США на рубеже 19-20 веков. Изменения в общественной, экономической и политической жизни Америки

ЛЕКЦИЯ 9

Литература рубежа XIX–XX веков. Реализм. Натурализм

ОТ "ШКОЛ МЕСТОНОГО КОЛОРИТА"

К "ВЕЛИКОМУ АМЕРИКАНСКОМУ РОМАНУ"

Радикальные изменения в общественной, экономической и политической жизни Америки, начавшиеся после Гражданской войны, набирают силу к середине 1880-х годов, когда молодая прежде, динамичная нация входит в пору не только индустриальной, но и культурной зрелости и определяются очертания тех США, какими они вступят в XX век.

Это было время стремительного возникновения промышленной цивилизации трестов и монополий, когда стало ясно, что мечте Т. Джефферсона об аграрной Америке, населенной независимыми фермерами, уже не суждено сбыться. Трансконтинентальная железная дорога, открытая в 1869, соединила оба побережья тремя тысячами миль стали: товары и пассажиры могли теперь пересечь всю страну из конца в конец меньше, чем за неделю. Строились новые железные дороги; их общая протяженность выросла к 1880 до 93 тысяч. К этому времени были введены вагоны с холодильными установками, и во многом именно это способствовало ошеломляюще быстрому росту Чикаго. Город превратился в крупнейший промышленный центр США, "поставщика свинины для всего мира".

Ускоренный научно-технический прогресс заявил о себе первыми фотографиями солнечного спектра (Дж.У. Дрейпер), изобретением телеграфа (Т.А. Эдисон), телефона (А.Г. Белл), электрического трамвая и троллейбуса, а также велосипеда и автомобиля, запуском пульмановских вагонов и трансокеанского парохода. Символичным казалось окончание строительства Бруклинского моста (1883), гигантского сооружения вдохновенно чистых линий и гармоничных пропорций, открытие в нью-йоркской гавани статуи Свободы (1886), Всемирная выставка в Чикаго (1893).

К 1890 году уже не Великобритания, но США являлись крупнейшим в мире производителем железа и стали. Социальные перемены в стране были огромными. Официальное закрытие в том же 1890 году фронтира означало конец пионерского движения. Тем временем урбанизация жизни и рост населения шли невероятными темпами. Если в 1860 население США составляло около 31,4 миллиона человек, то к 1900, главным образом, за счет притока иммигрантов, оно подскочило до 76 миллионов.

Прирост городского населения за этот же период в два раза превысил общий. В 1870 году в городе Нью-Йорк проживало полтора миллиона человек, в 1890 — 2,5 миллиона. Население Чикаго увеличилось с 300 тысяч в 1870 до миллиона в 1890 и сравнялось с населением Филадельфии, третьего "города-миллионера" Америки рубежа XIX—XX веков.

Усилилась неравномерность распределения мужского и женского населения. Фронтир всегда привлекал в основном мужчин, в остальных областях страны в 1860 году состав был приблизительно одинаковым. Теперь же на Юге (из-за военных потерь и высокой смертности бывших конфедератов) и на Северо-востоке (в результате оттока мужчин на Запад из-за неблагоприятных условий труда) явно преобладало женское население. Массовая миграция афроамериканцев с Юга на Север, пик которой был еще впереди, в один только Чикаго принесла в 1893 году 1,125 миллиона человек.

Процесс иммиграции опережал даже темпы внутренней миграции: с 1870 до 1890 в страну прибыло шесть миллионов человек. Через Эллис-Айленд, "ворота Америки", открытые в нью-йоркской гавани в 1892, лишь за первый год прошло 450 тысяч немцев, итальянцев, ирландцев и евреев. На Западном побережье Энджел-Айленд в бухте Сан-Франциско принимал иммигрантов из Азии.

Новая эпоха способствовала росту неравномерности в распределении доходов. Так, если в 1861 году нация могла похвастаться лишь тремя миллионерами, то к 1900 их было уже 3800 человек. Некоторые из них, такие как Эндрю Карнеги и Джон Д. Рокфеллер щедро финансировали открытие университетов и библиотек, вкладывали огромные суммы в образование, научные исследования и социальное обеспечение населения. Тем не менее из общего количества американцев миллион человек жил в нищете.

