Народный суверенитет, коммуникация, транснациональная демократия

Легитимное политическое решение должно содержать в себе следующие признаки: 1. Участие в обсуждении принятия решении определяется нормами равенства и симметрии (Все имеют одинаковые шансы инициировать речевые акты, чтобы спросить, узнать, начать прения) 2. Все имеют равное право задать вопрос к выбранным темам обсуждения (Те ли мы темы обсуждаем?) 3. Все имеют равное право инициировать рассуждения о самих правилах процедуры дискурса, и о том, как эти правила применяются (мы можем дискутировать по поводу: «а правильно ли мы обсуждаем повестку дня? Может быть механизм обсуждения должен быть другой?). Осуществление этих принцпов необходимы глобальные изменения в политике и экономике – т.к. каждый житель земли должен иметь права на равные шансы повлиять на обсуждение (но не равное участие (!)). Критики Хабермаса говорят, что осуществление этих принципов блокируется вопиющим неравенством современного мира. Чтобы внедрить эти принципы должны произойти следующие реальные политические события: 1. США должны отказаться от мирового военного доминирования 2. Страны золотого миллиарда должны присоединиться к процессу глобального перераспределения благ.

В логике золотого миллиарда – поставки бесплатной продукции породят иждивенчество.

Хабермас критикует модель демократии участия за не реалистичность прямых форм участия и за преувеличение значений прямого участия, т.к. прямое участие, даже реальное обесценивается технологической влиянием на массовое сознание. Радикальные критики Хабермаса в отвтет заявляют, что прямая демократия обладает слишком многими недостатками, но если брать модель делиберативной демократии, то она ещё менее реализуема, т.к. делиберация глобальная (обсуждение) требует времени, терпения (толерантности) и профессионализм. Глобальная делиберативная демократия процесс затратный по ключевым современным дефицитным ресурсам. Сторонники Хабермаса в ответ на критику о нереализуемости делиберативной демократии они деформализуют модель делиберативной демократии. Она превращается в этом процессе во множество ассоциаций или сетей. Именно эти взаимосочленённые сети ассоциаций образуют ткань анонимного общественного обсуждения. Весь процесс обсуждения выводится на неформальный анонимный уровень. Обязанность формальных институтов состоит в том, чтобы защищать подобные дискуссионные процессы и каким-то образом (каким?) кодифицировать результаты дискуссионных процессов в обязательные законы. В логике сторонников Хабермаса плюралистическая модель анонимного сетевого обсуждения противопоставляется фикции всеобщего собрания. Возникает вопрос, а почему фикция? Т.к. собрание никогда не фиксирует всеобщего разнообразия. Возвращая к модели анонимного сетевого обсуждения Хабермас объявил анахронизмом идею суверенного демократического макросубъекта – это анахронизм, потому что в идее демократического макросубъекта общество мыслится как некое коллективное тело или единый субъект. При этот Хабермас аппелирует к теории общественного выбора: У. Райкер доказал, что народа как юридического субъекта не существует. Именно поэтому Хабермас отказывается от традиционной конкретно-субъектной трактовки народного суверенитета, считая это тоже анахронизмом, т.к. современная политика всё менее субъекта. Теория народного суверенитета – одна из самых неубедительных теорий, в силу многочисленной критики, т.к. нет народа как субъекта. Хабермас отказывается от традиционной конкретно-субъектной трактовки народного суверенитета, потому что у такого суверенитета существует проблема с субъектом. Субъект народного суверенитета не иденцифицируется как носитель воли. Ещё одна проблема – представительное собрание не может быть носителем суверенитета, потому что никакое народное собрание не отражает общество как таковое в его многообразии. В противоположность обществу как телу и субъекту Хабермас предложил модель активного гражданского общества как прямой процесс обсуждения, в котором идеи и аргументы движутся непредсказуемо. Исходя из этого, он предложил процедурное видение народного суверенитета, как альтернативу субъектному видению. Потому что в логике Хабермаса, если мы находимся в логике практического дискурса, вопрос о том, кому этот дискурс принадлежит – является бессмысленным, потому что нас интересует решение вопроса в ходе обсуждения, а не то кому принадлежат лучшие или худшие аргументы. При этом мы должны предположить, что наш вклад может иметь неожиданные смыслы и концепции, которые мы не могли ожидать. Подобная постановка вопроса не решает ключевой проблемы суверенитета: как многообразие делиберативного гражданского общества перевести в эффективную демократически законную политическую власть (каким образом анонимное гражданское обсуждение конвертировать в конкретное политическое решение). Все демократические институты так или иначе направлены на выявление большинства и отождествление этого большинства с единым решением, у этих механизмов куча критиков. Основная сила традиционной модели демократии – формирование единства, через выявление большинства, но на мировом уровне этот принцип блокируется – это видно по ООН, т.к. там принцип формирования большинства (демократического) дополнен правом вето Совета Безопасности. Также глобализация порождает неофеодализм, появляются структуры как ВТО, МВФ, которые не то, что не вписываются в глобальную картину демократии, а также разрушают национальные демократии государств (возникновение корпоративных структур как в феодализме (корпорация церкви, христианства и пр.) за рамками демократических принципов, но оказывающихся за влияние на демократии). Бессмысленно выносить эти модели на транснациональный уровень, как выход предлагается формирование глобального общества, которое сможет трактовать свою волю глобальным институтам. Как будет формироваться это гражданское общества, как будет фиксировать его формирование?

Ещё одна проблема связана с анонимностью делиберативного гражданского общества, происходит то, о чём писал сам Хабермас. Происходит исчезновение субъекта демократии. Если нет субъекта демократии, то каким образом анонимные дискуссии приведут к решению, которое повлияет на конкретных людей. Кто будет принимать такие решения? Если оно возникло анонимно. Если обсуждение анонимно, то перед кем должно отчитываться государство? Даже если государства обязуется реагировать на обсуждение, то оно собирается реагировать перед самим собой. В последнее время Хабермас различает два обоснования демократических процедур (как обосновать демократическую процедуру с ситуации отсутствия субъекта):

1. Процедуры открыты для всех и уже поэтому справедливы.

2. И само обсуждение и принятие решения в условиях демократии имеют рациональных характер.

Два основания ведут, что демократическая процедура черпает свою власть не только в легитимации через субъектное участие, но и во всеобщей доступности процесса обсуждения, результаты которого заранее ожидаются как рациональные. Не является критически необходимым всеобщее обсуждение достаточно его всеобщей доступности и рациональности.. Информационная открытость будет способствовать решению проблемы, даже делиберативное участие не велико. Критики откликнулись, заявив, что такой подход может усилить отрешённость европейского общества от европейских политических институтов. На сегодняшний день между сторонниками критического общества и сторонников делиберативной демократии можно считать ничья. Ценность критической теории общества – передовой фронт политической теории, обсуждается то, чего никогда не обсуждалось, задаются новые цели дискуссии. Благодаря критической теории общества мы всерьёз продолжаем обсуждать политику, подвергая сомнению неоспоримое.

