Виды информации в тексте

З.Я. Тураева

к структурным категориям относит сцепление, интеграцию, прогрессию/стагнацию;

к содержательным - образ автора, художественное пространство и время, информативность, причинность, подтекст.

Наиболее полным, систематизированным и в то же время доступным для понимания оказалось описание текстовых категорий, предложенных И.Р. Гальпериным.

Мы обратимся к описанию категории информативности.

Гальперин:

Как много сказано несказанным.

Термин "информация" употребляется в двух значениях: общепринятом (бытовом) и терминологическом. Под информацией в первом значении понимается всякое сообщение, оформленное как словосочетание номи­нативного характера. Это может быть предложение, в котором сообщают­ся какие-то факты, сочетание предложений (сверхфразовое единство и абзац), цельный текст. Информация в таком понимании обычно отождест­вляется с номинацией, смыслом, содержанием. Так, правомерно в обще­принятом употреблении назвать информацией сообщения типа: он приедет завтра или я очень хочу есть.

Второе значение термина "информация" употребляется в работах по теории коммуникации, но предполагает использование этого термина лишь при получении новых сведений о предметах, явлениях, отношениях, событиях объективной действительности. Таким образом, научно-терми­нологическое значение "информация" снимает некоторую неопределен­ность в уже воспринятых и частично познанных предметах и явлениях. Неопределенность — свойство многих явлений, фактов, событий. Информация рассматривается как нечто противопоставленное энтропии.

Таким образом, в научно-теоретическом плане не всякое сообщение несет в себе информацию.

В книге "Информативность единиц языка" [И.Р. Гальперин, 1974] сделана попытка выявить способность звуков, морфем, слов, словосочета­ний, синтаксических конструкций и стилистических приемов участвовать в коммуникации. Это происходит путем модификации их форм и значений (лексиче­ских и грамматических) в процессе их функционирования. Было сделано предположение, что сами по себе эти единицы не несут какой либо информации, но, участвуя в процедуре снятия энтро­пии, способны активно содействовать формированию смысла отдельных единиц высказывания и в конечном счете эффекту сообщения.

Категория информации охватывает ряд проблем, выходящих за преде­лы чисто лингвистического характера. Одна из них - проблема нового (неизвестного). Совершенно очевидно, что новое не может рассматри­ваться вне учета социальных, психологических, научно-теоретических, общекультурных, возрастных, временных и других факторов. Для одного получателя сообщение будет новым и потому будет включать информа­цию, для другого это же сообщение будет лишено информации, поскольку содержание сообщения ему уже известно или вообще непонятно. То, что для определенного времени было новым, для последующего уже известно и т.д.

Другой вопрос — ценность получаемой информации. Здесь мы уже вторгаемся в область философии, и в частности в один из разделов эстети­ки — аксеологию. Известно, что информация, повторяясь, теряет свою ценность и в итоге перестает быть информацией. Также известно, что некоторые тексты имеют непреходящую ценность. Их эстетико-познавательное или научное значение всегда остается в сокровищнице человече­ской культуры. Они служат постоянным источником нового и поэтому всегда информативны.

Информация - основная категория текста, категория, относя­щаяся только к тексту Анализ разных видов информации, проведенный на официально-дело­вых, газетных, художественных, публицистических текстах, показал, что информация различна по своему прагматическому назначению. Гальперин различает информацию

а) содержательно-фактуальную (СФИ),

б) содержательно-концептуальную (СКИ),

в) содержательно-подтекстовую (СПИ).

Содержательно-фактуальная информация содержит сообщения о фактах, событиях, процессах, происходящих, происходив­ших, которые будут происходить в окружающем нас мире, действитель­ном или воображаемом. В такой информации могут быть даны сведения о гипотезах, выдвигаемых учеными, их взглядах, всякие сопоставления фактов, их характеристики, разного рода предположения, возможные решения поставленных вопросов и пр. Содержательно-фактуальная информация эксплицитна по своей природе, т.е. всегда выражена вербально. Единицы языка в СФИ обычно употребляются в их прямых, предмет­но-логических, словарных значениях, закрепленных за этими единицами социально-обусловленным опытом.

Содержательно-концептуальная информация сообщает читателю индивидуально-авторское

- понимание отношений между явлениями, (Эти явления же описаны средствами СФИ),

-понимание их причинно-следственных связей,

-их значимости в социальной, экономической, поли­тической, культурной жизни народа. Такая информация извлекается из всего произведения и представляет собой творческое переосмысление указан­ных отношений, фактов, событий, процессов, которые происходят в обществе и представлены писателем в созданном им воображаемом мире. Этот мир приближенно отражает объективную действительность в ее реаль­ном воплощении.

СКИ не всегда выражена с достаточной ясностью. Она дает возможность, и даже настоятельно требует, разных толкований.

Таким образом, различие между СФИ и СКИ можно представить себе как информацию бытийного характера и информацию эстетико-художественного характера. Причем под бытийным следует понимать не только действительность реальную, но и воображаемую. (Г.В. Степанов: "Бытийная тема имеет рефе­рент в действительности, истинный или мнимый (т.е. в действительности воображения, фантазии), предметный, вещный или идеальный.

Содержательно-концеп­туальная информация - преимущественно категория текстов художест­венных, хотя может быть получена из научно-познавательных текстов. Различие здесь лишь в том, что

СКИ в научных текстах всегда выражена достаточно ясно, в то время как

в художественных для декодирования СКИ требуется мыслительная работа.

Таким образом СКИ - это комплексное понятие, несводимое к идее произведения. СКИ это замысел автора + его содержательная интерпре­тация.

Содержательно-подтекстовая информация пред­ставляет собой скрытую информацию. Она извлекается из СФИ благода­ря способности единиц языка порождать ассоциативные и коннотативные значения, а также благодаря способности предложений внутри СФЕ прира­щивать смыслы.

СПИ — факультативная информация, но когда она присутствует, то вместе с СФИ образует своеобразный текстовый контрапункт. Подробнее о СПИ будет сказано в конце раздела.

Приблизительно о том же пишет В. Чейф, когда он на примере басни доказывает необходимость разделения фабулы и морали, причем порядок изложения фабулы имеет прямое, хотя и произвольное отношение к концептуальной информации [см.: H.Parret, 14].

Индивидуальное понимание явлений и фактов не всегда легко выявля­ется при чтении текста. Часто концептуальная информация, получаемая из беглого ознакомления с текстом, обретает более глубокое содержание при повторном чтении, при более пристальном внимании к отдельным частям текста. Это относится главным образом к произведениям искусства. "Статический прототип (картина) служит лишь своеобразным толчком для работы интуиции, приводящим в действие механизм воображения" [РА. Зобов, А.М. Мостепаненко, 16]. Подобно этому СФИ - лишь толчок для работы механизма раскрытия СКИ. СФИ лишь "передний план" произведения.