Естественно, что имущественное расслоение, конкуренция на рынке рабочей силы со стороны иммигрантов и чернокожих соотечественников, само ужесточение условий труда как оборотная сторона ускоренного технического прогресса вызвали недовольство многих. Рабочее движение в стране началось еще в годы Реконструкции, когда коррупция в верхах и социальная неопределенность доказали необходимость реформ.

Тяжелейшая за всю прежнюю историю США депрессия, наступившая после "черной пятницы" 1873 года, повлекла за собой волнения рабочих (в 1876 они совпали с восстанием индейцев Сиу под предводительством вождя Сидячего Быка). Стачечное движение продолжало нарастать: с 1881 по 1894 год произошло 14 800 забастовок, вовлекших четыре миллиона рабочих.

Внешнеполитические конфликты — Испано-Американская война и захват Филиппин в 1898 и 1899, создание Антиимпериалистической лиги, которая требовала положить конец экспансии США, довершают облик стремительного, контрастного, бурлящего американского рубежа XIX—XX веков.

Общее движение культуры и образования в стране вполне соответствовало духу эпохи: оно было столь же быстрым и противоречивым. В то время как У. Гиббс заканчивал и публиковал первую в мире работу по термодинамике, а Уильям Джеймс (брат крупнейшего писателя Генри Джеймса) открывал первый в США центр психологических исследований, его однофамилец Джесси Джеймс, местный Робин Гуд, входил в популярную культуру Америки, грабя дилижансы в Техасе, поезда в Миссури и банки в Миннесоте.

Баптистский проповедник Р. Конвелл основал в Филадельфии университет Темпл (1888). Д.Г. Гилманом был создан университет Джона Хопкинса, впервые установивший общеамериканские стандарты высшего образования и научных исследований, возник университет в Чикаго (1892); в 1900 году в США насчитывалось около тысячи заведений, дающих высшее образование, открылись публичная библиотека в Нью-Йорке (1895) и библиотека Конгресса (1897).

Американская литература конца 19 века

Последние полтора десятилетия XIX века были отмечены интенсификацией интеллектуальной жизни страны: появилась целая группа мыслителей, пытавшихся разрешить как извечные философские вопросы, так и вопросы социальной справедливости и гуманности. Философы Джозия Ройс, Джордж Сантаяна, Уильям Джеймс, Чарльз Сандерс Пирс, Джон Дьюи, Оливер Уэнделл Холмс как специалист по праву, экономисты и социологи Торстейн Веблен, Герберт Кроули, Лестер Фрэнк Уорд, Генри Джордж и крупнейший мыслитель черной Америки Уильям Дюбуа — все они сетовали на поверхностные суждения и "порочную идеологию", занимавшие "ментальное пространство США".

Новая школа американских философов и психологов стремилась к тому, чтобы абстрактные, казалось бы, рассуждения о материализме, идеализме, детерминизме и свободе воли утвердились в сознании американцев как нечто, непосредственно их касающееся. Таким образом они старались предотвратить вымывание истинно человеческих основ жизни массивным потоком механистических сил.

Издательское дело в стране продолжало интенсивно развиваться. Фермеры, фабричные рабочие, мелкие горожане, каждая этническая группа, жители каждого региона имели теперь собственную газету или журнал.

Одновременно с расширением читательской аудитории происходило ее расслоение. Разборчивый читатель, который ранее жил исключительно в Бостоне и других городах северо-восточного побережья и распространился по всем крупным центрам США, всегда получал журналы, которые соответствовали его духовным и эстетическим запросам и политическим пристрастиям. Теперь же появилась масса изданий, которые обслуживали самую разнообразную публику и ориентировались на ее культурный уровень и вкусы. Разрыв в читательских пристрастиях был настолько огромен, что Америка, казалось, находилась в разгаре культурной гражданской войны. "Между университетской этикой и деловыми этиками, между американской культурой и американским народом, <...> между академическим педантизмом и бульварным сленгом нет и не может быть ничего общего, никакой "нейтральной полосы", — писал известный критик начала XX века В.В. Брукс.

Однако чтение не только газет и журналов, но и художественной литературы наконец-то стало общенациональной привычкой.

Книгопечатание в Америке, начиная с периода Реконструкции, также было явственно ориентировано на два слоя, можно сказать, два класса читателей. Крупные центры книгопродажи — Нью-Йорк, Бостон и Филадельфия поставляли в книжные магазины продукцию для образованных горожан, тогда как "подписные" издательства обеспечивали книгонош, которые разносили "культуру" по мелким городишкам и селам Америки. Огромная, в большинстве своем грамотная, но не слишком рафинированная читательская аудитория: мастеровые, фермеры и члены их семей — заранее заказывала публикацию книг по истории, вопросам морали, медицинской помощи, патриотические или юмористические сочинения и лишь изредка — художественные произведения.