Взаимодействие постструктурализма и либеральной политической теории

В любой энциклопедии есть мнение, что постструктурализм и либерализм – это антиподы. В этом есть часть реального. Постструктурализм сосредоточен на критике и деконструкции проекта модерна, а либеральная политическая теория пытается реконструировать этот объект. Соответственно из этого все остальные противоречия. Либеральная теория видит целью обосновать институты совре справедливого общества, с точки зрения инстит совр справдлеивого общества согласуются с моральной интуицией. Т.е. либ теория считает, что все люди считают это интуитивно правильным, на что пост утверждают, что ничего подобного, в основе моральной интуции людей лежит принцип равенства, инуитивно люди стремятся к равенству. Принцип равенства угнетался либ теорией она считала его вторичным. В ответ на это либ полит теор возражает, что если это так (склонность интуитивно к равенству), но только она в состоянии согласовать моральные интуиции свободы, равенства и безопасности в единое конституционное целое – либеральную демократию. Инткиция свободы – либерализм, равенства – социализм, безопасности – консерватизм. В этой логике либ теория одержала ситуативную победу, но пост отказался от логики моральной интуиции свободы и равенства, считая это ложной альтернативой. Т.к. с точки зрения пост эта ложная интуиция была задана с подачи либеральной теории. Данная интуиция – диктат, что его увидеть, нужно осуществить деконструкцию понятий, которая описывает реальное положение вещей. Одним из первых такой подход предложил Жак Деррида. Постструктуралисты не скрывают, что они заимствуют структуру, но не содержание марксизма. От содержания открещиваются, т.к видят в марксизме наследника просвещения. И отказываясь от содержания марксизма, но принимая его как структуру мысли пост реабилитирует понятие утопии как рациональной критики. Критическая теория общества для них недостаточно радикальна. В этом смысле два классика постструктурализма Делёз и Гваттари. Они утверждают, что именно через утопию философия становится политической и встаёт на позиции критики своего времени в наивысшей степени. Важно, что пост понимает под утопией не трансцендентное видение лучшего будущего, а это те элементы нонконформизма в настоящем, которые составляют потенциал для перемен. И поэтому в логике постструктурализма истинная политическая теория в высшей степени утопична и критична. Т.к. она создаёт концепты утопии, а не картины утопического будущего. Сила утопии в логике пост не в картинке привлекательного будущего, а сила утопии в мобилизации сопротивления и протеста в настоящем. Именно поэтому пост видят свою миссию не в обосновании некого упорядоченного общества, а в выработке социальных и политических изменений в настоящем. Их задача понять, что нужно сделать в настоящем, чтобы изменить жизнь к лучшему. Поэтому в отличие от ранних форм утопизма, пост отрицают любые всеобъемлющие критерии прогресса. Крах коммунизма как конкретного политического проекта и отказ от революционного пути развития, в этой ситуации пост получил очень большую популярность, т.к. попытался создать другие стратегии сопротивления капитализму. Так и возник современный концепт пост утопии, именно это понимание утопии отличается его от критической теории общества (т.к. она критикует капитализм) и либерализма, потому что критическая теор общества в современном виде предлагает проекты будущего политического устройства и самый известный – это делиберативная демократия. Пост никаких проектов будущего не выдвигает. Тем самым постструктуралситы заслужили жёсткую критику – их критики, что пост не предлагает никакой теории равентсва, српаведлиовсти и свободы. Хабермас утверждал, что пост не то, что не предлагает никаких проектов, но и не разъясняет нормативного несогласия с существующими видами повделения. Пост сознательно отказывается от нормативно-проектного видения политической реальности. Этим отказом воспользовалась либеральная политическая теория. Раз у пост этого проекта нет, либеральная полит теория дезавуировала (признала несуществующим) антагонизм между собой и пост. Сторонник либеральной полит теории заявил – у вас альтернативы нет, значит наш проект нужно просто улучшие, следовательно антагонизма – не существует. В результате критики пост либер полит теор расширила границы интеллектуального консенсуса. Тем самым она предприняла попытку найти точки соприкоснвения с пост. Одни из таких точек были найдены в эгалитарных концепциях демократии. Другая точка соприкосновения была найдена через отказ либ полит теории от онтологического и метфзического понимания мира в пользу историзма. И ту и другую тенденции мы можем обнаружить в теории справделивости Ролза, так у него либерализм называется деонтологическим. Но наиболее известной структурой либерального и пост синтеза является Ричард Рорти. Стал создателем концепции либерального прагматизма. Что она собой представляет? Ключевые элементы: 1. Ирония и случайность. Рорти изначально провозглашает, что он не критикует либ-дем политику – он над ней иронизирует. В чём она состоит? Ирония Рорти направлена на вокубуляр либеральной демократии. Он его считает метафизическим (не принципы, а набор словестных конструкций). Метафизика считает, что есть реальная сущность и внутренняя природа всех вещей (стола, стула «как такового» и соотнося сущность можно сказать это стул, а это стол. Так как внутренняя реальность стола противоречит стулу). Нет никакой реальной природы вещей – утверждает Рорти, так как они сформулированы в ситуации реального речевого запаса и конструкций, которые со времени могут изменится. В качестве примера – метафизика, которая была способом катологизации, а затем внутренней сутью вещей. Рорти утверждает, что вся метафизика имеет смысл, если существует «финальная лексика», та лексика, которая дальше не меняется. Само выражение «финальная лексика» вызывает иронию у Рорти. Не может такой лексики существовать – язык живёт постоянно. Лексику нельзя опровергнуть или оправдать. С этой точки зрения Рорти тракткует окончальный вариант либеральной полит культуры как ситуативный продукт институционального воздействия. Продукт, который историческим возник, как результат войн и идеалов просвещения. Это всего лишь предварительное временное лексическое соглашение. Более того, только в обществах западного европейского происхождения. Поэтому в рамках других культур нужно некое интеллектульное усилие, чтобы понять лексику и это понимание может оказаться другим. Следы такой иронии по поводу лексических конструкций он находит у Ролза (позднего). В его поздней работе Ролз признаёт множественность концепций блага, всё зависит от практического, а не теоретического разума. Выясняется, что для Ролза истинность или ложность моральных суждений – это не проблема. Главное, чтобы эти суждения применялись в соответствии с принятой практикой публичного политического разума. Аналитический инструментарий иронии обнаруживается и в рамках постструктурализма (Деррида, Фуко). Они все иронизируют, но каждый по своему. Одной из ключевых аналитических целей Фуко было показать случайность рациональных дискурсов просвещения (по большом счёту Фуко высмеивает эти дискурсы) потому что Фуко показывает, что наши подходы к психическим заболеваниям, наказаниям предступников – всё это случайные единичные вопложения, результат ситуацтивного стечения обстоятельств, условий и социальных факторов (образно говоря – так сошлись звёзды. Психически нездоровые люди – ущемлены в правах (не могут составить завещание, заключить договор и пр.)). Логика наказания обусловлена современными дискурсами, в средние века логика наказания была – причинить боль. Помимо Фуко соответсвующими приёмами иронии пользовался Деррида – у него это получило название практики – деконструкция понятий (он раскладывавет понятия на части, что проследить как это обрзовалось). Он исследует концепт демократии. Оказалось, что изначально родственное понятие демократии – дружба (демократия возникает из дружбы. Именно в этих терминах она впервые была обоснована). Зафиксировав это Деррида пытается декнструирвоатт концепт демократии и понятть по новому – не как способ правления. А как способ жить вместе. Почему за рамками полиса – люди превращаются в нелюдей? Они начинают угнетать и доводить друг друга. В результате создаётся демократия. Тоже и с другими культурами – в контексте западной культуры практика описываемое слово пытка – имеет однозначно негативную коннотацию, как неприменимое ни к кому – людей пытать нельзя, а конфуций один из трактатов посвятил пытке – что это правильно и хорошо. Человек знает, за какие проступки его будут пытать – он осознанно идёт на это, значит можно пытать. Если обратиться к механизмам иронии, то он состоит – можно обратиться к Фуко – он вместо того, чтобы рассматривать девиантные формы поведения с точки зрения нормативного образца – Фуко проблематизирует сам нормативный образец. Как? Он прослеживает генеологию европейского мышления и обнаруживает, что просвещенческий рационализм – это не мысшление как таковое – это форма мышления одержавшая ситуативную победу. Сходный механизм иронии можно заметить у Делёза, который показывает нам существование двух разных французских революций – одна, которая происходила (с кровью, преступлениями и пр.) и вторая, которая вызвала всеобщее воодушевление в Европе, породив дух открытости перемен. И Деррида воспользовавшись этой иронии относительно революции – он утверждает, что после неё изменилось понимание слова прогресс, он стал ассоциироваться с разрывом с настоящим. Это очевидно тенденциозное понимание прогресса. 2. Нетелеологичность прогресса. Телеология – стремление к цели. У прогресса нет цели (исходит Рорти). Точка соприкосновении пост и либ отказ от телеологической философии и истории заданной просвещением в пользу открытого сценари развития. С точки зрения пост и либ прагматизма просвещенческий прогресс – это процесс рационализации и избавления от жестокости. Здесь уже не раз обозначавшаяся ирония Рорти остоит в том, что он проанализировал лексику жестокости, и выяснил, что то, что считается жестокостью сейчас – не являлось жестокостью во времена просвещения (например смертная казнь (философия просвещения не была противником смертной казни), зависимое положение женщины в обществе, бесправие детей перед родителями) Возникает вопрос: просветители были жестокими людьми? С точки зрения современного человека – так. Они были людьми пользующимися устойчивыми конструкциями их времени, и то, что считается жестокостью сейчас не считалось жестокостью в их конструкциях. Деррида утверждал, что после Великой фр революции прогресс поменял смысловое значение и прогресс стал ассоциироваться с разрывом с прошлым. Прогресс рассматривался как преемственность. Ещё один компонент – это будущее демократии. Либ дем теория обвиняет пост в антидемократизме, потому что пост критикуя либ дем отрицает принцип мажоритарности, с точки зрения пост принцип мажоритарности не демократичен. Если посмотреть на принцип микрополитики Делёза – он отрицает позицию большинства, защищая ситуацию ситуативных меньшинств. Либ дем теория делает вывод, что Делёз противник принципов эгалитаризма. Если вчитаться в произведения пост то выяснится. Что они не отрицают либ дем как таковую, они критикуют либ дем как подмену реальной демокартии, так публичного осуществления воли людей. В этом смысле именно пост являются последовательными сторонниками эгалитаризма, а не модель либ дем. У пост нет политических проектов, в т.ч. и демократии. Единственная отличительная черта демократической политики – открытость фундаментальных институтов демократии для перемен. И признаки этой открытости – появление политических прав, которых раньше не было вообще и утверждение новых моральных ценностей. Вот если в логике пост мы это фиксируем (появление прав, о которых вообще не говорили и появляются моральные ценности, которые таковыми вообще не представлялись), то это работает. Микрополитика также важна для демократии как и макрополитика, именно микрополитика вырабатывает язык на котором говорит потом макрополитика.

