Метод сравнительного правоведения

Применение сравнительного метода – это когда выводы исследования по данной проблеме строятся на основе сравнения представленных в нем конкретных материалов различных стран.

Сравнительный метод действует наиболее эффективно, когда автор:

- излагает наиболее существенные материалы, касающиеся национального права по каждой стране,

- использует их как основу для углубленного критического анализа,

- предлагает собственные выводы, имеющие значение для толкования своего национального права.

С равнительно-правовой метод – это:

- метод определения неизвестного путем сравнения его с известным,

- метод уяснения качеств или свойств явления путем сравнения с другими его качествами или свойствами, или качествами и свойствами другого явления,

- метод установления закономерностей путем сравнения объектов в разное время, сравнение их качества в прошлом с теми же качествами в нынешнем состоянии.

- совокупность приемов выявления общих и специфических закономерностей возникновения, развития, функционирования правовых систем (их элементов) путем их сравнения,

- познавательная операция, дающая возможность на основе фиксированного признака установить подобие или отличие объектов путем парного или иного сопоставления,

Сравнение имеет универсальный характер и распространяется на все без исключения сферы деятельности человека, области научного познания и обучения.

Уподобление указывает сходство, противопоставление или контраст – разницу.

Но первое отличается от второго только значением: их применение и преимущества одинаковы.

При уподоблении пользуются иногда словами подобно, как …

Более пространная форма уподобления – аналогия – представляет собой умозаключение, если два и более предмета схожи в одном и более отношениях, то они схожи и в других. Особо важное значение аналогия имеет для иллюстрации.

Как уподобления, так и аналогии бывают: фигуральные и в буквальном смысле.

Фигуральная аналогия сравнивает две совокупности явлений из различных областей, явлений разного порядка. Они имеют только символическую связь (демократия и жираф).

Аналогия в буквальном смысле сравнивает две совокупности явлений одной области, одного порядка.

Такая аналогия обладает большой значимостью как доказательство в споре, тогда как фигуральная аналогия обычно стимулирует работу воображения.

Особое место занимает форма противопоставления или контраста – парадокс. В нем заключены, на первый взгляд, совершенно несовместимые утверждения. Часто его цель – создать драматический или юмористический эффект. (Г. Уоттон: «посол – это порядочный человек, которого посылают за границу врать во имя отечества»)

Назначение сравнения - при помощи фактов, предположений, мнений, предложений или принципов, служащих одной цели – сделать более ясными, интересными и убедительными те идеи, к которым они имеют отношение.

Это вполне удается, если они отличаются конкретностью, новизной и доходчивостью.

Значение сравнения:

· сравнение стимулирует мысль ученого: умственный процесс, заключающийся в сопоставлении двух различных предметов, дает объяснение, в чем сила сравнения. («цивилизация подобна библиотеке с выдачей книг на дом», где прогресс возможен потому, что мы заимствуем и унаследуем предыдущее);

· сравнения поясняют необычное: без уподоблений и противопоставлений почти нельзя обойтись, когда нужно объяснить малоизвестные явления.

· сравнения вызывают интерес к обычному..

С помощью сравнения информация об объекте может быть получена двумя различными путями.

Во-первых, она может выступать в качестве непосредственного результата сравнения, т.е. быть первичной информацией,

Во-вторых, может быть вторичной или производной информацией, являющейся результатом обработки первичных данных (умозаключение по аналогии).

6. Применение сравнительно-правового метода – этапы:

1. Постановка вопроса или рабочая гипотеза.

2. Принцип функциональности.

3. Проблема оценки источников права.

4. Систематизация норм иностранного права.

5. Применение сравнения в отношении права стран разного социального типа.

6. Выбор правопорядков, включенных в процесс сравнения

7. Критерии выбора конкретных правовых систем.

8. Создание системы сравнительного исследования.

9. Критическая оценка результатов сравнения.

Сравнительно-правовой метод — это не только определенная система мышления — сумма критериев, которая должна обеспечить достижение правильного результата, — но и рабочий метод.

На практике, чтобы подступиться к сравнительно-правовому исследованию, необходимо следовать определенным ранее установившимся правилам проведения такого исследования.

1. Любому сравнительно-правовому исследованию предшест­вует постановка вопроса или рабочая гипотеза, идея, без ко­торой невозможно творческое развитие.

Часто критический подход к недостаткам национального правопорядка побужда­ет к поискам более оптимальных решений собственных юри­дических проблем в иностранном правопорядке. Но и объективный и непредвзятый взгляд на иностран­ный правопорядок может обострить юридический взгляд на собственное законодательство и, как следствие, сформулиро­вать рабочую гипотезу.

При этом важна роль собственной точки зрения на доктрину и в целом на правовую политику при фор­мулировании рабочей гипотезы и ее методической функции с точки зрения сравнительного права. С другой стороны, вопрос о необходимости выбора при­оритетности между документом или гипотезой не совсем уж важен, так как между и тем и другим существует прямая взаимозависимость, что делает вопрос о приоритетности из­лишним.

В действительности рождение первона­чальной идеи происходит не в результате дедуктивного за­ключения, а, по правильному замечанию Макса Вебера, «как правило, упорным трудом». Для компаративиста «упорным трудом» в этом смысле являются критическое исследование собственного права и постоянное изучение иностранного.

2. Основным методическим принципом сравнительного пра­воведения, на котором зиждутся остальные элементы учения о методе — выбор права для сравнительного исследования, объем исследовательских работ, система понятий и т.д., — является функциональность, поскольку "сравнимо* в праве лишь то, что выполняет одну и туже задачу, одну и ту же функцию.

