КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Тайна живого сознания не раскрывается в логосе
Но как возникло профаническое общество? Оно стало возможным только благодаря тому, что в тело моллюска, т.е. естественного человека, была введена песчинка, раздражающая песчинка - послание пророков, откровение. И взаимодействие между этой песчинкой и тканью моллюска, которая не хотела эту песчинку, привело к обволакиванию её слоями перламутра и возникновению жемчужины - современного общества, которое существует как вещь в себе. Современный человек не может прямо созерцать фундаментальную онтологическую реальность. Единственное, что он может созерцать прямо - это Человека с большой буквы во времени, в истории, в окружении его, во всех проявлениях, в том, что называется многообразием культуры. Т.е. он не может выйти за рамки того, что он фиксирован и определен, как существо, по выражению Аристотеля, публичное, существо социальное, коллективное. Это и есть профанизм. Это собственно и есть человеческий фактор. Но генезис этого человеческого фактора всё-таки объясняется через фундаментальную проблему, на которую мы до сих пор еще не нашли ответа: отсутствие гомогенности в бесконечном в силу того, что это бесконечное воспринимается. Эта проблема не снята чистым созерцанием, потому что не было получено ответа, откуда взялось чистое созерцание, как стало первоначально возможным чистое созерцание. Прежде чем оно пришло как бы в триумфе своего становления и развития к тождеству, оно было нетождественно. Этот дуализм, эта двойственность, этот заколдованный круг в проблеме восприятия решается двояко. Либо он решается путем вновь и вновь подтверждаемой силы созерцания, которая постулирует чистый монизм неба без звёзд в качестве императива, и даёт разные ускользающие, уходящие от ответа объяснения, как всё-таки получилось, что человек что-то воспринимает. Либо же этот дуализм решается через признание: бесконечность парадоксально ограничена, она ограничена тем, что существует это существо, которое воспринимает, некая звезда в небе без звёзд. Можно постулировать эту двойственность, и тогда возникает трагический путь, который в конечной стадии своей приводит к современному профаническому, обреченному, осуждённому обществу, существующему благодаря монотеистическому проекту. Монотеистический проект, может быть, привёл бы к совершенно другому результату, если бы ему не противостояла ему фундаментальная Традиция тотального созерцания. Вспомним, как решается вопрос о гомогенности и о том, как вообще берётся способность человека воспринимать, великими мудрецами-философами. Мы не берём семь мудрецов, потому что этот вопрос они вообще оставляли за кадром. Платон впервые пытался разрешить проблему восприятия, проблему гносеологии всерьёз. И оказывается, что он её никак не решает. Потому что Платон говорит, что в центре всего (знакомство с Райским Древом уже состоялось!) находится мировая душа, которая воспринимает идею. Вы помните этот образ, один из великих философских образов: мировая душа, распятая на мировом древе. У язычника Платона логически осуществляется раскрытие содержания того, что дано в совершенно иной традиции, в традиции монотеистической, традиции библейской. Там описано одно дерево в центре, запрет на приближение к нему, последствия этого приближения. Платон начинает с состоявшегося как позитив факта, что онтологическое "я" есть душа, она распята на мировом древе. Это одновременно и её трагическое, уязвимое положение, и вместе с тем, это возможность реинтеграции всех состояний вверху и внизу. И здесь видится проблема: это онтологическое "я", эта душа воспринимает принципиальные идеи, но ведь строго говоря эта душа является такой же вещью, как и эти идеи. Если она одна из единиц онтоса, как и эти идеи, что делает её воспринимающей? Она должна противостоять этим идеям, должна чем-то отличаться от них. Камень не может воспринимать другой камень. В конечном счёте, Платон не доказал нам, что душа принципиально не есть одна из идей. Платон не доказал нам, что душа порывает с миром идей и противостоит им как некое зеркало, имеющее право быть в центре. Он говорит о вещах как об уже состоявшихся, снимая и перескакивая эту тайную диалектику объяснения первоначального. Получается, что, внимательно прочитав Платона и поверив ему, мы всё равно не поймем, откуда берется эта великая двойственность, это великое противостояние всего и того, кто смотрит на это всё. Мировая душа - это одна из идей. Почему бы тогда любой идее не воспринимать все остальные? Платон превращает одну из идей, которая воспринимает все остальное, в душу, и помещает ее в центр. Может быть, так оно и есть на самом деле? Может быть, страшный грех приближения к этому Древу в центре и состоит в том, что просто одна из вещей становится центральной и как бы воспринимает? Т.