции: кейнсианскую и неоклассическую.

Кейнсианская. Дж.Кейнс в 1936 г. написал книгу «Общая теория занятости, процента и денег». В ней представлена общая программа «социализации капитализма». Главная задача в соответствии с данной концепцией - это борьба с безработицей. Для этого допускалась инфляция, использовалась бюджетная политика. Это - «этатистская модель». На ней базируется политика многих социал-демократических партий. Близкая к ней была политика Рузвельта, - так называемый «новый курс». Для нее было характерным значительное вмешательство государства в экономику. Это также путь «социализации капитализма»: в социальной сфере– ликвидация привилегий богатых слоев, расширение социальной роли статусных групп, создание социальных гарантий в области образования, медицины и т. д.; в экономической сфере – активная бюджетная и денежная политика государства, национализация отраслей экономики. Ее результатом является рост государственного сектора при сохранении системообразующих элементов общества (рынок, разделение собственности и власти).

В 70-е гг. на смену кейнсианской модели приходит неоклассическая. Почему? Потому что в новых условиях прежняя стала неэффективна. Здесь предпочтение отдается уже рынку (государственное участие сокращается); государству отводится вспомогательная роль, его участие в экономике становится не прямым, а косвенным (при помощи регулирования кредитно-денежной системы). «Враг №1» здесь – не безработица, а инфляция. Такую политику использовали, например, в свое время социалисты во Франции. Теперь и российское правительство пытается проводить такую политику. Ее задача - сделать людей хозяевами производства, собственниками производимой ими продукции. Человек должен стать субъектом экономики. Товарное производство, рынок приведут затем к утверждению и иных политических ценностей.

3. Государство и экономическая жизнь современного российского общества.

В современных условиях экономическая политика России продолжает отождествляться с проведением экономической реформы, начатой правительством Е. Гайдара в 1992 году. В многочисленных указах президентов, постановлениях российского правительства из­ложена стратегия реформы, намечены конкретные шаги, призванные помочь Рос­сии войти в мир рыночной экономики. Основные направления реформы - либерализация цен, приватизация, проведение денежной ре­формы и на этой основе обеспечение конвертируемости рубля, демократизации государственного управления и организации производства.

В разработке этих направлений решающую роль сыграло использование опыта реформирования зарубежных стран, особенно стран Латинской Америки. При этом указывалось, что на непродолжительное время -может произойти некоторое снижение жизненного уровня народа, рост цен на 10 - 15 %, но дава­лись гарантии, что жизнеобеспечение людей существенно не снизится.

Между тем, последующие годы проведения реформ не только не улучшили социально-экономического положения в России, но и привели страну к системному кризису – кризису, охватившему все стороны общественной жизни.

Обобщающим показателем развития экономики является динамика валово­го внутреннего продукта (ВВП). В качестве критического падения уровня ВВП в мирное время представляется возможным принять показатели великой депрессии 30-х годов, когда объем ВВП США в 1929 - 1933годах снизился на 30 %. Падение производства в России в первой половине 90-х годов по скорости и глубине оказа­лось беспрецедентно: выпуск продукции в машиностроении снизился на 60 %, в легкой промышленности - на 70 %, а в целом в народном хозяйстве - в 2 раза. Производство продуктов питания за этот период уменьшилось на 30 - 40 %. В мировой практике в качестве критерия принято считать 30 % уровень потребления импортных продуктов питания, после чего наступает стратегическая зависимость от импортеров. Россия в 1996 году закупала до 50 % потребляемых продуктов пи­тания, а Москва - 70 %, причем продукции не лучшего качества (1. С. 175).

С началом экономических реформ реальные доходы россиян снизились, по различным оценкам, в 3-4 раза, остается высоким уровень безработицы. Суще­ственно изменилась мотивация труда - лишь 8 % опрашиваемых в социологиче­ских исследованиях относят труд к факторам духовного благополучия. Подав­ляющее большинство населения России не поддерживает принятый курс рефор­мирования как не отвечающий их интересам.

Вариант экономической и социально-политической модернизации, который был избран российской властью после 1993 г., отличается колоссальными социальными издержками. Цена, которую платит наше общество за модернизацию, несопоставимо высока по сравнению с той, которую заплатили страны Восточной Европы. У нас больше безработных, выше уровень социальной дифференциации, велика бедность. В конце концов, экономические ре­формы рано или поздно упрутся в нищету населения, низкая платежеспособность которого, понятно, не станет источником оживления отечественного производства.