Была проблематизирована демократия – является ли демократией то, что мы сейчас называем. И пост ставят себе в заслугу именно то, что они это увидели. С точки зрения пост – демократия выживет, если будет открыта для будущего (открытой для собственной проблематизации). В этом сила демократии в логике пост.

Полезность описания. Прагматизм Рорти избегает ориентации на теоретическую истину в пользу полезности описания. Он отказывается говорить об истине и лжи в философском знании. Он размышляет и анализирует степень распространения нового словаря, который формирует новую теоретическую лексику. Истина в разные времена была разная (раньше истину описывали одними словами, а теперь другими). Собственное самоописание должно обозначаться другими терминами, потому что в логике просвещенческого рационализма мы самоописание обозначаем метафорой поиска (finding – процесс поиска). Если мы отказываемся от философской логики цели, то это должно описываться метафорой making – делания. Все трое независимо друг от друга ссылались на две фамилии: Маркс (задача философов – менять мир) и Ницше (задача философоф – делать и создавать). Рорти провозгласил, что деятельность философов не в том, чтобы производить знания, а в том, чтобы сделать будущее отличным от прошлого. Прагматичная цель теории – способствовать изменению настоящего в будущее. Важно понимать ограничение теории, так как она в значении у Рорти может дать сформулированное понятие, но не может дать важность понятия. Каким образом теория помогает делать будущее отличным от прошлого тем, что предоставляет новые средства описания социально-политических событий и положений вещей, т.е. именно переописание, а не аргументация как таковая является единственным приемлемым методом критики словарного запаса. И здесь Рорти выдал достаточно циничную формулу: теория создаёт новый жаргон и подстрекает иные интеллектуальные сферы к радикализации закона. Самая близкая сопряжённая с теорий сфера – сфера журналистики.

Концепция детерриториализации (значение территории уходит из современной политики) – уходит концептуальный мир, созданный самим Платоном. В чём смысл концепции – территория перестаёт быть смыслообразующим понятием реальности. Более того, даже если мы фиксируем в словарном запасе процесс ретерриториализации (если начинают говорить больше о значении территории) составные элементы этой территориализации новые и выходят из детерриториализации. При этом Делёз различает два виде детерриторилизации – абсолютную (виртуальное пространство) и относительную (в актуальном пространстве). Но при этом относительная детерриториализация ссылается на абсолютную (отрицает физическое пространство как таковое). Процесс детерриториализации самый глобальный процесс, он идентичен земле как таковой. Земля как планета – теряет свой семантический смысл. При этом их наблюдение не лишены рациональности. Концепция детерриториализации служит прагматическим целям достижения новой справедливости, новых форм демократии (без конкретизации этого нового).