В этих условиях писателям, чтобы достичь успеха, приходилось "выкручиваться" изо всех сил: устраивать публичные лекции (позже — публичные "чтения"), ради популярности, а не только лишь заработка, печататься в дешевых журналах, создавать сценические версии своих произведений, так как посмотревшая "представление" публика охотно заказывала публикацию "понравившегося романа". Карьера литератора требовала талантов бизнесмена, и в 1880-е авторы стали все чаще прибегать к услугам литературных агентов. Однако доходы писателей заметно выросли, по сравнению с довоенными, что во многом и подталкивало к поиску читательской благосклонности. В конечном итоге, это — наряду с прочими обстоятельствами — тормозило развитие литературы.

Американская словесность рубежа веков далеко не сразу пришла в соответствие с масштабностью экономических и социальных сдвигов в стране. Долгое время главные литературные свершения оставались связанными с романтизмом, который продолжал доминировать в поэзии. Проза же, взявшаяся проторить путь реализму, топталась на месте. Во-первых, она не спешила освобождаться от системы ценностей, которые сложились под знаком пуританской идеологии.

Живучести пуританского мировосприятия способствовало то, что оно отнюдь не противоречило новой протестантской этике делового успеха, а, напротив, даже укрепляло ее: "Делайтесь состоятельными! — призывал проповедник Р. Конвелл. — Честно нажитое богатство — лучший путь проповеди Евангелия". Вследствие этого популярные социал-дарвинистские идеи Спенсера (они неизбежно проникли в США из Европы и увлекли писателей молодого поколения — Гарленда, Лондона, Драйзера) парадоксально уживались с требованием целомудренности литературы, по отношению к которому новые реалии жизни и даже оригинальность художественного мастерства оказывались второстепенными.

В этом плане очень показательна творческая судьба Кейт Шопен (1851—1904), талантливого прозаика, крепкого мастера новеллистического жанра и "местного колорита", завоевавшей читательское признание двумя сборниками рассказов из жизни креолов Луизианы "Старожилы Байо" (1894) и "Ночь в Акадии" (1897). Писательница была буквально уничтожена критикой и подвергнута общественному остракизму после публикации романа "Пробуждение" (1899), психологически тонкого и виртуозно выполненного исследования женской души.

Произведение сочли вызывающим и неприличным: его героиня, молодая замужняя дама Эдна Понтилье, совершает супружескую измену, нимало этим не тревожится и вдобавок в финале впадает в непростительный грех самоубийства, причем, даже не из раскаяния, а просто повинуясь минутному импульсу. Общественность была возмущена глубокой безнравственностью героини, не задумывающейся над последствиями своих поступков, и явным сочувствием к ней автора.

В действительности же невероятной явилась не обывательская (в романе нет ни одной откровенной сцены), но художественная смелость К. Шопен. Она новаторски — без авторского комментария и морализаторства — изобразила не до конца еще сложившуюся, а только пробуждающуюся личность юной женщины, распахнутую навстречу всем звукам, краскам и запахам окружающего ее мира. Шокированные читатели и критики попросту не заметили ни красоты и совершенства стиля, ни трагической, без мелодраматизма, силы произведения. Их приговор был окончателен; ошельмованный автор опередившего свое время романа, К. Шопен навсегда ушла из литературы, а через пять лет и из жизни.

Развитие реалистической прозы тормозилось, во-вторых, распространением "улыбающейся" традиции, признанной "наиболее американской", но на деле ограничивающей, сужающей видение писателями такой разносторонней и часто кризисной современной жизни. Эта "улыбка" становилась все более нарочитой и постепенно начала восприниматься едва ли не как "гримаса глупца". Ярчайший пример тому — творчество Уильяма Сидни Портера, писавшего под псевдонимом О. Генри (1862—1910).

Блестящий мастер новеллы и вместе с тем автор, не имеющий себе равных по части "перевязывания ран" простых американцев, он пользовался большой популярностью лишь у самого неразборчивого читателя. Неизменно счастливые развязки его рассказов в конце концов наскучили современникам. Письма и неоконченные рукописи О. Генри свидетельствуют о том, что он не вполне охотно оставался "добрым сказочником", а мечтал о "простой честной прозе".