С точки зре­ния сравнительного права смысл этих слов заключается в том, что правопорядок каждой страны решает одну и ту же юридическую проблему по-своему, даже если конечный ре­зультат будет одинаков, так что постановка вопросов для сравнительно-правового исследования с самого начала долж­на носить функциональный характер, а проблема для изуче­ния сформулирована без привязки к системе понятий собственного правопорядка. Поэтому некорректна будет пос­тановка вопроса: «Какие нормы в иностранном праве опре­деляют форму договора купли-продажи?» Правильнее было бы спросить: «Как иностранное право защищает стороны от принятия определенных решений или обязательств по сдел­ке, если выясняется, что один из участников не имел при ее заключении серьезных намерений?» Нельзя задать вопрос: «Как регулирует иностранное право часть наследства немец­кого гражданина, подлежащую переходу к последующим на­следникам, или наследство немецкого гражданина, переходя­щее по закону ко второму наследнику?» Прежде всего, следует изучить, как иностранное право решает проблему, связанную с удовлетворением желания наследодателя сохра­нять свои наследственные права в течение продолжительного времени после своей смерти.

Функция — исходная точка и основа правового сравне­ния. Она является третьим элемен­том сравнения, вокруг которого в прошлом велись продолжи­тельные и бесплодные дискуссии. Для процесса сравнения это означает, что функциональность рассматриваемых пра­вопорядков, их регулирующий механизм берутся в чистом виде, то есть без национальной специфики, присущей их юридическим понятиям, доктринальным взглядам и искомым решениям. Это означает, далее, что каждое решение с точки зрения данной функции следует оценивать как единое (для всех изучаемых правопорядков) и сравнивать, абстрагируясь от различий, которые они получают в национальных правопорядках, независимо от того, идет ли речь о «норме права», толковании, судебной практике или любом другом правовом явлении.

Например, только немецкому праву известна концепция признания недействительным обогащения, хотя во всем мире правовому решению подлежит лишь такой конфликт интересов, который возникает в результате невозможности возврата должником результатов выполненной для него рабо­ты по контракту, признанному недействительным. Ни с кон­цептуальной точки зрения, ни с точки зрения понятий наци­ональное право не должно влиять на компаративиста, так как в поле зрения сравнительного правоведения всегда нахо­дятся лишь конкретные проблемы.

Начинающий компаративист с принципом функциональ­ности чаще всего сталкивается, когда он приходит к поспеш­ному выводу об отсутствии в иностранном праве материала по данной проблеме. Даже с опытным компаративистом слу­чается, что он автоматически рассматривает изучаемую про­блему через призму правопорядка своей страны и потому ищет соответствующую норму иностранного права там, где ожидает ее увидеть по аналогии с собственным правом. И если компаративист в этом случае «ничего не находит» в иностранном праве, то это означает лишь, что он должен еще раз обдумать первоначально поставленную задачу и аб­страгироваться от мешающих ему, въевшихся в сознание понятии права своего государства.

Лишь когда иностранный правопорядок будет тщательнейшим образом изучен — в качестве крайнего средства рекомендуется обра­титься к юристу соответствующей страны — и это исследо­вание не даст результатов, можно утверждать: в иностранном праве действительно нет решения исследуемой проблемы. Такое, правда, случается редко, но случается. Тем не менее, это не должно служить основанием для прекращения сравни­тельно-правового исследования. Изучение причин отсутствия в какой-либо иностранной правовой системе потребности в решении данной юридической проблемы часто приводит к плодотворным выводам о собственном или иностранном пра­ве.

Часто случается также, что решение ряда юридических проблем собственным правом потеряло актуальность и ее существование объясняется лишь потребностью теоретиков иметь во всех отношениях совершенный и научно разрабо­танный кодекс.

Аналогичная ситуация имеет место в случаях, когда пот­ребность в определенном правовом регулировании отвергает­ся по причинам неприемлемости социального строя какого-либо иностранного государства. В этом случае необходимо выяснить, в чем причина столь различного содержания, вкла­дываемого в понятие справедливости. Даже это позволяет прийти к интересным выводам. Не следует исключать и тот факт, что иногда нет даже необходимости искать причины отсутствия потребности в регулировании какой-либо пробле­мы. Не надо забывать, что причиной появления или отсутст­вия какого-либо правового института может быть просто ис­торический случай.

Отрицательная сторона принципа функционализма означа­ет, что компаративист должен решительным образом освобож­даться от укоренившихся в его правовом мышлении концепций и понятий собственного права. А положительная сторона вы­глядит следующим образом: какую область иностранного права надо исследовать, чтобы найти аналоги решения собственных юридических проблем?

3. В принципе при исследовании иностранного права необ­ходимо избегать ограничений. Это касается, в частности, и проблемы оценки источников права. Компаративист должен относиться к ним, как юрист той страны, к праву которой он обратился.

'"Изучать в том же объеме и в тех же границах, что и иностранный юрист, статутное и обычное право, судебную практику и правовую науку, типовые контракты и общие условия купли-продажи, торговые обычаи — вот исключительно важное условие использования сравнительного метода. Но требуется еще нечто большее. И Э. Рабель говорит в этой связи: «Мы беремся за выполнение задач сравнительного метода с той тщательностью, которой требует научный идеал...» И далее он определяет объем предъявляемых требований:

«Материалом для размышления над проблемой должны служить право всех стран мира, прошлое и современное, связь права с почвой, климатом, расой, исторической судь­бой народов — их войнами, революциями, образованием государств, порабощением; с религиозными и этическими представлениями; честолюбием и творческой энергией отдельной личности; потребностью в производстве и потреблении; ин­тересами социальных прослоек, партий, классов. Надо учи­тывать воздействие различных духовных течений, ибо не только каждая общественная формация — феодализм, капи­тализм, социализм — порождает свой тип права, последствия правильности избранного пути развития права, и не в пос­леднюю очередь поиски государственного и правового идеа­ла, но и все, что обусловлено социальными, экономически­ми, правовыми реалиями…».

