Динамика архитектурных форм Р. Арнхейма

Гораздо полнее задачам архитектуры, на наш взгляд, отвечает методика субъективного анализа динамических отношений форм, предложенная Рудольфом Арнхеймом. Субъективность этих методов, происходит из того, что форма и пространство – это наглядные величины, отображать которые человеческое сознание привыкло в представлениях, которые у каждого человека свои, а не в понятиях, которые общие для всех. «Как сущность живого организма не может быть сведена к описанию его анатомического строения, так же и сущность визуального опыта не может быть выражена в сантиметрах, величине углов или в длине световых волн» [3].

Основные положения этой теории таковы. Пространство существует не как сферическая пустота, а как явление, возникающее из отношений между объектами. “Пространство между материальными объектами определяется их взаимоотношением: дистанции могут быть описаны количеством энергии, воспринимаемой объектом; гравитацией, связывающей отдельные тела; временем, которое необходимо для того, чтобы одно тело могло достичь другого. Пространство не существует физически, если его отделить от пронизывающей его энергии… то же самое справедливо для формирования пространственного восприятия с психологической точки зрения” [2]. То есть отношения между объектами – явление энергетическое, по сути, и воспринимается человеком именно таким образом.

Пространство описывается как “силовое поле”, объекты (фигуры) как источники энергии. «Силы, с которыми мы имеем дело в процессе визуального изучения предметов, могут рассматриваться психологическим двойником или эквивалентом физиологических сил, действующих в зрительной области головного мозга. Несмотря на то, что эти процессы носят физиологический характер, психологически они ощущаются как свойства самих воспринимаемых объектов» [3].

Фигура и пространство постоянно меняются местами. Их отношения оценивается в терминах «равновесие», “плотность”, “разряженность”, “пустота”, “затерянность”… Интересна одна цитата из Эйнштейна, которую приводит Арнхейм: “Мы употребляем слово материя, когда концентрация энергии высока, и говорим о поле, когда эта концентрация меньше. В этой трактовке оказывается, что различие между материей и полем носит количественный, а не качественный характер” [3]. И мы знаем из физики, что так оно и есть.

Динамическая фигура (любая архитектурная форма) обладает собственным энергетическим центром, и одновременно подчиняется динамическим векторам, исходящим из других центров. Наличие и положение такого центра визуально определяется местом фигуры в композиции и ее формой. Направление и сила динамических векторов определяется пропорциями фигуры и характером ее контура. Чаще всего энергия фигуры направлена из центра во внешнее пространство через разного рода углы и выступы (илл. 7-2). Пространство между фигурами может быть более или менее сжато, стеснено. Такое пространство называется напряженным полем. При анализе обширной архитектурной композиции напряженным полем также часто считается та ее часть, где наиболее активно выражена динамика различных форм. Проще говоря, та часть сооружения, где глаз интерпретатора фиксирует наиболее активные взаимодействия форм, называется напряженным полем. Как правило, это различные декоративные пояса, сочленения многочисленных конструктивных элементов… (илл. 7-4).

Из такого понимания архитектурной формы следует, что синтактические отношения элементов архитектуры прочитываются как динамическое энергетическое взаимовлияние визуально воспринимаемых тел. Измерить это взаимовлияние как-либо научно, объективно, не представляется возможным, поскольку оно целиком основано на субъективном восприятии архитектурных форм. Можно только графически, в виде сомасштабных друг другу векторов обозначить степень энергетического воздействия, оказываемого одним элементом на другой. Общая картина динамического состояния может быть положительно или отрицательно оценена в композиционных терминах (равновесие, целостность, соответствие внутреннего и внешнего, четкость, законченность, масштабность…). Для внесения ясности в синтактические отношения элементов кода возможно выделение только основных масс, энергетических центров, динамических реакций.

Возьмем простейший пример, классический ионический ордер, сочетание основания, базы, ствола колонны, капители и антаблемента (илл. 7-5). Сами по себе они, конечно, состоят из набора других, более простых форм, но и общая семиотика, и архитектурная динамика позволяет нам рассматривать группы элементов, “подсистемы” как самостоятельное целое. “Добротная историческая традиция архитектуры – формировать единый образ сооружений, который может быть воспринят лишь с дальних дистанций, так, чтобы он складывался из ряда подсистем, целостность которых воспринимается лишь с близкого расстояния, - вполне оправданна” [2].

С точки зрения динамических отношений данная система выглядит следующим образом. Антаблемент давит на колонну, колонна давит на основание, основание вырастает из земли и само давит на колонну. При этом достигается гармония взаимонаправленных сил, поскольку колонна визуально не проваливается под тяжестью антаблемента, а, наоборот, благодаря энтазису кажется самостоятельным мощным элементом, который с равной силой давит на антаблемент. Благодаря базе колонна не “втыкается” в основание, а плавно передает нагрузку. Формы капители закручиваются при соприкосновении с антаблементом, мягко пружинят, передают усилие. “Энтазис может быть приравнен к напряженности мышц. Он позволяет создать центр напряжения, от которого силы расходятся кверху и книзу” [2].

