Американский натурализм. Теодор Драйзер - биография и творчество

Натурализм просочился в Америку из Европы в 1890-е. Сформулированные крупнейшим теоретиком "натуральной школы" французским писателем Э. Золя задачи "экспериментального романа" (объективное, научное освещение фактов) каждый из названных выше авторов решал по-своему. Строго говоря, в американской словесности не было некоего единого "натурализма", как, впрочем, и "реализма" или же, в свое время, "романтизма", — лишь одна черта разделяла эти различные способы видения мира и роли в нем человеческой личности.

Основное различие между литературными направлениями заключалось не в антураже или теме произведений; отталкивающие, неприглядные стороны жизни часто попадали и в поле зрения романтиков (реже — американских реалистов), не только натуралистов. Это различие не сводилось к стремлению говорить правду: на нее претендовали писатели всех направлений. Разница между ними заключалась в степени признания за индивидуумом, изображаемым натуралистами, реалистами и романтиками, права свободного выбора в жизни.

За редкими исключениями, романтическая традиция утверждала возможность торжества человеческой воли; реалисты ставили ее в зависимость от внешних, общественных условий; натуралисты же сводили свободу личного выбора к нулю. Романтики едва ли не приравнивали человека к Творцу, реалисты видели в нем просто человека, а натуралисты рассматривали его как физический объект, управляемый биологическими импульсами и законами среды, одинаково ему неподвластными.

Традиционным для американской словесности XVII–XIX веков сюжетом было преследование человеком какой-либо жизненной цели (выживание, достижение социального признания, самоусовершенствование и т.д.), борьба с силами природы или неблагоприятными социальными условиями и его конечная победа. Молодые писатели-натуралисты заменили традиционный образ героя крошечной фигуркой в детерминистской системе, которая издевательски игнорирует его; процесс эволюции абсолютно равнодушен к человеческой личности, и потому жизнь человека чаще всего завершается трагедией ("Шлюпка" (1899) и "Мэгги, девушка улиц" (1893) Стивена Крейна, "Вэндовер и зверь" (1898) Фрэнка Норриса, "Мартин Иден" (1909) Джека Лондона и др.).

Натурализм в Америке имел особое и более важное значение, нежели его европейский собрат: он был наиболее адекватным способом отражения неизбежных и не всегда понятных материальных процессов, которые на глазах изменяли нацию. Два десятилетия натурализм в его различных версиях доминировал в американской словесности, пока в США не начал проникать (и также по-своему преломляться) европейский модернизм, составивший ему мощную оппозицию.

Ключевая фигура американского натурализма — Теодор Драйзер (1871—1945). В его творчестве наиболее полно проявилось как своеобразие натурализма в США, так и эволюция натуралистической прозы от XIX к XX веку.

Самый молодой из всех американских натуралистов (за вычетом Дж. Лондона), Драйзер пришел в литературу, когда уже были опубликованы наиболее значительные натуралистические произведения: книга рассказов Х. Гарленда "Главные проезжие дороги" (1891), "Мэгги, девушка улиц" (1893), "Алый знак доблести" (1895) и "Шлюпка" (1899) С. Крейна, "Мактиг" (1899) Ф. Норриса. Драйзер характерным образом развил основные принципы их творчества.

Во всех его романах присутствует идея "местного колорита", или "веритизма", изложенная Х. Гарлендом в сборнике эссе "Крушение кумиров" (1894). Драйзер откликается и на призыв Ф. Норриса, автора статьи "Ответственность романиста" (1903), на примере конкретной человеческой жизни изучать "сплетение сил природы, социальных тенденций, расовых порывов".

Драйзер и другие писатели-натуралисты его и следующего за ним поколения, которых в США называли "разгребателями грязи", сверяли свое творчество с художественным опытом европейских приверженцев "натуральной школы" (Золя, Гиссинг, Мур и др.), а также неоромантиков (Стивенсон, Киплинг), что сделало возможным скрещение в их произведениях интереса к позитивизму, ницшеанских идей и социальной проблематики.