Своеобразным "ограничителем", в-третьих, было и почти неизбежное стремление литераторов к коммерческому успеху, жертвами которого оказались в США многие писатели. Так, например, Фрэнсис Брет Гарт (1836—1902), приехавший из Олбени в Сан-Франциско в 1870-е, на какое-то время стал самым знаменитым писателем Америки. Один из пионеров "местного колорита", он в своем "Счастье ревущего стана и других рассказах", по сути, выступил создателем популярного образа Дикого Запада, населенного сентиментальными мошенниками, храбрыми отщепенцами и падшими женщинами с золотыми сердцами.

В тридцатипятилетнем возрасте Брет Гарт победителем отправился на восток страны и подписал с крупным журналом "Атлантик Мансли" контракт в 10 тысяч долларов, после чего его литературная карьера быстро закончилась. Его произведения, в которых писатель явно повторялся, не имели успеха, большие долги и горькое разочарование, в конце концов, сделали Гарта добровольным изгнанником. В 1878 он поступил на консульскую службу в Англии и покинул США, как оказалось, навсегда.

И, наконец, серьезнейшей причиной отставания американской словесности как от европейской литературы, так и от темпов социально-политического развития собственной страны, была незрелость национальной реалистической традиции, ее провинциальный характер, обусловленный всеми предыдущими обстоятельствами. Блестяще освоившей романтические принципы изображения действительности, но столкнувшейся с изменившимися жизненными реалиями, литературе США вновь приходилось начинать, практически, с чистого листа, не копируя при этом европейский опыт, который не соответствовал американской специфике. Вновь, как и прежде, требовалась одухотворяющая идея, способная дать импульс художественному развитию.

Неким свежим дуновением явилось оформление и все более уверенная деятельность школ "местного колорита", постепенно освобождавшихся от инерции изящного, "благопристойного" письма, ревнителями которого оставались высокообразованные бостонские "брамины" — Генри Уордсворт Лонгфелло, Джеймс Рассел Лоуэлл и Оливер Уэнделл Холмс. Много сделавший в свое время для национальной культуры, этот триумвират пытался по-прежнему определять эстетические нормы американской словесности, "как будто не было Гражданской войны, и в Америке нет иных регионов, кроме Новой Англии", — как сказал о нем современник.

Развитие школы "местного колорита".

Теперь же на смену искусству застывших образцовых форм явилась живая, многоголосая, разношерстная литература огромной страны, создаваемая новым поколением писателей, которые происходили из различных областей и различных социальных кругов. Новую Англию, не духовную элиту и академическую среду университетских городов, но быт простых людей — сельских врачей, фермеров и лесорубов, населяющих маленькие городки и приморские деревушки, изображали последовательницы Г. Бичер-Стоу Сара Орн Джуитт ("Сельский врач", 1884; сборник рассказов "Страна островерхих елей", 1896) и Мери Уилкинс Фримен ("Скромный роман", 1887; "Новоанглийская монахиня", 1891). Отсутствием сентиментальности и поразительным художественным мастерством они выгодно отличались от толпы тогдашних дам-романисток.

Уникальный новеллистический портрет города Нью-Йорка на заре новой эры, многоликого, притягательного и загадочного метрополиса с его четырьмя миллионами "маленьких американцев" оставил О. Генри (сборники "Четыре миллиона", 1906; "Горящий светильник", 1907; "Голос города", 1908). Изысканность креольского Юга запечатлели Джордж Вашингтон Кейбл (сборник "Старые креольские дни", 1879; "Джон Марч, южанин", 1894) и Кейт Шопен, жизнь простых черных и белых южан — Джоэл Чэндлер Гаррис (сборники "Свободный Джо и другие зарисовки из жизни Джорджии", 1887; "Дядюшка Римус и его друзья", 1892), добившийся точной передачи диалекта, а в сказках "дядюшки Римуса" — и самого духа негритянского фольклора.

Жизнь бывших фронтирсменов, осевших в городах центральных штатов, воссоздали Эдвард Эгглстон ("Школьник из Индианы", 1882) и Эдгар Уотсон Хоу ("История провинциального городка", 1883). Более всего, однако, повезло в литературе "местного колорита" Дикому Западу: его своеобразный терпкий аромат и суровую романтику пытались воссоздать — каждый по-своему — очень многие прозаики и поэты, начиная с Ф. Брета Гарта и Хоакина Миллера ("Песни Сьерры", 1871) и заканчивая О. Генри ("Сердце Запада", 1907) и гениальной Уиллой Каттер ("О, пионеры!", 1913), чье творчество по значению выходит далеко за рамки "областничества".