Если все эти знания необходимо освоить и систематизи­ровать, прежде чем заняться сравнительным правом, то сле­дует, глядя правде в глаза, констатировать, что это практи­чески невозможно. Поэтому сказанное следует понимать в том смысле, что компаративист должен заботиться о том, чтобы постоянно углублять и поддерживать в рабочем состоянии свои знания о других странах и культурах, и, прежде всего о тех, которые стали прародительницами великих пра­вовых семей. И такое понимание будет правильным. Часто с настойчивостью подчеркивают ошибки, ловушки и заблуж­дения, связанные с изучением сравнительного права. Их не­возможно ни перечислить, ни исключить даже в том случае, когда сравнительно-правовое исследование осуществляется — и с большим успехом — международным коллективом.

Новичку можно адресовать слова Айхендорфа: «Будь ос­торожен, осмотрителен и смел». Ему не следует отчаиваться. Ведь даже наиболее опытные компаративисты не застрахова­ны от ошибок. Не случайно у них существует незыблемое правило: если ошибки несущественны с точки зрения про­фессионального мастерства, их доброжелательно исправляют без высокомерных насмешек.

4. Компаративисту необходимо обладать изо­бретательностью для систематизации норм иностранного права, функционально идентичных нормам его собственного правопорядка, показано на многочисленных примерах.

Например, для юриста континентальной Европы идея представи­тельства по закону является идеальным, если не единствен­но возможным правовым понятием, с помощью которого недееспособные физические лица, такие как несовершенно­летние, находящиеся под опекой, душевнобольные, могут участвовать в правоотношениях. Тот факт, что права ребенка уже с рождения по закону защищены его дееспособным пред­ставителем — а в случае необходимости и органами власти, занимающимися вопросами материнства и детства и несовер­шеннолетними, — столь очевиден, что никому и в голову не приходит его оспаривать. А в странах общего права вполне обходятся без этого правового института. Там, например, ро­дители не наделяются автоматически правами и обязанностя­ми как представители ребенка в целом и особенно в судеб­ных тяжбах. Если несовершеннолетний является истцом, суд назначает специально только на время рассмотрения данного дела для представительства его интересов так называемого «заступника», а если он ответчик — то процесс от его имени ведется также назначаемым судом толь­ко по данному иску опекуном.

Если несовершеннолетний — наследник по закону, то суд в определенных случаях назначает управляющего на­следством до достижения им совершеннолетия.

А при определенных обстоятельствах несовершеннолет­ний может быть объявлен находящимся под опекой суда, в силу чего суд наделяется представительскими пол­номочиями, которые он впоследствии, как правило, передает другим лицам.

Обязанности «законного представителя» по управлению имуществом несовершеннолетнего в континентальном праве в соответствии с общим правом осуществляют специальные «доверительные собственники». Связано это с тем, что с давних пор по англо-американскому обычному праву собственность передается не несовершеннолетнему, а дове­ренному лицу, которое управляет ею в интересах несовер­шеннолетнего.

Таким образом, если в континентальной Ев­ропе какая-либо общественная потребность понимается как юридическая проблема, единообразно решаемая в рамках одного правового института, то в общем праве эта проблема расщепляется и рассматривается как совокупность множест­ва индивидуализированных проблем, каждая из которых также решается с помощью индивидуализированных пра­вовых средств, почти всегда имеющих глубокие исторические корни.

Однако не будем делать тайны из того, что запутанность английской системы, при всем очаровании юридических древ­ностей, в зародыше убивает всякое желание подражать ей.

Разумеется, опрометчиво было бы утверждать, что лишь в праве континентальной Европы тенденция к обобщению и абстракции постоянно стимулировала развитие всеобъемлю­щих концептуальных понятий, а общее право со своим мето­дом импровизации, напротив, имело тенденцию к конкрети­зации, индивидуализации юридических проблем, решаемых посредством каждый раз специально создаваемых для каждо­го отдельного случая правовых конструкций.

Следующий пример свидетельствует о функциональной идентичности различных правовых институтов в разных правовых системах. Причем различия этих институтов обусловлены как ис­торией их происхождения, так и доктринальными взглядами.

Имеется в виду институт доверительной собственности ан­гло-американского права. В его основе лежит до гениальнос­ти простая идея. Имущественными правами на какой-либо определенный предмет наделяется несколько лиц таким об­разом, что одно из них может управлять и распоряжаться им в качестве доверенного лица, в то время как другие — часто в порядке временной очередности — обладают определен­ным объемом прав на часть доходов от этого предмета.

Эта основополагающая концепция обобщающего характера приме­няется в различных отраслях общего права: в семейном праве, наследственном праве, праве компаний и даже в отношении неосновательного обогащения. Словом, в англо-американс­ком праве с помощью одного лишь этого правового институ­та удовлетворяются потребности также правового оборота, которые, разумеется, известны праву континентальной Евро­пы. Но удовлетворяются они с помощью гораздо большего числа правовых институтов, совершенно различных по своей природе.

Число подобных примеров легко можно увеличить. Так, одну и ту же проблему можно решить в одном случае с по­мощью виндикации, или иска о возмещении ущерба, а в другом — иском о неправомерных действиях; точно так же иск об оказании материальной помощи в одной стране может соответствовать иску об общественном призрении в другой; искам по имущественным спорам соответствуют наследственно-правовые иски и, наоборот, общей оговорке (например, о ростовщичестве) — отдельная норма ограни­ченного действия (например, об оскорблении добрых нра­вов). Все это примеры, иллюстрирующие возможность взаи­мозаменяемости правовых норм различных правовых систем.