Нормативный плюрализм.

В самом общем виде нормативны плюрализм выступил с идей легитимизировать различия. И в своё время, когда это было провозглашено – это было воспринято как провокация универсализму и монизму. Один из классиков нормативного плюрализма – Джеймс – выступил с провокативным заявлением: престиж абсолютного рассыпается в наших руках. Столетие спустя мы констатируем, что политическая теория фиксирует этический плюрализм как бесспорный факт. Нормативный плюразлизм навязал научному сообществу свой вокабуляр. В этом смысле теоретическое и научное развитие об обществе – это процесс подрыва универсализма и монизма. Они теряли позиции в теории и показывали свою несостоятельность в практике. Если нормативный плюрализм начался как авантюра, то в течение столетия он стал магистральным явлением политической теории в разных своих проявлениях. Не всё так было просто – это можно проследить на различных поколениях сторонников нормативного плюрализма. Нормативный плюрализм возник в начале 20 века в США, в рамках политической теории как констатация несоизмеримости политических ценностей. Нет ценностей, которые лучше или хуже или правильные или неправильные – есть просто разные. И это должно отражаться в реальной политике. Ещё одна важная особенность – по сути дела плюралистическая позиция создавалась и обосновывалась ниже уровня государства. Именно там, на уровне ниже плюралисты находили многообразие, которое считали столь же легитимным как и государственную унификацию. Именно с этой идеей выступил Уильям Джеймс. В качестве методологии был предложен радикальные эмпиризм. Они говорили для нас существует лишь одна конституция – не конституция государств, а конституция реальности и она никогда не может быть приведена к одному знаменателю, а это обозначает, что абсолютного нет ни в философии, ни в политике. Именно в этой идеей выступили ещё 2 сторонника нормативного плюрализма Бентли и Ласки. Критикуя абсолютное критиковали исключительный суверенитет и единое государства критиковали нормативные плюралисты. Государство (практическое допущение) и абсолютное (теоретическое допущение) по мнению Ласки – допущение. Части точно такая же реальность как целое. Это было очевидная отсылка к гражданскому обществу, которое взял под свою защиту нормативный плюрализм. Именно нормативные плюралисты подвергли гражданское общество теоретическому обоснованию как политически соизмеримого с государством игрока. А это значит, что существование гражданского общества должно иметь институциональные политические последствия. Политические институты должны защищать разнообразие гражданского общества от государственной унификации. Нормативные плюралисты зафиксировали казалось лежавший на поверхности факт: суверенное государство не предусматривает никакой отдельной прослойки между гражданином и государством (гражданин один на один с государством). Чтобы он не остался один на один с государством – нужно политическое общество, т.к. никто не защитит от государства отдельного гражданина. Создатели нормативной плюралистической теории, тем не менее были столь многообразны и плюралистичны в создаваемых ими проектах, вплоть до взаимоисключение (отраслевой социализм (структурирование гражданского общества по отраслям промышленности), федеративного самоуправления (Канада), государство как объединение ассоциаций). Именно это разнообразие привело к жёсткой критике нормативного плюрализма, как со стороны марксизма, так и особо жёсткой критике сторонники социального либерализма (за усиление роли государства переде лицом наступающего тоталитаризма). Критики, которые доказывали правоту не только теоретически и практически. При это возрождение плюрализма произошло в 50-60 годы, но в совершенно в неожиданном виде, связанном теорией Роберта Даля. В рамках не политической теории, а политической науки. Даль призвал возродить плюралистическое видение политики в прямой полемике с теорией элит. Даль вообще проигнорировал то, с чего плюрализм начался и не упомянул принцип радикального эмпиризма и несоизмеримость ценностей, как будто их и не существовало. Выхолостил его нормативную ценностную составляющую. Вместо этого он провозгласил либеральные институты, как основу разнообразия, против чего нормативный плюрализм выступал. Такой плюразлизм Даль назвал термином – полиархия, как рассредоточение власти между коллективным акторами. Своеобразие власти было в том, что эти коллективные акторы имели больше власти в разных сферах жизни (у бизнеса – в экономике, у профсоюзов – в реальной жизни рабочих). Суть полиархии – нахождение равновесия между этими группами – сбалансированная полиархия. В принципе для поддержания полиархии достаточно понимания либеральных свобод. Индивидуальная свобода – механизм уравновешивания групповых интересов. Нужно отметить, что за пределпми США нормативная плюралистическая теория продолжала развиваться, но была представленная только Исайа Берлин. Он сосредоточился прежде всего на эпистемологической стороне нормативного плюрализма, иными словами он был озабочен проблемой как мысли плюралистически, ведь мышление склонно к монистической тенденции. Одним из первых не поставил знак равенства между плюразлизмом и либерализмом. По его мнениею либелизма стремится к универсализму. И вользо или вольно либерализм лишает ценностей их конкретного содержания. Он ценности не отрицает, но придает иерархизированную структуру норм (универсонализирует ценности), по Берлину это уже не ценности. Единственное число нежелательное для свободы, она так не должна мыслиться. Парная категория универсализм – примитивизм не парная категория, потому как релятивизм – это не единственная альтернатива универсализму. Игнорируя тем самым очевидный социальный контекст, т.к. понимание либерализма основана на якобы универсальных законах либерализма, либерализм отождествил мышление с математикой, а по мнение Берлина понимание является контекстуальным. Понимание, которое мы находим в своей группе наделяет смыслом наше существование в мире. При этом свою группу мы может отождествлять по разному (семья в процессе социализации не стоит на первом месте, на первом месте стоит группа, с которой вы себя отождествляете (хобби, работа), затем школа.). Господствовал америиканский эмпирический плюрализм в связи с чем он был непопулярен до 80-х годов. Наблюдался ренесан нормтивного плюрализма – очевидная причина этому была в теории феминизма, которая возродила нормативный плюрализм. Во много феминизм использовал в своих моделаях нормативный плюрадлизма. Феминизм критикует государственную идернтичность носит однозначно мужской характер. Дляфеминизма субъект философии и познания э то мужчина. В противоположность этому феминизм утверждает, что субъектность не является мужской. Качество субъектности может быть быть мужской или женской. Харой предложила аналитическую метафору видения. В зависимости от своего опыта или контекста, который открывается нам из нашего собственного тела мы можем увидеть и понять объект по-разному. И поэтому любая перспектива объективна лишь отчасти. Наша телесность разная и увидим мы всё по разному, как бы не стремились к объективности. Другая классик Муф предложила отказаться от поиска единства и однородности в исследованиях, т.к. единство и однородность достигаются актами исключения и во много благодаря современному феминизму, в коцне 20 века плюральность и многообразность легли в основу политической терии. В центре внимания стали различные понимания идентичности, гражданственности в противоположность господствовашему до этого пониманию государственности. Нельзя сказать, что современный нормативный плюрализм не внёс ничего нового, он пытается идти дальше констатации различий. Современный плюрализм заявляет, что если ценности не соизмерими – они сравнимы. Даже если их нельзя соизмерить в категории хуже/лучше никто не мешает отождествлять себя с теми или иными ценностями. Мы можем понять в чём эти ценности различаются. Вклад вносят последователи Хабермаса – Бохман, он утверждает, что плюралистическая перспектива – центральный вопрос для современной критической теории общества, потому что в ней ни одна из точек зрения не может претендовать на гносеологическую, моральную или рациональную власть. Вэтой связи задачи теории состоят не в том, чтобы решить какая из точек зрения равна, а в том, чтобы понять перспективу, возникающую из этих точек зрения. А раз так – мы можем задаться целью примирить или взаимно обезопасить различные перспективы в демократической практике. В этой логике плюрализм - это способ не принять, но понять другой образ жизни и образ мыслей. Плюрализм не как основа для гражданского единства, это основа для гражданского диалога. Пдюрализм как основа не для истины, а для любознательности и расширения эволюции. Нужно отметить, что особый вклад в популяризацию нормативного плюрализма внесли последователи Ханны Арендт, они попытались совместить нормативный плюрализм со знаменитым агональным духом. Различия и споры полезны для политического тела. Более того – сремление избегать различия и конфликты – делает политику немощной. В этой логике – разрешение конфликтов не должно ликвидировать различие. Соответственно межкультурный диалог укрепляет уважение к чужой культуре и усиливает политическое уважение к собственной. В этой логике не нужно бояться критиковать свою культуру – она не убудет, поскольку она наша. Если продолжать рассматривать логику соотношения агонального духа и логку нормативного плюрализма можно предложить специфический этос плюрализма (что сделали сторонники Харендт). В чём он состоит? Он имеет несколько компонентов: 1. Агонистическое уважение к иному (Чтобы уважать чужое – нужна смелость) 2. Преднамеренная беспристрастность. 3. Критическая отзывчивость. 4. Избирательное сотрудничество (не со всем иным можно сотрудничать). Не все плюралисты согласны с такой агональнйо интерпретацией, енкоторые сторонники считают, что агональный дух ведёт к закреплению нациоанльной идентичности и отторжению других идентичностей. С точки зрения их – агональный дух может провоцировать нетерпимость. Сторонники агонистической демократии не способны признать ключевую роль институтов в достижении гражданского согласия (мнение критиков, в частности Дево). В ходе спора теоретический тезис о ценности разнообразия был трансформирвоать в практическйи вопрос: Как воплотить существующий плюрализм в политический и институциональные обязательства? И при ответе на это вопрос оживилист сторонники делиберативной демократии. Один из возможных ответов – модель делиберативной демократии, которая интситуционализирует различия (это диалог, процесс), а с другой по этим причинам ограничивает роль агонального духа. Сторонники делиберативной демократии утверждают, что институционализация плюрализма не может произойти на уровне государства. Это возможно на микро и макро демократическом уровне. На уровне гражданского общества которое ниже (повседней активности) или выше государства(глобального общества). Главное, чтобы плюралитсическая демократия всегда находилась в состоянии становления. Как только плюралистическая демократия станет – наступит её смерть.