е. если мы берем некий камень и кладем его на заветное место, то это уже не камень, а чувствилище. Но, во всяком случае, это чувствилище, которое противостоит альтернативному изначальному призванию человека как наместника, о котором Бог говорит. И я хочу заранее сказать, что бог Платона и бог Авраама не один и тот же. Это разные господа. 9. "Философы только объясняли мир…" Мы сталкиваемся со страшной вибрирующей тайной. Может быть, речь идет о том, что в платонизме онтологизирован, лишен мистериальной бездонности сам акт восприятия, сам акт свидетельствования. Не случайно же он сводит его к воспоминаниям, приводит образ пещеры, в которой через огонь отражаются на стене тени. Нет зазора между позицией онтологического элемента, некой централизованной идеи в центре и теми идеями, которые располагаются вокруг, и которые она воспринимает. Нет зазора, нет тайны, нет мистерии этого различения. А мы знаем, что это различение есть. Потому что воспринимающий не является одним из предметов великого космоса. Он является занозой, шероховатостью на гладкой гомогенности неба. Платон говорит, что одна из идей оказывается в центре. Иными словами, Адам подошел к дереву и стал одной из идей, он сам стал онтологическим "я", сам стал Деревом. Испугавшись, он побежал прочь, но было уже поздно. Платон говорит нам, что кроме мира идей любопытным образом существует мир ничто, который есть не что иное, как протяжённость и плотность, т.е. вещественная материя или materia secunda, потому что materia prima, согласно учению традиционалистов, не манифестирована, не проявлена. Это скрытая фундаментальная субстанция, которая находится по ту сторону проявления. Вторую материю, materia secunda, которую Платон принимает как символ, как вполне ответственный представитель первой, он называет "ничто". На это ничто воздействуют идеи, и композиция между идеями и ничто образует чувственный мир в его многообразии. Интересно, что много раз и очень серьёзно шельмовавшийся традиционалистами Декарт, который, согласно Генону, и является практически философским основоположником закоренелого профанического социума, профанизма "в законе", тоже говорит об этой категории "протяженность и плотность", но не как о "ничто". Декарт говорит об этом как об одном из двух полюсов той реальности, из которой образовано всё. Т.е. для Декарта протяженность не есть материя. Материальность - один из аспектов пространства, который Декарт связывает с телесностью, с корпоральностью. Для него пространство есть символ гомогенной среды, гомогенной бесконечно простирающейся бездны. Может быть, это небо без звёзд - только спущенное на землю. Но посреди этого находится одна звезда. Это существо характеризуется одним аспектом - восприятием, которое, правда, он называет мыслью. Но Декарт говорит об одной очень интересной вещи. Для него нет разницы между мыслью и болью. Мысль и боль - это два аспекта одного и того же акта переживания, восприятия. Вы видите, насколько здесь мы уходим от чистой традиционалистской концепции восприятия, т.е. восприятия бездонного, бесконечного последнего всё. Здесь оказывается, что восприятие окружающей нас протяженности имеет двойственный характер - это мысль и боль. Иными словами, Декарт впервые нам говорит, что человеческое существо является точкой приложения бесконечного давления среды. Каждый из нас является таким Антеем, на плечах которого лежит вся реальность. Небо без звёзд обрушивается на наши хрупкие плечи, вызывая в нас мысль и боль. Таким образом, Декарт постулирует ту самую двойственность, которая и является, с точки зрения традиционалистов, неизбывным грехом, образующим самую сущность профанизма. Итак, гомогенность нарушена в самом начале, это нарушение засвидетельствовано тем фактом, что существует Восприятие. Восприятие