Но часто компаративист вынужден выходить за эти рамки. Случается (и нередко), что подобрать соответствующую фун­кциональную пару в иностранном правопорядке для нацио­нальной правовой нормы не представляется возможным. И тогда решение следует искать с помощью сравнительно-правового исследования вне законодательной сферы. В эту сферу входят не упоминаемые в юридических учебниках «Общие условия» ведения деловых операций, которые прак­тически заменяют многие нормы позитивного и судебного права. Сюда же входят неписаные правила торговых обычаев, согласно которым по молчаливому взаимному согласию участники отказываются от использования правомочий, ко­торыми их наделяет закон. Наконец, следует упомянуть о случае, когда урегулированная конституцией одной страны социальная проблема остается не урегулированной юриди­чески в другой, так как там найдено неправовое ее решение. Разумеется, этот факт должен быть изучен и включен в срав­нительный материал. Без учета этого неправового решения вывод о том, что иностранное право не регулирует соответ­ствующую проблему, был бы неверен и давал бы искаженную картину.

Примером может служить связывающий характер оферты. Согласно германскому праву (§145 ГГУ), оферент не может ее отозвать в течение назначенного им или считающегося разум­ным срока. По общему же праву, за исключением случаев вме­шательства законодателя, правомочного менять условия офе­рента, последний может в любой момент отозвать свое предложение до его подтверждения контрагентом, даже если он объявил об обязательности для себя собственной оферты в течение определенного срока.

Различия правопорядков в дан­ном случае очевидны. Такие оговорки, как «без обязательств», «с условием возможностей поставки», характеризующие дело­вую практику Германии и содержащиеся в виде оговорок в об­щих условиях хозяйствования, хорошо известны. Подобные оговорки, лишающие оферту связывающего характера, могут даже означать, что с юридической точки зрения она вообще является не предложением, а лишь «приглашением» сделать оферту. В англо-американском праве, в свою очередь, разработаны также юридические конструкции, ко­торые в целом существенно смягчают остроту проблемы сво­бодного отзыва оферты для деловой практики. Особенный интерес представляют торговые нюансы (обычаи), которые сильно ограничивают возможности одностороннего отзыва оферты: согласно этим нюансам, разрешенный законом отзыв считается недобросовестным, и потому его стараются избегать.

Приведенные примеры свидетельствуют и о другом фено­мене, с которым сталкивается компаративист в своих иссле­дованиях столь часто, что это подталкивает его к смелому и, вероятно, не лишенному некоторого преувеличения вывода о „возможности сформулировать основной закон сравнительно­го права: различные правопорядки, несмотря на все различия в своем историческом развитии, доктринальных взглядах и стилях функционирования на практике, решают очень часто одни и те же жизненные проблемы, вплоть до мельчайших деталей,

В то же время некоторые области социальной жизни находятся под столь сильным влиянием наци­онально окрашенных моральных и нравственных ценностей, уходящих корнями в религиозное представление и истори­ческие традиции развития культуры или в характер наций, что порождаемые этими социальными факторами различия не могут создать благоприятную почву для развития в разных правопорядках совпадающих правовых норм, которые регу­лировали бы указанные сферы жизни общества.

В странах различных правовых систем существует огромная разница в решении таких вопросов, как ограничение права свободы, завещание в пользу родственников или жены, определение условий и возможности расторжения брака, узаконение прав незаконнорожденных детей, условие и необходимость при­знания иска о взыскании алиментов с женатого отца на со­держание внебрачных детей. Причем этический аспект отве­тов на эти вопросы заключается в том, что суды, если они вынуждены в данном случае применять коллизионные нормы иностранного права, начинают выявлять, не запрещает ли национальный правопорядок использование иностранного права. На практике компаративист часто сталкивается с «оценочными апориями», что не позволяет ему определить, является принимаемое решение хорошим или плохим. Но если исключить эти сугубо субъективные и этически обус­ловленные вопросы — преимущественно семейного и на­следственного права, — а к остальным областям права при­менить в сравнительном плане «неполитическое» частное право, то вновь подтвердится констатация: одни и те же юридические проблемы одинаково или в значительной мере сходно решаются во всех развитых правовых системах мира... Это позволяет в определённом смысле говорить о «презумп­ции идентичности» инструменте решений.

Методическая пло­дотворность такого подхода проявляется двояко. В начале сравнительно-правового исследования эта презумпция слу­жит в качестве эвристического принципа: она может указать исследователю правильный путь, показать, какую область иностранного права и правовой среды в целом следует вы­брать для выявления соответствий и сходства норм иностран­ного и отечественного права, чтобы принять аналогичное практическое решение. А в конце работы эта презумпция служит средством контроля за правильностью достигнутых результатов: если компаративист констатирует на основе всей совокупности изучаемых материалов идентичность или, по крайней мере, сходство в решениях правовых проблем сравниваемых правопорядков, он может быть удовлетворен.

Если же будут установлены различия или полное отсутст­вие сходства в принимаемых решениях, то компаративисту потребуется вновь проверять, правильно ли и достаточно ли радикально поставлен вопрос о функциях исследуемых пра­вовых институтов, равно как и вопросы о том, не сузил ли он сферу своего исследования.

Конечно, следует еще раз подчеркнуть, что эта презумп­ция не всегда может быть использована. Она неприменима в областях права, которые несут слишком сильный отпечаток политических и моральных представлений данного общества. Для всех других отраслей права, нейтральных с точки зрения субъективных оценок и «технических», «пре­зумпция идентичности» представляется нам вполне примени­мой рабочей гипотезой.

5. Особой проблемой сравнительного правоведения, и в пер­вую очередь его методики, является вопрос о возможности его применения в отношении права стран разного социального типа, например, социалистических стран. Под «социалистическими странами» понимаются страны, во главе политического руководства которых стоят ком­мунистические партии, придерживающиеся марксистско-ленинской идеологии.