Идея "местного колорита" имела прочную базу в национальной литературной традиции: она опиралась на "рассказ путешественника", распространенный в колониальной словесности, и открытия романтического "нативизма". В свою очередь, искусство "местного колорита" заложило основы регионализма литературы США XX века. Так, У. Фолкнер, например, всю жизнь писал, по его выражению, "о куске земли, величиной с почтовую марку" и считал, что он "заслуживает того, чтобы о нем писать".

Идея "местного колорита" предоставляла авторам новые возможности. Во-первых, расширялась "география" американской литературы; во-вторых, описание отдельных сегментов национальной действительности давало, в сумме, более-менее полную картину такой разнообразной Америки рубежа XIX—XX веков; в-третьих, она позволяла освоить незатронутые прежде литературой аспекты социальной жизни: опыт иммиграции, проблему "цветного" населения, положение женщины в современном обществе, — что прокладывало дорогу социально-критической струе американского реализма, а также натурализму. И, наконец, именно "школы местного колорита" помогли выработать новый, адекватный духу времени, язык американской словесности, обогатив ее диалектными и профессиональными формами, расширив ее словарь.

Вместе с тем реализм, разбежавшийся на мелкие ручейки "школ местного колорита", утрачивал широту восприятия, масштабность, обретенные романтическим гуманизмом. Этого не могли не замечать некоторые художники. Амброуз Бирс (1842—1914), талантливый журналист и автор честной и страшной книги о Гражданской войне "Рассказы о военных и штатских" (1890), в своем знаменитом "Словаре Сатаны" писал: "Реализм — это искусство изображения природы с точки зрения жабы, очарование, отличающее пейзаж, написанный кротом и история, изложенная дождевым червем".

У.Д. Хоуэллс (1837—1920), литератор и крупнейший тогда, признанный теоретик реалистического искусства, наметил перспективный путь развития американской словесности: не отказываясь от локального, объединить его с национальным, а национальное — с универсальным. Сам он пытался в своем творчестве рассмотреть темные и потаенные закоулки человеческого сознания, которые были излюбленной областью исследования для великих американских романтиков предвоенной эпохи. Шарлота Перкинс Гиллман и Кейт Шопен также признавали, что на человека действуют неукротимые силы, скрытые под гладкой и невозмутимой поверхностью социальных приличий.

Однако успешно и до конца проследовать по обозначенному Хоуэллсом пути удалось лишь двоим из тогдашних американских писателей-реалистов — Марку Твену и Генри Джеймсу, хотя их подходы были едва ли не противоположными: Джеймс обращал свой взгляд к Европе и высокому искусству, тогда как Твен представлял американский Запад и огромные массы людей, не затронутых культурой.

Постепенно, приблизительно к середине 1880-х годов литература США стала приобретать новое качество, и в начале 1890-х в нее вторглись молодые натуралисты Фрэнк Норрис и Стивен Крейн. Они изображали человека жертвой обстоятельств или природных законов — не тем свободным, подвластным лишь воле Творца созданием, которое воспевали романтики, связывавшие несчастья личности с отклонением от божественных законов мироздания и извращением природы. Чуть позднее появилась литература социального протеста и зазвучали голоса этнических меньшинств. В конце же 1870-х—начале 1880-х в американской литературе было только две действительно крупных фигуры — Марк Твен и Генри Джеймс (1843—1916).

Основоположник психологического направления в реалистической прозе США, писатель, неустанно экспериментировавший с прозаическими формами и стилями, Джеймс настолько отточил свою повествовательную технику, что она стала школой мастерства для нескольких поколений молодых авторов. Сын видного теолога и философа Генри Джеймса-старшего, литературный "ученик" Готорна, экспатриант, всю вторую половину жизни проживший в Европе, он был погружен в морально-психологическую проблематику. Он исследовал взаимоотношения между Старым и Новым Светом, американской "невинностью" и европейской "искушенностью" ("Американец", 1877; "Европейцы", 1878; "Вашингтонская площадь", 1880; "Женский портрет", 1881; "Бостонцы", 1886).

АМЕРИКАНСКИЙ ХАРАКТЕР И "АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА"

Дата добавления: 2014-01-06