При рассмотрении информации как грамматической категории текста необходимо прежде всего учитывать различные типы текстов.

Тексты можно классифицировать как по функциональным стилям и по харак­теру информации. Так, дипломатические документы, объединенные общим официально-деловым стилем, по характеру информации могут быть представлены в виде жанров: пакт, договор, меморандум, нота, заявление, протест, ультиматум и проч. Стиль языка художественной литературы реализуется во множестве жанров и форм — в рассказе, басне, романе, стихотворении, драме, поэме, повести. Стиль языка газеты воплощается в тексте коротких сообщений, газетных заголовков, передовых статей, коммюнике и проч.

Информация, получаемая из каждого вида текста, в какой-то степени предопределяется самим названием данного типа текста. Очевидно пакт -особый тип соглашения, заключаемого двумя державами. Текст-нота будет содержать протест, который должен быть вручен представи­телю страны, которая нарушила какие-то условия соглашения, заключенного ранее между двумя сторонами, или формы международ­ных отношений или международное право.

Таким образом, в самом названии типа текста заключена пресуппози­ция, т.е. в самом жанре, в процессе номинации текста раскрывается и в какой-то степени, предопределяется основная прагматическая установка текста¹.

Каждый язык можно рассматривать как некий код, в котором сигналы (фонемы, морфемы, лексемы, синтаксемы и стилистические приемы) организуются в целях передачи соответствующей информации, доступной всем реципиентам, владеющим этим кодом. Такой общеязыковой код представляет собой нормы литературного языка. Этот код разбивается на ряд субкодов — функциональные стили. Иными словами, литературный язык - это инвариант общей языковой системы, а функцио­нальные стили - язык художественной литературы, язык газеты, язык научной прозы, язык официальных документов - являются вариантами этой общей языковой системы.

Основной трудностью в декодировании информации текста является незнание вариантов языкового кода. Варианты кода определяют правила пользования языковыми средствами в тех или иных типах текста. В поэтическом тексте своеобразие употребле­ния языка даже дало основание утверждать, что якобы существует особый язык - язык поэзии, со своей грамматикой и правилами словотворчества. Язык науки представляет собой особую разновидность кода. Вряд ли описание научного исследования неких биологических процессов будет содержать информацию для специалиста, скажем, в области аэродинами­ки. А военная операция, зашифрованная определенным кодом, будет нести информацию только тем, кто знает этот код.

Как и всякая категория, информация проявляется в определенных формах, таких, как сообщение, описание, рассуждение, письмо, резолю­ция, договор, статья, заметка, справка и др.

Рассмотрим некоторые из перечисленных форм с точки зрения харак­тера заложенной в них информации.

Сообщение — форма информации, предназначенная для пере­дачи получателю (получателям) сведений о событиях происходящих, происшедших или которые будут происходить в ближайшее время. Сооб­щение ориентирует читателя на получение какого-либо нового известия. Сообщение имеет ограниченную задачу — довести что-то до сведения. Эта форма информации чаще всего встречается в газетах, по радио и в телепе­редачах. Она обладает эксплицитно выраженными указателями временно­го и пространственного характера.

Сообщение не обладает концептуальностью. Поэтому в большинстве случаев сообщения лишены каких бы то ни было показателей эмоцио­нально-субъективного характера. Это делает их доступными машинной обработке и относительно свободно переводи­мыми с одного языка на другой. Сообщения легко схематизируются. Для этого часто используются штампы:

на состоявшейся сегодня в кипрской столице пресс-конференции,

сегодня в Дюссельдорфе закончилось международное рабочее совещание,

в городе Джурджу состоялся митинг...,

Президент Франции заявил сегодня, что...

Охарактеризуем тип сообщения изнутри. Для этого приведем некоторые примеры текста, информация в которых заключена в форме сообщений:

(а) "САЛЮТ 5": исследования продолжаются

Центр управления полетом, 6 августа (ТАСС). Завершился месяц работы космо­навтов Бориса Вольтова и Виталия Жолобова на околоземной орбите. В соответствии с программой полета в последние рабочие дни экипаж орбитальной станции продол­жил эксперименты с помощью инфракрасного телескопа-спектрометра.

Космонавты Б.В. Волынов и В.М. Жолобов чувствуют себя хорошо. Полет про­должается. Космонавты провели исследование спектров Солнца и околосолнечного пространства с целью изучения процессов в солнечной короне и фотосфере.

По программе народнохозяйственных исследований выполнено фотографиро­вание отдельных районов территории Советского Союза.

В такого типа сообщениях полнее всего раскрывается сущность этой формы информации. В этом тексте шесть предложений. Все они извещают о деталях события, к которому было приковано внимание всего мира. Текст снабжен заголовком, который относит читателя к ранее сообщен­ным фактам - "исследования продолжаются". Это сообщение полностью отвечает требованию правильно построенного текста¹.

Обращает на себя внимание то, что ни одно из предложений не содер­житоценочных элементов языка или элементов суждений. Следовательно, в этом тексте есть информация, но нет концептуальности. Как указыва­лось выше, такая форма информации наиболее характерна для газеты.

В другом классе текстов — в резолюциях — обычно резюмируются выводы, решения, рекомендации, полученные в результате какой-то проделанной работы. Модель этого класса предполагает деление на две части: позитивную и результативную, например:

(б) Текст 1

ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ И СОЦИАЛЬНЫЙ СОВЕТ

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ ДЛЯ СТРАН ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ.

Шестая сессия. Богота, Колумбия.

ПРОЕКТ РЕЗОЛЮЦИИ ПО ДАННЫМ О ЗАНЯТОСТИ

ТРУДОСПОСОБНОГО НАСЕЛЕНИЯ

Принят Первым комитетом 10 сентября 19SS г.

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ ДЛЯ СТРАН ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ, УЧИ­ТЫВАЯ, что проблема занятости в странах Латинской Америки недостаточно изучена и что она представляет существенный элемент, влияющий на экономическую политику правительств в их правах экономического развития,

РЕКОМЕНДУЕТ правительствам стран Латинской Америки принять к сведению исследования, проведенные Международной организацией труда и другими специали­зированными организациями и учредить или расширить в своих странах органы по сбору систематических данных и своевременной информации по занятости, которые секретариат мог бы включать в периодические анализы экономического положения в Латинской Америке.

(в) Текст 2

ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ И СОЦИАЛЬНЫЙ СОВЕТ

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ ДЛЯ СТРАН ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ

Шестая сессия Богота, Колумбия

ПОДГОТОВКА ПЕРСОНАЛА ПОРТОВ

Проект резолюции, принятый Третьим комитетом 12 сентября 19SS г.