Стоило ли столь технократически прямолинейно без учета социального фактора подходить к рыночной модернизации? Оказывается, еще в 1990 г. в № 6 журнала "Век XX и мир" группой Чубайса была опубликована аналитическая записка, содержащая концепцию перехода к рыночным отношениям в СССР. В этом, по сути, первом ма­нифесте будущих радикал-реформаторов четко фиксировались социальные последст­вия либеральных реформ. В ответ на рост социальной напряженности предлагалось противопоставить жесткий курс: роспуск профсоюзов, закрытие каждой третьей шах­ты, полный отказ от гарантий сохранения работы и уровня жизни.

Схема грабительской приватизации, реализованная в России, среднего класса не создала и не стремилась к этому. В результате сложилась очень неустойчивая, не­стабильная социальная ситуация, эмпирическим индикатором которой выступает со­циальная напряженность - сложный социальный феномен, описываемый совокуп­ностью показателей. Для нас важно зафиксировать две вещи: 1) социальная на­пряженность - это определенная фаза вызревания социального конфликта; 2) со­циальная напряженность - особое социально-психологическое состояние общества, для которого характерно латентное или открытое неприятие сложившихся общественных условий и действий властных структур.

Социальную напряженность не следует, видимо, рассматривать как чисто нега­тивное явление, в определенной пропорции она должна присутствовать в любом об­ществе - ведь из нее и возникает потенциал развития. Но есть точка, за которой из функциональной она может перерасти в дисфункциональную.

Стоит ли ждать социального взрыва в ближайшем будущем? Динамика общест­венного волнения из года в год нарастает. Так, по данным Министерства труда, уровень забастовок в 1995 г. по сравнению с 1994 г. вырос на 18% и составил более 10 тыс. конфликтов. Причем в забастовочное движение стали втягиваться такие сферы труда как наука, образование, культура, медицина, оборона. К 1998 г. шире стал арсенал протестных средств, используемых протестующими: от забастовок как метода нажима на администрацию перешли к массовым акциям голодовок, захвата в заложники собственного руководства.

Казалось бы, очевидна тенденция к генерализации социального недовольства, когда, выходя из диффузного явления, оно приобретает более концентрированные формы. И все-таки всеобщего, в национальном масштабе, протеста низов мы не на­блюдаем. Почему? Ряд выводов социальных исследований подводят к следующему объяснению.

Во-первых, резервы адаптации населения к ненормальной социальной обстановке оказались значительно большими, чем думалось. Мы стали привыкать к кризисному бытию. Видимо, адаптационные механизмы, выработанные и закаленные по прин­ципу "лишь бы не было войны", демонстрируют удивительную гибкость и живучесть опасения худшего.

Во-вторых, дает знать усталость людей от всевозможных революционных пере­ходов, когда эффект радикальных шагов незначителен, ожидания не удовлетворены, а негативные социальные последствия наступивших изменений ощутимы.

В-третьих, проявилась внедрявшаяся в общественное сознание твердая индивидуа­листическая установка: "каждый выживает в одиночку". Государство фактически отказалось от выполнения конституционных обязательств - труд не оплачивается месяцами, и люди всемерно вынуждены мобилизовать собственные усилия по выживанию. Вторичная занятость стала повсеместной. К тому же глубоко укоренилась привычка к нужде, непритязательность к тяготам.

В-четвертых, сам феномен протестной активности расщепляется на потен­циальный и реальный уровни готовности к решительным действиям. Между недо­вольством и готовностью к реальному делу существует заметный разрыв (он варьируется по различным социальным группам: очень высок у пенсионеров, военных - но именно они и меньше всего демонстрируют действительную политическую ак­тивность).

В-пятых, социальный протест без опоры на конкретную политическую идею, без определенной политической организации никогда не приводит к смене режима. А на­селение по преимуществу безучастно к политике, стоит не той или иной ориентации, партии. И более того – деятельность партий оно воспринимает как бессмысленный, запутывающий и усложняющий действительность фактор. Ныне по ряду косвенных показателей можно говорить об общественном сознании, слегка сдвинувшемся "влево". Но это не значит, что КПРФ может возглавить и направить социальную протестную деятельность, ибо давно уже стала так называемой системной оппозицией и склонна скорее договориться с режимом, идти на компромиссы, чем последовательно отстаивать интересы народа.

В-шестых, наблюдается мозаичность распределения социальной напряженности и конфликтности по территориям и социальным группам. В столицах ситуация более благополучная, чем в депрессивных районах.

Таким образом, социальные процессы, которые сегодня сопровождают реформы, достаточно сложны, неоднозначны и разнонаправленны.

