Крито-микенская культура

Однако чудом называется то, что возникает внезапно и беспричинно, нару­шая естественные законы. А греческое искусство не возникло сразу, как Вене­ра из морской пены. У него была длительная предыстория. Сравнительно не­давно, в конце XIX и в начале XX века, раскопки археологов в Греции и на ос­трове Крит приоткрыли перед нами полусказочный мир — ранний этап антич­ного. Его центром в конце III и середине II тысячелетия до н.э. был Крит, а не­сколько позже — та часть греческого материка, где находится город Микены. В целом культуру этого периода называют крито-микенской, или эгейской.

Для историков в ней еще много необъясненного. Критские письме­на до сих пор не вполне расшифрованы. Что это были за люди, которые там жили, к какой этнической группе они принадлежали, каков был их общест­венный строй? Ответы даются только предположительные.

Большинство ученых считает, что на Крите существовала рабовла­дельческая монархия, но некоторые думают, что там было еще родовое, доклассовое общество типа военной демокра­тии с племенным вождем во главе. На Крите найдены остатки обширных дворцов в Кноссе и Фесте. Собственно дворцами эти сооружения можно назвать только условно. Это комплексы построек, группирующихся вокруг большого внутреннего двора. Расположены они очень причудливо, на разных уровнях, соединяются между собой лестницами, коридорами, некото­рые уходят под землю. Общая площадь такого сооружения в Кноссе велика — 24 тысячи квад­ратных метров. Кносскии дворец заставил вспомнить греческий миф о Лабиринте. Согласно мифу, на Крите ког­да-то царствовал Минос. У него был подземный дворец-Лабиринт, с такими запутанными хода­ми, что никто не мог оттуда выбраться. Там оби­тало чудовище Минотавр — полубык-получеловек. Афиняне платили дань Миносу — каждый год они посылали ему нескольких юношей и де­вушек, которых Минос отдавал на съедение Ми­нотавру. Афинскому герою Тесею удалось убить Минотавра и самому выйти из Лабиринта с помо­щью клубка ниток, привязав кончик у входа и по­том постепенно разматывая. Как будто бы это просто сказка, похожая на сказки многих других народов. Но с каждым новым историческим откры­тием приходится убеждаться, что мифы не лгут; они только расцвечивают художественной фантазией реальное историческое зерно. Лабиринт, ока­зывается, действительно существовал. Сказание о чудовищном быке тоже имело какую-то историческую основу. Стены Кносского дворца покрыты многочисленными фресками, их фрагмен­ты хорошо сохранились: на них, а также на каменных и золотых критских сосудах по­стоянно встречаются изображения быка, иногда мирно пасущегося, иногда разъя­ренного, летящего галопом, с которым не то играют, не то сражаются критские тореа­доры. Очевидно, бык играл особо значи­тельную роль в укладе жизни критян, воз­можно, что и в их религии. Но какая была у них религия — этого мы не знаем. Среди критских и микенских построек не обнару­жено ничего похожего на храмы. Быть мо­жет, религиозно-магические представле­ния там еще не оформились в систему культа и просто вплетались в повседневную жизнь? Во всяком случае, тут не было такой строгой, регламентированной, все себе подчиняющей религии, как в Древнем Египте. Здесь было что-то другое. Здесь чувствуется вольное, не скованное канонами, радостно-непо­средственное отношение к жизни. И более всего об этом говорит искусство — главный источник знаний и догадок об этом исчезнувшем мире.

Некоторыми чертами оно сходно с египетским — микенские охоты на львов, кошки, ловящие птиц, живо напоминают подобные же мотивы на египетских рельефах и росписях. Возможно, что тут были взаимные влия­ния. В Кносском дворце найден большой раскрашенный рельеф — увен­чанный лилиями юноша, держа в руке жезл, идет плавным широким ша­гом по цветущему лугу, фигура юного царя-жреца, как назвали его архео­логи, построена по типу египетских фигур: плечи, грудь, глаз даны в фас, лицо и ноги - в профиль (ср. с рельефом "Зодчий Хесирэ").