Подобным образом описывая синтактические взаимоотношения элементов и графически фиксируя их (илл. 7-6, 7-7), необходимо не забывать о следующем факте. Архитектор, проектируя здание, задумывая то, как будет оно восприниматься людьми, отображает его в фасадах, планах и разрезах, то есть в основном имеет дело с двумерным синтаксисом. Даже в случае постройки моделей и макетов архитектор имеет преимущество в том, что он видит всю структуру здания одновременно. “Весьма примечательно, что подлинная природа сооружения раскрывается нам через его план… Зримый образ здания формируется в вертикальной проекции. В основе названного парадокса фундаментальное различие мира действия и мира видения” [2].

Человек, идущий по улице, как правило, не имеет доступа к информации такого рода, и воспринимает сооружение с позиций видового кадра, и синтаксис в этом случае трехмерен. В условиях современного города это обозначает восприятие с очень близких расстояний, либо с противоположной стороны улицы. Из-за этого архитектурный объект чаще всего воспринимается в последовательно связанных видовых кадрах. “Здание – трехмерная масса, предназначенная отнюдь не для разглядывания с фиксированной точки. Она “развертывается” по мере обхода” [2].

Следовательно, необходимо ввести два термина, которые помогут нам описать эти два разных синтаксиса. Для создания высказывания на языке архитектурных чертежей применяется структурный синтаксис. При прочтении архитектурных форм «в живую» способ снятия информации несколько меняется, и мы получаем возможность говорить о визуальном синтаксисе, теснее связанном с прагматическими реакциями интерпретатора, нежели структурный.

Анализ структурного синтаксиса может быть произведен описанным выше способом на планах, разрезах, фасадах, с использованием изометрических построений и макетов. Анализ визуального синтаксиса проводится путем фотографирования или видеосъемки объекта в его реальном окружении с вероятных видовых кадров (илл. 7-8, 7-9).

Синтаксический анализ кодов языка архитектурных форм.

Касательно синтаксиса кодов архитектурного сооружения необходимо сделать следующий ряд замечаний.

1. Синтаксический анализ может быть проведен относительно плана выражения всех пяти кодов языка архитектурных форм. При этом анализ синтаксиса архитектонического кода дает нам описание динамических свойств всех форм анализируемого сооружения, понимание чисто динамической, конструктивной логики объекта (илл. 7-6, 7-7). Эта логика доступна нашему пониманию на уровне ощущений и восприятий. Синтаксис остальных кодов как правило лишь «привязывает» на этой общей схеме те или иные знаковые средства. Можно сказать, что синтаксис этих кодов мы рассматриваем не «безотносительно к значениям элементов», а как раз наоборот, принимая во внимание более сложный уровень форм мышления им соответствующий.

2. Если анализируемое знаковое средство с точки зрения предметно-функционального или иного другого кода имеет ярко выраженный пространственный характер (улица, коридор, вывеска), то мы вправе применять к ним те же самые критерии анализа: вектор, энергетический центр, напряженное поле.

3. Исследуя логику взаимных отношений элементов кода, структуру сообщения, мы сами выражаем наш опыт в металингвистических сообщениях. Иными словами, мы придаем определенное значение тому, как построено сообщение, при этом невольно вторгаясь в область семантики. Так, если наиболее мощный динамический вектор объекта совпадает с положением некого символа, то значениям этого символа будет придано более «сильное» звучание в массе сообщений объекта. Эти значения будут чаще использоваться в процессе коммуникации и оказывать большее влияние на реакции интерпретатора. Анализируя таким образом положение тех или иных знаков и символов, мы придаем одним большее значение, другим меньшее, выстраиваем определенную иерархию значений, презентуемых знаковыми средствами объекта. Становится важно, куда выходит главный фасад здания, как ориентирован вход, какой материал архитектор использовал для обработки того или иного объема…

4. Анализ синтаксиса предметно-функционального кода зачастую дает нам чисто семантическое представление о логике функциональной взаимосвязи, взаимных отношений, иерархии объектов, последовательности функциональных процессов в пространстве. В зависимости от синтаксиса второстепенных элементов, мы опознаем целостный в соответствии с его функцией. Анализ синтаксиса социально-символического кода – иерархию коннотационных значений, культурных ценностей, представлений об устройстве мира. Так, например, элементы традиционного народного жилища славян предполагают следующую синтаксическую организацию.