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ ДЛЯ СТРАН ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ, РАС­СМОТРЕВ:

а) изучение секретариатом состояния морского транспорта в Юж­ной Америке (документ Е/С № 12/369/Add., считает

б) что, его выводы вскры­вают недостатки в методах работы, управлении и сооружениях латиноамериканских портов, что отрицательно влияет на торговлю в этом регионе, и

ПРИНИМАЯ ВО ВНИМАНИЕ: важную роль, которую программа технической помощи могла бы сыграть в этой области,

ПОСТАНОВЛЯЕТ: Рекомендовать правительствам латиноамериканских стран, чтобы они, приняв во внимание необходимость улучшить состояние портов в ре­гионе, рассмотрели возможность обращения за технической помощью в области подготовки персонала управления портами, одновременно учитывая деятельность, осуществляемую в этой сфере Межамериканским экономическим и социальным советом.

Эти два текста информируют о принятых решениях и рекомендациях соответствующих организаций. Как документы политико-экономического плана они характеризуются своими композиционно-стилистическими особенностями. Бросается в глаза

- необычность построения придаточных предложений и причастных оборотов,

- их развернутость,

- параграфирование,

нумерация отдельных частей целого,

графическое выделение ключе­вых слов и др.

Анализ Текста 1: в плане синтаксической орга­низации - одно сложноподчиненное предложение, но фактически состоит из ряда предложений, образующих единое целое. Это предложение-текст. Сама форма таких документов информативна. Она подчеркивает равно­значность темы и ремы длинного предложения-текста. Эта форма дает возможность сосредоточить внимание на второстепенных с точки зрения синтаксических отношений частях.

Содержание этого текста, логически распадаясь на ряд самостоятель­ных предложений, представленных в виде одного, заставляет переос­мыслить характер тема-рематических отношений. Фактически в первом абзаце текста 1 мы имеем два самостоятельных предложения:

1) пробле­ма занятости в странах Латинской Америки недостаточно изучена;

2) она представляет существенный элемент, влияющий на экономическую политику правительств в их планах экономического развития.

В первом и во втором абзацах темой является проблема занятости, ремой, то, что эта проблема недостаточно изучена, хотя представляет собой существенный элемент.

Как видно из беглого прочтения текста 1, информация здесь сводится к оповещению стран Латинской Америки о решении экономического совета Организации Объединенных Наций относительно занятости трудоспособного населения в этих странах и необходимости регулярно получать данные для изучения их экономического положения. Это, собственно, информативная часть резолюции, но она дополняется рядом других фактов и соображений, а именно:

-что проблема занятости трудоспособного населения в Латинской Америке недостаточно иссле­дована,

-что это проблема первостепенной важности в плане экономи­ческого развитая,

-что Международной организацией труда предпринима­ются исследования такого характера.

Анализ Текста 2: кроме части, содержащей собственно информацию (о необходи­мости использования технических средств при обучении портовых рабочих), также имеет информацию дополнительного характера, не менее важную для общей информации.

В приведенных текстах информация относительно легко декодируется потому, что выработанные модели текста существенно помогают вычле­нению главного, отделению основного от сопутствующего, второстепенного.

В более сложных текстах делового характера информация распределя­ется неравномерно, по мере движения сообщения. Проанализируем еще два документа: 1) Советско-датский протокол о консультациях и 2) Пре­амбулу к Уставу Организации Объединенных Наций.

(г)Текст 3

СОВЕТСКО-ДАТСКИЙ ПРОТОКОЛ О КОНСУЛЬТАЦИЯХ

Союз Советских Социалистических Республик и королевство Дания, желая укреп­лять взаимное доверие, взаимопонимание и дружбу между двумя странами и убеж­денные в том, что упрочение мирного сотрудничества между Советским Союзом и Данией отвечает интересам советского и датского народов,

выражая стремление к сотрудничеству в целях поддержания международного мира и безопасности в. соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций, исполненные решимости и впредь развивать сотрудничество в политической, экономической, научно-технической, культурной и других областях, договорились о нижеследующем:

1. Советский Союз и Дания будут периодически проводить консультации по международным проблемам, представляющим взаимный интерес, а также по вопросам, касающимся двусторонних отношений. Такие консультации будут охватывать:

— вопросы двусторонних отношений в различных областях, включая политиче­ские, экономические, научно-технические и культурные связи;

- содействие разрядке международной напряженности и укреплению международной безопасности, достижению прогресса в ограничении вооружений;

- развитие европейской обстановки, осуществление положений Заключитель­ного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе;

- важные международные вопросы, включая ситуации, вызывающие напряжен­ность в различных районах мира;

- проблемы, представляющие взаимный интерес и являющиеся предметом
многосторонних международных переговоров, в том числе рассматриваемые в
рамках Организации Объединенных Наций;

- все другие проблемы, в отношении которых стороны признают целесообразным обменяться мнениями.

2. В случае возникновения ситуаций, создающих, по мнению обеих сторон, угрозу
миру, нарушение мира или вызывающих международную напряженность, оба правительства вступят в контакт друг с другом с целью обмена мнениями о том, что может быть предпринято для улучшения обстановки.

3. Положения, изложенные выше, не затрагивают ранее принятых на себя сторо­нами обязательств по международным соглашениям, участниками которых они являются, и не направлены против какого-либо третьего государства.

4.Консультации будут носить регулярный характер и будут проходить поочеред­но в Москве и Копенгагене. Уровень и сроки их проведения, а также вопросы для обсуждения будут устанавливаться по взаимной договоренности. Министры иностранных дел или их представители будут встречаться, когда в этом будет необходимость и в принципе не реже одного раза в год.

Копенгаген, 6 октября 1976 года

За Союз Советских За королевство

Социалистических Республик Дания

А. ГРОМЫКО К.Б. АНДЕРСЕН

В дипломатических документах информация извлекается не только из так называемой результативной части, но также из части позитивной. Актуальное членение в тексте подчиняется иным закономерностям, чем в предложении.

В анализируемом протоколе (текст 3) в основном сохраняется графи­ческая модель текста, уже описанная в текстах 1 и 2. Во всех этих текстах причастными оборотами, оформленными в виде отдельных абзацев, выражаются побудительные причины заключения протокола. Затем следу­ют пункты, по которым достигнута договоренность, причем в пункте 1 темы консультаций между двумя странами выделены абзацами, разде­ленными точкой с запятой.

Характерно, что каждый подпункт-абзац начинается с прописной буквы, как будто все они представляют собой перечисление однородных (равнозначимых) проблем. Информация, т.е. рематический аспект документа с точки зрения иерархической значимости извлекается лишь из порядка следования абзацев. Порядок следования частей в композиции документа имеет едва ли не первостепенное значение и осуществляет собой другую категорию текста — интеграцию, о которой речь будет ниже.