Критяне были мореплавателями: они поддерживали торговые от­ношения с Египтом и, наверное, знали его культуру. Но за сходством обна­руживаются более глубокие различия мироощущения и стиля. Строгая чис­ловая мера (модуль), геометризм формы, суровая величавая простота, симметрия, каноничность изображений — все это, характерное для Египта даже в Новом царстве, на Крите не приемлется: предпочитается непринуж­денность. Плавная линия, красивый силуэт налицо и там и здесь, но у егип­тян линейный силуэт смотрится как отчеканенная графическая формула, а у критян он напоминает свободно вьющийся узор. Царь-жрец отличается от "Зодчего Хесира", как хрупкий цветок от прямой и крепкой пальмы, фи­гура "Зодчего", несмотря на свой условный разворот, анатомически проду­мана и необычайно крепко, основательно построена; царь-жрец со своей сверхъестественно тонкой талией, змеевидными кудрями и произвольны­ми пропорциями тела решительно не укладывается ни в какие правила. Он - сказочный, но в самой сказочности живой.

Лестничный зал в восточном крыле дворца в Кноссе

XVII-XV вв. до н.э.

Еще интереснее изображения женщин, которые в критской живо­писи и мелкой скульптуре встречаются очень часто (и это дает основание думать, что женщина занимала почетное место в обществе, может быть, там еще преобладали отношения матриархата). Этих критских женщин ис­следователи прозвали "парижанками", "дамами в голубом", "придворны­ми дамами", и такие прозвища действительно подходят, хотя на самом де­ле эти "парижанки" были, возможно, жрицами, или заклинательницами змей, или даже богинями. У них осиные талии, платья с пышными кринолинами голубого и гра­натового цвета, открытые корсажи, затейливые прически, перевитые жемчугом, с локонами, выпущенными на лоб, холеные обнаженные ру­ки, тонкие носы с горбинкой и маленькие роти­ки с застывшей полуулыбкой. Причудливая асимметрия царит в критских дворцах-лабиринтах, и ту же асимметрию, ту же любовь к извилистым, прихотливым фор­мам находим мы в живописи, в орнаменте и в прикладных изделиях. Приморские жители и моряки, критяне вдохновлялись флорой и фау­ной моря; хотя морских пейзажей они не писа­ли, но море вошло в их искусство извивами волн, лазурным цветом, закрученными спира­лями раковин, изгибами водорослей. Морские мотивы в избытке встречаются в критской орна­ментике, и особенно на вазах так называемого стиля "камарес" (по названию местности, где эти вазы были найдены). Знаменитая ваза с осьминогом — произведение в своем роде уни­кальное по смелости художественного решения и вместе с тем очень характерное для эгейского стиля. Сама форма вазы асимметрична: словно подчиняясь волнообразным движениям щу­пальцев осьминога, она как будто бы то рас­плывается, то сокращается, колышется и пуль­сирует. Заметим, кстати, в нашем современном прикладном искусстве за последние годы очень возрос интерес к эгейской керамике. Современ­ные керамисты, мастера фарфора, майолики и художественного стекла ищут для своих изделий гибких, эластичных, как бы "живых" форм. В их поисках они обращаются к эгейскому миру, со­здавшему шедевры такого рода.

Критское искусство заходит слишком далеко в атектоничности и прихотливости. Бархатные глаза минойских "парижанок" чрез­мерно велики, талии их уж слишком узки, голубые и красные краски рос­писей слишком ярки, орнаментация чересчур изысканна. Все это по-свое­му очень красиво, но чувствуется, что искусство близится к какой-то риско­ванной грани, за которой свободное изящество готово перейти в манер­ность. А манерность — это всегда признак увядания стиля. Может быть, и само критское общество в середине II тысячелетия переживало свой истори­ческий вечер. Мы не знаем, как это было в действительности. Достоверно одно — к концу XV века до н. э. Крит постигла катастрофа. Его города пре­вратились в развалины. По-видимому, они подверглись опустошительному завоеванию материковых племен - ахейцев, а может быть, сюда присоеди­нилось и стихийное бедствие — землетрясение, извержение вулкана.

Критской культуры не стало, но еще около трех столетий близкая ей микенская культура существовала на греческом материке. Правда, она значительно отличалась от критской - росписи суше, строже, архитектура более сурова. В критских поселениях не было крепостных стен, военных ук­реплений: критяне, очевидно, были так же беззаботны в ратном деле, как в религиозных культах. Микенский и Тиринфский дворцы — это уже настоя­щие крепости. Они воздвигались на высоких холмах и окружались стена­ми, сложенными из огромных каменных глыб. Такую кладку стен греки впоследствии назвали "циклопической", — по их мнению, только сказоч­ные великаны-циклопы могли поднимать такие камни.