Согласно ортодоксальной социалистической доктрине, функции права при социализме и капитализме диаметрально противоположны. Буржуазная правовая доктрина рассматри­вает право с формально-юридической точки зрения как изна­чально объективно существующую данность и не признает социальной функции права как инструмента господствующе­го класса в классовой борьбе. Для социалистической доктри­ны, наоборот, реальность права заключается непосредствен­но в его социальной функции. И с этой точки зрения для социалистической доктрины равноправное сравнение раз­личных правовых систем бессмысленно или даже невозможно. В действительности ранее в СССР господствовала точка зрения (пригодности сравнительного правоведения лишь как инструмента доказательства преимуществ социалистического права. Лёбер правильно, но слишком мягко охарактеризо­вал эту точку зрения как «контрастирующее правоведение»: правоведение, которое с порога отвергает любую разумную основу для сравнения, не является таковым вообще. Менее одиозная ситуация складывалась в этом плане в других соци­алистических странах, в которых раздавались разноречивые голоса. В них подчеркивалось отсутствие монолитного одно­образия права социалистических стран, а ценность капита­листической правовой доктрины полностью не отрицалась. Теоретики социалистического права, тем не менее, были еди­нодушны в том, что капиталистическая правовая доктрина способна анализировать лишь собственную правовую дей­ствительность и только в ней находить разумную основу для сравнительного правоведения.

Аналогичным образом разделились мнения и западных те­оретиков права. С одной стороны, такой знаток советского права как Билински считает невозможными и неплодотворными срав­нительно-правовые исследования социалистического и капи­талистического права из-за различий в идеологии и в первую очередь в структуре хозяйства и общества. Но, с другой сто­роны, не меньший знаток социалистического права Лёбер энергично подчеркивает разумность и плодотворность срав­нительно-правовых исследований права различных социаль­ных систем. Точка зрения ортодоксальной советской право­вой доктрины, к которой в основном апеллирует Билински не должна пугать. Сравнимость различных правопорядков основана на идентичности правовых потребностей, и лишь в том случае, если они диаметрально противоположны, можно было бы констатировать принципиальную несравнимость за­падных и социалистических правопорядков. Но это еще не доказано и вряд ли доказуемо.

Разумеется, в данном случае следует проявлять особую ос­торожность при сравнении различных правовых институтов.

Явные различия в экономических системах капиталисти­ческих и социалистических стран влекут за собой соответ­ственно различия и в их правопорядках. Но стремиться вы­вести отсюда принципиальную несравнимость обеих систем было бы ошибочным. Ведь кроме экономики существуют другие сферы, где различия не так велики. И Лёбер точно показал различия между правовыми институтами, обусловленными системой, и нейтральными. К последним принадле­жит, например, семейное право. Здесь сравнительное право и его исследование возможно и сталкивается с трудностями, но не большими, чем при сравнении «западных» правопорядков.

Аналогичным образом следует согласиться, что в соци­алистических экономических системах сохранились опреде­ленные элементы частнопредпринимательской деятельности. С определенными оговорками сюда можно отнести уголовное право, внешнеэкономическое регулирование, авторское право, внедоговорная ответственность, которые также могут стать объектом сравнительно-правового исследования. Остается главная сфера — обусловленные системой ин­ституты.

В сфере частного права к ним относятся, прежде всего, договор между госпредприятиями в плановой системе хозяйства, собственность социалистического предприятия, вся сфера государственного права в смысле западной доктрины, то есть административное „право и право государственных организаций, право Госарбитража, подсудность гос­предприятий. Если в данной сфере механизмы правового регулирования различаются настолько, что идентичные или сравнимые правовые потребности не возникают, то действи­тельно в правопорядках невозможно обнаружить функцио­нально однородные аналоги, В целом же даже в этом случае не следует заранее предпола­гать полную несравнимость.

Можно высказать предположение о том, что сравнитель­ный анализ, проведенный с достаточной тщательностью и учетом правовых реалий, обнаруживает больше сходного, чем того хотелось бы идеологам разных социально-политических систем.

В любом случае совершенно очевидно, что споры о срав­нимости правопорядков стран с различными социально-политическими системами не могут служить серьезным препятствием для сотрудничества между компаративистами Востока и Запада.

Во многих международных организациях, как, например, в ЮНСИТРАЛ или в ЮНИДРУА, в течение многих лет рабо­тают юристы из социалистических стран, часто занимая в них высокие посты. Их отличают ответственное отношение к делу и профессионализм при решении практических задач.

6. Выбор правопорядков, включенных в процесс сравнения. Если в отношении исследования выбранных правопорядков действует принцип максимально углубленного проникновения в их суть, то в отношении выбора самих правопорядков действует общий принцип ра­зумного ограничения. Это не столько объясняется трудностями, связанными со слишком широкой постановкой вопроса, сколько подсказано опытом, согласно которому полученные результаты не будут адекватны затраченным усилиям, если круг исследуемых правопорядков не будет сужен до разумных пределов. Этот опыт имеет глубокие корни. По мере развития зрелых правовых систем они или полностью воспринимались, или становились предметом довольно полного подражания, и пока имитирующая система (так называемое «дочернее право») сохраняет, по крайней мере, стиль оригинала, ее решение юридических проблем представляет собой лишь бледную копию решений материнского правопорядка, не достигая самобытности и взвешенности решений своего-, «знаменитого» предшественника. А потому будет вполне достаточно ограничиться изучением материнского правопорядка, а дочерний правопорядок оставить в стороне.