Либерализм против плюрализма.

Сторонники совместимости либ и плю – утверждают, что разнообразие – сугубо либеральная идея. В идеале либеральное общество является плюралистическим и стремится к максимальному разнообразию в рамках права. Сторонником идеи является Галстон. По его мнение автономия как либеральная ценность может быть реализована в плюралистическом обществе. Именно поэтому либеральная ценность автономии ведёт к поддержанию морального плюрализма. Т.е. он поддерживает свободу чего нет в монистических теориях и идеологиях. В логике такого Либерализма человек самоформируется через выбор. И при этом в качестве примеров гармоничного сочетания либ и плю Галстон прибегает к Берлину, который по его мнению совмести либ и плюр, который утверждал, что свобода – это главная ценность, но она не может претендовать на абсолютную значимость. Но не все согласны с такой либ плюр идиллией. Современный мыслитель Грей утверждает, что Берлин не соединяет либерализм и плюрализм, он преодолевает либерализм через плюрализм. Кроме того Грей утверждает, что в либерализме не выполняется базовый принцип плюрализма о несоизмеримости ценностей. Потому что для либерализма свобода как ценность всё-таки важнее разнообразия и справедливости. В этом смысле Грей выделяет дла ключевых недостатка либерализма – это индивидуалистический характер индивидуализма и во-вторых это попытка универсального применения либеральных принципов. По мнению Грея именно индивидуалистический характе либерализма не позволяет ему увидеть ценность группового разнообразия общества. (как бы либерализма не клялся в плюралистичности - для него всё состоит из комбинации индивидов, а не групп). Либерализм не видит групповой культурной идентичности. Он остаётся всётаки универсализмом и в лучшем случае терпит культурное разнообразие. В лучшем случае толерантен, терпим к разнообразию. При этом в либерализме оговаривается, что многообразие имеет право на существование в рамках универсальный либеральных норм. Дискуссия сосредоточилась на том, в какой степени можно совместить либерализм и плюрализм. Ставится цель преобразования либерализма, через расширение его плюралистической составляющей. Об это пишет Деву: 1. Следует пересмотреть понимание либералимом многообразия. Сместить акцент с индивидуального на социальное 2. Либерализм должен двигаться от ценностного индивидуального плюрализма к культурному групповому плюрализма 3. Либерализм должен признать ценность разнообразия как такогового, т.к. в либеральных обществах разнообразие рассматривается как проблема. Возникает вопрос: что останется от либерализма, если мы выполним эти 3 пункта? Самый сложный вопрос: это проблема группового суверенитета. Потому что нормативный плюрализм начинался с обоснования суверенитета группы, который соизмерим с суверенитетом государства. Никакой исключительной суверенности у государства нет, либерализм стоит на противоположных идеях, когда групповой суверенитет не может претендовать на это. Т.к. если будет признан групповой суверенитет – это приведёт к созданию нелиберальных анклавов в современном обществе. Соизмеримость группового и государственного суверенитетов лишает суверенитет правового смысла. Если в кратце подвести итог плюрализма, то он добился бесспорных успехов. Универсализм и монизм вышли из моды благодаря его стараниям. Проблема плюрализма возникла при его столкновении с практикой. Рост разнообразия не сопровождается соизмеримым ростом терпимости. Это порождает и провоцирует силовое решение проблем. А это уже не допустимо для плюрализма и нежелательно для либерализма.