Люди микенской эпохи не напрасно строили крепости. Жизнь бы­ла суровой, наполненной войнами, которые длились годами. О великой

Троянской войне, продолжавшейся десять лет, рассказано в "Илиаде", где также миф перепле­тается с историей. Древняя Троя - не вымысел, Археолог Шлиман обнаружил ее останки на по­бережье Малой Азии: он твердо верил в истин­ность повествования Гомера, и эта вера, многим казавшаяся наивной, привела к успеху раско­пок. Война ахейцев против Трои была, очевид­но, в XII или XIII веке до н.э. Эпические сказания, вошедшие в "Илиаду" и "Одиссею", слагались на протяжении столетий — в основном в X—VIII веках, а записаны были только в VI веке до н.э. Понятно, сколько там исторических наслоений — не меньше, чем археологических слоев, обна­руженных Шлиманом при раскопках, - и сколь­ко легенд и фантазий. Но, по-видимому, древ­нейшие слои гомеровского эпоса запечатлели историческую память о микенской эпохе, в которой описана Троянская война, где, согласно "Илиаде", царствовал Приам, и Мике­ны, где царствовал его главный противник Ага­мемнон, принадлежали к очагам культуры эгейского мира. У Гомера есть описания, которые могли быть навеяны этой культурой. Например, описание щита Ахилла, изготовленного самим богом ремесла Гефестом. Гефест покрыл щит разнообразными картинами полевых работ, плясок, празднеств, - в них угадывается яркая колоритность критских и тиринфских фресок. Или поэтическое предание о стране феаков, на которую на­брел в своих странствиях Одиссей: цветущий остров, где живут мирные мореплаватели, нелюбящие войн, а любящие спортивные состязания и иг­ры. Жена царя правит там страной на равных началах с царем и "трудные споры мужей разрешает", а их дочь, "юная стройно-высокая" царевна Навзикая, вместе со своими служанками стирает белье на берегу моря и иг­раете ними в мяч. У феаков женщины равноправны, а рабы еще не превра­щены в "одушевленные орудия". Не отразились ли здесь воспоминания о строе жизни Крита? Но если и так, то это далекие воспоминания, уже ус­певшие стать легендой, сказкой о потерянном рае.

В эпоху, когда слагались сказания, вошедшие в "Илиаду" и "Одис­сею", не только критская культура стала далеким прошлым, но пришла к концу и микенская. В длительных, изнурительных войнах культурные гре­ческие племена истощали и ослабляли друг друга. Приблизительно в XI ве­ке до н.э. начинается смутный период греческой истории: его основным фактом историки считают вторжение в Грецию северных племен - дорий­цев, стоявших на значительно более низком уровне развития. Эгейская культура уступила натиску дорийцев, принесших с собой совсем иные, еще примитивные формы культуры и так называемый геометрический стиль искусства, в общем похожего на искусство неолита. Большие деревянные идолы дорийцев не сохранились; до нас дошли только глиняные сосуды, покрытые схематическим однообразным узором, да еще мелкие глиняные статуэтки, несколько более поздние. Последние очень любопытны, как об­разчики "крестьянского" искусства далеких времен (больше всего их най­дено в Беотии — земледельческой области Греции). Это забавные, разри­сованные узорами, не считающиеся с анатомией, но выразительные фи­гурки людей и животных, даже целые группы, изображающие, например, пахаря с быками. Странным образом беотийские фигурки напоминают иногда по своей структуре наши вятские дымковские игрушки.

У микенской культуры было мало общего с почти первобытной культурой северных племен. Понадобились века, чтобы разнородные об­щественные и этнические группы ассимилировались и образовали новое целое и чтобы их искусство тоже пришло к синтезу. А пока происходили все эти сложные процессы, изобразительное искусство эпохи, которую принято называть "гомеровской", X—VIII века до н.э., как бы замерло. Старое исчеза­ло, новое же складывалось подспудно. Крито-микенское искусство, таким образом, было прекрасной прелюдией греческого искусства. Потом после­довала длительная пауза, а в VII—VI столетиях до н.э. складываются уже вполне отчетливые и цельные стилистические черты греческой архаики.

Дата добавления: 2014-01-06