Т. Драйзер-романист, хотя и отдает должное теме "проклятия" плоти, природы, пола, выступает не бесстрастным наблюдателем некоего "эксперимента", а лицом, явно сочувствующим своим персонажам. В основе всех его произведений лежит конкретный факт, и зачастую этот факт заимствован из его личной жизни. Драйзер неизменно сострадает героям своих романов; даже когда они совершают преступление, автор перекладывает вину на общество и на равнодушие к человеку космических сил природы. Неотразимый американизм его честолюбцев, таких, как Каупервуд и Каролина Мибер, меткие детали, репортерское умение увлечь "напором" материала искупают излишний порой мелодраматизм ситуаций и склонность к "красотам" стиля.

Родившийся в маленьком речном городке Терр-Хот, штат Индиана, двенадцатым из тринадцати детей фанатично религиозного и часто безработного немца-иммигранта, Теодор Герман Альберт Драйзер был с детства знаком с безденежьем и отверженностью. С пятнадцати лет он вынужден был совмещать учебу в школе с низкооплачиваемым трудом разнорабочего (мойщика посуды в кафе, разносчика белья в прачечной и т.д.) в Терр-Хоте и округе. По окончании школы, на средства, которые дала ему учительница, Драйзер поступил в Университет Индианы в городе Блумингтон, но через год оставил его и ушел, как и многие начинающие американские литераторы до и после него, в мир журналистики.

Он сотрудничал во многих газетах городов Среднего Запада, а в 1892 году устроился в крупную "Чикаго дейли глоб". "Город-выскочка", "город-мясник", место проведения Всемирной выставки 1893-го, город — олицетворение прогресса, Чикаго, казалось, воплощал и натуралистические принципы борьбы за существование и выживание сильнейшего.

Чикаго стимулировал воображение Т. Драйзера, восторженно относившегося к американскому урбанизму и поэтизировавшему промышленность и деятельность сталелитейных магнатов. Свои рабочие и журналистские "университеты" он дополнил усиленным чтением книг, наиболее близких ему: Льва Толстого, Чарльза Дарвина, Томаса Хаксли, Герберта Спенсера. С 1897 года Драйзер целиком посвятил себя литературной деятельности.

Чикаго не являлся единственным городом, где он черпал вдохновение: Драйзер был скитальцем по природе и по убеждениям. Он жил (нигде не имея постоянного дома) в Сент-Луисе, Питтсбурге, Кливленде, Нью-Йорке, в 1927—1928 годах посетил Советский Союз.

Завороженность урбанизмом и прогрессом парадоксально сочеталась в Драйзере с трагическим отношением к бытию. В основе мира, — считал он, — находится бурление слепой жизненной энергии, которая случайно преломляется в поступки, добрые или злые — как придется, и лишь искусство, творческий труд сходен с "побудительной силой любви". Не случайно, целый ряд произведений Драйзера посвящен людям искусства: "Сестра Керри" (1900), "Гений" (1915), "Восход" (1931).

Среди его наиболее известных книг — романы "Дженни Герхардт" (1911); "Финансист" (1912), "Титан" (1914) и посмертно опубликованный "Стоик" (1947), составившие так называемую "трилогию желания"; знаменитая "Американская трагедия" (1925). На протяжении всей жизни Драйзер не переставал писать публицистику ("Драйзер смотрит на Россию", 1928; "Трагическая Америка", 1931; "Америку стоит спасать", 1941).

В последние годы жизни он особенно заинтересовался политикой; симптоматично, что Драйзер практически одновременно вступил в ряды коммунистической партии США и в члены квакерской общины. Он был наивным мыслителем, и политические пристрастия его были нечетки. Но как литератор, всю жизнь писавший о движущей силе желания и неотвратимости поражения, Драйзер во многом определил тональность американской прозы XX века.

Драйзер. Роман "Сестра Керри"

"Сестра Керри" (1900) — первый роман Теодора Драйзера. Как и остальные произведения писателя, он базируется на фактическом материале: в его основу частично положена биография одной из сестер автора, Эммы. Роман изначально оказался как бы под запретом. Издатель, согласившийся, по совету Ф. Норриса, выпустить книгу, счел ее безнравственной и напечатал крошечным тиражом в тысячу экземпляров, которые (за вычетом трехсот, выкупленных Норрисом) были похоронены на складах. В заметно купированном виде роман был опубликован в 1907 (после успеха в Лондоне, где он вышел с помощью Норриса). Оригинальный же вариант увидел свет лишь в 1980-е.