Большинство дипломатических документов имеет так называемую преамбулу. Сам термин "преамбула" согласно словарям содержит в себе указание на информативную значимость: "Вводная, разъясняющая часть международного договора, закона или иного правового акта" [С.И. Оже­гов, 5 31 ]. Во многих пактах, договорах, уставах, протоколах преамбула может расцениваться как содержащая основную пропозицию информации. Пропозиция здесь обладает непреходящей ценностью, поскольку она обнаруживает вневременные и внепространственные общечеловеческие устремления к миру путем улучшения отношений между договаривающи­мися сторонами.

Собственно информацией в таких текстах является позитивная часть (в анализируемом документе: — "договорились о нижеследующем" и далее все перечисленные пункты). Препозитивная часть скорее представ­ляет собой эмоционально окрашенноевысказывание-условие, в котором слова с эмоциональной интенцией являются ключевыми в каждом абза­це — доверие, дружба, стремление, решимость.

Информация в своем схематически моделированном виде лишена эмоционально-оценочных элементов. Однако всякая модель, реализо­ванная в конкретных формах, претерпевает какие-то модификации. Это происходит и со многими конкретными формами реализации информации - сообщениями газетными, протокольными, официально-деловыми и др.

В преамбуле к Уставу Организации Объединенных Наций "эмоции" получили свое воплощение в ряде стилистических приемов, которые дают определенную окраску всему этому документу.

(д) Текст4

МЫ, НАРОДЫ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ, ПРЕИСПОЛНЕНЫ РЕШИМОСТИ избавить грядущие поколения от бедствий войны, дважды в нашей жизни принесшей человечеству невыразимое горе, и вновь утвердить веру в основные права человека, в достоинство и ценность человеческой личности, в равноправие мужчин и женщин и в равенство прав больших и малых наций, и создать условия, при которых могут соблюдаться справедливость и уважение к обязательствам, вытекающим из договоров и других источников международного права, и содействовать социальному прогрессу и улучшению условии жизни при большей свободе

И В ЭТИХ ЦЕЛЯХ

проявлять терпимость и жить вместе, в мире друг с другом, как добрые соседи и объединить наши силы для поддержания международного мира и безопасности, и обеспечить принятием принципов и установлением методов, чтобы вооруженные сипы применялись не иначе, как в общих интересах, и

использовать международный аппарат для содействия экономическому и социаль­ному прогрессу всех народов,

РЕШИЛИ ОБЪЕДИНИТЬ НАШИ УСИЛИЯ ДЛЯ ДОСТИЖЕНИЯ ЭТИХ ЦЕЛЕЙ. Согласно этому наши соответственные правительства через представителей, собрав­шихся в городе Сан-Франциско, предъявивших свои полномочия, найденные в надлежащей форме, согласились принять настоящий Устав Организации Объеди­ненных Наций и настоящим учреждают международную организацию под названием "Объединенные Нация".

Легко заметить, что весь текст, отвечая требованиям формальной орга­низации делового текста (его модели), насыщен лексическими вырази­тельными средствами, эмоционально окрашивающими всю преамбулу. Концептуальная информация здесь выражена эксплицитно и практически сливается с фактуальной Фактуальная информация содержит решения, предположения, планы и пр.

Иначе обстоит дело с информацией, содержащейся в художественных текстах. Проследим, как в коротком рассказе И.А. Бунина взаимодейст­вуют СФИ и СКИ, Рассказ назван по-французски: "Un petit accident" (Маленькое происшествие).

(е) "Зимний парижский закат, огромное панно неба в мутных мазках нежных разно­цветных красок над дворцом Палаты, над Сеной, над бальной Площадью Согласия. Вот эти краски блекнут, и уже тяжко чернеет дворец Палаты, сказочно встают за ним на алеющей мути заката силуэты дальних зданий и повсюду рассыпаются тонко и остро зеленеющие язычки газа в фисташковой туманности города, на сотни ладов непрерывно звучащего автомобилями, в разные стороны бегущими со своими огоньками в темнеющих сумерках. Вот и совсем стемнело и уже блещет серебристо-зеркальное сияние канделябров Площади, траурно льется в черной вышине грозовая игра невидимой башни Эйфеля и пылает в темноте над Бульварами грубое богатст­во реклам, огненный Вавилон небесных вывесок, то стеклянно струящихся, то кроваво вспыхивающих в этой черноте. И все множатся и множатся бегущие огни автомобилей, их разноголосно звучащего потока, - стройно правит чья-то незримая рука его оркестром. Но вот будто дрогнула эта рука, - близ Мадлэн какой-то затор, свистки, гудки, стесняется, сдвигаясь, лавина машин, замедляющая бег целой части Парижа: кто-то, тот, что еще успел затормозить в этой лавине свою быструю каретку, ярко и мягко освещенную внутри, лежит грудью на руле. Он в шелковом белом кашне, в матовом вечернем цилиндре. Молодое, пошло античное лицо его с закрытыми глазами уже похоже на маску".

Анализ Текста 6: Это весь рассказ. Мы привели его полностью для того, чтобы показать, как различные категории текста обеспечивают выявление содержательно-концептуальной информации.

Прежде всего обращает на себя внимание то, что весь рассказ структур­но оформлен в одном абзаце. Это само по себе содержит информацию. Беспрерывность течения жизни большого города с его спокойным, нала­женным ритмом движения и коллизиями, нарушающими однообразие ритма — в данном случае уличная катастрофа — этот континуум здесь подчеркнут отсутствием деления на абзацы. Писатель как бы желает на од­ном дыхании показать неразрывную связь организованности, последова­тельности, закономерности, с одной стороны, и внезапности, хаотично­сти - с другой.

Содержательно-концептуальная информация не сводится, конечно, к описанию вечернего Парижа и уличной катастрофы. В противном случае весь рассказ утратил бы эстетико-познавательную функцию, ведущую и определяющую функцию языка художественной литературы. Этот малень­кий шедевр превратился бы в банальное информационное сообщение. Уличная катастрофа в Париже нередкое явление, и даже исключительное по красочности и силе художественного изображения описание такой катастрофы не могло быть единственной целью писателя. Да и само название "Un petit accident", взятое автором в кавычки и данное на французском языке, имеет свой смысл, до известной степени раскры­вающий СКИ. СКИ: В большом городе гибель человека в автомобильной катастрофе - это всего лишь "маленькое происшествие". Это противо­речие между налаженным, организованным, подчиняющимся "чьей-то руке" и хаотичным, беспорядочным, нарушающим привычное течение жизни.

В раскрытии содержательно-концептуальной информации этого расска­за, как и любого другого, большую роль играет содержательно-фактуальная информация. Она извлекается из значений отдельных слов и словосоче­таний, из смысла отдельных предложений рассказа-абзаца, переосмыслен­ных в составе цельного текста, а также в соответствии с назначением отдельных стилистических приемов.