Цитируется по энциклопедическому словарю «Славянская мифология». «Красный угол – часть дома, в которой висят иконы и стоит стол; наиболее парадное и значимое место в жилище. К.у. обращен, как правило, на юг или восток, что вводит его в круг… представлений, связанных с путем солнца… Стол, стоящий в красном углу, составлял неотъемлемую принадлежность дома; например, при продаже дома С. обязательно передавали новому владельцу… Символическое осмысление С. в народной традиции во многом определялось его уподоблением церковному престолу… Ворота – символ границы между своим, освоенным пространством и чужим, внешним миром… В. – опасное место, где обитает нечистая сила…» [29] (Илл. 7-10).

Если устоявшиеся синтаксические связи менялись или в структуру вносился новый элемент, то изменялась в соответствии с этим и семантика.

Так если на стол попадал посторонний предмет, то это считалось грехом, потому как стол – это место Бога. «Во время обрядовых бесчинств молодежи ворота снимали с петель, забрасывали на крышу, дерево, кидали в реку и т.п. [29].

5. Синтаксис индикаторного кода – своеобразная «летопись» событий, процессов, воспринять которые непосредственно мы не имеем возможности (илл. 7-11). Синтаксис сигнального кода – логика навязываемых пространством прагматических реакций. Где и что нам рекомендуется делать.

Прагматика и интерпретанта.

Прагматика как один из аспектов семиотики изучает “биотические аспекты семиозиса, иначе говоря, все психологические, биологические и социологические явления, которые наблюдаются при функционировании знаков” [17]. Эти слова Чарльза Уильяма Морриса вполне точно определяют наши задачи в отношении архитектурной прагматики. Более того, история архитектуры знает множество попыток сознательного влияния на поведение человека в пространстве. К примеру, можно взять хотя бы дома-коммуны начала 20-х годов ХХ века в Советской России. Политическая ситуация требовала создания нового типа человека – «советского». И этого в частности предполагали достичь, проектируя спальни на 200 человек и квартиры без кухонь. Считалось, что люди должны все делать сообща, и спать в том числе, а питаться опять таки централизованно – в столовой (илл. 8-1).

Прагматический процесс, то есть процесс интерпретации архитектурного знака человеком, в семиотике понимается следующим образом. Есть знаковое средство. Есть интерпретатор (организм, человек) с присущей ему интерпретантой – навыком “реагировать под влиянием знакового средства на отсутствующие объекты, существенные для непосредственной проблемной ситуации, как если бы они были налицо” [17]. Можно немного расширить эту формулировку: реагировать под влиянием знакового средства на его значения. Эти значения могут указывать как на отсутствующие в непосредственном восприятии физические объекты, так и на определенные абстрактные предметы, культурные ценности. Область значений знакового средства оценивается “интерпретантой”, которая определяет те или иные реакции интерпретатора.

Общим свойством знаковых средств является тот факт, что информация, составляющая их значение, содержится не в самой материальной форме, а в сознании человека, вступающего в процесс коммуникации. Иначе говоря, знак только структурирует определенным образом информацию, содержащуюся в сознании, активизирует некоторые ее объемы, давая человеку возможность совершить ту или иную реакцию. Навык понимать знаковые системы называется интерпретантой.

Реакция на объекты реального мира через посредничество знаковых форм является “с биологической точки зрения, продолжением того же процесса, в котором восприятие на расстоянии начинает в поведении высших животных преобладать над восприятием в условиях обязательного контакта… Этот процесс «учитывания» все более и более отдаленного окружения прямо переходит в сложные процессы семиозиса, ставшие возможным благодаря языку, когда учитываемый объект уже не должен обязательно наличествовать в восприятии” [17].

По поводу приведенной цитаты Морриса, можно сделать одно замечание, которое нам впоследствии поможет разбираться с прагматическими отношениями интерпретатора и различными пространственными кодами. Чем проще с точки зрения семантической структуры и содержащейся информации знаковое средство, тем более близкое окружение (объекты и понятия) интерпретируется человеком. И наоборот. Чем сложнее синтаксическая и семантическая структура знакового элемента, тем более отдаленное окружение (физическое и информационное) считывается интерпретатором и принимается как мотивация поведения.

Интерпретанта понимается в семиотике как часть организма, как присущий ему инструмент, способность. Однако интерпретанту нельзя приравнивать к непосредственной физиологической реакции организма в силу того, что сам процесс семиозиса подразумевает реакцию не на объект, “существенный для непосредственной ситуации”, а на знаковое средство, говорящее о нем. Это положение в свое время высказал Чарльз Пирс. Понимание интерпретанты в качестве “навыка”, а не физической реакции, означает, что этот элемент семиозиса обусловлен, прежде всего, субъективно: идейными, психологическими, биологическими, нравственными и другими параметрами интерпретатора, индивидуальной памятью и существующими в обществе конвенциональными правилами поведения и реагирования. Иными словами, мы с детства учимся так а не иначе реагировать на определенные знаковые средства.