Главная героиня книги молоденькая провинциалочка Каролина Мибер приезжает в огромный манящий Чикаго, где надеется найти свое место под солнцем. Как типичная американка своего времени она отождествляет счастье с материальным успехом. Ей не чужды практичность и индивидуализм. Вместе с тем она непосредственна и отзывчива. Живой, сложный и истинно американский характер героини — несомненное достижение начинающего тогда писателя.

Керри, этот "маленький солдат удачи", как называет ее автор, поначалу чуть ли не идеалистка, умудряется достаточно быстро преуспеть ценой утраты своих идеалов — за счет мужчин которые реагируют на ее привлекательность. По мере восхождения Керри по социальной лестнице и приближения к "мечте" усиливаются эгоизм и расчетливость героини и приглушается ее способность к состраданию.

Первая ступенька возвышения Керри — комивояжер Друэ, воплощающий в романе чувственную удовлетворенность материи. К нему девушку, потерявшую после болезни работу, толкает безвыходность. "За нее отвечал голос нужды", — говорит Драйзер. Второй ступенькой оказывается Герствуд, к которому Керри испытывает неподдельное влечение. Но хороший добрый человек со сломанной судьбой, Герствуд воплощает, по сути, мечту, помноженную на бесхарактерность. Любовный треугольник "Друэ-Керри-Герствуд" иллюстрирует у Драйзера тему приспособляемости организма к среде. Успех одного персонажа неизбежно компенсируется падением другого.

По Спенсеру, процесс социального равновесия регулируется случаем, и в романе Драйзера именно такой случай определяет судьбу Герствуда и Керри: сейф, откуда Герствуд взял деньги, "неожиданно" захлопывается, и управляющий вынужден бежать с любовницей навстречу собственной нищете и гибели. "Случай" же — хмурая гримаса Керри на сцене — способствует быстрому развитию ее театральной карьеры.

Подъем Керри на вершину успеха происходит параллельно соскальзыванию вниз Герствуда. Сделав сценическую карьеру, Керри бросает его на произвол судьбы. Выпав из привычного окружения, Герствуд утрачивает свою социальную роль, и его гибель становится гибелью человека, бегущего от себя. Но не только Герствудом поступается Керри ради славы и материального благополучия. Ей приходится погасить в себе "искру Божию" — несомненный актерский талант: всесильный случай делает ее звездой варьете, получающей огромные гонорары, и ей остается лишь бесполезно мечтать, одиноко сидя в кресле-качалке, о творческой жизни драматической актрисы.

"Мужской" вариант подобной судьбы талантливого человека позднее показал Джек Лондон (1876—1916) в романе "Мартин Иден" (1909). То, что позволило герою выбиться из низов (честолюбие, спенсеровские представления о месте под солнцем, любовь к девушке из богатой семьи) его же и губит. Мартин Иден становится признанным писателем, но оторвавшись от своих корней, он начинает презирать и мир богатых, теряет смысл жизни и кончает самоубийством.

Финал "Сестры Керри" не столь трагичен. Удел героини — одиночество, что, по Драйзеру, закономерно. Успех в любви и в творчестве несовместимы, и второе может быть достигнуто только лишь ценой утраты первого. Но Керри сама не способна любить и даже просто сопереживать другому человеку. Горькая ирония чувствуется в заглавии романа. Керри не сестра — ни Минни, ни Друэ, ни Герствуду. Керри — это само лицедейство жизни, сама аморальная стихия приспособления организма среде, что подчеркивается ее профессией актрисы.

Драйзер не осуждает героиню, процарапавшую себе путь к максимальному успеху, возможному для женщины в этом безразличном к человеку мире. Но он сожалеет о ней, как и обо всех человеческих существах — жалких марионетках в руках непонятных им сил. "О Керри, Керри! О слепые влечения человеческого сердца! — восклицает автор, — <...> В своей качалке у окна ты будешь одиноко сидеть, мечтая и тоскуя. В своей качалке у окна ты будешь мечтать о таком счастье, какого тебе никогда не изведать".