Беглый анализ помогает указать на трудность декодирования информации в художественном произведении. И нформация в текстах этого типа фактически сводится к толкованию идеи произведения. Это действительно гак. Само толкование текста есть не что иное, как процесс раскрытия СКИ. Это цель читателя – преодолеть поверх­ностную структуру текста, его доступное содержание и проникнуть в его глубинный смысл, т.е. в его концептуальную информацию.

Содержательно-концептуальная информация не всеми воспринима­ется адекватно. Нередки случаи, когда понимание художественного произведения сводится лишь к фактуальной информации, а сама концептуальность остается недоступной читателю. Это происходит в результате

- неумения пользоваться инвентарем средств языкового анализа или в результате

-недостаточного общего тезауруса читателя, т.е. его недостаточной начитанности, отсутствия соответствующего опыта в оценке произве­дений искусства. Но и читатели, умудренные опытом толкования идеи художественного произведения, могут по-разному понимать концептуальность, т.е. основную, но скрытую информацию. А ведь в этой возможности разного толкования идеи заложена сущность всякого произведения искусства [И.Р. Гальперин, 1974].

Как видно из предшествующих рассуждений, первой и важнейшей категорией художественного текста является концептуальность, которая в известной степени соотносится с идеей произведения. Термин концептуальность заостряет внимание на понятии нового, которое раскрывается не сразу, а постепенно. Его можно увидеть лишь в объеме целого высказывания, а чаще всего в объеме целого текста.

Интересный пример соотношения СФИ, СКИ и заголовка представля­ет собой рассказ А.П. Чехова под названием "Что чаще всего встречается в романах, повестях и т.п.". Хотя этот рассказ лишен фабулы и построен на приеме перечисления, он исполнен такого типично чеховского юмора, что буквально уничтожает авторов пошлых повестей и романов. Стоит привести это произведение целиком, поскольку для возникновения общей СКИ важна каждая деталь:

(ж) "Граф, графиня со следами когда-то бывшей красоты, сосед-барон, литератор-либерал, обедневший дворянин, музыкант-иностранец, тупоумные лакеи, няни, гувернантки, немец-управляющий, эсквайр и наследник из Америки. Лица некраси­вые, но симпатичные и привлекательные. Герой - спасающий героиню от взбешенной лошади, сильный духом и могущий при всяком удобном случае показать силу кулаков.

Высь поднебесная, даль непроглядная, необъятая... непонятная, одним словом: природа!!!

Белокурые друзья и рыжие враги.

Богатый дядя, либерал или консерватор, смотря по обстоятельствам. Не так полезны для героя его наставления, как смерть.

Тетка в Тамбове.

Доктор с озабоченным лицом, подающий надежду на кризис; часто имеет палку с набалдашником и лысину, а где доктор, там ревматизм от трудов праведных, мигрень, воспаление мозга, уход за раненым на дуэли и неизбежный совет ехать на воды.

Слуга - служивший еще старым господам, готовый за господ лезть куда угодно, хоть в огонь. Остряк замечательный.

Собака, не умеющая только говорить, попка и соловей.

Подмосковная дача и заложенное имение на юге.

Электричество, в большинстве случаев ни к селу ни к городу приплетаемое.

Портфель из русской кожи, китайский фарфор, английское седло, револьвер, не дающий осечки, орден в петличке, ананасы, шампанское, трюфеля и устрицы.

Нечаянное подслушивание как причина великих открытий.

Бесчисленное множество междометий и попыток употребить кстати техниче­ское СЛОВЦО.

Тонкие намеки на довольно толстые обстоятельства.

Очень часто отсутствие конца.

Семь смертных грехов в начале и свадьба в конце.

Конец".

…В основе содержательно-подтекстовой информации (СПИ) лежит способность человека к параллельному восприятию действительности сразу в нескольких плоскостях, или, применительно к нашим задачам, к восприятию двух разных, но связанных между собой сообщений одновременно.

Такая способность особенно отчетливо проявляется при чтении художественных произведений, в которых, как неоднократно ука­зывалось, содержательно-концептуальная информация лишь опосре­дованно выявляется в содержательно-фактуальной. Наука о языке уже выработала ряд приемов, с помощью которых происходит реализация указанной способности:

метафора, метонимия, ирония, перифраз (парафраза), сравнение и др.

В значительной степени эта способность человеческого мышления предопределяет сущность эстетического восприятия художественного произведения, выраженного средствами языка. Сквозь языковую ткань в нем просвечивает основная мысль — содержательно-концептуальная информация, которая не только не заглушает содержательно-фактуальную, но сосуществует с ней.

Одновременная реализация двух смыслов лучше всего наблюдается в басне.

По этому поводу Л.С. Выготский писал: "... всякая басня и, следо­вательно, наша реакция на басню развивается все время в двух планах, причем оба плана нарастают одновременно, разгораясь и повышаясь так, что в сущности оба они составляют одно и объединены в одном действии, оставаясь все время двойственными" [Л.С. Выготский, 183-184].

Среди упомянутых выше средств реализации двупланового сообщения известны также аллегория и символ - выражение отвлеченного, абстракт­ного понятия конкретным предметно-образным представлением. Все эти средства относятся к осознанным приемам одновременной реали­зации двух (и более) смыслов предложений в речи *. Цель названных стилистических приемов - двуплановая реализации смыслов предложений и сверхфразовых единств. Такие средства двуплановой реализации сообщения стали уже традиционными знаками "кода" языка художественной литературы. Для читателя, даже неискушенного в анализе стилистических средств, не представляет особой трудности увидеть двуплановость сообщения (она смотрела на него глазами цвета пустого зеркала, глаза будто мокрые черные смородины).

Другое дело - содержательно-подтекстовая информация (СПИ). Здесь читатель сталкивается с каким-то сообщением, не лежащим на поверхности и поэтому не выраженным вербально.

СПИ ненаблюдаема. Тем не менее такая разновидность информации существует. Возникает вопрос: имеет ли эта разновидность какие-то способы (классы) ее выяв­ления. Может ли СПИ быть признана категорией? И связанный с этим другой вопрос: если это категория, то является ли она категорией текста?

Для того чтобы ответить на эти вопросы, необходимо уяснить разли­чие между содержательно-фактуальной и содержательно-концептуальной информацией, с одной стороны, и содержательно-подтекстовой - с другой.

Как указывалось выше, всякое речевое произведение обязательно содержит в себе СФИ, но не обязательно СКИ. Однако в художественных текстах СКИ - обязательный компонент текста. СКИ выявляется в результате тщательного, последовательного, сопоставительного анализа СФИ во всем произведении.

Более того, СКИ может быть различно интер­претирована, поскольку она требует иносказания и обычно вербально не утверждается (исключения: басня, некоторые типы фольклорных произведений и дидактическая поэзия).