Однако положение вещей в действительности часто отли­чается от описанного выше, и потому высказанная рекомен­дация является скорее рабочей гипотезой, чем твердо уста­новленным результатом сравнительно-правовой методики.

О необходимости тщательной подборки материала свиде­тельствует то обстоятельство, что при рассмотрении роман­ской правовой семьи, взяв за основу своего анализа «материнский» правопорядок Франции, необходимо при­нимать во внимание и частное право Италии. Причина этого заключается не только в возрастании объема историко-правовых исследований на родине римского права, но и во впе­чатляющем богатстве цивилистических идей, дальнейшему развитию которых способствовала после преодоления эзоте­рических методов исследования последняя кодификация (1942). В то же время следовало бы по воз­можности отказаться от слишком обстоятельного изучения правопорядка стран Иберийского полуострова.

То же самое относится и к англосаксонской правовой семье. Для компаративиста XVIII века было бы вполне до­статочно ограничиться исследованием английского права и пренебречь правом Северной Америки. Сегодня картина ко­ренным образом, если не сказать полностью, изменилась: Англия и США, несомненно, принадлежат, как «мать» и «дочь», к англосаксонской правовой среде. Право США в рамках этой семьи имеет свой ярко выраженный стиль. Оно не только заимствует идеи английского права, но и идет го­раздо дальше. А потому компаративист допустил бы боль­шую ошибку, если бы наряду с английским правом не вклю­чил в круг своих исследований и право США.

Трудно сказать что-либо определенное о нормах ограничений, так как все зависит от предмета конкретного исследования. Если речь идет не о сравнении отдельных институ­тов или решений конкретных юридических проблем, а лишь о стиле правовой семьи в целом, то, как правило, достаточно изучить стиль не всех, но лишь тех, которые презюмируются в качестве «материнских» правопорядков, входящих в дан­ную правовую семью.

Если же речь идет об изучении от­дельных вопросов, то следует придерживаться следующего твердого правила: при решении «классических» проблем ци­вилистики, касающихся правового регулирования сделок, обязательств, собственности в англосаксонской правовой семье, можно ограничиться по преимуществу Англией и США, в романской — Францией и Италией, в германской — Германией и Швейцарией (хотя незнакомому с этой право­вой семьей компаративисту необходима подзорная труба, чтобы отчетливее разглядеть здесь сходство).

А в правовой семье северных стран наиболее целесооб­разно ограничиться Швецией, Данией. Стимулирующим фак­тором в данном случае служит неприятие догматического соответствующего правопорядка.

Ко­нечно, в наши дни не все сравнительно-правовые исследова­ния осуществляются с привлечением специалистов со всего мира, хотя, может быть, это было бы желательно. Сравни­тельно-правовое исследование, осуществляемое в одиночку, даже сейчас разумно и необходимо. Такие исследования осо­бенно важны при изучении правовых систем отдельных стран, а не всего мира. Правильный отбор правопорядков в этом случае может оказаться делом трудоемким, но по прак­тическим соображениям неизбежным. Что же касается кри­териев отбора, то приведенные выше практические советы за неимением лучшего, как и прежде, представляют собой хорошую отправную точку.

7. В сравнительно-правовом исследовании постоянные и часто стереотипные сравнения побуждают искать критерии выбора конкретных правовых систем. Процесс сравнения, который осуществляется путем эмпирического отбора мате­риала, начинается практически, когда собраны отчеты о пра­вовых системах разных стран. В качестве испытанного под­хода к исследованию и его систематизации рекомендуется самостоятельно изучить в сравнительном плане посвященные отдельным странам доклады с той точки зрения, чтобы выявить, в каких из них предмет исследования уже отрефе­рирован на основе обсужденных выше принципов для каждо­го правопорядка или правовой семьи — другими словами, без критической оценки, но с важными деталями, помогающими направить предстоящую работу в необходимое русло.

Чита­тель или пользователь результатов сравнительно-правового исследования должен хорошо знать исходный материал, если ему предстоит завершить работу, не говоря уж о том, что все неизвестные правовые материалы должны быть ему доступ­ны. В то же время не исключено, что характерные особен­ности изучаемой проблемы могут потребовать иного подхода.

Для решения всех конкретных правовых проб­лем рекомендуется изучение обзоров права отдельных стран. Сравнение решений тех или иных вопросов в различных правовых системах без комментариев еще не является срав­нительным правом. Оно начинается лишь после этого. «Мы познаем внутренние отношения между правопорядками, — формулирует задачу Э. Рабель, — когда нам удается показать во взаимосвязи путем сравнительной характеристики ин­ститутов всю совокупность того, что есть в них общего и различного». Это, то есть само сравнение, — труднейшая часть сравнительно-правового ис­следования. Оно почти полностью исключает попытки его формализации и во многом зависит от особенностей изучае­мой проблемы, равно как и от решения ее в различных правопорядках. Удается сформулировать лишь некоторые расплыв­чатые принципы общего порядка.

Само собой разумеется, что сравнительный анализ дает разнообразие решений. Удивление, порождаемое этим разно­образием, — первый стимул для сравнительно-правового исследования. Однако составление перечня сходств и различий мало что дает. По существу это было бы более конкретным повторением того, что содержится в обзорах национального права. Было бы достаточным, если бы в каждом из рассмат­риваемых правопорядков можно было отыскать четкое и оче­видное решение исследуемой проблемы. Но, как показывают примеры, в большинстве случаев все гораздо сложнее и всегда всплывают проблемы, достойные сравнительно-правово­го исследования.