Мультикультурализм.

В конце 80 годов заявил о себе (крах комм режимов, спровоцировал всплеск в Евр, усил христ фундаменталистов в Америке, ислам фундаментализм тоже показал себя серьезно, началась исламизация европы)

Ценностный индивидуализм не мог ответить на вызовы современности.

Поэтому была поставл проблема признания групповой автономии, групповых а не только индивидуальных прав. Т.О. термин мультикультурализм относится к любому культурному групповому многообразию. Но чаще всего этот термин связывают с этнокультурным многообразием. Потому что в логике мультикультурализма именно этнические сообщ ества могут претендовать на повсеместное групповое признание, они более устойчивые. Это больше чем право нации на самоопределение.

-м. под углом уважения и признания

2 разновидности: либеральный м. и нелиберальный (соц-дем м.)

ЛИб.М. трактует уважение культурных групп имеет инструментальный характер. Групповые культ ценности уважаются, только потому что это помогает защитить либ принципы и индивид. Автономию.

Соц-либ м.трактует уважение культ групп ценностно. Групповое многообразие – ценность сама по себе.

Либеральная трактовка идет от джона ролза который считал что чувство собств достоинтсва есть само по себе благо. Общее благо. Если групп идентичность не уважается, чсд разрушается. Для того чтобы индивиды были уверены в себе, если они чувств себя безопасно в рамках своих культ.групп.

Против либ. понимания уважения и признания развернута серьезная критика:

1 аргумент. К уль туры умирают. Поэтому не следует поддерживать идентичности. Нужно помогать членам групп ассимилироваться с другими. Так например по отношению к северным народам в Норвегии (лапландцы). Их переселили в норм условия, обучили и тд. Теперь их почти нет.

2 аргумент против либ м.: Либ.м. часто защищает не либ.культурные сообщества и это приводит к тому что эти сообщества начинают воспринимать это враждебно.

Современный феминизм является принципиальным противником невмешательства в культурную автономию. Если в какой то патриархальной культуре права женщин ущемляются, то такая культура не заслуживает защиты.

Т.О. соц-дем м. пришел к выводу что либ.м. это не более чем скрытое обоснование однородности.

Дэвё способ осв-нию от негат. вл. культуры не проявл. прав госуд-ва и диалог между культурами

Под углом зрения границ и равенства

Здесь м. обнаружил свою диалектическую слабость. ПОтому что защита культ. Идентичности может выродиться к искусств замораж границ и искусств обособление групп. (Франция и Германия)

Более того, как быть если чел входит в неск групп? Может заблокироваться политичекий процесс.

Понятие «охватывающих групп» задают базовые принципы групповой идентификации и могут охватывать другие группы. Наложение разных охватывающих групп друг на друга как правило не происходит. (мусульманин и иудей)

Культуры как факты эмпирической реальности не имеют четких границ. Они мб внутренне расколоты и оспариваемы внутри.

Т.О. совр. М. явл фрагментарным. Поэтому нельзя прикрыв.м-ом.тормозить естественную трансформацию культур.

Защитники м. указ на правовую помощь. Правовая защита не означает обязательного использования этих прав.

Традиционного либ.подхода достаточно для поддержания культурного многообразия.

Вырабатывая конкрентную политику мультикультурализма нунжно понимать как данность, что государство никогда не будет одинаково относиться к этнокультурным группам. Какие-то группы будучи фундаментом государвтсвенности получают преимущество фактом существоавания государства именно поэтому другие этнокультурные группы нуждаются в поддержке. При этом если мы пониманием в качестве единиц, которые нуждаются в поддержке – этногруппы, которые делятся на национальные группы мигрантов и национальные группы полиэтнических сообществ (в России чечнцы, ингуши и пр.). Мульти исходит из того, что группы мигрантов нуждаются в большей поддержке, потому что разрешение некоторых нац-культурных сложностей позволяет мигрантам интергироваться в государство, но не ценой своей идентичности. Иммигранты нуждаются в дополнительной поддержке для интеграции, а не для обособления. В России фактом является то, что мультикультурализм вырастает только из высокого уровня жизни и соответствующих возможностей высоких государственных расходов (политика стран с высоким уровнем жизни). Мульти – очень затратный механизм, поэтому на сегодняшний день существует два открытых вопроса: 1. Как соотносится мультикультурализм и глобализация? 2. А есть ли вообще место мульти за пределами Запада?

Политическая теория и политическая экономия. (Политическая теория исходит из вопросов должного).

Маркс: капитализм формирует политику. В центре внимания современных демократических стран – вопросы экономики. Вопросы экономики – фундамент политических дебатов, где дебаты что-то значат. Поэтому из этого логичный вывод – связь между современным капитализмом и современной демократией должна быть основной темой современной политической теории. Все современные демократии – это капиталистические демократии. С точки зрения политической теории – капитализм подрывает демократию (1977 – Линблом). Капитализм неизбежно формирует класс крупных собственников, которые руководят политической жизнью. Именно поэтому в рамках политической науки (но не полит теории) вопрос капитализма и демократии стал бурно обсуждаемым. Сторонники капитализма утверждали, что демократия может выжить в столкновении с капитализмом, т.к. капиталисты обладают ограниченной рациональностью (погоня за сиюминутной прибылью). Это ведёт к политическому плюрализму, хотя и усечённому. Противоположная трактовка исходящая из того, что капитализм хорошо – трактует взиамосвязь демокаратии и капитализма с точки зрения групп интересов. В этой логике бизнес-группы самые мощные и организованные. Их мощь и организация по разному и с разной силой проявляется в разных сферах общества. И это ведёт к формированию плюралистического режима, который с оговоркой можно считать демократическим (модель Р. Даля – полиархия). У этого подхода есть очевидные недостатки с точки зрения политической теории – дело в том, что мощные конкурирующие капиталистические группы не будут специально поддерживать институты плюрализма и демократии. В этом смысле теория Даля не объясняет почему же капиталисты в каждый момент времени не нацелены на ликвидацию демократии. Капитализм может существовать в условиях авторитарного режима. Капиталисты (класс крупных собственников) всегда будут препятствовать организационному оформлению некапиталистических интересов. Даль зафиксировал ситуацию плюрализма но из его модели не ясно как возник этот плюрализм. В этом смысле критики капитализма выглядят более реалистичными, они доказывают, что любая форма демократического капитализма поддерживает положение тех, кто контролирует крупные производственные активы. И Линблом дал этому состоянию исчерпывающее объяснение, он объяснил политическое привилегированное положение владельцев крупных привилегированных активов – давая права собственности государсво не может распоряжаться ею по своему усмотрению, во-вторых, те, кто урпавляет производственными активами нуждаются в свободе действий для экономического развития, потому что чиновники не владеют навыками прямого управления рыночной экономикой, в-третьих, политическая позиция чиновничества уязвима, потому что чиновники ожидюат наказания за плохие экономические резульаты и поощрения за хорошие, соответственно они вынуждены предоставлять свободу владельцам, чтобы они добились хороших результатов, в-четвертых, большинство бизнесменов никогда не пойдёт без дополнительных гарантий на долгосрочные инвестиции, которые необходимы для устойчивого роста. Это ведёт к тому, что бизнес получает особый доступ к должностным лицам даже в условиях правового демократического государства. Сам характер глобального капитализма даёт собственникам капитала изначальное преимущество перед наёмными работниками. Наёмные работники, чтобы воспользоваться своим статусом должны работать на национальную экономику. В случае если вы теряете работу – правительство не сможет вам помочь, т.к. вы потеряли работу и потеряли статус работника и вышли из профсоюза. Крупный бизнес в услових глобализации не обязан реинвестировать в национальную экономику – он может вывести капитал, а рабочие обязаны работать на национальную экономику. В условиях развитой демократии положение крупного бизнеса привелигировано, но тем не менее не господствующее, потому что в руках правительства есть инструменты, которые в виде законов или общественного мнения могут влиять на экономику. В современном мире капитализм и демократия находятся в состоянии неустойчивого равновения. В каких-то условиях капитализм диктует, в каких-то демократия.

Капиталистическая демократия.

Должный полит порядок в капитал демократии может мыслиться двояко – полит теория может следовать в русле полит экономии и разрабатывать механизма управления производительными ресурсами. В этом случае дем управление и кап экономика отделяются друг от дргуа. Находясь разделёнными две сферы не обмениваются полит или эокном инветсициями для усиления или ослабления друг друга. Это идеалистическая контрукция, а не идеальный тип. Другой подход исходит из предзаданного привилегированного положения бизнеса как должного. Но в тоже время этот подход не допускает, чтобы привилегии угрожали контролю со стороны публичного дем управления. В этом подходе бизнес должен иметь привилегии, но не способен купить демократическое управление. Классическо обоснование второго подхода – взгляды Дж. Мэдисона, классика федерализма и республиканизма. В своих работах он отстивал преимущества представительного правления достойных граждан. Это достоинство определялось несколькими критериями и в том числе и владением собственностью. Именно мэдисоновская модель соотношения должного и капитала лежит в основе идеи руспубликанизма. Что по его мнению определяет успех республиканского устройства? В успехе лежат 2 фактора: 1. Неразделённое на фракции большинство (большинство едино и нерасколото в том, что выборы нужны и должны быть конкуренты) 2. Класс имущих с широким конкуренктным кругом интересов (имущие не имеют возможности купить власть). Имущие будут обладать большим весом, чем их количество, но они не смогут купить власть в силу разных интересов и невозможности договориться. В политическом обществе же есть базовые интересы, которые не позволяет его купить по частям. Защита прав собственности – ключевое требование демократии. Мэдисоновская модель капиталистической демократии неизбежно повышает роль имущих.

Возможны ли ситуации, когда правителсьвтенные учреждения в которых доминируют имущие защищают интересы неимущих? Зачем это нужно? С какой стати это делать? В какой ситуации интересы неимущих могут стать целью всего политического сообщества, заставляя имущих действовать соответствующим образом? В какой ситуации имущие будут действовать против своих интересов? Являются ли институты представительства достаточным препятствием для проникновения интересов имущих в государственную политику? Сможет ли представительство воспрепятствовать покупке власти? Мэдисоновская модель капиталистической демократии оказывается стройной, но недостаточной, чтобы ответить на вышеперечисленные вопросы. Модель подвергается критике, и больше распространяется явление – расширение интересов имущих.

Расширение интересов имущих. Мэдисон не мог помыслить, что ключевые позиции в бизнесе займут не владельцы капитала, а управленцы (топ-менеджеры) капитала. Сращивание интересов политической элиты и бизнес-менеджеров и как следствие политика начинает обслуживать очень узкие интересы управленцев экономики. Как противостоять сращиванию политики и топ-менеджмента. Сам Мэдисон выделял позицию «внимательных» граждан для слежения за тем, чтобы демократический процесс находился демократическом русле. В современной политической теории актуальный вопрос – как расширить число «внимательных граждан» и укрепить их интересы. Один из способов – массовая продажа акций населению. По мнениям тех, кто эту идею высказал – этот процесс заставит крупные корпорации будут вынуждены внимательнее относиться к интересам большинства. В свою очередь будет иметь место и обратный процесс – внимательные граждане будут следить за корпорациями. Они будут являться собственниками корпораций и будут имущественно зависимы. Во второй половине 20 века этот процесс получил широкое распронение (продажи акций). Именно на этой волне возникли трастовые фонды. Но и у этого механизма есть проблемы – обычные граждане должны владель значительным числом акций, чтобы влиять. В современных условиях акции управляются менеджментом, которые действуют исходя из своих позиций. Другой вариант сделать работников корпорации совладельцами. Здесь накладываются ограничения – акции могут быть проданы только внутри корпорации и не могут быть обменены на деньги. Принципиальный признак всех этих механизмов, что капитал осталётся в частном владении (только), тем самым поддерживается принцип свободы личности. Механизм не усиливает роль государства он обеспечивает рыночную систему повышения благосостояния. Именно высокий уровень благосостояния - одно из условий современной капиталистической демократии. Государство всеобщего благоденствия было основано в том числе и на этом механизме, но и он обнаружил свои антидемократические недостатки. Это касается управления трастовых инвестиционных фондов, которым граждане доверяют акции. Потому что действия фондов контролируются не вкладчиками, а руководителями и в оснвое их интересов – свои корпоративные, а не гражданские. Эти корпоративные интресы могут совпать с интересами вкладчиков, а может и не совпасть.

Механизм поддержания благосостояния внимательных граждан в современном мире. То, что Мэдисон называл внимательными гражданами – сейчас их называют средний класс. Если мы говорим о современном среднем классе, то его доход формируется не контролем над производственными фондами и тем более не продажей мышечной рабчей силы. Большинство этого класса – наёмники сферы услуг. Их доход определяется квалификацией. Будучи наёмными работниками, средний класс сдержано относится к массовому перераспределению ресурсов и против чрезмерной концентрации богатства, потому что это тоже ведёт к тому же самому. Именно поэтому средний класс – социальная гарантия высокого уровня доходов. Достаточно высокго уровня трудовой этики и высокий уровень чувства собственного достоинства. Именно средний класс – основной защитник представительной демокартии, потому что для него это основной способ защиты. Средний класс очень разнообразен по своему характеру, это препятствует его политическому протесту – он никогда не будет един. Это обеспечивает непредсказуемость выборов.