СКИ выявляется лишь супралинеарным анализом. Много­мерность свойственна и другим видам искусства (ср. импрессионисты). "... всякое истинное создание искусства... не укладывается в какое-либо двух- или трехмер­ное толкование [П. Антокольский, 219]. Еще конкретнее эта мысль выражена В.А. Звегинцевым: "Интеллектуальное восприятие объекта (т.е. его осознанное восприятие, выходящее за пределы собственно чувст­венного) приобретает специфическую двуслойность, когда к непосредст­венно воспринимаемой информации, заключенной в "поверхностной структуре" объекта, приплюсовывается и иная, скрытая, исходящая из модели данного объекта, информация" [В.А. Звегинцев, 298]. В этой формулировке, как представляется, заключена попытка объективировать понятие "подтекст".

К понятию подтекста примыкает понятие «приращение смысла». Понятия подтекст и приращение смысла близки, но не тождественны. Приращение смысла спонтанно; оно возникает в процессе реализаций лек­сических, синтаксических, композиционных особенностей сверхфразово­го единства, а подтекст сосуществует с вербальным выражением и сопут­ствует ему. Он запланирован создателем текста.

С наибольшей очевидностью подтекст выявляется в поэтических произ­ведениях, в которых, как известно, многое сказано несказанным. В стихот­ворении Анны Ахматовой "Я научилась просто, мудро жить" четыре строфы. В каждой из них подтекст, а во всем стихотворении заключена содержательно-концептуальная информация. Она слагается из содержательно-подтекстовой информации, рождаемой содержательно-фактуальной информацией.

(з) Я научилась просто, мудро жить,

Смотреть на небо и молиться богу,

И долго перед вечером бродить,

Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи

И никнет гроздь рябины желто-красной,

Слагаю я веселые стихи

О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь

Пушистый кот, мурлыкает умильней,

И яркий загорается огонь

На башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь

Крик аиста, слетевшего на крышу.

И если в дверь мою ты постучишь,

Мне кажется, я даже не услышу. (А.Ахматова)

Анализ Текста 7: Без проникновения в содержательно-концептуальную информацию невозможно выявить подтекстовую информацию, заключенную в каждой строфе. Представляется неправомерным выуживать подтекст в каждой строке. Как уже было сказано, отдельное предложение приобретает какие-то особые смыслы, когда оно рассматривается в более крупных отрезках высказывания. В связи с этим уместно вспомнить слова Толстого:

"…Каждая мысль, выраженная словами особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна и без того сцепления, в котором она находится..." (ЯМ. Толстой, 269-270]. Приведенное стихотворение может служить иллюстрацией этого.

Анализ стихотворения: Первая строка - зачин. Взятая в изоляции, она не имеет и не может иметь подтекста, поскольку мы исхо­дим из того, что подтекст является категорией текста, а не предложения. Возможность двоякого понимания предложений еще не формирует кон­цепцию подтекста. Однако если первое предложение рассматривать в ракурсе всего стихотворения — пережитая любовная драма и преодоление душевных тревог,— то оно начинает приобретать какой-то дополнительный смысл. Его можно ухватить, если подвергнуть семантическому анализу отдельные слова этого предложения. Прежде всего глагол совершенного вида научиться имеет в своей структуре сему процесса, причем такого, который связан с преодолением трудностей. Поставленный в прошедшем времени, он неизбежно вызывает к жизни определенную пресуппозицию, а именно: жизнь женщины была тревожной, исполненной волнений, мучи­тельных переживаний. В связи с такой пресуппозицией слова просто, мудро также приобретают дополнительные значения. Они становятся контекстуальными синонимами со значением 'без треволнений, здраво, спокойно, разумно, т.е. не подчиняясь власти чувств’.

Этот дополнительный смысл первого предложения все же еще не СПИ. Здесь особенно отчетливо можно увидеть различие между пресуппози­цией и подтекстом. Из разных видов пресуппозиций в этом стихотворе­нии вырисовывается контекстовая пресуппозиция, которая может содер­жаться в предложении и в сверхфразовом единстве.

В стихотворении Ахматовой СПИ выявляется в первой строфе (поэтическом СФЕ). Соотношение двух первых строк и двух последних заставляет думать, что волнения и страсть женщины еще не угасли². Отзвук прежних чувств порой еще терзает ее ("ненужные тревоги"). Вот это и есть СПИ первой строфы. Разумеется, это произвольное, субъективное толкование, но та­кова уж природа СПИ!

СПИ второй строфы тоже выявляется из соотношения первых двух строк с двумя последующими. Когда шуршат лопухи, когда никнет гроздь рябины уже желто-красной — символ осени, — тогда слагаются веселые стихи о тленной и прекрасной жизни. Семантический анализ лексем и структуры (тленной, тленной и прекрасной) постепенно приводит к раскрытию уже не подтекстовой, а содержательно-концеп­туальной информации. Она проступает сквозь слово веселые, т.е. беспеч­ные, жизнерадостные, жизнеутверждающие. Вербальная интерпретация здесь может быть такой:

когда проносится ураган страстей, когда насту­пает зрелость, мы обретаем способность смотреть на жизнь просто, ясно, наслаждаясь каждой ее мелочью.

Особенно отчетливо проступает подтекст в третьей строфе. И здесь можно усмотреть соотношение пресуппозиции и СПИ. Двуплановость предложения я возвращаюсь может быть понята и буквально (возвраще­ние после долгой прогулки) и как СПИ: возвращаюсь к спокойной, философски-созерцательной жизни, причем СПИ воспринимается в контексте всей строфы, соотносясь и с содержательно-концептуальной информацией.

Обращает на себя внимание сравнительная степень наречия умильно. Если понять эту словоформу как выражающую субъективное впечатле­ние женщины (умильней, чем раньше), — а вероятность такого предполо­жения основана на общей содержательно-концептуальной информации, -то подтекстом будет: теперь я все окружающее воспринимаю реально, так, как оно есть, а не затуманенное ненужными тревогами. Поэтому и огонь на башенке озерной лесопильни ярок, возможно, раньше она его и не замечала.

Заключительная, четвертая строфа перекликается с первой: Мне кажет­ся соотносится со словами ненужную тревогу. Душевный покой обретен еще не полностью, хотя уже почти преодолены волновавшие прежде чувства, которые искажали восприятие жизни тленной и прекрасной.

Необходимо также указать и на звуковое оформление этой строфы: звук ш встречается в шести словах, причем четыре из них - рифмующиеся слова. Этот звук может образно выражать тишину, покой. Лексически же тишина контрастно подчеркивается словосочетанием крик аиста и наречи­ем изредка. Жизнеутверждающее звучание стихотворения и есть СКИ, как я ее воспринимаю в меру своего понимания.

Многое в толковании художественного произведения строится на пресуппозиции.

Пресуппозиция - это те условия, при которых достигается адекват­ное понимание смысла предложения¹. Можно согласиться с В.А. Звегинцевым, который предполагает, что "главная ценность проблемы пресуп­позиции заключается как раз в том, что она делает возможным экспли­кацию... подтекста" [В.А. Звегинцев, 221].

