Октября. Основные тенденции литературного процесса в пределах 1й волны

Основные тенденции литературного процесса в пределах 1й волны

Альманах «Шиповник» - публиковались модернисты и реалисты бывшие, публиковались Блок и Андреев; предъявлялись претензии в литературном мародерстве. Взаимные оценки двух разных полюсов были непримиримыми (Горький о Соллогубе в переписке: «блевотина»; Горького тоже высмеивали). Но так было раньше, сейчас же расхождения отошли на второй план из-за внешних изменившихся обстоятельствах, изменился литературный быт. Небольшое количество литературных изданий, например, «Современные записки», могли окупать сами себя. Литературное мироощущение определялось тоже иначе, теперь делилось все на тех, кто в эмиграции и тех, кто остался с большевиками. В конце 1900х-1910 гг контуры модернизма и проч.стали размываться. Появился неореализм – это тенденция к сближению систем. Шла речь о синтетизме, о котором много писал Замятин, и сам же ему следовал (активное использование символизма). Неореализм зафиксировал новую стадию литературного развития, но не обозначал нового направления. Направление предполагает высокую степень единства писателя, но такого единства не было. Эмиграция пользовалась большей популярностью, нежели модернисты. Первым нобелевским лауреатом стал Бунин. Эмигранты знали, что кто-то из числа их коллег должен стать лауреатом, потому что как бы дошла очередь. Эта проблема возникла в конце 20х годов. Большая часть ярких писателей оказалась в эмиграции, было три-четыре главных претендента: Бунин, Мережковский, Горький. Бунин был не модернистом, но есть модернистские приемы, то есть различия между реализмом и модернизмом не важны, выбрали Бунина, некую среднюю составляющую. Массовый читатель в эмиграции обладал здоровым консервативным вкусом. Поэзия Бунина оказывалась выше поэзии Цветаевой, прозе Бунина предпочитали поздние произведения Шмелева. Артельная составляющая ослабилась (элемент общих идей был силен во время Горького, знаньевский реализм). Так, Горький долго хотел написать что-то вместе с Андреевым. Куприн же правил свои произведения под влиянием Бунина. Новокрестьянские поэты: к Клюеву прислушивался Есенин. Символизм: Брюсову все подчинялись, он был своеобразным Наполеоном. Теперь же артельности почти не стало. Творческое наследие крупных мастеров эмиграции – это автономный художественный мир со сравнительно однородным жанровым регистром (узнаваем Набоков, поздний Шмелев; яркая выраженность индивидуального стиля плюс отношение степени зависимости писателя от ближайшего контекста, которая теперь очень мала). Ситуация психологического и эстетического кокона, писатель теперь оторван от читателей, дружественной ему критики, теперь остаются только важнейшие темы, нарастает металитературность. Общий материал для всех эмигрантов остается традиция; металитературности становится все больше, обращение к наследию классики, углубляется метафизическая и экзистенциальная проблематика.

Соотношение общечеловеческих, бытовых и бытийных проблем складывалось по-разному: у модернистов акцент на бытийном, у реалистов – на конкретике, но был баланс, теперь же это соотношение складывалось в пользу бытийной проблематики, стало много лирико-философских обобщений. Возникает некая призма эмоций. Появляется мифо-поэтический контекст. До революции эти писатели предпочитали жизнеподобные формы, они любили материальную фактурную особенность изображения (Шмелев, Купин, Зайцев), теперь же это мир звучаший, пахнущий, дореволюционный мир просветлен воображением, определен памятью. Набоков: «память – это функция воображения», память – это всегда пересоздание. Творческая установка символистов: Соллогуб формулирует свои принципы в «Творимых легендах», которая начинается с авторского «беру кусок жизни, грубый и бедный, и творю из него сладостную легенду, ибо я поэт». Бунин с репутацией реалиста очень подробно описывает героев (копаушка в «Деревне», описание игры shuffle-board в «Господине из Сан-Франциско», «созерцание мира умными глазами» в «Чистом понедельнике»).