стремится к снятию двойственности тем, что устанавливается великая последняя идентичность, последнее тождество между воспринимаемым и воспринимающим. Но, тем не менее, загадка эта никуда не уходит, она лишь затемняется ложным ответом: воспринимающий есть один из предметов множественности, просто стоящий в центре, и эта центральность позволяет ему реагировать на всё, и, в конечном счёте, становиться всем, просто потому, что дистинкция якобы иллюзорна. Да, мы знаем, что фактически, эффективно, в конечном счёте, Традиция вновь и вновь подтверждает, что финальное тожество существует. Но поскольку не существует начального тожества, а его-то точно нет, раз мы здесь с вами вне этого тожества - значит это не ответ. И есть второй ответ, который приходит не из созерцания, вопреки созерцанию. Этот ответ не может быть получен естественным, но только богооткровенным путём. Этот ответ заключается в том, что бесконечность ограничена чем-то, что является еще более ничто, чем она сама. Т.е. если бесконечность является ничем, как некий апейрон, как огонь, который ничто, потому что он всё сжёг, снял всякие ограничения, всякие границы, всякие конкретности, - всё сжёг, нет дистинкции, все звёзды погасли, - то за пределами этого ничто есть ещё более чёрное ничто, которое не есть оно само, которое невозможно, которое не является одной из вспышек, предметов, содержащихся в этой бездне. Оно - что-то абсолютно противоположное бесконечному. 10. Эзотеризм единобожия против эзотеризма "всеединства" Бесконечное оказывается ограниченным своим собственным отрицанием. И это отрицание находится в центре бесконечности, в некотором роде оно находится в глубине этой бесконечности в качестве ее внутреннего полюса. Это и есть двойственность, которая является началом свидетельствования, началом восприятия. Просто нужно признать абсолютно очевидную вещь: в центре сущего находится несущее. Это несущее представлено человеком как свидетелем. Но поскольку человек смертен, поскольку он постоянно стирается ластиком апейрона, не является принципиальным хозяином этой "чёрной дыры" в себе, то естественным следующим шагом следует признание, что принципом "чёрной дыры" в бесконечности является Субъект, находящийся за пределами беззвёздного неба. Это тот Принцип, который делает восприятие возможным, та чёрная амальгама с другой стороны зеркала, которая делает возможным сам рефлекс. В этом суть пророческого откровения, суть послания пророков - бесконечное не бесконечно. Но поскольку оно не бесконечно, в центре его находится человек, который является наместником Бога, он изображает Бога, он является заместителем, функциональным изобразителем того принципа, который противостоит бесконечности. Тут мы вспомним о странной противоречивости апейрона. "Апейрон" переводится как безграничное, расшифровывается как огонь, который в своем действии снимает всякую конкретику. Т.е. бесконечность на самом деле действует по уничтожению конечного. Она вынуждена работать. Действительно, у Анаксимандра мы находим, что здесь образуется диалектика, творящая космос. Т.е. жаркая тьма и холодный свет, материализованный огонь и лед образуют космос. Но в своей общности, той, где апейрон является действительно апейроном, он уничтожает этот космос. Он преодолевает всякую дистинкцию, он упраздняет всё, кроме себя. Это очень важная мысль, соответствующая духу монотеистического проекта. То бесконечное, к которому стремится человек в своём духовном созерцании, является не просто фундаментально положенной бесконечностью, которая есть сама по себе. Потому что в этом случае не было бы Субъекта, первого шага манифестации, не было бы различения в этой бесконечности. Потому что никто, никакая традиционная метафизика не объяснили, каким образом совершается первый шаг в эманативном процессе. Существующие объяснения можно рассматривать как интеллектуальную спекуляцию. Никто из мыслителей в рамках глобальной Традиции фундаментально, коренным образом, не объяснил, как начинается эманация из Первоединого. Но монотеистическое откровение говорит: на самом деле это Первоединое есть чистая негация, всеобщая сила которой, т.