Афроамериканская литература. Дюбуа "Души черных людей"

Рубеж XIX—XX веков — это время, когда происходит расширение национального самосознания, и все более отчетливо начинают звучать голоса не отдельных коренных или черных американцев в литературе США, а голос оформляющихся индейской и афроамериканской литератур в целом.

Художественное творчество коренных американцев продолжало развиваться, главным образом, в русле "регионального повествования", один из ярких и характерных примеров которого — книга индейца племени сиу Чарльза Истмена "Из глуши лесов к цивилизации" (1916). Наряду с подобным повествованием на автобиографическом материале все большее распространение получали поэзия и краткая проза, в основном юмористический рассказ. В литературе коренных американцев, ориентированной на рубеже веков на "белую" традицию, этническое своеобразие проявлялось лишь в расстановке акцентов (комическим "простаком" часто оказывался белый человек), а также в особой поэтичности описаний природы и человеческих чувств: индейцы не боялись быть чересчур красноречивыми.

Роман, который впоследствии стал центральным жанром, вплоть до Первой мировой войны оставался наименее разработанной областью литературы коренных американцев. Своего рода "лазутчиками", успешно разведывавшими эту пока заповедную для них территорию, были София Эллис Каллахан (племя чероков) с ее романом "Уинема" (1891) и Саймон Покаган (племя потаватами), чья "Королева лесов" (1899) явилась первым романом об индейцах и на индейском материале.

Значительно более обширной и эстетически выразительной была афроамериканская литература, сделавшая на рубеже XIX–XX столетий уже не просто шаг, а мощный рывок вперед. Именно в этот период "черная" словесность стала самобытной и самостоятельной, но неотъемлемой ветвью литературы США. В этот период в результате все набиравшей силу Великой миграции подавляющее большинство чернокожих американцев стали городскими жителями. Главное же то, что за время этого великого "исхода", как будто по Библейскому "сценарию", успело родиться и вырасти целое поколение, которое знало о рабстве только понаслышке.

На рубеже XIX–XX веков молодые афроамериканские литераторы поставили теоретически и воплотили художественно вопрос уже не о горестной жизни рабов, а о черном сознании, о "душах черных людей", о современном положении "нового негра" в белом обществе, о перспективах дальнейшего сосуществования рас. Своего рода полемика развернулась между писателями и общественными деятелями Букером Вашингтоном и Уильямом Дюбуа (1868—1963). Интересно, что оба исходили из одного и того же "свежего" тогда открытия: черным американцам "присущи те же чувства, мысли и стремления, что и людям с белой кожей" /У. Дюбуа.

Первый из них в замечательной книге мемуаров "Из рабства" (1901) выдвигал идею будущего "параллельного преуспеяния двух рас". Уильям же Дюбуа в блестящей многожанровой книге "Души черных людей" (1903) признавал неизбежность расового противостояния. Стремясь поднять дух своих собратьев, выправить то, что он называл их "двойственным сознанием" (они и американцы, и черные, то есть как бы неполноценные), Дюбуа выдвинул полемический лозунг: "Черное прекрасно!".

Этот лозунг оказал длительное и сложное воздействие на всю негритянскую культуру XX века, воспринимаясь по-разному на разных этапах ее развития: одно время (черными экстремистами 1960-х) он принимался за призыв "бить белых", что абсолютно не соответствовало идее Дюбуа, человека интеллигентного и мирного, даже возлагавшего надежды на добрую волю черных и филантропию белых (роман "За серебряным руном", 1911).

В другие периоды эти слова воспринимались адекватно — как призыв гордиться эстетическим богатством африканского духовного наследия и развивать самобытную афроамериканскую культуру (в 1920-е и 1980—1990-е). "В сознание многих негров имя Дюбуа вошло так же органично, как спиричуэлс, как блюзы <...>. Он сделался фактором нашей культуры", — свидетельствовала исключительно талантливая афроамериканская писательница середины XX века Лорейн Хэнсберри.