При этом субъективная мотивация отдельного человека зачастую оказывается мощнее той, что конвенционально установлена обществом. Мы видим красный свет светофора и останавливаемся. Почти всегда найдется человек, субъективная мотивация которого, его категорический императив, в данный момент приказывает бежать наперерез машинам, чтобы успеть, скажем, на уходящий трамвай. Субъективно обусловленная интерпретанта диктует человеку реакцию на знаковое средство, противоположное конвенциональному.

Таким образом, прагматические условия правильного употребления и использования знаков таковы:

а) чтобы правильно реагировать и использовать знаковые средства, в память интерпретатора должны быть заранее заложены соответствующие им значения и возможные типы реакций;

б) знаки должны соответствовать семантическому и синтактическому контексту собственного языка.

В рамках прагматики структура архитектурного языка понимается как система знакового поведения, определяемая интерпретантой. При этом речь идет только о навыке интерпретатора “ожидать чего-либо, когда используется данный знак” [17]. Обратный процесс, то есть использование определенного знакового средства при соответствующих обстоятельствах, доступен исключительно архитекторам, людям, которые имеют возможность говорить на этом языке. Обычному человеку остается довольствоваться перекрашиванием стен в своей квартире, перестановкой мебели и покупкой оранжевого абажура.

Определение интерпретанты теперь можно уточнить как способность анализировать получаемые посредством знаковых средств значения (понятия, фиксирующие денотативные и коннотативные значения) и “давать добро” на совершение тех или иных реакций организма. При анализе прагматического измерения мы имеем возможность учитывать те мотивации интерпретанты, которые обусловленные денотативными значениями общественных конвенций. Также необходимо отметить, что значения разных кодов определяют различные типы прагматических реакций.

Типы прагматических реакций

В рамках архитектонического кода значения определяют реакции движения, “разглядывания-оценки” и мышления.

Значения предметно-функционального кода определяют прежде всего реакции использования, то есть применения в процессе жизнедеятельности интерпретатором тех или иных предметов в соответствии с их функциями (окно, дверь, скамья, эскалатор, стойка бара…). Данный тип реакции является более сложным, по сравнению с реакцией движения, поскольку предопределяет целый комплекс движений, возможных в данной ситуации.

Рассмотрим следующую ситуацию. Человек, желающий спуститься вниз на эскалаторе, имеет возможность просто встать на ступени и дождаться пока он не окажется внизу, а также возможность быстрым шагом спуститься, чтобы оказаться внизу быстрее. В данном случае мы можем выделить две реакции сразу, только в одном случае реакция движения равна нулю, а во втором имеет определенную динамику.

Значения социально-символического, индикаторного и сигнального кодов, способны определить следующие типы реакций: разглядывание-оценка, движение, и мышление.

Самостоятельные двигательные реакции интерпретатора, определяемые значениями (повелительными сообщениями), трехмерны, хотя чаще всего мы сталкиваемся с горизонтальным передвижением интерпретатора. Для данного типа реакции можно определять скорость и направление движения в трех плоскостях.

Под реакцией “разглядывания” или “оценки” формы мы понимаем движение головы и глаз человека в тот момент, когда какой-то элемент среды привлекает наше внимание. С точки зрения субъективной мотивации привлечь внимание может все, что угодно, в зависимости от индивидуальности человека (фатические сообщения). При описании данного типа реакции используется методика, разработанная в рамках психологии восприятия (движение взгляда по рассматриваемому объекту).

Реакция использования связана с сознательным применение тех или иных функциональных качеств предмета и возникает как следствие референтивных сообщений. Интерпретанта человека содержит несколько схем функциональных действий с одним и тем же предметом.

Под реакцией мышления мы понимаем осознанное или неосознанное построение смысловых цепочек, отталкиваясь от первичных значений. В этом случае необходимо говорить о реагировании интерпретатора на среду посредством знакового поведения, поскольку такая реакция приводит к другим типам реакции. В данном случае мы имеем возможность рассматривать знаковое поведение человека только в рамках денотативных значений, конвенционально утвержденных в обществе или в рамках подробно описанных коннотаций (эстетические и эмотивные сообщения).

Реагирование посредством знакового поведения есть комплекс реакций движения, оценки, использования и мышления, применяемых по отношению к элементам архитектурного языка. Этот комплекс в большей степени зависит от объективной интерпретанты. Можно также сказать, что реакции движения, оценки, использования и мышления, рассмотренные в связи друг с другом, могут быть поняты как знаковое поведение. То есть, любое поведение человека в архитектурной среде надо считать знаковым, поскольку и реакции эти происходят всегда, и человеческая деятельность в этой среде не может не иметь значения.

Дата добавления: 2014-01-06