Безусловно, мы не можем отрицать, факта нарастания конфликта между об­ществом и властью, обществом и государством, когда последнее воспринимается враждебно и отчужденно. Это существенно сужает социальную базу правящего режима и возможности его маневрирования.

Но суть не в этом: нарастающий синдром социального взрыва свидетельствует о стагнации реформ, о потере темпа, и, возможно, неправильности курса. Ведь инва­риантом масштабного общественного возмущения является стихийная самокоррекция неадекватных действий власти. Следовательно, социальный взрыв - это слишком дорогая плата за нежелание считаться с нарастающими социальными противоречиями и конфликтами.

Между тем, на основе прежних социальных завоевании (советское время), позитивных измене­ний периода реформирования России, а главное - при наличии такого научного, индустриального, сырьевого и человеческого потенциала, которым располагает Россия, можно осуществить мощный экономический, научно-технический и соци­альный прорыв вперед и прочно занять ведущие позиции в мировой экономиче­ской жизни и научно-технической сфере.

Каковы конкретные пути выхода России из системного кризиса? Представляется, что это, в первую очередь, смена курса социально-экономического развития страны с учетом современных закономерностей развития человечества (социали­зации, интернационализации, демократизации, гуманизации, экологизации) и на­копленного собственного исторического опыта. Проводимым реформам необхо­димо придать социальную направленность, проводить их в интересах подавляю­щего большинства народа, а не группы бюрократов и богачей (1. С. 175).

Во-вторых, возродить управляемость в стране, усилить роль государства во всех сферах общественной жизни и, в первую очередь, в экономике.

В-третьих, в корне изменить налоговую и финансовую политику, сделать её не фискальной, а мобилизованной. Необходимо введение налогов на вывоз сы­рья, особенно нефти и газа. В то же время следовало бы освободить от налогов предпринимателей, вкладывающих средства в развитие наукоёмких производств. Необходимо предоставлять долгосрочные кредиты сельхозпредприятиям, отдель­ны фермерам, добивающимся высокой рентабельности своих хозяйств.

Государство могло бы осуществить неординарные меры по продаже долгов России третьим странам (50 млрд. долларов) по амнистии предпринимателей, вы­везших огромные средства за границу (100-120 млрд. долларов), при условии их вклада в развитие отечественного производства, по возврату стране бывших дол­гов царской России (60 млрд. долларов) западными странами. Вполне целесооб­разным было бы введение монополии на производство и продажу алкогольных и табачных изделий. Однако, в первую очередь, государству необходимо было бы принять меры по борьбе с преступностью, прежде всего в области экономики, раз­работать жесткие законы против коррупции, рэкета, наркобизнеса, разбазаривания природных ресурсов, материальных и духовных ценностей (1. С. 176).

В-четвертых, необходимо установит примат власти народа над государст­вом. Широкий круг прав предоставляет народу не государство или президент, а наоборот, система права, санкционированная народом, предоставляет возмож­ность использовать и государство, и другие властные структуры как органы наро­довластия. Источник права - не государство, а народ. Права личности - в том чис­ле право на труд - высшая ценность современного общества. Средства, обрекаю­щие человека на бесправие, деградацию, унижение и т. д., безусловно реакционны.

В-пятых, важнейшим условием выхода России из кризиса является ста­новление национального и социального согласия: необходимо решить вопросы о территориальной целостности и единстве России, о четкой концепции её форми­рования, выработанной на основе достижений современной науки. Метод «проб и ошибок», использованный властными структурами в первой половине 90-х годов является несостоятельным и преступным. Все решения по реформирования стра­ны должны применяться со знанием дела.

Некоторые считают, что суть экономической политики, разработанной на научной основе, должна заключаться в переходе от рыночно-потребительской экономики к социально-ориентированной экономике (иначе - рыночному социализму). Опыт Китая показывает, что это наиболее приемлемый путь выхода России из кризиса. Однако вряд ли с этим можно сегодня согласится.

Итак, в результате рассмотрения взаимодействия политической и экономи­ческой систем можно сделать вывод о том, что политические отношения проросли в экономическую систему, как корни дерева в землю. В свою очередь, можно го­ворить об экономических отношениях, так же глубоко проросших в политическую систему.

Выдающийся исследователь взаимодействия экономических и политиче­ских процессов Джеймс Бьюкенен, удостоенный Нобелевской премии (1986) «за исследование договорных и конституционных основ принятия экономических и политических решений» (5. С. 270), пришел к выводу, что бесполезно анализиро­вать налоги, финансы, кредит и другие экономические категории вне изучения политической системы общества. И с ним можно согласиться.

Дата добавления: 2013-12-14