Реальность объяснялась Набоковым через метафору дороги (путник спешит на поезд, ботаник, человек-изгнанник на Родине). Реальность бывает общей только для тупоголового большинства.

Реальность для эмигрантов не убогий быт, а то, что они помнят. Этим объясняется обаяние поздней шмелевской прозы, для которого Россия с ее запахами и звуками была раем. Формируется творческая воля не столько видеть, сколько думать глазами. Поэтизируется прозорливое мышление. Это общие особенности для старшего поколения, сохранялась разница стилевых предпочтения: бывший реалист писал попроще, а морденист – посложнее, но эти расхождения не выглядели столь непреодолимыми. Это было господствовашее неприятие авангардных особенностей творчества, т.к. авангард ассоциировался с СССР. Влиятельные литературные эмигранты были очень консервативны. Цветаева была неприемлема для эмиграции своим стилевым обликом, т.к. форма ее произведений была революционной, нарушающей эстетику гармонии. Эмигранты усматривали переклички с маяковским и «большевизанами».

Представления об особенностях границ русской литературной классике (от Пушкина до Блока и Гумилева (поэзия) и Чехова (проза)) сформировались в эмиграции. Эмиграция породила традицию празднования знаменательных дней у классиков (типа сто лет со дня др блабла).

Советская литература 20-х-30-х годов полностью игнорировала тургеневскую манеру, в эмиграции же он стал очень влиятельным (проза Зайцева, Набокова). Хлебников и Есенин воспринимались как чужие, они были некими разрушителями, ценились формы творчества классические (консенсус: прозаик лучший Бунин, поэт – Ходасевич, а не Поплавский или Цветаева; общее убеждение для эмигрантов – это страстное неприятие большевизма). Эмигранты понимали, что есть большевизм, а западные коллеги этого не понимали.

Два типа реакции на ситуацию изгнания как две модели выживания: 1) ассоциации с Шатобрианом, то есть это попытка опереться на традиции веры, поиск опоры в ценностях традиционной веры 2) ассоциации с романтизмом, индивидуалистическая линия серебряного века, то есть религиозная плюс экзистенциальная опора

Про 1): Мережковский, Философов пытались обновить религию. Так, Мережковский пытался предложить синтетизм язычества и христианства, это было некой попыткой обновления христианства. Теперь же в ситуации эмиграции многие обратились к традиционным конфессиям. Исключение же – Вячеслав Иванов, который обратился к католичеству (Шмелев – ярый православный), но сближало их что-то сверхличное.

Вяч. Иванов эмигрирует чуть позже других, в 24 году он создает серию стихов, объединяя ее в цикл «Римские сонеты», используя строгую строфику. Иванов достаточно сильно меняется, раньше у него была витиевато-торжественная манера, «торжественно украшенная колесница», теперь же манера становится более ясной, он движется в сторону элегичности, руководствуется принципом прекрасной ясности. Для него важны идеи взаимосвязанности всех людей и взаимопроникновении всех культур, в Риме поэт чувствует себя «как под сводом родного дома», в стихах он часто вспоминает своих предшественников, Гоголя. Рим равнодушен к революции, братоубийственным войнам прошлого, к разного рода насилиям, самая главная идея – идея вечности (кипарис у ворот города помнит не столько пожары и падения, сколько каждый раз возрождение из пепла). Твердая строфика цикла, вечные опоры человеческого духа. Главное – возвращение к святыням, поэту удалось это сделать. Потом Иванов становится литературным профессором. Во время 2й мировой, в 45 он умер, в 44 году он написал «Римский дневник 44 год» (цикл стихотворений, идея убежденности в наличии единой творящей силы мира, меняется стилистика: стихи лишены откровенной эмоциональности, песенности; назначение поэзии теперь – созерцание тайны молчаливой, «нам предуказавших путь» - Тютчев, Фет, еще кто-тоL). Культура русского православия – источник вдохновения для Шмелева и Зайцева.

Дата добавления: 2014-01-05