Тогда же, на рубеже веков У. Дюбуа мощно встряхнул только пробуждавшееся черное сознание, вдохнул в него спокойную уверенность в себе (эмерсоновское "доверие к себе"), которой была лишена раса бывших рабов. Процесс стремительного раскрепощения сознания очень заметен в эволюции афроамериканского художественного творчества того времени. Если Чарльз Чеснат в романе "В тисках традиции" (1901) описал страшный негритянский погром, учиненный белыми уже после Гражданской войны в одном из городов Юга, то поэт и прозаик Пол Лоренс Данбар созданным лишь годом позже романом "Спорт богов" (1902) ввел в литературную практику изображение жизни нью-йоркского Гарлема — негритянского гетто, ставшего вскоре столицей черной Америки.

Джеймс Уолдо Джонсон, поэт, прозаик и видный общественный деятель, в психологически тонком и технически виртуозном (стилизованном под "рассказ раба") романе "Автобиография бывшего цветного" (1912) впервые в американской литературе вывел картины жизни различных слоев цветного населения страны: черных фабричных рабочих и служащих железной дороги, нью-йоркской "цветной" богемы.

Наряду с быстрым развитием уже успевших сложиться ранее этнических литератур США, рубеж XIX–XX столетий увидел и оформление новых, вызванных к жизни существенным расширением нации за счет притока в страну иммигрантов. Некоторым из этих новых литератур в дальнейшем суждено было создать едва ли не ярчайшие страницы американской словесности. Речь идет, прежде всего, о еврейско-американской традиции, которая стала затем вполне самостоятельной, хотя и не обособленной ветвью литературы США XX века.

Эта традиция, базирующаяся на древней культуре иудаизма, на Талмуде и Каббале, широко использующая еврейский фольклор с его специфическим печальным юмором, отличается преимущественно изображением жизни евреев или американцев еврейского происхождения, а главное — чувством принадлежности авторов к многострадальному "избранному народу", ощущение собственной "еврейскости". Еврейско-американской литературе присуща особая поэтика, в которой доминируют мотивы "угрозы еврейской общине" и "незавершенности".

История еврейско-американской словесности началась в середине 1890-х годов, когда первая массивная волна эмиграции из России, Прибалтики и стран Восточной Европы принесла с собой множество евреев. Беспросветной жизни в Российской империи — "черте оседлости" и еврейским погромам — они предпочли заповеданный им путь поиска "Земли Обетованной", который вел на другую сторону света в Америку, "обитель равных".

Первое поколение еврейско-американских писателей — поколение иммигрантов. Это Абрахам Кахан, Генри Рот (будущий отец Филиппа Рота), Дэниел Фукс, Мейер Левин, Анджия Езерска и другие. Практически все их произведения автобиографичны: они повествуют либо об опыте иммиграции, как повесть А. Езерской "Америка и я" и роман А. Кахана "Восхождение Дэвида Левински" (1917), либо о жизни евреев-иммигрантов в гетто. Романом А. Кахана "Йекл: История нью-йоркского гетто" (1896) открывается еврейско-американская литература.

Все эти произведения рисуют крах мифа об Обетованной Земле. Щемящее чувство бездомности становится уделом героя "Йекла: Истории нью-йоркского гетто". Полная бесперспективность приводит героя романа Г. Рота "Назови это сном" к поискам Земли Обетованной в смерти. Дэвид Левински в романе А. Кахана достигает материального благополучия лишь ценой сознательного отказа от себя самого. Однако, сбрив бороду и пейсы, что для Дэвида означает не просто дань западной моде, а своеобразный ритуал посвящения, он не стал американцем, а остался в душе местечковым евреем из Литвы, и потому финансовый успех для него — окончательное моральное поражение.

Это бурление, этот гул несливавшихся голосов, с которым литература США вступила в новое столетие, продолжался, все нарастая, до Первой мировой войны, обозначившей начало не календарного, а настоящего двадцатого века для Америки и всего мира.

Дата добавления: 2014-01-06