Подтекст же - явление чисто лингвистическое. Подтекст выводится из способности предложений порождать дополнительные смыслы благодаря

- разным структурным особенностям,

- своеобразию сочетания предложений,

- символике языковых фактов.

Буквальное и подтекстовое становятся в отношение тема—рема. Буквальное—тема (данность); подтекстовое— рема (новое). Особенность подтекста заключается еще и в том, что он, будучи недоступен непосредственному наблюдению, ускользает от внима­ния при первом чтении и начинает проступать через содержательно-фактуальную информацию при повторном и даже неоднократном чтении.

И тем не менее СПИ - реальность некоторых видов текста. Искушенный читатель воспринимает его как нечто сопутствующее буквальному смыслу.

Подтекст имплицитен по своей природе.

Чтобы яснее представить себе эту категорию текста, необходимо в пределах возможного отграничить подтекст от близких ему понятий "символ", "пресуппозиция" и "содержательно-концептуальная инфор­мация ".

Символ - отстоявшийся в нашем сознании знак знака. Отношение знака к знаку может быть основано на самых разнообразных логиче­ских предпосылках. Поскольку символ предполагает отношение знака к знаку - он эксплицитен, а, как было указано выше, СПИ всегда имплицитн а. В то время как стилистические приемы - метафора, гипер­бола, перифраз, сравнение и многие другие не имплицитны по своей семантике: они прямолинейны в выражении двойного смысла выска­зывания.

СПИ - это неясное, размытое, а порой и неуловимое соотношение смысла и смысла в отрезке высказывания.

Необходимо еще раз подчеркнуть, что подтекст сосуществует лишь в относительно небольших отрезках высказывания. Он как бы проекция вербальной манифестации мысли, скрытый механизм ассоциативного мышления.

Целесообразным представляется выделение двух видов СПИ:

- ситуативной и

- ассоциативной.

Ситуативная СПИ возникает в связи с фактами, событиями, ранее описанными в больших повестях, романах (Мою собаку зовут Герасим. Ему повезло – Земфира. Пять вечеров).

Ассоциативная СПИ не связана с фактами, описанными ранее, а возни­кает в силу свойственной нашему сознанию привычки связывать изложен­ное вербально с накопленным личным или общественным опытом.

Ситуативная СПИ детерминирована взаимодействием сказанного в данном отрывке (СФЕ или группе СФЕ) со сказанным ранее.

Ассоциативная СПИ более эфемерна, расплывчата и неопределенна (например, герои «Мертвых душ» ассоциативно связываются с разными животными, например, Ноздрев – с собакой, Собакевич – с медведем:

Чичиков еще раз окинул комнату, и все, что в ней было, - все было прочно, неуклюже в высочайшей степени и имело какое-то странное сходство с самим хозяином дома; в углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь. Стол, кресла, стулья – все было самого тяжелого и беспокойного свойства, - словом, каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: «И я тоже Собакевич!» или: «И я тоже очень похож на Собакевича»).

Здесь опять необходимо упомянуть о тезаурусе читателя. Чем этот тезаурус богаче и разнообразнее, чем больше развита способность читателя аналитически воспринимать текст, тем конкретнее выступают для него очертания несказанного, подразумеваемого.

Подтекст подобен, но не тождествен контрапункту. Особенность конт­рапункта состоит в том, что две мелодии, как и две линии повествования, имея одну и ту же основу, накладываются друг на друга, но ясно различи­мы, хотя одна из них является ведущей, а другая служит как бы фоном, на котором выступает первая. Такой полифонией, например, в опере "Евгений Онегин" обладает оркестровка сцены ссоры Онегина с Ленским на балу. Обмен репликами двух певцов - почти речитатив - проходит на фоне приглушенно звучащей мазурки.

Как видно из наших рассуждений, подтекст — вовсе не "условия правильного понимания", а некая дополнительная информация. Она возникает благодаря способности читателя видеть текст как сочетание линеарной и супралинеарной информации.

СПИ — это второй план сообщения.

Иногда сам автор раскрывает СПИ в своих произведениях. Так, Ю. Олеша начинает роман "Зависть" следующим знаменитым зачином:

"Он поет по утрам в клозете". Далее автор комментирует смысл этого предло­жения: "Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек. Желание петь возникает в нем рефлекторно. Эти песни его, в которых нет ни мело­дии, ни слов, а есть только одно "та-ра-ра", выкрикиваемое им на разные лады, можно толковать так:

"Как мне приятно жить... та-ра... та-ра... мой кишечник упруг... ра-та-та-та-ра-ри... правильно движутся во мне соки..."

Нам представляется, что собственно СПИ заключена в первой фразе. Дальше уже толкуются не слова, а "песни его".

Рассмотрим еще один пример.

В романе Торнтона Уайлдера "Мост короля Людовика Святого" есть глава "Маркиза де Монтемайор, Пепита"¹. В ней значительное место уделено прямой и косвенной характеристике маркизы. Портрет нарисован так, чтобы показать не только внешний облик маркизы, но и ее внутренний мир и, в частности, эгоизм материнской любви. Вот отрывок из этой главы:

(и)а) "Примерно через два года после возвращения ее из Испании произошел ряд неприметных событий, которые многое могут сказать нам о внутреннем мире мар­кизы. В переписке мы находим лишь туманный намек на них; но поскольку он содержится в Письме XXII, где проглядывают и другие приметы, я постараюсь по мере сил своих перевести и прокомментировать первую часть этого письма".

Это авторское вступление примечательно тем, что оно уже заставляет читателя выявить скрытую информацию путем более внимательного чтения, чтобы найти этот "туманный намек", увидеть, какие другие "приметы проглядывают" в письме матери к дочери. Собственно говоря, в этих словах автора содержится указание на присутствие подтекста в приводимой части письма. Постараемся выявить этот подтекст.

(и)в) "Неужели нет врачей в Испании? Где те добрые фламандцы, что бывало так помогали тебе? О, сокровище мое, как нам выбранить тебя за то, что столько недель ты попустительствуешь своей простуде? Дон Висенте, умоляю Вас, вразумите мое дитя. Ангелы небесные, умоляю Вас, вразумите мое дитя. Теперь тебе лучше, и я прошу тебя, дай слово, что едва ты почувствуешь приближение простуды, ты основательно попаришься и ляжешь в постель. Здесь, в Перу, я бессильна; я ничем не могу помочь. Не будь своевольной, моя любимая. Благослови тебя бог. С этим письмом я шлю тебе смолу какого-то дерева — ее разносят по домам послушницы святого Фомы. Много ли проку будет от нее, не знаю. Вреда тебе она не причинит. Мне рассказывали, будто в монастыре простодушные сестры вдыхают ее так прилеж­но, что во время мессы не слышен запах ладана. Стоит ли она чего-нибудь - не знаю; испытай ее".