Суть сравнения заключается в том, чтобы взглянуть на различные решения под новым углом зрения, который позволял бы выявить, прежде всего, их общность. В страновом обзоре, в котором материал лишь отреферирован, дается всеобъемлющее правовое решение проблемы. Однако оно характерно именно для данного правопорядка, отражает его правовую среду, законы и прецеденты и выражено в поня­тиях данной правовой системы. Что это может означать, отмечалось выше. При сравнении же каждое изучаемое реше­ние, напротив, будет рассматриваться и оцениваться во взаи­мосвязи со всеми остальными, а не с точки зрения его собст­венного правопорядка. Эта новая точка зрения и характеризует сравнение в подлинном смысле этого слова.

Другой харак­теристикой, неразрывно связанной с первой, является функ­циональность. Выше говорилось о решающем значении функ­ционального принципа для изучения любого правопорядка, являющегося предметом сравнительно-правового исследования. Процесс сравнения как раз и является целью такого использо­вания. Различные правовые системы сравнимы лишь в той мере, в какой они решают данную проблему, удовлетворяя потреб­ность в адекватном правовом регулировании. Другими словами, только функциональная однозначность, то есть выполнение одной и той же задачи институтами разных стран, делает возможным и целесообразным их сравнение.

Опыт показывает, что сравнивать элементы реше­ний изучаемых правопорядков, вырывая их из решения в це­лом, то есть без учета функциональности, малоэффективно и чревато ошибками. Велик соблазн сравнивать в первую очередь принципы, лежащие в основе законодательства и доктрины изучаемых правопорядков. Эти принципы в разных правопорядках часто существенно отличаются друг от друга. Но исключение различающихся принципов затруднило бы решение задачи определения, для какого случая решения сравниваемых правопорядков были бы различны. В этой свя­зи то, что рассматривается в качестве принципа, применяет­ся даже в сфере юридических фактов таким образом, чтобы свести его влияние к нулю.

Механизм «космополизма» принимаемых решений, ос­вобождения их от национальной специфики столь сильно за­висит от каждого конкретного случая, что в отношении его нельзя вывести общее правило. Так, в одном случае может потребоваться «расщепление», как в примере с институтом доверительной собственности англо-американского права: рассматриваемая в качестве единого для всей данной право­вой системы института, она «расщепляется» в соответствии с потребностями правового оборота для решения юридических проблем в различных областях права. Но речь может идти и о синтезе, как, например, в случае с законным представите­лем: будучи «расщепленным» на несколько самостоятельных институтов, которые лишь в совокупности дают всеобъемлю­щее решение проблемы, оно должно рассматриваться с точки зрения сравнительного права как единый институт.

8. Следующим шагом в процессе сравнения является создание соответствующей системы понятий. Сравнительно-правовое исследование специальных предметов не может обойтись без собственной системы и собственных понятий. Система долж­на быть настолько гибкой, чтобы ее можно было использо­вать в качестве инструмента для объединения в рамках более широкого родового понятия гетерогенных, но функционально однородных институтов. Например, во всех правовых систе­мах отграничивают обязывающие сделки от необязывающих. Однако правовые критерии подобных разграничений различ­ны. Обязательность может найти свое выражение в выполне­нии ряда формальностей, а на более высокой стадии разви­тия права достаточным может оказаться простое судейское толкование. В данном случае создаваемая система сравни­тельного права должна содержать понятие, включающее в себя понятия «формы», «причины» (но только в одном из их многочисленных и богатых оттенками значений), «возмездности». Смысл этого понятия заключается в том, чтобы по­казать, что речь идет о явлениях, которые отделяют правовые обязательства от сугубо общественных, то есть о своего рода показателях «значимости».

Еще пример. по Эссеру, принцип неосновательного обо­гащения имеет всеобщий характер.. Дейст­вительно, в той или иной форме он применяется повсемест­но, но функции его применения различны. И, следовательно, то, что в одной правовой системе является возмещением ущерба по иску о неосновательном обогащении, в другой — по иску о противоправном поведении, а в третьей — по иску о неправомерном отказе от договора.

Для системы понятий в сравнительно-правовом исследовании следовало бы создать также обобщающее понятие с единой функцией или несколь­ко обобщающих понятий с различными функциями, каждая из которых, однако, включала бы регулирование проблем, вытекающих из неосновательного обогащения и аналогич­ных гражданско-правовых нарушений: это может быть рес­титуция в случае неправильно произведенного платежа, по­сягательства на чужую собственность, неправомерного использования вещей..

В отношении обобщения других понятий дело обстоит проще: следует употреблять выражение «нарушение догово­ра» вместо «неосуществимость договора», а вместо «ответ­ственность за помощников», «ответственность за подчинен­ных», или — «ответственность за людей». Термин «строгая ответственность» лучше, чем «ответственность за вред, нанесенный источником повышенной опас­ности», или «теория риска».

Таким образом, система терминов сравнительного права приобретает очертания довольно неопределенной структуры с более обобщенным содержанием понятий, чем в нацио­нальном праве. Это вызвано тем, что понятие сравнительного права в силу его функциональной природы опосредует те явления общественной жизни, которые не попадают в сферу действия понятий национального права. Тем самым сравни­тельное правоведение ведет к созданию системы комплекса функций; с помощью обобщенных понятий сравнительного права характеризуются юридические задачи, которые стоят перед соответствующим институтом права — всей совокуп­ностью институтов с аналогичными социальными и экономическими предпосылками, призванными регулировать опреде­ленную сферу общественных отношений. Тем самым между решениями, различающимися только по юридико-техническим признакам или даже по предмету регулирования, созда­ется объективно обоснованная тесная взаимосвязь, благодаря которой они становятся сравнимыми и сопоставимыми друг с другом. Дробниг показал, как с интернациона­лизацией сравнительно-правового исследования растет зна­чимость системы понятий сравнительного права и как однов­ременно усложняются возникающие при этом проблемы.