Если подводить итог, то можно констратировать следующее, чтобы заставить капитал работать на демократию – увеличить разнообразие интересов собственников, это достигается только путём увеличения среднего класса. Второй вывод: логика демократической теории и полит экономии друг другу противостоят. Демократическая теория настаивает на увеличении степени вовлечённости в дем процесс, полит экономия утверждает, что нужно увеличить разнообразие интресов собственников. Это разные логики разивития, хотя ситуативно они могут сработать на один результат.

Модели капитализма в новой политической экономии.

Мы говорим о моделях капитализма, как исследовательских конструкциях, а раз так, то мы делает классификации и типологизации. Выделение двух антогонистических категорий – наиболее логичный способ классификации и типологизации. Для всех антогонистических типологизаций на одном полюсе – модель свободного рынка неоклассической экономической теории. Михель Альвель выделял два противостоящих типа капитализма использую комбинацию географических и культурных критерием. Один тип он назвал англо-саксонский, другой – рейнский. (с точки зрения классификации он допустил ошибку – смешал географический и культурный критерий). Модель свободного рынка совпала с англо-саксонским миром, если говорить о второй модели, то она охватила Германию, Бенилюкс, с оговорками Францию, Скандинавия, Япония. Основной признак рейнской модели капитализма – политико экономическая способность выработки долговременных решений, которые максимизируют достижение коллективных, а не индивидуальных целей. Важно отметить, что данный дуализм очевидным образом накладывается на политико-философскую ценностную дискуссию между неолиберализмом и социал-демократией. Можно констратировать что именно эти политические дебаты составляют основной каркас ценностной политической полемики – она оказывает своё антинаучное влияние на полит анализ. Идеологическая борьба проникает в беспристрастный экономический анализ. Одно из направлений – спор о том, какой вариант капитализма наиболее успешен. Спор предполагает наличие идеального рынка и идеальной конкуренции. Если мы говорим об идеальном рынке это требует допущения, что экономика и общество привержены этому принципу идеального рынка. Это обстоятельство свидетельсвует, что сама модель идеального рынка – неолиберальный идеологический конструкт, чем инструмент или форма экономического анализа.

Модель предложенная Питером Хеллом и Девидом Суистаком. Дуалистическая модель: либерально-рыночная экономика, радикальные инновации, новые сектора экономики, политический неолиберализм. Англофонные страны: Австралия, Канада, США, Новая Зеландия. Германия была названа в центре другой модели – координируемой рыночной экономики. В данной модели социальные и политические институты участвуют в формировании хозяйственной деятельности. Имеет место социал-демократическая политика, поэтапные и сдержанные инновации и традиционные сектора высокоразвитой индустриальной экономики. Координируемая рыночная экономика трактуется как тип тяготеющий к традиционным областям со снижающейся адаптивной способностью к изменениям. А либеральная рыночная экономика как тип ориентирующийся на сферы товаров и услуг. В долгосрочной перспективе только чисто рыночные интситуты смогут справиться с вызовами будущего. Если эту логику проследить до конца, то мы можем придти к парадоксальному выводу, если эти типы капитализма – результат длительного развития, это означает, что германия никогда не была склонна к промышленному новаторству в прошлом. При это мы засвидетельсвует прямо противоположные исторические факты. Бесспорные достижения Германии в 19 веке были авангардом технического прогресса. Эта типология статична и одномоментна. Она фиксирует состояния в определённый момент времени и не предполагает изменения критериев анализа, иначе говоря, она не предполагает развития. Игнорируется воздействие изменений на мировую экономику. И поэтому тот самый неявный прогноз о победе рыночного механизма над всеми остальными выглядит как политическая прокламация настоящего, но не как правдоподобный сценарий будущего. Следует помнить, что неоклассический политэкономический подход. Все инновации в новой экономике – это радикальные инновации, а если проявилась в традиционной индустрии – это частичное изменение. Тип экономики предопределяет тип инновации. Мы не определяем инновацию саму по себе. Мы можем наблюдать очевидные парадоксы. Сторонники неоклассической политэкономии были убеждены в преимуществах.

Есть попытки недуалистического моделирования капитализма. Видение капитализма отягощено оценочными тенденциями. Три модели европейского капитализма: 1. Рыночная модель: которая похожа на либеральную рыночную экономику. 2. Регулируемую модель. Стимулирующая роль госдуарства побуждающая экономических факторов. 3. Государственная. Непосредственное вмешательство государства в экономику по типу Франции к 50-60-х. Последняя модель выделяется как исторический прецедент. Эту модель выделили для того, чтобы указать потенциал вмешательства государства. Если брать отраслевой масштаб, то последнюю модель мы можем обнаружить на образце военно-промышленный комплекс США. Государство непосредственный заказчик и игрок, который диктует, что и к какому сроку нужно. Это не государственная собственность, но оно предписывает, что и в какие сроки необходимо этой отрасли сделать.

Следует уделять внимание формированию политических дискурсов. В Европе можно выделить коммуникативную и координирующую форму политэкономического дискурса. Координирующая характерна для более централизованных систем управления. Эта форма дискурса нацелена на информирование граждан о том, что нужно сделать. Коммуникативную форму политэкономического дискурса можно обнаружить в Германии. Эта форма нацелена на достижение консенсуса между мощными политическими акторами. Это сформировало то, что в Германии называется социальным рыночным хозяйством.

Ещё одна типологизация: выделение различных форм государства всеобщего благоденствия. Можно увидеть сочетание географических и культурных факторов. Так либеральная модель ассоциируется с англофоными странами. Консервативная модель как континентальная европейская модель. И здесь за отправную точку берётся Германия. Социал-демократический тип – Скандинавия. При этом в последние годы стали выделять четвёртый тип, помещая туда Южную Европу, где большую роль играет семья как домохозяйство и влияние других неформальных практик. Более того, существую исследование выделяющие в 5 тип – Японию. В Японии действует целенаправленная политика препятствующая выходу на пенсию. И это даёт существенное облегчение социальной политики.

Недуалистические модели менее идеологизированы, но в большей степени обозначают собственные слабости.

Роль национального государства в современном капитализме.

Во всех предложенных классификациях отправным пунктом служит национальное государство. В условиях глабализации государство – как отправная единица анализа не очевидно. Почему так происходит? Можно предположить, что большинство исследований руководствует не столько экономической, сколько социально-политической логикой. Эти дискуссии продиктованы на логикой развития экономики, а зачастую сложившейся политической ситуацией. А сложившаяся политическая ситуация определяется уровнем национального государства. Лозунг вернуть государство обратно – был продиктован интересами левоцентристских сил, которые старались преувеличить значение государственной национальной политики для спасения завоеваний государства всеобщего благоденствия. Также рассмотрение государств как равноценных феноменов или явлений является своебразным допущением, которое продиктовано соображениями политической корректности. В оснвое этого принципа лежит безусловное признание каждого государтсвтенного суверенитета как равноценного с другими и во всех случаях.

Дата добавления: 2014-01-04