Далее следуют: сообщение о выполнении просьбы дочери прислать золотую цепь, отрывки из письма дочери, предшествующего письму маркизы, описание происшествий в Куско и т.д.

Для того чтобы выявить подтекстовую информацию этого письма, необходимо возвратиться назад и привести несколько строк, рисующих чувства матери к дочери:

Б) "Сознание, что любви ее суждено остаться без ответа, действовало на ее идеи, как прибой на скалы. Первыми разрушились ее религиозные верования, ибо у бога -или у вечности - она смеет просить лишь одного - места, где дочери любят матерей; все остальные атрибуты рая она бы отдала задаром. Потом она перестала верить в искренность окружающих. В душе она не признавала, что кто-нибудь (кроме нее) может кого-нибудь любить. Все семьи живут в засушливом климате привычки, и люди целуют друг друга с тайным безразличием. Она видела, что люди ходят по земле в броне себялюбия - пьяные от самолюбования, жаждущие похвал, слышащие ничтожную долю того, что им говорится, глухие к несчастиям ближайших друзей, в страхе перед всякой просьбой, которая могла бы отвлечь их от верной службы своим интересам... она понимала, что и она грешна, что ее любовь... омрачена тиранством: она любит дочь не ради нее самой, а ради себя".

Уайлдер Торнтон. Мост Короля Людовика Святого. - Новый мир, 1971, № 12

Весь текст письма маркизы составлен так, чтобы показать эту тиранию материнской любви. Это проявляется во всей текстовой организации, в ее композиционно-стилистической фактуре: О сокровище мое... умоляю, ангелы небесные.,. Я бессильна, я ничем не могу помочь. Благослови тебя бог и пр. Все эти повторы, восклицания, обращения к силам небесным, весь этот пафос! По какому поводу? Речь идет лишь о легкой простуде, которая, кстати, уже прошла. Синтак­сическая организация, лексика и стилистические приемы приобретают дополнительное значение: характеристика матери, ее неуемное излияние чувств, которыми она сама упивается.

Возникает вопрос: можно ли уловить этот подтекст без описания внутреннего мира героини, которым автор предваряет письмо. Думаю, что, в какой-то степени, да. Сама форма изложения, как известно, не безразлична к содержанию. Она тоже кое-что подсказывает. Но это было бы лишь смутным впечатлением; не подкрепленным более глубоким контекстом, а именно, прямым указанием автора, подтекст оставался бы еще предметом разгадывания.

Здесь же он сопутствует самому тексту, образуя два плана восприятия сообщения. Это ситуативный подтекст.

Подтекст - это своего рода "диалог" между содержательно-фактуальной и содержательно-концептуальной сторонами информации. Идущие параллельно два потока сообщения - один, выраженный языковыми знаками, другой, создаваемый полифонией этих знаков - в некоторых точках сближаются, дополняют друг друга, иногда вступают в противо­речия.

Одна из дистинктивных характеристик подтекста - его неоформ­ленность и отсюда неопределенность. Если действительно представить себе чтение как сотворчество, то, пожалуй, полнее всего этот процесс проявляется в категории подтекста. он не всегда доступен даже искушенному читателю и тем не менее он - конкретная реальность. В поэтических произведениях он "вездесущ".

Всякий текст художественного произведения по своей природе двойст­вен: он конкретен и неопределен. Текст, лишенный СПИ, обычно не пробуждает сотворчества и, образно говоря, представляет собой полиэтиленовую куклу, из которой выпущен воздух.

Представляется правомерным все эти соображения о подтексте отнести не только к функциональному стилю языка художественной литературы. СПИ имеет разные формы своей мыслительной реализации в разных функциональных стилях языка.

В ораторском стиле СПИ возникает в связи с определенными интонационными моделями.

В газетном тексте он заявляет о себе в графических средствах - шрифте, знаках препинания (тире, многоточии и др.).

В научном тексте, где подтексту, казалось бы, не должно быть места, тоже иногда можно его обнаружить. Обычно СПИ в научных произведениях можно усмотреть в согласии/несогласии с положениями, подвергаемыми критике.

Даже в некоторых деловых документах, тоже, казалось бы, лишенных двуплановости изложения, иногда проскальзывают языковые выражения, содержащие СПИ. Анализ возможных СПИ в сверхфразовых единствах показывает, что такая информация чаще всего находится в отношении дополнительности, а иногда и оппозиции к буквальному сообщению (Ну как она? – Далеко не Дюймовочка. До Моцарта ему далеко). Это вполне естественно. Если представить себе, что между подтекстом и самим текстом возникает "диалог", то нет ничего удивительного в том, что подтекст будет, в какой-то степени, оппонентом тексту. Приведем пример ассоциативного подтекста.

(к)"Примерно на такой же веранде я впервые увидел жену Бунина - Веру Нико­лаевну Муромцеву, молодую, красивую женщину - не даму, а именно женщину, -высокую, с лицом камеи, гладко причесанную блондинку с узлом волос, сползаю­щих на шею, голубоглазую, даже, вернее, голубоокую, одетую, как курсистка, мос­ковскую неяркую красавицу из той интеллигентной профессорской среды, которая казалась мне всегда еще более недосягаемой, чем, например, толстый журнал в кир­пичной обложке со славянской вязью названия - "Вестник Европы", выходивший под редакцией профессора с многозначительной, как бы чрезвычайно научной фами­лией Овсянико-Куликовский"' (В, Катаев. Трава забвения. - Новый мир, 1970, №3).

В этом абзаце кроется подтекст, в достаточной степени окрашенный субъективно-модальным значением. Этот подтекст подсказан такими речениями, как "не даму, а именно женщину", "вернее голубоокую", "московскую неяркую красавицу", "среды…еще более недосягаемой" и др. Смысл подтекста — подлинная красота, естественность свойственна интеллигентной среде, которая чуждается блеска, внешнего эффекта. Невольно возникает противопоставление простоты, скромности, обая­ния, неяркой красоты женщины надуманности и претенциозности офор­мления толстого журнала с его славянской вязью.

Этот пример показывает, что подтекст нередко перекликается с кате­горией модальности. Провести между ними разделительную черту весь­ма трудно, но все же возможно. В примерах, ранее приведенных, СПИ ли­шена субъективно-модального значения; она вытекает из, казалось бы, объективного описания ситуации. Это особенно заметно в письме марки­зы де Монтемайор и в стихотворении Ахматовой. Подтекст в обоих примерах можно определить как ситуативный, т.е. показывающий кон­кретные события и ситуации. В последнем примере подтекст-субъек­тивно-оценочный. Он опосредованно выявляет отношение автора к описы­ваемому.

Дата добавления: 2014-01-06