Сравнительное право является одной из многих юридических дисциплин, развитие которой уже дав­но идет в данном направлении. Критика, способствующая универсализации системы национальных правовых понятий и отказу от их территориально ограниченного применения, также внесла свой вклад в подобное развитие. Она исходи­ла от сторонников так называемой «теории интересов» (согласно которой всеобщий интерес находит отражение в единичном), от сторонников доктрины свободы применения права правоприменительными органами, от социологов пра­ва и приверженцев правового реализма.

Все они сходятся в признании того, что предмет правовой науки — не столько понятийные правовые конструкции, сколько сами жизненные проблемы, которые наука права должна решать. Право — это «социальная технология», а правовая наука — социальная наука. Именно такое понимание является одно­временно как результатом, так и отправной точкой для раскрытия интеллектуального потенциала и методологии сравнительного права.

Такое понимание сравнительного правоведения полностью отвечает современным тенденциям развития правовой науки, поскольку в основу его методологии положен принцип функциональности, а не сис­тематики правовых институтов разных стран и решение юридических проблем в рамках конкретной правовой сис­темы оценивается с точки зрения адекватности их данной, социальной среде, соответствия тем социальным задачам, которые они призваны выполнять. Оно придает науке права международные масштабы и значительно расширяет круг материалов, без которых даже самые талантливые юристы, ограничивающиеся изучением лишь национального правопо­рядка, не имели бы достаточных возможностей для реа­лизации своего творческого потенциала.

Если право рассматривать с функциональной точки зрения, то обнаружится идентичность юридических проблем в каж­дой стране. Такой подход можно применить к правопорядку любой страны мира, даже к странам с различным социаль­но-политическим строем и к странам, находящимся на раз­ных ступенях социально-экономического развития. Система подобной универсальной правовой науки со своей теорети­ческой концепцией, с единым понятийным аппаратом, ма­териалом, структурированным по общей схеме, может быть только наднациональной по своему характеру.

А этого можно достичь лишь путем сравнения различ­ных правопорядков, то есть такую систему нельзя создать априорно, но только в результате постоянных эксперимен­тов и сравнений, что позволит сделать сравнительное пра­воведение по-настоящему международным. Учитывая, одна­ко, степень развития сравнительного права, большинство немецких авторов в своих работах (в других странах вряд ли существует иной подход) исходят из определенной про­блемы или института собственного права, исследуют их в сравнительном плане, а затем, дав оценку полученным результатам, делают выводы в отношении национального права — предложения по реформе, новое толкование. Та­кой подход можно было бы назвать сравнительным право­ведением на национальной основе. Но, в конечном счете, следует стремиться к действительно международному срав­нительному правоведению, которое подготавливало бы поч­ву для создания наднациональной всеобщей правовой науки. Эта новая правовая наука обогатила бы методы юриди­ческого мышления исследователя, предоставила бы в его распоряжение более многообразную гамму юридико-технических средств, связанных с созданием системы новых по­нятий, постановкой проблем на более высокий уровень, с иным подходом к исследованию материалов и критериям оценки. Она расширила бы его научные горизонты и научный инструментарий благодаря ознакомлению с опытом правовой науки во всех странах мира.

Сравнительное правоведение — прежде всего метод познания права как науки, а не инструмент отыскания кон­кретного правового института. Лишь тот, кто не видит этого, способен отрицать ценность такой международной сравни­тельно-правовой науки.

9 Критическая оценка результатов сравнения — важная часть сравнительно-правового исследования. Иногда различ­ные решения бывают разнозначны или «предоставляют разумный выбор», а иногда, наобо­рот, преимущества одного из решений очевидны. Наконец, комбинация элементов решений различных национальных законодательств может дать более эффективное решение, чем все существующие. Все это компаративист должен взве­сить и объяснить.

По мнению Э. Рабеля, следовало бы отличать оценку, данную с точки зрения правовой политики, от собственно правоведения, в которой он видел «совершенно иную деятельность», так как при всей своей конкретности и отдельные задачи, и теоретические положения чисто сравни­тельного правоведения должны носить в значительно боль­шей степени характер обобщений, а не оценок и следствий, направленных на решение практических, например законо­дательных, вопросов.

По данно­му вопросу можно было бы сказать многое. Здесь затраги­вается известная проблема теории чистой правовой науки Г. Кельзена о правомерности отнесения юридических оценок к научным задачам. Данная работа не ставит целью дать окончательный ответ на этот вопрос. Тем не менее, оценка компаративиста имеет одно важное отличие от оценки тол­кователя национальной правовой нормы, а именно, полу­ченные им результаты не будут сведены на нет отрицатель­ным решением законодателя, поскольку его критический и сравнительный анализ стоит вне национальных законода­тельств, которые дают ему лишь материалы для исследова­ния. Э. Рабель выступает против «разделения труда» между сравнительным правоведением и критикой права: «Мы, юристы, закоренелые критики, одержимые желанием улуч­шить право, не можем отказаться от стремления добиться более эффективного регулирования».

В самом деле, компаративист обязан свое сравнительно-правовое исследование немедленно подвергнуть критической оценке, иначе сравнительное правоведение, по язвительному замечанию Биндера, «остается собранным в кучу неисполь­зуемым строительным материалом». Критерии критической оценки ежедневно применяются правовой наукой, в част­ности, для нахождения и обоснования наиболее целесо­образного и правильного решения.

Дальнейшее исследование сути свойств этих критери­ев компаративист должен уступить философии права, хотя он может предоставить в распоряжение последнего больше материалов по данной проблеме, чем философия права была бы в состоянии использовать. А упрек в субъектив­ности оценки вновь превосходно парирует Э. Рабель: «Кар­тина с явными признаками национальной правовой культуры и образования исследователя исправляется с по­мощью международного сотрудничества»

Дата добавления: 2014-01-04