е. качество "неба без звёзд" которой заключается в том, что оно просто ничтожит. Бесконечное ничтожит, и в этом его бесконечность. Но раз оно ничтожит, раз оно не положено в своей изначальной данности, значит оно ограничено тем, что оно ничтожит, тем, что оно отрицает. Если оно вечно отрицает все кроме себя, отрицает не себя, то тогда воистину существует не-оно, которое бездна бесконечности стирает, но не может до конца стереть, и это не-оно находится в середине бесконечного, в центре человеческого сердца. Это не-оно есть манифестация того, что противостоит бесконечному. С точки зрения монотеистической традиции, бесконечное, которое является последней инстанцией восприятия - это абсолютно враждебный живому Богу рок. Вечно вращающееся небо над нами, назовем мы его "брахман", "зерван" или "уранос" - это бесконечный, всё стирающий рок. Но если рок всё стирает, в том числе и нас, значит созерцание, стремящееся стать одно с роком, установить абсолютное триединое тождество воспринимающего, восприятия и воспринимаемого есть некий страшный прорыв к спасению от чистой негации, от чистого отрицания. Это есть попытка каким-то образом уйти от всепожирающего пламени апейрона. Но само восприятие возможно в силу того, что апейрон не всесилен, он вынужден пожирать, чтобы утвердить свою бесконечность. Восприятие стремится установить последнюю, гомогенную истину как то, кроме чего ничего нет. И когда мы поняли, что апейрон это не то, кроме чего ничего нет, когда мы поняли, что кроме него есть то ничто, которое внутрь бесконечного не входит или входит парадоксальным образом как не-оно, то сразу, в следующий же момент истиной является для нас не это бесконечное, а то, что есть кроме него. Истиной является бесконечная тайна тёмного, ещё более тёмного чем тьма, которая, будучи чернее, чем тьма, является светом поверх света. Вот гносеологическая схема того, что заключено в откровении пророков, противостоящем содержанию того, что открывается в структурах глобальной примордиальной метафизики. Есть два вектора: утверждение бесконечного как того, кроме чего ничего нет, и утверждение того, что бесконечное противоречиво в самом себе, поскольку есть мы, которые здесь стоим и его видим. Из второго вектора следует, что бесконечного как такового нет, а то, что оно отрицает, то, что существует помимо него - есть! Иными словами бытия нет, небытие есть. Вопреки школе Элеатов, вопреки мудрости воспринимающих праздник космоса онтологических мудрецов, бытия нет, небытие есть. Но в более глубоком и страшном смысле. Потому что последняя правда бытия оказывается апейроном, огнем, который все пожирает. Оказывается, что не райские сады, не дерево, не земля, не воздух, не вода, не ангелы, не свет является бытием. А бытием является то, что есть вместо них, как чистая гомогенность, отрицательное утверждение. И вот - его нет, а то, что оно отрицает (но что при этом есть) оказывается тайной нашего сердца, которую мы можем сохранить, идя этим путем, а можем и предать её, стремясь к центру космоса, сквозь который проходит мировое Древо, онтологический ствол. Мы можем стать мировой душой, распятой на мировом древе, реинтегрировать все состояния существа, и в этом смысле мы становимся центральной вещью, той вещью, о которой сказано в Изумрудной скрижали - "чудеса единой вещи". Единой вещи, но именно вещи, которая все равно будет стерта апейроном. Потому что финальная цель всякой инициации есть абсолютное тожество объекта и субъекта. Вот как формулируется парадоксальный вызов, который является безумием перед мудростью мира: "Последнего бытия, лишённого границ и форм, нет, а небытие, которое отрицается, которое невидимо пребывает "с задней стороны зеркала" - есть!" Две позиции, о которых у нас идет речь, обречены на абсолютную вражду. Собственно, духовная история человечества есть не что иное, как страшная битва между двумя этими позициями. В итоге этой битвы возникает профаническое общество, которое основано на общечеловеческих ценностях, представляющих собой не что иное, как некий вербальный компромисс между двумя взаимоисключающими правдами. Это компромисс, который обходит острые углы, и надевает на всё что угодно "всё и всяческие маски". Но профанизм, основанный на таком компромиссе, стал возможным только благодаря тому, что в центр пирамиды великого созерцания был нанесён сокрушающий удар молнии из ниоткуда. Лекция № 4. Кризис Реальности
Дата добавления: 2014-01-05; Просмотров: 365; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |