Ничтожность

Когда сей шар, где мы родимся,

Пылинкой зрится в мире сем,

Так чем же мы на нем гордимся,

Не будучи почти ничем?..

…Колико сам себя ни славит

И как ни пышен человек,

Когда он то себе представит,

Что миг один его есть век,

Что в мире сем его не видно,

Ему гордиться будет стыдно.

На что же все мы сотворены,

Когда не значим ничего?

Такие тайны сокровенны

От рассужденья моего;

Но то я знаю, что Содетель

Велит любити добродетель.

Космическая тоска, размышление о трагедии человека ― и «тощий» вывод, характерный для моралиста, для масона.

В торжественных одах (на различные официальные случаи) Херасков пошел по среднему пути, совмещая черты поэтик Ломоносова и Сумарокова.

В 1770 г. начинает писать эпическую поэму «Россияда». Работа над ней была прервана в 1771 г. написанием поэмы «Чесмесский бой». Это героическая поэма о современных событиях, посвященная знаменитой победе русского флота в Чесменской бухте 26 июня 1770 г. во время 1-й русско-турецкой войны (потери: турки – более 60 кораблей и 10 тысяч человек, русские – 11 человек). Все наиболее героические эпизоды боя воспроизведены с протокольной точностью. Герои поэмы – подлинные участники сражения (Алексей и Федор Орловы, адмирал Грейг, кн. Долгорукий и др.). Херасков воспел героическую смерть безвестного канонира, у которого ядром оторвало обе ноги («в покое умирать, друзья, меня оставьте; / Не мне служите вы, отечество прославьте»), доблесть простых русских воинов, которые, получив ранение, умирая, продолжают сражаться. Поэт прославлял храбрость и твердость безымянного Россиянина, который ценою собственной жизни снял флаг с турецкого корабля, чтобы «над турками победу возвестить». Поэма пронизана сентиментальными настроениями (погиб князь Федор Козловский, друг Д.И. Фонвизина; горе и радость Алексея Орлова по поводу утраты и возвращения брата и т.д.).

В 1779 г. Херасков выпускает «Россияду», рассказывающую о взятии Казани Иоанном Грозным, – первую завершенную эпическую (героическую) поэму в русской литературе, выход которой знаменовал обретение национальной поэзией жанра, признававшегося венцом литературы классицизма. Это произведение (попытка создать национальную героическую эпопею) наиболее традиционное у Хераскова; оно отличается классицистическими чертами: возвышенностью и торжественностью стиля. При создании поэмы Херасков обращался к традициям народного творчества. Отдельные ее мотивы и образы восходят к народным историческим песням об Иване Грозном. Херасковым используются народная легенда о древнем граде Китеже, русская «мифология», фольклорные эпитеты. В «Россияде» воспеты, по словам автора, «знаменитые подвиги не только одного государя, но и всего российского народа», но она вносит мало нового в литературу по сравнению с незаконченной героической поэмой «Петр Великий» М.В. Ломоносова.

В целом же творчество Хераскова отличалось несомненным новаторством. Он с полным основанием имел право сказать о себе:

Как новых стран искал

Колумб, преплыв моря,

Так ищем новых мы идей,

Везде паря…

(«Пилигримы», 1795).

Новаторство Хераскова более всего проявилось в лирических стихах, где высокие раздумья о смысле человеческой жизни, о славе и т.п. сочетаются с интимными переживаниями, порою окрашенными в иронические тона. Высокая тема в результате растворяется в иронии или в интимном мире человека. Так, стихотворение «Апрель», насыщенное философскими рассуждениями («Я мысли в вечность погружаю / До первых бытия начал / И всю вселенну вображаю, / Когда Господь ей образ дал») заканчивается иронической насмешкой над ущербностью человеческой натуры:

Друг другу мы напоминаем

Желаний наших главну цель;

Апрель обманом начинаем,

Едва ль не весь наш век – апрель.

В лирике Хераскова культивировались дружеские послания, философские оды, элегии, сонеты, эпиграммы. Для произведений поэта характерны мотивы личного самосовершенствования, темы житейской суеты, бренности земного, абстрактное морализирование, предпочтение жизни на лоне природы «градскому» бытию. Поэт отказывался от высокого одического слога и вместе с тем стремился ослабить обличительный пафос, характерный для сатиры Сумарокова. В поэзии Хераскова, как и в ряде его пьес, рождалась стилистика сентиментализма, открывавшая дорогу «новому слогу» Карамзина.

Херасков, в отличие от многих современных авторов, писал романы. Их у него три: политико-моралистический роман «Нума Помпилий, или Процветающий Рим» (1768); авантюрно-любовные романы «Кадм и Гармония» (1786), «Полидор, сын Кадма и Гармонии» (1794). Все они насыщены аллегорическими образами и масонской символикой.

По жанровому разнообразию своего творчества Херасков мог сравниться с Сумароковым.

В 1807 г., после кончины писателя, Г.Р. Державин сочинил четверостишие «К портрету М.М. Хераскова»:

Любимец русских муз (в нем наш Вергилий цвел)

Монархов подвиги, дела героев пел:

Се вид его лица, души ― стихи свидетель,

А жизни ― добродетель.

3. Василий Иванович Майков (1728–1778) продемонстрировал

творческую смелость, создав первые в русской литературе ирои-комические поэмы: «Игрок ломбера» (1763) и «Елисей, или Раздраженный Вакх» (1771).

Майков был сыном ярославского помещика, отставного военного, и сам служил в Петербурге в Семеновском полку. Перейдя на гражданскую службу, он был товарищем (помощником) московского губернатора, занимал видный пост в Комиссии по составлению нового Уложения, в 1770–75 гг. находился на должности прокурора Военной коллегии. В ярославский период жизни произошло его личное знакомство с выдающимся русским актером и театральным деятелем Ф.Г. Волковым. Майков получил весьма скромное домашнее образование. Свой литературный вкус он развивал самостоятельно и в дружеском общении с крупнейшими писателями той поры, прежде всего с Сумароковым и Херасковым. В журнале Хераскова «Полезные увеселения» в 1762 г. появились его первые стихотворения. В его лирике сказалось влияние Ломоносова и Сумарокова. Сумарокова Майков считал своим учителем в поэзии. Ему посвящена «Ода о суете мира» (1775), которая была написана Майковым в период его увлечения масонством и поэтому содержит характерные масонские идеи о скоротечности земного существования, религиозно-мистические мотивы. В ней он подчеркивает нравственную и поэтическую авторитетность Сумарокова:

Свет исполнен злых пророков

И исполнен суеты,

Муз любимец, Сумароков,

Возвести о сем мне ты,

Коль во свете всё пременно,

Всё нетвердо, ломко, тленно,

Сан, богатство, жизнь-мечта,

Чем же Свет нам толь прелестен,

Коль всему конец известен?

Что же в нем не суета?

В «Оде о вкусе. Александру Петровичу Сумарокову» (1776) Майков декларирует принципы, провозглашенные учителем, как основополагающие для своей поэзии:

Не пышность во стихах – приятство;

Приятство в оных – чистота,

Не гром, но разума богатство

И важны речи – красота.

Слог должен быть и чист, и ясен:

Сей вкус с природою согласен.

Сумароков написал «Ответ на оду Василью Ивановичу Майкову» (1776), высоко оценив его поэзию:

Витийство лишнее – природе злейший враг;

Брегися сколько можно

Ты, Майков, оного; витийствуй осторожно.

Тебе на верх горы один остался шаг;

Ты будешь на верхах Парнаса неотложно…

В 1766–67 гг. вышли в свет две части его «Нравоучительных басен». Последовав по пути, намеченному Сумароковым, Майков упрочил «басенную» репутацию разностопного ямба. Это был его значительный вклад в развитие жанра басни, так как разнообразие ритмического рисунка способствовало близости к разговорной речи, непринужденности интонации. В баснях Майков использовал различные лексические пласты вплоть до просторечия, а в некоторых произведениях этого жанра ставил достаточно острые социальные вопросы. Так, в басне «Конь знатной породы» проводится актуальная для всего русского просветительства идея о внесословной ценности человека, когда отличать его следует не за происхождение, а за пользу обществу, делу. В басне «Общество» утверждается необходимость относиться с уважением ко всем сословиям:

На свете положён порядок таковой:

Крестьянин, князь, солдат, купец, мастеровой,

Во звании своем для общества полезны.

В басне «Вор и Подьячий» высмеивается взяточничество чиновников, которое приравнивается к разбою. Вор, укравший у подьячего золотое кольцо, полученное им в качестве взятки, резонно отвечает обличающему его «пострадавшему»:

Разбойник я ночной,

А ты дневной;

Скажу я и без пытки,

Что я пожитки

У ворá украл,

Который всех людей безвинных обирал.

С тобою мы равны, хоть на весах нас взвесить,

И если должно нас, так обоих повесить.

В отличие от других баснописцев того времени, которые, как правило, перекладывали на русский язык Лафонтена, Майков часто заимствовал сюжеты из русского фольклора, например:

Дата добавления: 2014-01-05